24 декабря
Тяжелые свинцовые облака нависли над ночным Иерусалимом. Паланкин покачивался медленно и неторопливо, вызывая у человека, сидящего в нем, глухое раздражение. Из-за большого объема корреспонденции, он получил письмо, написанное детское рукой, уже сегодня, и только ближе к ночи смог выехать сам, чтобы лично привести снадобья сестре Августине.
Невиданная щедрость и милость с его стороны — проявлять столько внимания к простой послушнице, но за те полгода, что они переписывались, он успел к ней привязаться. Августина не знала кто он, а потому общалась с ним легко и просто, на равных, будто они были старыми друзьями.
Балдуин не планировал раскрывать свою тайну, хотя, порой ему очень хотелось. Ему было интересно, как она отреагирует? Обрадуется? Расстроится? Или вовсе испугается?
Он видел ее лишь однажды, мельком, когда проезжал на коне мимо госпиталя (стоит ли говорить, что этот цирк с конями был устроен лишь для нее одной?) Ему очень хотелось взглянуть на свою таинственную собеседницу, и то, что он увидел, ему понравилось — именно такой Балдуин ее себе и представлял.
Ну а то, что теперь в отношении нее он обладал преимуществом, Балдуина не очень-то терзало. В конце концов, кто здесь король?
Возможно, если бы он был здоров, то открыться Августине ему было бы намного легче…
Паланкин остановился.
— Мы прибыли, Ваше Величество. — тихо сообщили с той стороны.
Балдуин одернул занавеску и без помощи слуг выбрался из него. Они остановились на безлюдной в такой час улице за несколько домов от госпиталя.
Король накинул темный плащ с капюшоном, скрывающим его лицо в глубокой тени, и в сопровождении нескольких рыцарей двинулся в нужном направлении.
Незачем привлекать внимание. Никто не должен знать, что король был здесь.
Он вошел в приют через второй вход, и на его пути повстречался лишь мальчик, которого Балдуин уже знал из писем Августины.
— Кто вы? — взволнованно спросил Хьюго. На сонном детском лице отразилось недоумение.
— Не бойся, Хьюго. Я не разбойник и не вор.
Хьюго оглядел незнакомца с головы до пят: дорогой, хоть и неприметный, плащ, добротная обувь, и черные перчатки, поверх которых на палец было надето рубиновое кольцо. Мальчик догадался, что перед ним попечитель приюта.
— В госпиталь к прокаженным никто и не сунется, — хмыкнул Хьюго, — а то, что вы не вор, по вам и так видно.
— Вот как…
— Мне разбудить кого-нибудь из монахинь, господин попечитель?
— Нет, не стоит. Отведите меня лучше к своей наставнице.
Хьюго пожал плечами с видом «хозяин — барин» и пошел вверх по лестнице, оглядываясь, как его спутник медленно и степенно следует за ним. Остановившись возле двери, из которой сквозь приоткрытую щель проникал свет, мальчик повернулся к гостю.
— Я очень рад, господин, что вы пришли. Сестра Августина так больна, я молюсь за ее здоровье каждый час, но я верю, что вы сможете ей помочь.
— Я постараюсь.
Балдуин прошел внутрь комнаты. Это была маленькая келья с крохотным окошком, столом и кроватью, на которой лежала больная. Рядом на столе стояла догорающая тусклая свеча. Король взял стул, стоявший в углу, и присел на него возле постели и взглянул на девушку. Августина была бледна, лоб ее был покрыт испариной, а губы приоткрыты и шептали что-то в бреду. У нее были вытянутые и тонкие черты лица, и волосы, цвета потухшего осеннего листа, но даже в своей болезни она была красива.
Балдуин жестом подозвал своего слугу, стоящего неподалеку, и тот подал ему несколько склянок с темной жидкостью внутри. Он взял одну, а остальные приказал поставить на стол.
Король склонился к Августине.
Неожиданно ее ресницы задрожали, и она, не размыкая глаз, едва слышно прошептала.
— Я брежу или это все наяву? Я чувствую ваш аромат целебных благовоний, таинственный рыцарь.
— Я вовсе не сон, сестра Августина.
— Тогда я счастлива. — пробормотала девушка и вновь провалилась в беспамятство.
Балдуин подозвал Хьюго, чтобы тот придержал голову Августине и влил в приоткрытые губы содержимое пузырька. Через пару минут ее перестал бить озноб, а дыхание стало глубоким — девушка уснула.
Теперь король обратился к Хьюго.
— Кто ухаживает за сестрой Августиной?
— Я и сестра Мария. Но сейчас она спит, поэтому я ее подменяю.
— Хорошо. Вы должны будете давать ей это снадобье раз в несколько часов.
— Как прикажете, господин. — просто пожал плечами Хьюго.
Балдуин кивнул и вновь взглянул на Августину. Вздохнул. Его, вероятно, преследовал злой рок — все, кто был ему дорог, заболевали, тяжело, иногда смертельно, а он, несмотря на свою неизлечимую хворь, оставался, как бы иронично это ни звучало, здоровее всех. Словно Господь распорядился, что умереть его рабу суждено только от проказы, а потому все другие болезни как будто обходили короля стороной.
Балдуин не смог побороть в себе искушения прикоснуться к ней. Он вытянул руку из-под складок мантии и едва дотронулся своими пальцами бледной кисти, покоящейся на простынях. В свете свечи блеснуло кроваво-красным рубиновое кольцо.
Король, вспомнив, что за ним пристально наблюдает маленький воспитанник Августины, медленно убрал руку. Потом так же неторопливо поднялся с места и направился к выходу. Остановившись у дверей, вновь обратился к Хьюго.
— Ты все запомнил, что я тебе сказал?
