Приписка: Счастье — это видеть твой невинный взгляд среди толпы.»
У Чонгука перед глазами фонтан раздвоился, и щеки запылали, то ли от смущения, то ли от наглости этого мужчины, стоящего перед ним. Да кто же вообще так пишет? Как так можно? Пальцы едва подрагивают, влажные от жары, они смачивают несчастный лист бумаги, который так сильно все усложнил. Или нет? Почему Чонгук вообще должен что-то отвечать? Он не знает этого человека, ничего ему не должен, у него не было в планах никаких знакомств, и, упаси святая Мария, «поселиться в душе» он уж точно ни у кого не планировал. Чонгук стоит как вкопанный, и, наверно, Аполлоном простоять так может несколько веков, потому что, что ему делать? За спиной раздаются тихие смешки и свист. Как же, его личные гиены (любимые) уже все подглядели. Чонгук сердито оборачивается, смеряя свирепым взглядом всю группу. Марко недобро хмыкает, поглядывая на этого Ким Тэхена, Лу и Дино же хихикают, сдерживаясь, приглушая звуки кулаками. От этого становится в разы неуютнее. Чонгук закатив глаза от реакции друзей, сурово смотрит на американца (в голове почему-то сразу так его обозвал). Ему хочется спросить, на что такое «счастье» на его голову, не мог что ли Ким Тэхен найти другого итальянца и воспылать к нему чем бы то ни было. Чонгуку все равно, ему хочется на пляж, в холодную родную воду, чтобы смыла усталость после двухчасового пения, чтобы горло расслабить и связки, да выпить что-нибудь будоражащее. Сам по себе Чонгук может быть вредным, в любой ситуации держится достойно, вот и сейчас уступать не собирается. Умело хочет ускользнуть от этих глаз, переливающихся разными оттенками коры его родной земли. Не позволяет себе даже взглядом коснуться красивой линии подбородка, внутренний слабый голос затыкает, чтобы не скулил от красоты и красноречия написанных слов. Чонгук подходит к иностранцу медленно, походкой пантеры, со взглядом таким же, чтобы чувствовать себя хозяином положения: он ведь не знает, что для Тэхена так все и есть. Хочет листок ненужный отдать, всунуть в руки, но замирает, смотря вверх, на прекрасное лицо. Что там этот американец писал? Ничто не сравнится с ним, Чонгуком? Чон проклинает все, ведь человек напротив него продал душу дьяволу за свою красоту. Листок так и остается в пальцах, немного мятый, но весомый, для Чонгука будто весящий несколько килограмм. Он не понимает, что с ним творится, но взгляда отвести не может: а чужие глаза такие теплые и спокойные, уверенные, как старая гора, как пологий склон, усеянный самыми красивыми деревьями. В них музыка играет и песни поют, и все, кажется, для Чонгука, потому что он сейчас в чужих зрачках отражается. Щеки пылают ярче. Больше не справляясь с подобной пыткой, Чон слабо пихает американца в белую рубашку: не для боли, а чтобы понял. Разворачивается и уходит, бросив напоследок, ярко заалев щеками. — Чонгук. Как будто и послышалось. Тэхен стоит с именем на губах, не произнесенным лично, но оставленным прекрасным незнакомцем, чтобы они стали больше, чем незнакомцами. Юнги видит мечтательный блеск в глазах, ухмыляется себе, но потом вздыхает. Чувствует, что поездка будет очень непростой.✨✨✨
Тэхен вразвалочку идет по коридору небольшого отеля. Место оказалось довольно уютным, девушка на ресепшене гостеприимной: она быстро проверила бронь Тэхена, уточнила все подробности проживания и с дежурной улыбкой протянула ключ. После очень долгого перелета из Нью-Йорка Ким впервые почувствовал ужасное недомогание, и желание просто свалиться на постель. Прошло не меньше часа, пока они с Юнги, наконец, расселились и Тэхен смог добраться до заветного номера. Дверь щелкает, перед мужчиной свободный светлый холл с парой стульев и креслом, круглая арка в спальню и дверь в уборную. С тяжелым вздохом Тэхен все-таки стягивает с себя костюм, уместив его на вешалке, и падает лицом в мягкое одеяло. Его тут же засасывает приятное белое облако, но все было бы хорошо, если бы не жесткая необходимость привести себя в порядок и разобрать вещи. Монотонное выполнение обычных рутинных задач помогает почувствовать некий уют. В Америке не хватало времени даже на самые простые вещи, из-за чего Тэхен часто был вынужден нанимать дворецкого или платить больше Юнги, ведь когда стационарный телефон разрывается двадцать раз за десять минут, как сложить правильно рубашку — это последнее, о чем ты будешь думать. Тем не менее, Ким не был таким уж утонченным педантом, но если в его пространстве наблюдался откровенный бардак, он постепенно начинал выходить из себя. Дав себе вдоволь выспаться, Тэхен открывает глаза уже вечером, когда на улице из окон горит свет, слышится легкая мелодия из местных заведений и типичный шум для центральной улицы города. Ким поднимается, запутавшись в одеяле, чувствуя себя немного пьяным. В зеркале на него смотрит лохматое нечто, с одним склеенным ото сна глазом и помятым видом. Урчание в животе напоминает, что вообще-то с перекуса в самолете Тэхен больше ни крошки во рту не держал. Вечер на ужине в компании Юнги проходит мимо Тэхена. Как только сознание прочистилось, все думы занял молодой парнишка с малиновыми волосами. Только от одного его воспоминания сердце сжимается, а легкие спирает. Тэхен никогда не чувствовал себя настолько наивно-влюбленным подростком внутри взрослого серьезного мужчины. Ему доводилось состоять в отношениях, даже испытывать чувства, но все это было словно долгой усердной работой усталого разума; необходимостью, продиктованной хорошим тоном. Никто не обязывал его находить партнеров, но Тэхен не мог избавиться от ощущения пустоты рядом с собой, если дома его никто не ждал. И тут он попал с первого взгляда. Нет, думает Ким, отпивая шампанское, неправильно: с сильного, звучного, с придыханием исполняющего красивую итальянскую песню, голоса. Наверно, Тэхен увидел в нем отражение истинной души этого места. «Чонгук», — мыслит Ким, смотря на принесенный ужин, в глаза креветок и листья салата. «Чонгук», — мелькает, когда симпатичный парень-официант забирает у него пустые тарелки. Даже алая поверхность скатерти напоминает ему о молодом человеке, и Тэхен понимает, что напряжен всем телом. Его состояние становится невыносимым. Юнги, наблюдая всю картину, никак не комментирует, понимая, что босс не настроен на беседы. Видит глаза, не присутствующие здесь; мысли, заблудившиеся далеко. Гулять по улицам приятно. Местные лавочки к вечеру уже свернулись, однако особо упертые продавцы стоят с освещенными палатками, провожая туристов цепким взглядом. Их глаза обжигающе блестят, когда мимо проходит такой соблазнительно-обеспеченный синьор Тэхен, и уже разочарованно гаснут, пока иностранец, виновато улыбнувшись, удаляется прочь по набережной вместе со своим помощником. Юнги идет рядом с Кимом в простой хлопковой рубашке, руки скрещены сзади. Он смотрит на южные деревья с характерными широкими листьями, свисающими аж до горячих камней; на еле теплящийся закат и провожает заинтересовано лавку с фруктами. Тэхен, полностью погруженный в свои думы, даже не замечает отсутствие Мина, соблазненного здешними мандаринами и персиками. Чувство отягощения с каждой минутой нарастает, пока мужчина находится далеко от нового знакомого. Собственные чувства пугают своей внезапностью и остротой, но Тэхен ясно понимает, что никуда он отсюда теперь не уедет, не попытавшись поближе познакомиться с таинственным Чонгуком. Юнги оказывается рядом с мешком спелых фруктов. Он с наслаждением откусывает персик, зажмуривая глаза. Жизнь кажется ему в разы красочнее. — Юнги, скажи, что ты думаешь о влюбленности с первого взгляда? — Тэхен встал у невысокого балкончика, вглядываясь в горизонт. Там, за портом с кучей яхт и кораблей, лежит Тирренское море, а за ним и материковая часть страны. — Не приходилось переживать, сэр. Иногда Тэхен жалеет, что помощник у него такой несговорчивый. Да, очень полезно во время работы, но Мин вряд ли оценит изливание души. В какой-то степени Тэхен его понимает: Юнги работает на него и не обязан слушать что-то, помимо музыкальных договоров и контрактов, — с другой стороны, после столько вместе проведенных лет Тэхену сложно воспринимать его не как друга. — Хочу сделать приятно тому парню, что сегодня играл с группой у фонтана. Стоит ли мне подобрать ему подарок? — вслух рассуждает Тэхен. Юнги косится на босса, поджимая губы. Это, конечно, не его дело, но раз Тэхен начал этот разговор, он хочет услышать его мнение — Мин выучил повадки Кима за столько лет работы. — Хотите совет, сэр? Не давите на него. Парнишка явно местный уличный музыкант, и, судя по всему, только начинает свой путь в жизни. Своей настойчивостью вы можете отпугнуть его. «И дорогими дарами тоже», — добавляет про себя мужчина, пережевывая сладкий персик. Тэхен кивает, соглашаясь со всем. Весь его опыт в отношениях здесь не особо поможет: жизнь парня отличается от жизни американца, они буквально не то, что из разных стран — из разных миров. Их связывает только одно маленькое знакомство на площади и страсть к музыке. Возвращаясь в отель, Тэхен смотрит на яркие звезды в итальянском небе, и дает себе обещание, что попытается постигнуть все уголки незнакомой, но такой притягательной молодой души. Тем временем, в одном из многочисленных невысоких домов в окне со створками на распашку в компании музыкантов раздается смех. Напившись пива, Дино тяжко вздыхает, раскинув конечности на друзей. Лу брезгливо скидывает его ногу со своих колен, удобней устроившись рядом с Чонгуком, и подкинув кости. Из коридора заглядывает Марко. Он, как самый старший и серьезный участник чувствует ответственность за своих подопечных, поэтому практически никогда не пьет с ними в играх. — Сегодня неплохо собрали, — удовлетворенно кивает он кругу парней, присоединяясь к ним. — Еще пару концертов, и сможем отправиться в Неаполь. Раздается веселое угугуканье, сопровождаемое звоном бокалов. По старому квадратному телевизору, накрытому тряпкой с горшком цветов, идет матч Италия-Австрия с нулевым счетом. — Скука смертная, — тянет Дино, осуждающе смотря на экран. Он делает еще глоток пива, опрокинувшись