Трилогия Кисмет. Часть первая: В первый раз/The Kismet Trilogy. Part 1: The First Time Around

Ноябрь-декабрь 1981 года... Сердце Сириуса колотилось. Горло саднило от маниакального смеха, который он не мог остановить с момента ареста. Его арестовали, черт возьми! Он пытался загнать Питера в угол, выяснить, почему человек, которому он доверял десять лет, вдруг предал его, предал их друзей... а вместо этого Питер его подставил. И он остался с палочкой в руках. — Сириус Блэк, Вы обвиняетесь в убийстве тринадцати маглов и Питера Петтигрю. — Это абсурд, — воскликнула МакГонагалл, сидевшая неподалеку. — Я говорю вам, это неправильно! — Вам кажется, что он невиновен, госпожа? — потребовал мракоборец с хрипловатым голосом. — Какой человек будет смеяться во время ареста? Он виновен! Это очевидно! — Он заслуживает суда!» — настаивала МакГонагалл, а Сириус лишь продолжал безучастно смотреть себе под ноги, ничего не понимая. — Он — причина смерти Поттеров! Он убил Петтигрю! Он убил всех этих маглов, даже глазом не моргнув! Он, черт возьми, заслуживает гнить в Азкабане за то, что он сделал. Они бросили его в тюремную камеру Департамента магического правопорядка, не сказав больше ни слова. Поттеры... мертвы. Джеймс и Лили были мертвы. Сириус снова почувствовал, как его сердце забилось сильнее. Гарри... Мерлин, что же будет с Гарри? Он был его крестным отцом, и именно он должен был заботиться о нем, а теперь... слава Мерлину, у него будет Римус. Гарри нужен был кто-то, кто позаботился бы о нём, и Римус будет самым лучшим отцом, каким только мог бы быть, — он знал это. Не было никого лучше, чем Лунатик. Гарри нужен был кто-то, потому что Джеймс... На глаза навернулись слёзы и он яростно смахнул их. Джеймс и Лили были мертвы. Они были мертвы и это была его чертова вина. Если бы он не был таким самоуверенным... Если бы он не был так самонадеян, будучи убежденным, что никто в здравом уме не заподозрит Питера... Он дал этой крысе именно то, что ей было нужно. По сути, именно он передал Джеймса и Лили самому Волан-де-Морту. Они были правы... он был виновен. В день, когда ему исполнилось двадцать два года, его клетку открыли и его повезли на холодной лодке по Северному морю. Два мракоборца толкнули его в спину к камере, он едва успел спохватиться, чтобы не удариться лицом о каменный пол. Часы пробили полночь и от этого звона у него задёргался глаз. Полночь... Он должен был сидеть в гостиной Джеймса и Лили в Годриковой впадине, пить виски и есть шоколадный торт, пока они пели бы ему поздравления с днем рождения. Он должен был сидеть там в этой дурацкой красной накидке и позволять своим друзьям петь ему поздравительную песню. Но вместо этого он остался один в темной и сырой камере, а его друзья были мертвы.. Они были мертвы, а он был один. Нет, не совсем один. В коридоре раздался чей-то плач, напомнивший ему, что рядом находятся психи и преступники, которые поют серенады о безумии. По крайней мере, до тех пор, пока Римус не навестит его. Если он придет. Мерлин, Римус его возненавидит. Римус будет в ярости, когда узнает, что это он привел Питера на расправу. Это его вина, что они погибли. Он бы понял, если бы Римус никогда больше не захотел с ним разговаривать. Это его вина, что Гарри будет расти без родителей. Это его вина, что его лучший друг и его жена погибли. Прошла первая неделя в тюрьме, а он почти не шевелился. Он слышал, как люди говорили о похоронах Джеймса и Лили Поттер, о Мальчике-Который-Выжил и о падении Волан-де-Морта. Он слышал слова, но не осознавал их. На второй неделе он вдруг понял, что к нему никто не придет. К третьей неделе он начал поддаваться темноте. За окном падал снег и холод проникал внутрь камеры. Кто-то пел песню и он с огорчением осознал, что сейчас Рождество, и вырезал на камне линию, чтобы отслеживать дни своего заточения. Вдруг кто-то закричал и от этого звука внутри него наконец что-то сломалось. Его кулак снова и снова с тошнотворным хрустом ударялся о каменную стену, прежде чем он смог понять, что происходит, а затем у него вырвался крик. А затем вопль. Он кричал во всю глотку, пытаясь заставить боль вырваться наружу. Он кричал снова и снова, снова и снова, ударяя кулаками по камню, пока его голос не стал хриплым, а его и без того разодранное горло не заболело. Никто не пришел. Никто не удосужился его проверить. Никто не сказал ему, что нужно остановиться. Наконец он опустил взгляд на свои разбитые окровавленные костяшки пальцев, обхвативших металлические прутья, и посмотрел в темный коридор. И холод вдруг пронзил его до костей. У него перехватило дыхание, когда темная высокая фигура в плаще двинулась к нему по коридору, но все, что он мог видеть, это мертвые Джеймс и Лили на полу. «Нет, — прошептал он, уткнувшись в камень. — Нет. Пожалуйста, нет». Дементоры прошли мимо его камеры, не обращая на него внимания, и он рухнул на землю, трясясь от неконтролируемого страха и тошноты. Его вырвало в углу, руки тряслись. Когда он наконец смог совладать с собой, слезы потекли по его щекам, а ладони стали липкими. «Счастливого Рождества, Сириус», — произнес он в темноту. А затем он позволил тьме Азкабана поглотить себя.