— Конечно, господин. Я ничего не забуду.
Балдуин кивнул, потом, чуть помедлив, подбирая слова, произнес.
— Сестра Августина рассказывала мне о твоём недуге… Если тебе будет нужна помощь, любая, ты можешь попросить её у меня. Помни, Хьюго, что ты никогда не останешься один со своей бедой.
— Спасибо, — пробормотал мальчик, и вдруг задал вопрос со всей детской непосредственностью. — Господин, скажите, а правда, что наш король тоже прокаженный? Как я?
Балдуин помедлил, а потом тихо ответил.
— Правда.
Хьюго поклонился и попытался было поцеловать руку попечителю, но тот одернул ее, словно благодарный поцелуй мальчика был для него сродни укусу ядовитой змеи. Потом гость, как будто поняв, что тем самым мог обидеть ребенка, неуверенно потрепал его по светлым волосам. И вышел прочь.
Когда таинственный попечитель покинул приют, Хьюго, глядя вслед удаляющейся фигуре, прошептал.
— До свидания, Ваше Величество.
В коридоре его застала проснувшаяся сестра Мария. На волосы, заплетённые в ночную свободную косу, она едва успела накинуть платок. Весь ее встревоженный и растрёпанный вид говорил о том, что проснулась она совершенно случайно.
— Господь милосердный, кто же это пожаловал к нам в ночной час?
— Это был попечитель приюта. Он был обеспокоен болезнью сестры Августины и принес снадобье, которое должно ей помочь.
— Почему же ты не разбудил меня, Хьюго? Мне так стыдно, что я не оказала должный прием нашему благодетелю!
— Не переживайте, сестра Мария, господин просил вас не беспокоить. Он дал мне лекарство и рассказал, как принимать. Пойдёмте, я вам покажу.
Ночь прошла, а вместе с ней, казалось, отступила и болезни сестры Августины. Хьюго, которого сменила на посту сестра Мария, проснулся, как обыкновенно просыпаются дети — рано утром, и уже сидел на табурете возле письменного стола и перебирал склянки, болтая ногами в воздухе.
— Хьюго? — раздался слабый женский шепот.
— Да, сестра Августина?
— Здесь был кто-то этой ночью?
Хьюго хитро улыбнулся и, не поворачиваясь к воспитательнице, протянул:
— Был. И вы даже с ним говорили.
— Кто же это?
— Тот, с кем вы вели переписку.
— Как он выглядел?
— Я не знаю. Он был укутан плащом. А руки его были в перчатках. Не было видно ни одного участка открытой кожи. Как будто… Как будто он намерено скрывался. Но ещё у него был красивый рубиновый перстень. И он сказал, что если мне нужна будет помощь, то я могу к нему обратиться. Это великодушный и очень добрый господин, сестра Августина, это я вам честно скажу.
Августина вздохнула. Провалившись в беспамятство ещё вечером, она не помнила, что разговаривала с кем-то, но вот запах благовоний, такой едва уловимый, но хорошо знакомый, ей запомнился. Казалось, будто именно он вывел ее из этой непроглядной темной хвори и вернул в сознание.
— Он что-нибудь ещё говорил? Быть может, представился?
— Нет, госпожа. Только просил давать вам лекарства.
Августина нахмурилась. Она чувствовала себя намного лучше, а потому у нее вновь появились силы на разгадку личности таинственного гостя. Итак, он появился. Пришел лично, чтобы справиться о ее самочувствии. Это грело ей сердце. Послушница очень хотела расспросить Хьюго о том, молод или стар был их попечитель, какого он роста, какой комплекции, не было ли на его одежде фамильных гербов, каким голосом он говорил… Но с этими вопросами она боялась показать интерес к мужчине, не свойственный девушке, готовящейся стать монахиней. Августина отчаянно желала знать о нем все, и больше всего боялась собственных мыслей.
Так они и провели несколько дней в неловком молчании, забитом всякими пустяками, где не было места разговорам о таинственном ночном госте: одна боялась спросить, другой — рассказать.
Спустя время Августина, казалось, совсем поправилась. Она встала с постели и вновь принимала самое активное участие в жизни госпиталя.
И в один из таких дней ей пришло письмо, написанное, несомненно, ее дорогим таинственным другом. Однако в этот раз оно было другого содержания. Он, как и прежде, справлялся о ее самочувствии, писал о своих новостях, однако в конце была следующая приписка:
«…Если ты, дорогая любезная Августина, достаточно поправилась и окрепла, и находишь в себе силы и, что самое главное, желание посетить мой дом, то я с великой радостью приму тебя в будущую пятницу после полудня. Ниже я прилагаю грамоту, покажи ее страже на входе и тебя пропустят без вопросов и проводят до места встречи.
Умоляю, сестра Августина, расценивай этот жест как дружеский, а не господский, иначе я буду глубоко оскорблен.
P.S. Я пойму, если ты откажешься и не буду настаивать на встрече.
Всегда к твоим услугам,
Б…»
Августина перечитала письмо ещё раз, не веря собственным глазам.
Он приглашает ее?!
После стольких месяцев и одной странной неполноценной встречи они наконец-то смогут увидеться. Она узнает, кто скрывается за этими письмами, полными тоски и радости, мудрости и великодушия. Она полюбила этого человека, его сущность и глубину, а потому даже не могла и подумать об отказе. Августина придет к нему и ничто ей не помешает: сестры не будут осуждать, потому что повод самый благовидный — встреча заведующей приютом с его попечителем.
Августина счастливо улыбнулась, прижимая письмо к груди, и покружилась по своей маленькой келье. Потом вновь взглянула на строки, чтобы узнать, наконец, адрес.
Местом встречи значился королевский замок.