назад и потеряв всякий интерес к игре. Все знают, что после пары банок он заснет в обнимку со своей гитарой. Лу же не спешит идти на покой. Он весь вечер заинтересованно смотрел на Чонгука, необычно притихшего и молчаливого. Марко тоже незаметно следил за младшим, пока ел свою порцию салата. Не выдержав их пристального внимания, Чонгук вздыхает. — Ну что? Улыбка сама собой расползается на широком лице Лу. — Тот иностранец. Чего он хотел от тебя? Чонгук обещал себе не заливаться краской, но от одного воспоминания о сложенном листке в кармане шорт его прошибает током. Вообще-то крайне редко можно было застать его в таком настроении: Чонгук был скоплением энергии и энтузиазма, а краснеть вообще не привык. — Он пригласил меня прогуляться с ним завтра вечером, — несмотря на то, что парни ему почти как семья, Чонгуку не хочется это обсуждать. Или хочется. Никогда прежде ему не предлагали нечто подобное, не проявляли интерес в начале какого-либо общения, или, упаси Мария, отношений. Всю ситуацию сложно понять и проанализировать, легче было бы просто забить и выкинуть иностранца из головы, но что-то мешало это сделать. — Малой, ты же не думаешь идти, правда? — хмурится Лу. Он отложил банку, серьезно смотря на вокалиста, опустившего голову. — Конечно нет, — слишком поспешно отпирается Чонгук так, что никто ему не верит. Марко вздыхает. — Он сказал ему свое имя, — безэмоционально напоминает он. — Я помню, — кивает Лу. — Зачем ты это сделал? — обращается уже к Чонгуку. От них не так просто отвязаться, точнее вообще невозможно. Его группа имеет право беспокоиться о нем, кроме того, и сам Чонгук понятия не имеет, зачем он это сделал. Не дождавшись ответа, Лу хмыкает. Марко решает же рубить с плеча. — Чонгук, он не здешний. Как я понял, вообще из другой страны. Сейчас по всей Италии много туристов и чтобы довериться одному из них, нужно быть дураком. Ты никогда не попадал в подобные ситуации, но должен понимать, что обычно таким людям от нас нужен только разовый перепих. Они приехали вкусить экзотики, и думают, что могут воспользоваться нами, а потом свалить обратно к себе, пока ты будешь здесь, хорошо, если просто без негативных воспоминаний. Он тебя видел-то первый раз в жизни, и для него ты не больше, чем смазливенький мальчик. Сердце неприятно колит. Чонгуку больно слышать эти слова, сама мысль, что им хотят воспользоваться на одну ночь и злит, и пугает. Вполне разумно, что этот Тэхен может соблазнить его, а потом уехать в свою Америку. В конце концов, какое у них будущее, кроме как непродолжительный курортный роман. К чему здесь фантазировать? Сам Чонгук скоро уедет с группой в Неаполь, а потом, если повезет, и в другие города Италии. — Он музыкальный продюсер, — вспоминает Чонгук довольно важную деталь. — Вдруг он поможет нам… Марко встает так резко, что табуретка падает на пол. Лу испуганно дергается, даже Дино сонно приоткрывает один глаз. Не медля, старший подходит к Чонгуку, наклоняясь и сурово говоря прямо в лицо. — Вот что, Чонгук. Ни за какое место под солнцем, мираж в виде мировой известности или деньги ты не будешь торговать собой. Мы сами добьемся всего, о чем мечтали. Малой, ты будто совсем на себя не похож, не позволяй дурить себе голову, понял? И не смей говорить ему, что знаешь английский. Чонгук быстро кивает, сглатывая. Марко всегда выглядел сурово, складочки на переносице почти не разглаживались, но это потому, что он следил за своими подопечными, а за Чонгука радел больше всего. Больше они об этом не говорят. Играют пару песен для души, пока привычный крик соседей «заткнуться» им не надоедает. Засыпая в кругу своих самых близких людей, Чонгук и правда чувствует, что поступит правильно, если завтра никуда не пойдет. Он крайне плох в чувствах людей, никогда не вступал в отношения, предпочитая гонять по улицам на велике или мопеде, работать, чтобы нормально устроиться и осуществить свое заветное желание — петь для миллионов людей. Во сне Стелла видел их группу, зажигающую сцену где-нибудь в Риме. Как минимум в Риме, поправляется Чонгук, а от воображаемых голосов фанатов улыбка расползается сама по себе. Он чувствует себя счастливым, когда выступает и поет, и незачем ему какие-то там американцы.✨✨✨
В этот день у банды Feroce выходной. Каждый занимается своими делами, но в основном они просто торчат дома в час пик, когда даже самый отчаянный не выйдет на открытое солнце. Чонгук к этим здравомыслящим не относится. Он тщательно собирается, надевает свободную летнюю рубашку с короткими рукавами и шорты, обязательно берет кепку. В свободные минуты Чонгука тянет к морю: он родился здесь и свою жизнь без морского шума не представляет. Опустив руки в карманы, парень замирает, потому что так и не вытащил вчера ту злощастную записку. Выкидывать ее желание не возникает. Чонгук сжимает губы до тонкой полоски, когда на улице, на каждом углу ему мерещится иностранец. Везде только его темные, как смоль, волосы, блестящие на солнце, словно он пользуется самым дорогим лосьоном; проницательные умные глаза и до мурашек пробирающий голос. Чонгук считал, что у него неплохой голос, но эти раскатистые нотки вкупе с мягким спокойным баритоном его доконают. К вечеру, после прекрасного заплыва и валяния в песке Чонгуку уже настолько тошно от завала мыслей в голове, что он начинает злиться на Тэхена: зачем тот появился на пороге его жизни? Смутил словами и заставил думать о ненужных вещах? Навернувшись на ровном месте на песке и чертыхнувшись, Чонгук идет в сторону дома. Улочки немноголюдны: большинство жителей работает, — а вот он, Чонгук, мается без дела, думы о мужчине думает. Перед ним невысокий песчаного цвета домик с цветами и горшками около входа. На веревке висит мокрое белье, а из распахнутого окна доносятся крики. Улыбка вновь появляется на загорелом лице. — София, сейчас же подойди сюда! Ну что за несчастное создание, — мама сокрушенно осматривает измазанное лицо и волосы дочери. — Эти краски были тебе для школы, что ты натворила? — Я хотела быть такой же красивой, как братик, — надулась София. На этой сцене Чонгук легонько стучит по стене у двери. Его тут же сносит волной детского крика: София, выпутавшаяся из рук матери, бежит к долгожданному гостю, прыгая к нему на руки. Девочка стала тяжелее, но Чонгуку все еще не составляет труда ее легонько подкинуть над собой, смотря в самые искренние глаза на свете. — Братик пришел! На лице женщины разгладились морщины, она как-то сама подобралась и помолодела. Фаби всегда была привлекательной итальянкой с длинными волосами и горящим взглядом, только ее красота гибла в четырех стенах, заполненных работой по дому и уходом за детьми. Она была горничной и помогала зажиточным семьям либо с уборкой, либо с детьми, получая сносную, но не самую благодарную оплату. Если бы не ее подопечные, Фаби довольствовалась бы и этим, но на ее руках было трое детей. Как только Чонгуку исполнилось пятнадцать, он пошел помогать в местную рыболовную лавку и от него за километр несло рыбой. А после уроков пения в школе и помощи Марко с вокалом, Чонгук постепенно начал приобщаться к музыке, пока Фаби смотрела на то, как ее приемный сын растет и взрослеет на глазах. — Чонгук, смотри, как ты влияешь на свою сестру, — притворно сурово вздыхает Фаби, подходя к сыну. — Я тоже решила покраситься в красный цвет, — кивает София, насупившись, пока Чонгук гладит ее засохшие в гуаши волосы. — Я буду, как Чонгук. Как русалочка. Фаби пускает смешок, видя изменившееся лицо сына. Чонгук не стал уточнять, что это вообще-то не красный, а сложный оттенок малинового, что звучит, на самом деле, не лучше. Девочка не спешит его отпускать, они так и идут вместе на кухню, где Фаби разливает всем горячее. Пока все уплетают Макку, Фаби зовет Маттео, брата Чонгука и Софии. Приятное чувство нахождения в семье, действительно дома, в котором он не так часто бывает, перекрывает все предыдущие переживания. Все снова так, словно Чонгуку десять, и он на кухне присматривает еще за маленькой Софией. Только теперь его красавица-сестра уже самостоятельно тянет ложку в рот. — Ты хотел о чем-то поговорить, — спрашивает Фаби, моя посуду. Чонгук стоит рядом, помогая ей. — Не спорь, Чонгук, я же знаю, ты приходишь сюда только если тебя что-то тревожит. Легкое чувство стыда накрывает Чонгука, но тот старательно скрывает свою неловкость. Он понимает, что брат и сестра действительно скучают по нему и ждут, но ему хочется быть для них хорошим примером, а пока он этим похвастаться не может. Только пока что. — Что случилось, дорогой? Неловко. В планах не было разговора по душам, хотя уставший от покоя разум требует совета матери. — Мне повстречался кое-кто, — все же проговаривает Чонгук. Он интенсивней трет свою тарелку, не смотря женщине в глаза. Та удивленно смотрит на него, но продолжения не следует. — Дорогой, в твоем возрасте совершенно нормально проявить интерес к кому-то. — Да, но… Проявили интерес ко мне, — смущение накрывает с головой. — И теперь я не знаю, что делать. Фаби тепло улыбается, сразу считав эмоции сына. Ее Чонгук-и никогда не приходил домой таким скованным и закрытым, а значит что-то настолько взволновало его, что просочилось наружу, сделав из яркого и своевольного упрямца робкого парнишку. — Ты не доверяешь этому человеку? Или что-то тебе в нем не нравится? Чонгук не может назвать явной причины своего замешательства. Пожалуй, слова Марко сбили его с толку вчера больше всего. — Я не уверен в искренности его намерений. Он старше меня и не отсюда. Я не знаю, хочу ли давать ему шанс, и нужно ли это мне. Фаби хмурится из-за последних слов, кладя тарелку на край раковины. Маленький птенчик, никогда не испытывающий любви, о которой поет все свои песни, затрепыхался и навострил голову. Ее Чонгук-и действительно был в растерянности от нового чувства. — Когда дело касается сердца двух влюбленных, дорогой, в последнюю очередь следует слушать других, — все же говорит женщина. — Что тебе подсказывает твой внутренний голос, твое чутье? Чонгук молчит, продолжительно, сложно. Даже в воздухе чувствуется напряжение, с которым он перебирает ворох своих мыслей. Если бы все было так просто, вот только внутри все сжимается от умоляющего взгляда американца подождать его, от взволнованного ожидания, когда Чонгук читал его послание. Ох, если бы только он посмотрел в эти кедровые глаза и увидел там сальный взгляд, похоть или желание обмануть, то сразу бы отказал, но Тэхен смотрел на него так, словно видел перед собой явление чуда, не менее. — Я думаю, что он хороший человек.✨✨✨
На улице загораются фонари. Так же быстро, как и гаснет надежда Тэхена. Он стоит в центре площади с фонтаном, переминаясь с ноги на ногу и проверяя часы. Десять минут седьмого. Двенадцать минут. Стрелки тикают словно в голове, нагоняя сомнения. Тэхен настойчиво подавляет в себе внутренний голос, противно скалящийся и шепчущий, что парень не придет. Если сегодня Чонгук появится здесь, а Ким готов ждать хоть до рассвета, то, поклявшись всем своим состоянием, Тэхен не упустит его. Юнги говорил ему не особо надеяться (еще друг называется), но совет все-таки дал: в руках Тэхена красуется аккуратный букет белых лилий. Ким очень надеется, что не прогадал с выбором. Когда стрелка показывает половину, сердце невольно сжимается. Именно в этот момент на другой части улицы появляется фигура, столь ожидаемая и желанная. Ким прищуривается, глядя на запыхавшегося парня с волосами цвета малины. Чонгук в ответ смотрит на него слегка потерянно и загнанно, пока взгляд его не твердеет, а скулы обостряются, врезаясь в щечки. Тэхен от долгого молчания прочищает горло, не смея отводить взгляд от своего принца. С появлением Чонгука сердце, кажется, успокоилось, наступила благотворная тишина, приправленная лютой уверенностью. Пришел. Теперь-то этот парень не отвертится от него, пусть хоть галопом по всей Италии припустится. — Я… — начинает Чонгук. — Я случайно здесь оказался, — и прикусывает язык. Он сказал это на английском. Вот дьявол. Одна бровь Тэхена ползет вверх. Он позволяет сделать себе пробный шаг вперед, созерцая заводной блеск в глазах. Эти глаза ему звезды напоминают. — Стелла моя, — по-итальянски звездой называет, тихо, но Чонгук все равно слышит и вздрагивает. — От чего или кого вы так бежали? К кому, думает Чонгук, прикусывая губу. Внутри все взрывается от собственного поступка, то ли сожаления, то ли предвкушения. — Вы назвали мою фамилию, — вместо ответа на вопрос признается Чонгук. Теперь удивление Тэхена неподдельное. — В самом деле? — уточняет он. — Вам она очень подходит. Чонгук, раскрасневшийся от бега, думает, что краснеть еще больше не в состоянии, однако сильно ошибается. Бесконечного водопада из флирта и комплиментов он не способен вынести. Тэхен протягивает руку, приглашая замеревшего парня, наконец, подойти к нему. А Чонгук весь на пределе, как раненая птица. Голос был, красиво пел, а теперь его подстрелили и конец его балладе. — Я всего лишь хочу пригласить вас на прогулку, — Тэхен старается его успокоить, — могу ли я обращаться к вам на «ты»? — Можете, — сухо из-за осипшего голоса говорит Чонгук. Тэхен улыбается, протягивая ему букет белых лилий. Чонгук никогда не получал цветы, даже не думал, что предстоит, но все же берет букет в руки. Они идут неспеша, прогуливаясь среди бесконечных кустов петуний и львиного зева, минуя каменные стены домов, маленькие уютные кафе с пожилыми дамами и господами. Тэхен чувствует нарастающий интерес к этому месту, в корне отличающемуся от Нью-Йорка. Здесь настолько много зелени, садов и живого солнечного света, что ни одни стеклянные поверхности небоскребов не могут тягаться с этим. Больше всего это походит на сказочный райский сад, благоухающий и не нуждающийся в представлении своей красы. — Как получилось, что ты знаешь английский? — начинает разговор Тэхен. — В школе учил, как предмет по выбору, — со временем, Чонгук начинает чувствовать себя более расслаблено. Родной морской ветер успокаивает. — Да и для того, чтобы быть певцом, нужно знать многие песни на английском языке. — У тебя почти нет акцента, — замечает Тэхен, делая Чонгуку приятно. — Мой брат Маттео хочет быть переводчиком. Он с раннего возраста читал учебники и книжки на английском, и меня учил. А вы говорили, что работаете музыкальным продюсером? — Чонгук хочет сменить тему и немного узнать американца, однако его вопрос действительно пропитан тайным любопытством. — Значит, вы работаете с певцами и группами? Как это происходит? Тэхен улыбается такому искреннему интересу. Его звезда действительно серьезно настроена на музыкальную карьеру. — Я отвечаю за все этапы процесса создания песни до самого ее выпуска. Не все, конечно, делаю сам, у меня есть штаб сотрудников, кто отвечает за имидж, сведение звука, а создание видео вообще отдельная головная боль. Помню, пришлось повозиться четыре года назад с записью Bon Jovi… — Bon Jovi! — Тэхена привлекает неконтролируемый писк. — Да ну нет! Еще скажи, что это был «Livin on a Prayer»? Чонгук не может выдержать этого абсолютно серьезного взгляда. Ему кажется всё это дикими розыгрышем, а Ким Тэхен каким-то шутом, разводилой, ведь ну не может такого быть. — Я принимал участие для их съемок на этапе продакшена, — кивает американец. — Ага, конечно. Еще скажи, что для Майкла Джексона снимал, что вы друзья до гроба, небось. Ты, конечно, старше меня, но не настолько. Тэхен загадочно улыбается, не давая ответа, а лицо Чонгука с каждой секундой вытягивается все больше и больше, пока не становится похоже на карнавальную маску. — Нет… — еле выговаривает он. Цветы вот-вот выпадут из рук из-за переизбытка эмоций, а сам Стелла становится таким же бледным, как лилии. Дабы не спровоцировать у спутника сердечный приступ, Тэхен спешит заверить сицилийца. — Успокойся, Чонгук, я не виделся с ним лично. Через пожатие нескольких рук, возможно, и знаком. Чонгук во все глаза смотрит на него, не зная, что сказать. Если вчера его охватило смятение, то сегодня оно вылилось в настоящий шок. Глаза парня все не перестают расширятся, умиляя Тэхена до чертиков. На душе тепло и хорошо: Чонгук позволил себе расслабиться рядом с ним. Внезапно младший хватает его за ладонь, крепко сжимая и качая в такт уличной музыке. Это не может не рассмешить Кима, доводящего своим бархатным смехом Чонгука до белого каления. — Очуметь, — выдавливает Чонгук, все тряся руку. — Я через несколько рукопожатий знаком с Майклом Джексоном. С королем поп-музыки! Неиссякаемая радость заражает и Тэхена. Он глядит на своего недавно обретенного собеседника, ощущая в голове полную пустоту и лишь желание всегда дарить парню такие эмоции, потому что Чонгук умеет искренне улыбаться. Когда эйфория проходит, Чонгук с недоумением смотрит на их сцепленные пальцы. Ладонь Кима немного больше его, приятная и теплая, крепко сжимающая его в ответ. — Простите, я повел себя слишком неформально, — тушуется Чонгук. С явным нежеланием, Тэхен позволяет ему вытащить свою руку. — Все в порядке, Чонгук, я хочу, чтобы ты чувствовал себя комфортно рядом со мной. Эти слова невольно заставляют вспомнить опасения насчет истинных целей американца. Чонгук хмурится, думая, а если Тэхен его просто расслабляет, отвлекает внимание, чтобы потом воспользоваться и кинуть? Хвалится своими достижениями, а на самом деле стоит за нечистыми делами. Да еще и эта записка его, Чонгук не глупый, понимает, что ему в чувствах объяснились, вот только насколько они искренние и серьезные. Как ему поверить в любовь с первого взгляда, да еще и в себя. Это слишком странно, не вяжется в голове. Видя чужое замешательство, Тэхен мягко высвобождает руку. Они сами не замечают, как доходят до базара, и это самое оживленное место в городе, по словам Чонгука. Лавки забивают всю площадь и набережную, расставленные в хаотичном порядке, они образуют причудливый лабиринт, наполненный ароматами рыбы, фруктов и специй. Над каждой палаткой раскидной зонт, везде фонари и толпы людей. — Сегодня суббота, — объясняет Чонгук, ведя за собой мужчину. — Рынок работает весь день. Как только их обступают люди, становится душно. Воздух с наступлением вечера не охлаждается ни на градус. Чонгук прикусывает губу вовремя, не говоря, чтобы Тэхен держался поближе и не терялся в толпе. К счастью, Ким не зевает, идет рядом и держится спокойно. Только когда ему почти в самое ухо прилетает крепкий итальянский ор, Тэхен почти подпрыгивает, вызывая незамедлительную улыбку вокалиста. Высокий мужчина усиленно предлагает ему увесистого тунца, тыкая бедной рыбе в брюхо, вероятно, убеждая обеспеченного покупателя, какое оно упитанное. На базаре и так не тихо, но сицилиец не теряет надежды перекричать всех. — Он вас не понимает, — говорит ему Чонгук. — На кой черт мне, чтобы он понимал, — чуть морщится продавец. — Пусть рыбу купит лучше. Чонгук закатывает глаза, все-таки беря Тэхена за руку и отводя в более спокойный «проулок». Здесь не так много покупателей и потише. Тэхен тихий, парень даже поворачивается поинтересоваться его состоянием, но натыкается на пронзительный взгляд, предназначенный ему. Не может пока Ким сказать, что только ему одному, и что итальянский Чонгука чертовски сексуальный. — Теперь я понимаю, откуда у тебя такой сильный голос. — Здесь по-другому никак. Чонгук вдруг чуть останавливается, ведя носом. Это выглядит так неожиданно мило, что Тэхен и сам останавливается, впадая в прострацию. Он понимает, что привлекло внимание парня, когда Чонгук смотрит просиявшими глазами на тесную лавку, заполненную чем-то непонятным. Характерный запах подсказывает, что это молочная продукция, но ее так много и в такой необычной форме Тэхен ее еще никогда не видел. Чонгук с аурой ценителя подходит к прилавку, разглядывая белые сосисочки, палочки, узелки и куски. Ким уже догадался, что перед ними сырная лавка. Причудливая фигура из сыра, напоминающая дельфина, стоит сбоку. Запах очень вкусный, оседающий на языке, так, что Ким невольно облизывается. — Это рикотта, — Чонгук с нежностью гладит баночку, оглядывая ее со всех сторон. — Нехитрая и потрясающая вещь. Пробовал когда-нибудь? — Не доводилось. Его звезда закатывает глаза, но не издевается, а так, по-доброму, и пихает его в локоть, мол, ничего-то эти туристы не знают о счастье жизни. — Попробуй как-нибудь, это не обсуждается. Просто возьми рикотту, шоколад и мед, и съешь это. — Будет учтено. Киму думается, все прошлое он жил как-то неправильно, потому что никогда калейдоскоп чувств не был таким широким. Что ему нравится в Чонгуке? За что можно так быстро влюбиться? За пьянящий голос и несмелые, но искренние глаза? За явный бунтарский характер, скрывающийся за его малиновыми волосами и редкими всплесками эмоций. Кажется, ни за что, и за все сразу. Это путешествие — его поиск ответов. Длинный путь, сладостный своим началом и полный надежд. Лишь только маленькая горькая капля страха, внезапно портящая общую картину, стекает рядом со светлыми чувствами. Тэхен не должен сделать что-нибудь не так, упустить свою Стеллу. А Чонгук уже как-будто завоевал его доверие. Они отправляются дальше по склону вниз, по мокрым от систем автополива камням набережной. Чонгук чувствует знакомый прибрежный ветер в волосах, вспоминает в голове одну песню о море, — он делает так постоянно, прогуливается и позволяет себе окунуться в некое безвременье родного города. Отчего-то сейчас его внутренняя песнь звучит иначе, знакомые улицы и закоулки теряют привычные черты. Испугавшись такой перемены самоощущений, Чонгук сам заводит разговор. — Здесь я иногда придумываю песни, — ловит на себе удивленный взгляд карих глаз. — В основном, если мы поем что-то свое, их пишет Марко — у него это лучше получается, — но я знаю английский, следовательно, могу придумать что-нибудь… другое. Чонгук закусывает губу. «Придумать что-то, что могло бы понравиться людям за пределами Италии, или, без разницы где, просто потому, что его услышали и поняли как можно больше людей», — хочет признаться он. Тэхен понимает его без слов. Умиляется от осознания, что это создание перед ним стесняется своего желания славы. Чонгук говорит ему о сцене, о том, как их маленькая группка из четырех человек пела в его школе на выпускном, как они вместе мечтали попасть на обложки журналов, и чтобы здесь, в Палермо, они красовались в Vogue или Marie Claire. — Здесь, вообще-то не очень любят иностранные языки, — Чонгук с ухмылкой смотрит на Тэхена, они стоят на самом берегу, на выступающем мостике над водой. Вода ласково лижет подъем окрашивая охру в темный кирпичный цвет. — Это из-за футбола все такие гостеприимные, но прибудь ты сюда в другое время, английский бы тебе не помог. — Я не боюсь трудностей, — Ким спокойно ему улыбается. — Ваша страна очень красива и самобытна, оттого гордая и статная, как ты. Чонгук тушуется, поражаясь, как этот американец из всего успевает перевести разговор к его комплиментам. — Меня все еще могут принять не за местного из-за моей внешности, хотя родился я здесь. — Меня тоже не всегда принимают за своего в Нью-Йорке, хотя живу я там большую часть своей жизни. Чонгук пристально осматривает своего спутника, критично проходится по его костюму и прическе. Когда их взгляды встречаются и схлестываются в непонятном напоре смешанных эмоций, у Тэхена по плечам ползут мурашки, настолько Чонгук мягко, но при этом уверенно смотрит ему в самую душу. — Никогда не подумал бы, что ты американец, — сглатывает младший, отворачиваясь. На море смотреть безопасней. — Ну, знаешь, а как же вся ваша рок-музыка, гранж и хип-хоп? Наверно, не зная я тебя, принял бы за богатую шишку из Азии. Тэхен искренне улыбается, впервые настолько широко, что у Чонгука воздух спирает, он может подавиться им в любую секунду из-за превращения серьезного мужчины в озорного подростка. — Это просто мой стиль, да и чаще всего я в подобном хожу на работу, поэтому просто привык. — Но сейчас же ты не на работе? — Нет, — качает головой Ким, — Я собирался побыть здесь, и полететь в Корею в отпуск. Тэхен быстро осознает, какую глупость он сказал, когда лицо напротив, доселе умиротворенное и радостное, каменеет и становится задумчивым. Ким еле удерживается от того, чтобы хлопнуть себя по лбу ладонью, ведь теперь младший моментально придумает себе что-нибудь, по лицу уже видно. — Что ж… — медленно тянет Чонгук без всякого выражения. — Рад был показать наш город, и счастливо отдохнуть. Тэхен не позволяет ему уйти, ускоряя шаг и поравнявшись с музыкантом. От Чонгука так и исходит аура разочарования. — Чонгук, я неправильно выразился: я сказал «собирался», и теперь преднамерен задержаться здесь… Чонгук вздыхает, остановившись и обернувшись. Видом своим напоминает маленького злого зайчика, который вот-вот задергает ушами от раздражения. — Зачем? Вы же не собирались здесь надолго задерживаться, так почему же передумали? — испытующе смотрит в глаза. Тэхен понял, что его Стелла не боится прямых взглядов. Ким думает, что сморозив он сейчас что-нибудь вроде «Потому что встретил тебя», «Без тебя я никуда не уеду», «Куда уж мне теперь в Корею», и будет высмеян. Нет, конечно он не считал Чонгука слепым, да и не заметить явные ухаживания было сложно, но даже для страстной Италии громкие слова были бы лишними обещаниями. Только для Чонгука, но не для Тэхена. — В мои обязанности входит и поиск новых потенциальных певцов. Встретив вашу группу, я понял, сколько на самом деле звезд музыки тут можно отыскать, и я планирую присмотреться к вам, как музыкальный продюсер. Конечно, если вам это будет интересно. Тэхен хитрил. После того, как он выяснил, чего желает душа парня, только истинный святой не воспользовался бы таким случаем. Тем более, Киму действительно нравилось, как пел Чонгук, и он рассмотрел бы его кандидатуру в своем агентстве. Чонгук стоял, не зная, что ему делать. Он по-прежнему хмурился, но выглядел уже более спокойно. В конце концов, думал Чонгук, какая разница? Они могут испытать судьбу и попробовать свой шанс, а если не получится, то останутся на своем месте. Минусов нет. А Тэхен… Американец вернется в свою Америку, рано или поздно. — Мы уезжаем в Неаполь, а потом и другие города, чтобы выступать в сезон, — говорит Чонгук. — Отлично, я поеду с вами, — не задумываясь, выпаливает Ким, чем все-таки немало удивляет вокалиста. — Присмотрюсь к вам как следует. Вы, конечно, должны это обсудить и решить вместе. Растерянному Чонгуку не остается ничего, как кивнуть.✨✨✨
Говорить о том, на какой день, в каком поезде они поедут в Неаполь, Чонгук, конечно же, не стал, контакты не оставил и в поле зрения не появлялся. Все это очень сильно огорчало новоиспеченного Дон Джованни, коим окрестил Тэхена Юнги. Ким, скрипев зубами, все силы положил на то, чтобы получить хоть какую-то информацию, отличающуюся от «данные покупателей поездов конфиденциальны», «никаких Стелл Чонгуков не знаем». Юнги, надоев громкое негодование своего босса, посоветовал ему просто выйти на улицу и поспрашивать местных. И это действительно сработало. Тэхен нашел переводчика в отеле, и выйдя в свет стал спрашивать почти каждого прохожего, не знают ли они что-то о группе Feroce. Один из итальянцев, задумавшись, припомнил что-то и отвел их на одну из площадей, где висела помятая, потрепанная листовка в лучших традициях помпезного реализма. Ким бережно разгладил бумагу, убирая складочки с лица молодого вокалиста. Переведенные кусочки с него не особо помогли. На листовке были указаны имена четырых музыкантов, расписание концертов здесь, в Палермо, а также информация о туре по Италии. Тэхен увидел, что концерт в Неаполе должен был состояться через три дня, а когда позвонил на вокзал через рецепшен, то с замеревшим сердцем услышал, что поезд с пересадками туда едет два дня. Что значит, группа отправилась либо уже сегодня, либо завтра утром. Чонгук явно решил сыграть на его пробиваемости, и что ж, для Кима вызов был принят. Он выяснил, что было всего два поезда, отправляющихся на север, в Неаполь, один в 8.34 утра, другой в 17.40 вечером. Рассудив, что группа, скорее всего, отправится заранее, Тэхен понял, что у него нет другого выбора. Он никак не смог бы вычислить данные, которые предоставляли покупатели билетов на вокзале, а регистрация и вовсе не требовалась для покупки билетов, как объяснила им работница. — Вы не думаете, что вас могут обвинить в преследовании, босс? — Юнги изучал утреннюю газету, когда они стояли в 6.30 утра на пустой улице, ожидая такси. Тэхен не думал, что так быстро покинет Палермо. Он пробыл тут пару дней, но уже полюбил этот город хотя бы за то, что он принес в его жизнь искорку романтики. — Нет, Юнги, он сам был не против, чтобы я посмотрел другие их выступления, — Ким начинал нервничать. А вдруг такси опоздает? А если они поздно приедут на вокзал? Сумеют ли они найти нужный поезд? — Вы не давили на него? — Нет. Просто намекнул, что, если что, смогу помочь продвинуться их группе выше. — Позвольте напомнить, Тэхен, вы, конечно, можете попробовать, но вам понадобится поддержка компании, поиск менеджеров и, в конце концов, вложения, возможно, ваши собственные. Вы действительно готовы потратиться только ради внимания этого парнишки? — прищуренный взгляд метнулся к Тэхену. — Не говори мне того, что я знаю, Юнги, — фыркнул Ким. — Да, я готов. И еду я сейчас с ними не только потому, что мне нравится Чонгук, а потому что у него реально перспективный голос и хорошие вокальные данные. У меня на такое чуйка. Юнги смолчал о том, что Тэхен говорил только о Чонгуке, а не о всей группе, зато подколоть начальника было некоторым ритуалом. — Ну-ну, судя по всему, ваша чуйка заметно поднимается, как только Чонгук появляется на горизонте. Оскорбленный Тэхен голову резко повернул от такой наглости, набрав побольше воздуха, но Юнги спасает появившееся такси. Так они добрались до вокзала, молча, окунувшись в свои думы. Слова Мина задели Тэхена, а конкретно то, что он и в правду считал, что Чонгук интересен Киму только с любовной стороны. Поработав со многими артистами, Тэхен умел отличать посредственных от вполне себе способных ребят, и ему важно, что Чонгук готов был работать, имел яркую цель и мечту. Его звездочка должна была вот-вот зажечься и покорить небосвод, а Тэхен всего лишь ей поможет. Его сердце не ошиблось, когда впервые услышало прекрасное пение на той площади. Вокзал оказался невиданным способом пыток. Отовсюду звучали голоса, громкие и буйные итальянцы сновали повсюду с массивными чемоданами. Тэхен отбил себе все бедра и бока, пока они пробирались к табло с номерами поездов. Они кое-как нашли платформу и погрузились почти сразу перед тем, как состав двинулся и послышались громкие металлические скрипы колес. Все это время Тэхен неустанно вертел головой, надеясь заметить своего ненаглядного. Они оставили вещи в своем купе, а вот дальше Юнги не знал, что собирается предпринять его босс, пока Тэхен с самым решительным видом не стал легонько стучать во все двери подряд. — Позвольте спросить, вы что, собираетесь стучать в каждое купе? — Для того, кто спрашивает позволения, твои вопросы всегда слишком бестактные, Юнги, — Ким с очередным разочарованием переходит к следующей двери. — Да, собираюсь. Помоги мне, вдвоем управимся быстрее. Мин молча следует указанию, направляясь в другую сторону. Дойдя до вагона-ресторана и чувствуя себя полным идиотом после двух десятков недовольных пассажиров, Юнги решает не отказывать себе в соблазнительных булочках с персиком, поэтому просто мысленно желает Тэхену удачи. Ким выбивается из сил на пятом вагоне. На задворках мелькает мысль, что, может, они вообще поехали не поездом, с чего он вообще взял, что группа будет передвигаться именно так, а скажем, не самолетом или на машине. Изрядно погрустнев, он уже хочет постучать в следующую дверь, как оттуда выбегает раздраженный итальянец лет сорока, а сзади него, в купе на секунду мелькает малиновая макушка. Внутри все фейерверками расцветает, трепещет, и Тэхен решает действовать сразу и по обстоятельствам. Он тормозит недовольного мужчину, указывая на купе, откуда тот вышел. Итальянец не очень приятный на вид, заросший и потный, кривится и смачно выругивается на что-то. Тэхен, конечно, не понимает, но ругательства на всех языках звучат узнаваемо. Оно и неудивительно, ведь из-за двери раздаются звуки гитары и пения. Должно быть, музыкальная группа репетирует свои песни, что и вывело их соседа из себя. Ким тыкает на итальянца, переводит пальцы на себя, а затем под его взгляд на дверь купе. Итальянец задумывается, недоверчиво поглядывая на нового знакомого, но, с трудом поддавшись, осматривает их номер с Юнги, решая поменяться. Вне себя счастливый Тэхен перевозит их вещи в новую локацию. Сердце замирает от предвкушения и небольшого страха. Как отреагирует Чонгук? Будет ли злиться на него? Дверь отъезжает и двое удивленных взглядов сразу падают на него. Один пораженный, самый прекрасный на Земле, другой подозрительный, с нотками недовольства. — Что этот болван тут делает? — обращается Марко к Чонгуку, прекрасно зная, что Тэхен их не поймет. Чонгук неверяще мотает головой. Он никак не ожидал, что американец не только действительно увяжется за ними, но еще и будет сопровождать буквально везде, судя по его решительному намерению. Чонгука должно бы это насторожить, ему странно ощущать себя объектом чьей-то очевидной симпатии, да еще и такой настойчивой, вот только Тэхен тепло ему улыбается, широкой, растянутой в квадрате улыбкой, кладя на столик мешочек, и в следующую минуту вызывая у Чонгука восторг. — Привет, решил захватить нам рикотту, мед и шоколад, как ты говорил. Попробуем? Младший сглатывает слюну, посмотрев сверху вниз на статного мужчину. Невообразимый, мелькает в голове предательское определение. — А где тот мужчина, который ушел? Ты ведь не наш сосед, — спрашивает Чонгук, волнующую его сейчас вещь. Тэхен невинно хлопает глазами. Ну прямо белая овечка не при делах. — Видишь ли, ваш сосед источал очень сильное желание поменяться местами, а я как раз стал добровольцем. Марко, слушая их начавшийся разговор, вполне дружелюбный, кстати, напряженно сидит на верхней полке, не отводя от Тэхена взгляда. Ему все меньше и меньше нравится этот иностранец. — Чонгук, — зовет он, и улыбка Стеллы тут же сдувается. — Почему он здесь? Ему пересказывают всю историю с начала, пока в купе не вваливается Юнги, запнувшись о выступ. Позволяет себе недовольный взгляд на Кима, потому что тот свалил и поминай как звали. — Я еле нашел вас, босс. — Я не сомневался в тебе. В поезде повисает неловкое молчание. Пока Тэхен заинтересованно осматривает купе вплоть до стеклянной пепельницы, Юнги меряется в гляделки с главным гитаристом группы. Марко не выражал никаких основных чувств по поводу их совместной поездки, но по его настороженному виду и так все было ясно. Сам по себе он был склонен молчать в чужой компании, контактируя лишь с Чонгуком, и, честно говоря, Юнги это даже нравилось. Он сторонник равновесия в жизни, поэтому фигура гитариста для него практически положительная, на фоне того, как Тэхен и Чонгук могут навести суматохи из обычной ерунды. Буквально. — Я не могу найти свою подушку, Чонгук, — слегка встревожено говорит иностранец, чуть ли не переворачивая всю полку вверх дном. Тэхен в плохом настроении всегда начинает много говорить. — А я-то здесь причем? — справедливо возмущается парень, только что устроившийся на своем месте. — Ну, я всю ночь не смогу уснуть и буду доставать тебя своим неустанным вниманием, — Ким играет бровями, радуясь, что Чонгук все-таки тает и ухмыляется. — Я говорил, что мне нравится твоя прямолинейность…? — Нет, сочту за комплимент. — … И ужасно донимает настырность? Оба смотрят друг на друга, насупившись. Тэхен сидит в когда-то свежем и глаженном костюме в одеяле и вздыбленной простыне, облизываясь и что-то замышляя. Чонгуку не нравится это выражение, но он просто с интересом ждет, что же будет дальше? Перед Юнги и Марко буквально разворачивается древнегреческая комедия. — Если здесь нет подушки, я пойду к проводнице и попрошу решить этот вопрос. — Какое мудрое решение, — кивает Чонгук, за что получает несильно по макушке. — Ох, Дева Мария, — Чонгук хватается за голову. — За что мне это?! Иностранцы наводят шума, но с ними не соскучишься. Уже через пару минут Тэхен возвращается с подушкой, очевидно, унесенной пассажиром, с которым он поменялся, и все более менее утихает. Пару часов они едут молча, в уютной тишине и звоне стучащих колес о рельсы. Все спокойно отдыхают, пока Тэхен не решает достать некоторые необходимые предметы гигиены. Чонгук заинтересованно наблюдает, как Тэхен и Юнги достают какие-то вещи, обсуждают, что им еще нужно сделать до возвращения в Америку, в общем, занимаются такими новыми и непривычными делами для парня. А когда Тэхен достает небольшую пластмассовую коробочку, Чонгук и вовсе теряет дар речи. Телефон. Собственный переносной телефон! — Афигеееть, — тянет он, смотря на Тэхена такими круглыми глазами, которыми никогда ни на кого не смотрел. Ким аж весь приосанился, радуясь интересу в глазах спутника. — Хочешь посмотреть? — А можно? Чонгук долго крутит в руках увесистую механическую коробочку, все никак не налюбуясь. Для него это доселе невиданный прогресс, он стационарные телефоны и иного рода технику видел-то не так часто в жизни, а тут переносной, без проводочков! Марко тоже поглядывал на устройство, но теперь гораздо более потемневшим и обеспокоенным взглядом. Он попросил передать Чонгуку его слова американцам, да так, чтобы слово в слово. Пацан покраснел, но перевел, все, как есть. — «Ты попридержи свой технологический агрегат, — если бы взглядом можно было испепелить, Марко это бы сделал. По нему четко стало понятно, что он думает об американцах. — Если с таким увидят на улицах Неаполя, считай, уже на тот свет отправился.» Вот что он сказал. Тэхен опешил, даже Юнги слегка приоткрыл рот. Оба уставились на коренастого мужчину, как на восьмое чудо света, гадая, привирает он им или нет. В салоне воцарилась громовая тишина, пока гитарист, вальяжно стряхнув пепел, выжидал театральную паузу, а может, и вовсе продолжать не собирался. — Марко прав, — кивает Чонгук, и его серьезный вид передается Тэхену. — Неаполь — один из самых опасных городов Италии. Там не просто карманники, а синдикаты и мафия. Самые опасные ндрины. Они гораздо более незаметны и за своих уберут не раздумывая. Оставшееся время Чонгук рассказывает Тэхену страшные байки о мафии, после они с Марко поют песни, скорее для удовольствия. Ким получает искреннее наслаждение от незамысловатой легкой песни, даже Юнги, пытающийся казаться незаинтересованным, кидает редкие взгляды на воодушевленного Чонгука. Ночью, когда все спят, Тэхен выходит из купе, доставая сигару и закуривая в открытое окно. Ветер сразу уносит шлейф дыма, темнота поглощает его, как и стук открывшейся двери купе. Чонгук стоит около нее, наблюдая за мужчиной: при свете луны он кажется не таким легкомысленным и общительным, как днем. Парень видит его сжатые пухлые губы, задумчивый взгляд в пустоту. Вопреки обычному поведению, Тэхен не спешит с ним заговорить, смотря на луну, и Чонгук невольно думает, как красиво она отражается в его обычно кедровых глазах. — О чем думаете? Ким подносит сигару, медленно обхватывая ее губами под завороженный взгляд итальянца всасывая легонько воздух, через пару секунд выпуская наружу. — Не бери с меня пример, малыш. — Кто-кто? — тут же возмущается Чонгук, явно недовольный обращением. — Но ты ведь и вправду еще малыш, — Тэхен со смешинками смотрит на него, получая удовольствие даже от недовольно изогнутых бровей. — Мне в этом году девятнадцать. Как будто вы сильно старше. — Мне двадцать шесть. Чонгук не сильно удивлен, хотя смотрит уже по-другому. Видимо, все-таки для него возраст не пустой звук, итальянское общество все еще довольно иерархично, хотя и говорить о старости тут даже в шестьдесят не спешат. Скорее Тэхен сейчас приобрел в глазах Чонгука более высокий статус. — Мы снова на «вы», — тянет Ким, поглядывая на парня, который повторил его позу, уперевшись ладонями об окно и смотря на мелькающие холмы. Удивительно красиво. Зелень, куча деревьев, вытянутых вверх, кустов и все это стенами гор возвышается совсем рядом с ними. — Извини, мне сложно привыкнуть. — Не бери в голову, Чонгук, называй меня, как хочешь. Они молчат, смотря в окно. Чонгук чуть поворачивает голову в сторону мужчины, наблюдая, как деревья уносятся вдаль, туда, где его дом. Он все дальше от него, а ведь до этого лета никогда не покидал Сицилию так надолго. Единственная поездка у него была в школе с классом в Рим, и единственное, что Чонгук помнил, это долгий теплый день и бесконечный лабиринт руин. Ему тогда показалось удивительным, что в центре города так по-смешному мало целых или жилых зданий. Лицо Тэхена умиротворенное, какое-то непонятно счастливое для парня. Эти милые ямочки, трещинки в уголках глаз, искренне ожидающих, что их там, впереди, встретит новый прекрасный день, свободно разлетающиеся волосы, открывающие строгую форму лица, — все это наполняет Тэхена неизмеримым духом мечтательного лирического героя, встречаемого Чонгуком в книгах из школы. Он и правда похож на них, на этих самых идеальных мужчин, вот только в конце они разбивают сердца или умирают. Читать Чонгук любил не очень, книг у него своих не было — дорого — а вот сидеть в библиотеке в школе явно не самое интересное занятие для пацана четырнадцати лет. С отвращением он тогда смотрел на девочек, что ехали в Верону по следам Джульетты, как со временем мальчики начинали все больше глазеть в их сторону, а потом и вовсе бросали пляжи, прятки в виноградниках и устремлялись за своими спутницами. В Чонгуке горел огонь страсти, воспевающей его единственную любовь всей жизни, — музыку. Влюблялся же исключительно в хрипловатый голос Эроса Рамаццотти и красивые образы, рисуемые каждое утро новой волной итальянского радио. И все же, Тэхен вызывал внутри необъяснимые чувства. Во-первых, он был корейцем, к тому же, также, как и Чонгук, оставившим свою родину. Чувство сопричастности общей отчужденности миров, в которых они жили, вызвало в парне желание поближе узнать таинственного знакомого. А любовь к музыке и вовсе окрылила Чонгука. Он еще никогда не встречал таких влиятельных людей, со знанием дела рассуждающих о музыкальных течениях и группах, превосходно разбирающихся в именах его кумиров и даже работающих с ними. Но что еще более ужасно, ничего этого Чонгук не знал, когда читал строки, написанные так быстро, но с таким старанием для него на его родном языке. Тэхен ведь не знал, даже на секунду не заколебался и стал уверенно добиваться. Чонгук сглотнул, охлажденный внезапным порывом ветра. Чего там добивается Тэхен, одной Марии известно. — О чем думаешь? — Приятный. Голос мягкий, подходящий ночной тишине. «О тебе.» — О будущем концерте, — сжимает пальцы от холода. — Немного волнуюсь. Мужчина поворачивается к нему лицом полностью, расслабленный, мягкий, блаженный. Чонгуку бы отдернуть себя от вульгарных мыслей, да только они сопутствуют американцу, пока он берет в руки ладони Чонгука, начиная равномерно растирать. Шершавые, большие ладони, по сравнению с не очень вытянутыми у Чонгука. Щеки становятся в цвет волос, глаза ищут пристанище, только не впереди, там опасная неизвестность вкупе с запретными желаниями. — Холодные руки, теплое сердце, mio amore, — сдавленно шепчет Тэхен, наклоняясь поцелуем к рукам. Глаза Чонгука становятся огромными от страха, он руки свои обратно тянет, но даже комок туго натянувшихся нервов не даст прекратиться жаркому шепоту, опаляющему кожу. Тэхен не целует ее, сдерживается, потому что не хочет обидеть свою Стеллу. Ему недозволенно, пока нет. Парню кажется, что они поменялись местами, потому что итальянцы способны кричать о своей любви, орать, сочинять баллады и песни и предаваться страсти в самых пошлых романах, но не он, Чонгук, сейчас застывший мышкой, делает это, а взрослый статный мужчина из другой страны. Сердце неровно скачет, какие бы доводы ему не говорили, оно не послушается. И разве было б хорошо, когда сердце всегда бы слушало разум? Вся сущность Чонгука больше не может этого выносить. Парень аккуратно вытягивает согревшиеся ладони, таращась на американца, а потом быстро забегает обратно в купе, даже забыв не шуметь, чтобы не разбудить соседей. Тэхен улыбается, как ему хочется надеется, на обнадеживающую реакцию. Довелось пробовать мягкость кожи, теперь он не может не мечтать о большем. Просить Чонгука разрешения на прикосновения к губам, позвать, чтобы слова были обращены к нему, Тэхену. Чтобы имя его произносил. В стране историй любви, Тэхен стал героем своего романа.✨✨✨
По виску стекает капелька пота. Рукава задрались, Тэхен в мирном жесте поднимает ладони кверху. В богато-обставленном помещении он и еще пятеро мужчин, с разницей в том, что у последних пушки, направленные на него. Казалось бы, ситуация не очень, только сидящий на стуле заледеневший Чонгук делает ее в триста, нет, тысячу, раз хуже. Киму нужно оставаться твердым и решительным, потому как его звездочка ищет поддержку именно в нем. И как только они смогли дойти до такого?днем ранее
Поезд, издыхая последними выхлопными газами, останавливается на неапольском вокзале уже темной ночью. Ступая ботинками первый раз на вымощенную улицу, Тэхен чувствует совсем другую атмосферу, нежели в Палермо. Если вокзал острова Сицилии можно было назвать неблагоприятным, то вокзал Неаполя кишил эмигрантами, бездомными или нуждающимися людьми в последней стадии своего отчаяния. Прямо под надписью «Stazione di Napoli Centrale» спит человек, укутавшись в шерстяное одеяло. Компания музыкантов и американцев проходит мимо, молча следуя своему пути. Нет, в целом, Неаполь встречает их теплым воздухом и приличными улицами, но Тэхена словно переносит в прошлое, на окраины Нью-Йорка, где течет настоящая жизнь многих американцев, или таких, как он, части корейской диаспоры. Едут, не сговариваясь, в один отель. Группа, кажется, даже не удивлена, что к ним прибавилось еще двое попутчиков. Неаполь не кажется Тэхену каким-то опасным или неправильным на первый взгляд. Его все так же поражают разноцветные дома, светлые стены и забавные створки на окнах. Такое ощущение, что все живут и чувствуют себя здесь, как в большой, очень цивилизованной деревне. Дома более высокие и хаотичные, улицы неудобные настолько, что их качает каждый раз, когда таксист заворачивает в какой-то укромный закоулок. Тэхен успел несколько раз врезаться в Юнги и придавить Чонгука, за что эти двое только и слышали извинения всю дорогу. В отеле встречают их хорошо. Тэхену и Юнги приходится долго подбирать номера, ведь они не бронировали его заранее, пока Марко насмешливо им плюет в спину, желая, чтобы свободных мест не было. Приходится брать дорогие номера, из-за высокой платы которые никто не может потянуть. Никто из них не замечает, как молодой мужчина за стойкой ресепшена заинтересованно провожает новых заселенцев нечитаемым взглядом, затем взяв стационарный телефон и сделав звонок. Вечером Тэхен намеревается пройтись по городу, сразу предложив Чонгуку составить ему компанию. Младший мнется, не зная, что ответить, за них все решают другие участники, сказав, что будет неплохо пройтись всем вместе, потому что ни Чонгук, ни Тэхен города не знают. Ничего не может отвлечь Тэхена от разглядывания своей музы, он буквально чувствует, как при одном взгляде на объект своего воздыхания, у него в груди розы распускаются в цвет малиновых волос. Еще его сильно волнует, что парень ведет себя с ним немного отстраненно, словно пытается избежать всяких пересечений даже в обычном диалоге. Волна беспокойства разрастается еще больше, когда Чонгук уходит с Лу и Дино, даже не взглянув на прощание. Зато на лице Марко отражается плохо-скрываемое довольство. Они меряются взглядами всего пару секунд, чего с лихвой хватает, чтобы Тэхен сжал кулаки. — Это старший. Он по-любому надоумил Чонгуку что-то про меня, — шипит он, энергично пережевывая кусок пиццы в кафе. — Простите, босс, но тут и так все понятно, — Юнги рядом ничуть его не успокаивает. — Вы малознакомый им человек, иностранец, да еще и таскаетесь за Чонгуком по пятам. Тэхен стонет, утыкаясь лбом в стол. Он и сам понимает это, все прекрасно понимает. Нужно контролировать свои желания и всяко не надоедать парнишке, а то тот действительно от него будет только шарахаться. — Что мне делать, Юнги? — жалобно смотрит на помощника. — Если хотите знать мое мнение, — Юнги отпивает чай, смачно чмокнув губами. — Оставьте парня и езжайте в Корею, как и планировали. Если он влюбится в вас, а вы потом его оставите, это будет одна из самых глубоких травм в его жизни. Тэхен сжимает зубы. Почему все так несерьезно относятся к его намерениям? Буквально каждый словом или взглядом тыкает его в то, что Чонгук — мимолетное увлечение, которое он забудет сразу, как уедет из Италии. Проблема в том, что Тэхен не собирается отступать, а чужие насмешки только сильнее подогревают его желание добиться своего. Пусть пройдет год, несколько лет, да сколько угодно, Тэхен, кажется, уже готов вечность провести здесь и в любом другом городе Италии, чтобы слышать свою Стеллу. Собственные чувства кажутся настолько всеобъемлющими, что даже фальшивыми. Никто не верит ему, потому что люди перестали верить в любовь, упрямо думает Тэхен. Ему нужно доказать Чонгуку, что все его намерения реальны, но при этом не давить. — Нет, Юнги, пожалуй, я откажусь от твоего мнения, — бурчит он, твердо вставая из-за стола и отправляясь в ближайший музыкальный магазин. Под вечер они идут на концерт парней. Они собираются на главной площади у моря с безумно красивым видом. Группа Feroce не так популярна, поэтому и народ специально не собирается перед представлением, и не ждет никто украшающей музыки вечер, потонув в разговорах о насущном. Они всегда выбирают места ближе к кафе, ресторанам, отелям и набережным, потому что таким образом найдут своего зрителя. Чонгук, находясь в своих мыслях, вспоминает американца, который сегодня почти не тревожил его, вот только взгляды, тоскливо устремленные в свою спину, парень чувствовал отчетливо. Однако все внутри теплеет от мысли, что хотя бы один зритель сегодня точно ждет их выступления. Тэхен и Юнги устроились за одним из столиков летней веранды, совсем близко к выступающим. У них нет сцены, нет публики, есть только асфальт и желание сделать этот вечер незабываемым хотя бы для кого-то. Они играют все хиты, коими забито итальянское радио. Из-за голоса Чонгука они звучат немного по другому, придавая многим моментам тягучести и мягкости. В середине ребята расходятся, практически прыгая по площади, крича «Who you gonna call? Ghostbusters!». Музыканты вошли в раж, а Тэхену и смотреть приятно, как раскрасневшийся Чонгук то согнувшись берет ноты все выше, то запрокидывая голову ловит от всего происходящего настоящий кайф. Вот только мысли его плавятся отнюдь не из-за хорошего исполнения песни одного из любимых фильмов, а из-за того, как ходит кадык, когда Чонгук большими жадными глотками пьет воду из бутылки, и как капли стекают вниз по подбородку, дальше по загорелой шее, забираясь под футболку, которая, к тому же, уже мокрая. Из-за стоявшей удушающей жары и влажного воздуха, Киму неуютно в своих классических бежевых брюках, хотя они и из легкого хлопка. Он постоянно перебрасывает ногу на ногу, затем меняет их, и так несколько раз. Все песни и ноты будоражат в нем каждую клеточку тела. Не заметить этого невозможно, под конец последней песни Чонгук набирается смелости, поворачиваясь к своему гостю, замеревшему, как истукан, и гипнотизирует его глазами. Чонгук дразнит его, спев вполне очевидную песню для Тэхена про американца. — Tu vuò fa l' americano! mmericano! mmericano! Тэхену не понять смысл этого послания, кроме как легкой доброй насмешки, но парень не отводит взгляда, мягко прикрывая глаза и протягивая последнее слово. Зрители, которых набралось достаточное количество, хлопают. Они даже застилают Киму обзор, подходя ближе к музыкантам, добродушно хлопая по плечам и нахваливая чудесное исполнение, какой-то старичок благодарит их за прекрасный вечер. Тэхену уже невтерпеж, он сжимает в руках аккуратный букет, дожидаясь пока все разойдутся, но тут ему предоставляется шикарная возможность. Марко, Лу и Дино заняты принятием благодарностей от поклонниц, пока Тэхен пробирается к молодому вокалисту. Как только они оказываются рядом, их глаза встречаются. Тэхен обольстительно улыбается, аккуратно вкладывая букет белых лилий в руки парня. — Позволь отблагодарить тебя за чудесный вечер. Чонгук смотрит на цветы, не в силах ничего вымолвить. И снова эти лилии, красивые, белые и нежные. Тэхен подхватывает один палец итальянца, подводя к одному из лепестков, гладит аккуратно своим, направляя палец Чонгука вверх к середине цветка. — Твой голос ощущается так же, mio amore. Чонгук краснеет моментально, весь от кончиков ушей, но Тэхен не дает ему возразить против подарка. — Ты устал после выступления, не хочешь составить мне компанию и отужинать вместе? Чонгук не знает, почему соглашается. Он осматривается вокруг, замечая, что старшие не следят за ним, поэтому быстро кивает. Сомнения, укоренившиеся в голове, разбиваются, когда мужчина берет его за руку и ведет вглубь города, даже когда они идут вместе, рядом, внимание Тэхена приковано к Чонгуку и не хочет выпускать из своего плена. Ким уже давно ослеп от своих чувств, втягивает в это и Чонгука, но не потому они не замечают пристальный взгляд из-за закоулка, провожающий их, а потому, что в итальянской мафии взрощены профессионалы. Красное вино льется по бокалам. Это уже второй, думает Тэхен, смотря в темные глаза парня напротив. Свидание ли у них? Воспринимает ли это так Чонгук? Все внутри удовлетворенно упивается маленькой победой: объект любви согласился составить ему компанию. Поэтому Тэхен старается, чтобы парень чувствовал себя как можно комфортней и не смущался его так сильно. Они переговариваются о вечере, о планах группы ехать дальше в Рим. Чонгук с воодушевлением рассказывает, как он один единственный раз ездил в древний город с классом, и как снова мечтал там оказаться. Даже обещает Тэхену поводить его там. Ким плывет от одного взгляда в свою сторону, хуже любого вина и солнечного удара. Этот вечер ему кажется настолько значимым, что, подумав, он признается. — Я никогда не был ни в кого влюблен. Самые прекрасные темные глаза в мире смотрят на него сначала с непониманием, а затем со смешком. — Вы либо лжёте, либо выдумываете глупости. Каждый хоть когда-нибудь влюблялся, — Чонгук тоже выпил достаточно. — Возможно, я самый глупый лгун или самый завравшийся идиот на свете. Но не сегодня, ни здесь, ни в этой жизни с вами, mio amore. Чонгук хмурится, явно считая, что мужчина перебрал. Бывает ли такое от двух бокалов вина, думает он. — Перестаньте разбрасываться громкими словами. Вы хуже Джульетты, прощающейся с Ромео на балконе. Езжайте в Верону и найдите там достойную спутницу или спутника. — Вы согласитесь стать моим Ромео с условием, что вам необязательно умирать? — Полагаю, хотите умереть без меня? — Без вас, я, возможно, и вправду умру. Совершенно несерьезный. И все же сердце щемит, в груди болит, пока Чонгук смотрит на такого красивого, статного, но, кажется, все-таки сумасшедшего мужчину. От его слов мурашки бегут по позвоночнику вверх, он думает, что ему сделать, что сказать, чтобы утихомирить собственные чувства, ростками зародившиеся внутри, потому что остерегается их финала. Тэхен уедет, а он все равно останется один. — Вам нужны мой голос и деньги, что вы сможете из него выручить, — пытается вразумить того Чонгук. Тэхен кривится в негодовании. — Неправильно, mio amore. Знаешь, какую твою черту я люблю так сильно? «Люблю». — Не уверен, что хочу знать. — Способность мечтать. Прежде, чем ты вновь посмеешься надо мной, а я приму твой смех даже в таком ключе, как самую искреннюю благодарность, я готов тебе открыть своё убеждение. Ты же знаешь, что такое «Американская мечта»? — Явно, что-то такое, чего вы достигли, — хмуро бросает Чонгук. Он не понимает, к чему весь этот разговор, к чему ведёт его синьор Ким. Тэхен улыбается по-настоящему лисьей, скверной улыбкой, с которой хищники оскаливаются на своих врагов. Того и гляди, откусит что-нибудь. — Американская мечта — один из самых величайших образов, созданных человечеством, само состоящим из бесконечных образов. Миф о великом и простом одновременно, о борьбе с бесчестьем, беззаконием, принуждением и угнетением. Скажи же мне, Чонгук, насколько добродетелен тот, кто призывает к миру и защите, а затем даёт свободный доступ к оружию? Если люди и вправду живут счастливо, каждый в своей мечте, зачем кричать про неё в каждое ухо? Насколько же сильно нужно забыть об этом счастье и мечте, если тебе каждый раз о ней напоминают? — К чему вы это? — 90% людей на самом деле не умеют мечтать. Спросите любого вам человека, он ответит, что хочет богатства, власти, мира во всем мире, продолжение рода, вечную жизнь, увековечивание своим поступкам, всё это сразу и при этом желательно бы ничего не делая. Другие мечтают о бульоне на ужин вместо пустого желудка, о прекращении кашля у своего ребёнка, шоколадке на Рождество или возвращении родителей домой и будут делать все ради этого. И те, и другие могут считать мечты друг друга глупостью, но «Американская мечта» скажет, Хэй, вы все равны и на самом деле имеете равные возможности для реализации своего счастья. И абсолютно всем плевать, что их желания никогда не реализуются, что даже у самых богатых не будет власти над свободным некупленным человеком, а у самого бедного сироты не появятся родителей, коль он заработает миллионы. Но главное создать миф, что это все возможно, красиво описать, похвалить и люди сами будут жить всю жизнь в погоне за этим недосягаемым счастьем. А главное, скупая все товары, которые продает «Американская мечта». Скажешь что-нибудь? — Я больше не пойду с тобой вечером пить. Они тихо смеются, но Чонгуку становится неловко. Что-то он действительно понял, что-то нет, но проникнуться чужим рассказом оказалось несложно. У него было много вопросов, хотя они все казались одновременно ненужными. И все же, он не мог не поинтересоваться. — Какое отношение это имеет к вам? Тэхен грустно улыбнулся, помешивая красно-сладкое в бокале. Вид его был задумчив и сосредоточен одновременно. — Потому что такой жизнью живу я. Я не умел мечтать и любить, Чонгук, — говорит с придыханием. Чонгук смотрит на него долго и как-то странно. Нет усмирения любопытства в его глазах, нет понимания, но только вот новая, еще непонятая причастность. — Вы говорите, что люди мечтать не умеют, вы им не верите. А я не верю, что вы никогда не влюблялись. — Да, — медленно тянет Тэхен. — Ты прав, сейчас это уже неправда. Чонгуку взвыть хочется. К чему ведет их этот непонятный разговор? Ким Тэхен все только усложняет своей настойчивостью и романтикой. Чонгук мелко дрожит, прикусывает губу, когда исподтишка наблюдает, как красное вино скользит по чужим очень красивым губам. Он никогда не видел раньше губы настолько идеальной формы. Если все девятнадцать лет своей жизни Чонгук даже не заглядывался ни на кого, а сейчас готов умереть со стыда за мысли, что хочет поцеловать их, попробовать вкус вина, слизав с мягкой кожи, значит ли это, что и он тоже влюблен? Он ничего в этом не смыслит. Он впервые мечтает не о музыке. Впервые хочет попробовать поцелуи. Становится жарко, Чонгук все еще не переоделся после концерта, поэтому вдруг начинает обмахивать лицо и теребить футболку. Кожа чешется из-за взгляда из-под ресниц, цепкого, стреляющего наповал. Тэхен изучает его, насквозь видит, Чонгук будто мысли свои ему открывает, ему стыдно настолько, как если бы подростка застали в комнате родители за непотребством. — Мне нужно отойти, — еле выговаривает он, поднимаясь торопливо с места. — Конечно, — кивает Тэхен. — Возвращайся, и я провожу тебя до отеля. Чонгук быстро соглашается, умчавшись со скоростью света в уборную. Заперев дверь туалета, он, не брезгуя, прикасается спиной к стене, медленно сползая вниз. Из груди вырывается задушенный писк. Ким Тэхен, чертов джентльмен и льстец, внезапно возникшая заноза. Он не должен быть ему интересен, не должен! Пока Чонгук еле-еле справляется со своим сердцебиением, вспоминая, как в поезде его руки держали, бережно целуя и как смотрели только на него все выступление, ладони потеют. Придя в себя, дав время отдышаться и успокоиться, Чонгук выходит из кабинки, совсем не слыша посторонних шагов сзади. Когда звук чужих каблуков усиливается, парень замирает, поднимая глаза на входную дверь, куда ему перегорожен вход. Подтянутый мужчина в пиджаке с галстуком и шляпе стоит, по-волчьи смотря на него. Густые брови сдвинуты к переносице, во рту зажата сигара. Чонгук испуганно оборачивается, натыкаясь взглядом на еще трех мужчин, сложивших руки на груди. У всех, как одна, ухмылка на лицах. — Нехорошо разгуливать одним под вечер, bimba, — говорит самый старший с темными глазами и усами. — Тебе придется пройти с нами. Чонгук цепенеет, когда два здоровых мужика двигаются на него, пока сзади контролирует другой. Сердце скачет, как бешеное. — Я никуда с вами не пойду, — задвинув страх назад, уверенно говорит он. — Меня ждут, пропустите. Ухмылки становятся шире. — О, мы знаем. Мы на это и рассчитываем. Чонгук держится изо всех сил, даже когда на него вплотную наступают амбалы, даже когда он чувствует неприятный запах от их тела и когда они пытаются его схватить. Первый раз ему удается увернуться и прошмыгнуть между ними, но тут его ждет говоривший до этого итальянец. Он хватает его за запястье, сильно дернув на себя, из-за чего Чонгук не сдерживает крика. Ему тут же прилетает удар в лицо. — Замолкни, мелкий поганец. Еще будет время покричать. Вот здесь и начинается паника. Все чувства обостряются, затмевая разумное, даже боль от удара по скуле. Нужно кричать и звать на помощь, работают одни рефлексы, заставляя раздирать и так уставшее сегодня горло. Чонгуку просовывают какую-то тряпку в рот, плотно завязывая так, что уголки губ сильно натирает. Он пинается ногами, задевая несколько раз мужчину с усами, из-за чего тот цыкает, скручивая его ноги так, чтобы он даже стоять не мог. Чонгуку панически страшно, его касаются чужие руки, сильно пережимают кровеносные пути, из-за чего участки тела быстро синеют. Он не позволяет себе даже слезинки проронить, хотя все ощущается так ярко и болезненно, как никогда раньше. Подобных ситуаций с ним не случалось, хотя он и жил всю жизнь поблизости с Коза ностра, но никогда не пересекался с мафией. Да что с него или его семьи можно было взять? Мафиози охотились только за крупными богатыми шишками или иностранцами, чтобы поживиться и обрести связи. Как ни странно, коренные итальянцы не очень-то их опасались. В голову приходит неожиданная догадка, и Чонгук протестующе мычит, пока его волокут по холодным камням улицы в фургон. Он своим телом каждый камень считает, но в темноте никто не видит его страданий, не слышит призыв о помощи. Все проходит, когда на голову накидывают мешок, а снаружи слышится приглушенный звук мотора. — Достал малой, вырубите его кто-нибудь. Слышь, Артуро, займись им. Удар, и в голове одна темнота.✨✨✨
Вино в глотку не лезет, Тэхен уже доедает свой второй десерт, а Чонгука все нет. Прошло всего лишь десять минут, что, должно быть, не так много, но только уверенность Кима падает с каждой секундой все больше. Может, Чонгуку просто надоело все это, и он решил сам вернуться в отель, настолько Тэхен мозолит ему глаза? Наговорил на свою голову, признался фактически в чувствах, напугал мальчишку. Хочется самому себя ударить, обещал же держать себя в руках. На пятнадцатой минуте Ким нервно теребит часы, провожая прожигающим взглядом гостей и официантов. Ни в одном из них не узнает знакомого лица. Нервы оголяются до предела, когда к нему подходит бледный парень, принимавший заказ, но вместо счета отдает Тэхену бумажку, скомканную несколько раз. Тэхену бы закурить, пока он трясущимися пальцами разворачивает скрипящую бумагу. Это шелест проходится бензопилой по его внутренностям, потому что он не знает что там. Чонгук решил уйти, не попрощавшись? Записка на очень кривом английском, но и этого достаточно, чтобы пальцы с силой сжали листок. «Перекресток Джотто, Конфленти, 22. Сегодня в 2.00. Твой мальчик у нас, приходи один, со всеми деньгами, что у тебя есть, иначе твоя певчая птичка больше не запоет. И помни, за тобой следят.» Тряска рук усиливается, Тэхен невидящим взглядом смотрит сквозь улицу и прохожих. В голове вакуум и полная глухота. Его мальчик, его Чонгук, он сейчас в руках каких-то бандитов и отморозков. Это и есть мафия, про которую говорил Марко? Тогда все очень серьезно. По телу проходит холодок, Ким старается даже не думать, что могли сделать с Чонгуком. Ему нужно сосредоточиться и вытащить его оттуда, неважно, как. Только трезвая голова на плечах в этом поможет. Запихнув записку в карман, Тэхен направляется к отелю. За долгое время, что они отсутствовали, наверняка все уже вернулись туда. Нужно как-то рассказать обо всем Юнги. Что значит, за ним следят? Как долго? Откуда они знают, что у него есть деньги? Все эмоции в куче, Тэхен так сильно зол и напуган сейчас в одном лице, что контролировать прорывающуюся агрессию очень тяжело. Он еле дожидается такси, трясет ногой, пока они едут до отеля, пулей вылетая и поднимаясь в свой номер. Вокруг все размыто: холл, люди, цветы. Единственное, до чего есть дело, это скорее добраться до номера и рассказать обо всем Юнги. Покосившись на парня за стойкой в холле, Тэхен решает действовать аккуратно. Не исключено, что именно после заселения напали на их след: как еще они могли выяснить новую платежеспособную жертву? Осмотревшись везде, чтобы не было людей, Тэхен крадучись добирается до двери чужого номера и начинает активно барабанить. Каждую секунду, что ничего не происходит, нервные клетки таят в его организме — никогда еще Тэхен не ощущал такое сильное волнение. Сонный Юнги выглядит крайне недовольным. Он еще не продрал глаза, поэтому сейчас смахивает на слепого котенка со сдвинутыми бровями, но Тэхена это нисколько не волнует. Быстро запихав его в комнату, Ким начинает сбивчиво объяснять случившиеся. Сначала его и слушать не хотят, но когда Мин улавливает суть, глаза его постепенно распахиваются все больше и больше. — Вот дерьмо, — подытоживает он, с долей сочувствия глядя на растрепанного и взвинченного Тэхена. — Что будете делать, босс? — Как что? — риторически переспрашивает Тэхен. Он быстро бродит по номеру, что-то разыскивая, явно уже придумав какой-то план. — Вытаскивать его, конечно. Юнги молча смотрит, как мужчина шныряет туда-сюда, осматривая тумбочки. Признаться честно, Мин и сам немного переживает за пацана, но скорее как за человека, которому, к сожалению, не повезло. Чонгук довольно милый малый, но вот как его вытащить из лап мафии — большой вопрос. — Вы планируете отдать им деньги? — все же спрашивает он. Тэхен смотрит на него, как на идиота. — Если придется, отдам. И если ты сейчас скажешь что-то в духе «Вы знакомы неделю, босс», — пародирует равнодушный голос помощника. — Клянусь Богом, Юнги, ты больше у меня не работаешь. Мин поднимает руки в знак капитуляции. Он просто довольно пессимистично смотрит на исход противостояния «Тэхен — Итальянская мафия», учитывая, что они не знают ни количество похитителей, ни их оснащенность оружием, ни собираются ли они отпускать их потом вообще. Тэхен сует Юнги свою находку — англо-итальянский словарь. — Зачем мне это? — хмурится Юнги. — Возьми и отправляйся в полицию, — Тэхен открывает нужные страницы не самого нового словаря, постепенно выписывая нужную фразу. Как получается, так и получается, без грамматических излишеств и правильных склонений, лишь бы поняли основной смысл. — Не трать время, покажи им адрес, — пишет четким разборчивым почерком. — Нет, лучше не в полицию. Сначала иди к группе Чонгука, они лучше нас знают, как здесь все работает. Объясни им все, а затем вместе идите в отдел. Надеюсь, их-то они послушают. Но выждите время, дайте мне двадцать минут. Нужно сделать так, чтобы Чонгука передали мне. Так намного безопаснее. И не контактируй ни с кем из отеля, Юнги. Это они могли сообщить о нас мафии, здесь все друг с другом повязаны. Юнги с толикой волнения смотрит на босса, который теперь выглядит гораздо более собранным и спокойным. Удивительно даже, насколько он сосредоточен, даже свой страх отпустил. Они еще обсуждают детали плана, выходя из номера Мина в разное время. Юнги отправился в номер, предназначенный Марко, Лу и Дино, но не успел дойти, как ему навстречу выскочили все трое. Лица итальянцев были взволнованными, сразу стало понятно, что они потеряли своего младшенького и теперь рыщут по всему отелю. Завидев Юнги, Марко сжимает зубы, зло скалясь. Он быстро подходит к помощнику, хватая за грудки и припечатывая к стене. Кричит что-то на итальянском в лицо, тут любому будет понятно: ругается. Мин стойчески терпит неудобство, просто пихая тому в руки бумажку с сообщением Тэхена, которое Марко сразу разворачивает. Глаза лихорадочно прыгают по словам, с каждой секундой все больше поблескивая. Лицо бледнеет, кожа из загорелой теперь кажется бледно-бежевой. Лу и Дино заглядывают ему с плеча, тоже мигом став грустными и серьезными. Марко поднимает ошарашенный взгляд на иностранца, пару минут просто осознавая ситуацию и пялясь. Время неумолимо тянется. — Нужно обратиться в полицию, — Юнги делает попытку объяснить все, тыкая в одно слово. Марко морщится, явно думая что-то нехорошее на этот счет. Качает головой, но один из участников притягивает его ближе, начинает жарко что-то шептать на ухо. Пока они спорят, Юнги все чаще начинает нервно посматривать на часы, которые отсчитывают уже полпервого ночи. У них в запасе полтора часа, но это катастрофически мало, если учитывать, что им нужно незаметно добраться до полиции, объяснить им все и найти место засады мафии. Вдоволь наспорившись, итальянцы смотрят на Мина, совершенно ничего не говоря. Мелькает мысль, а не вышвырнут ли его просто прочь, ведь они запросто могут спихнуть все обвинения в похищении пацана на него и Тэхена. В конце концов, вряд ли бы их тронули, не будь рядом привлекательная добыча с деньгами. Юнги не дает себе возможности углубить эту мысль, напоминая, что его боссу нужна помощь. Именно поэтому они сейчас должны действовать, как одна команда, даже если недолюбливают друг друга.в настоящий момент
Диктуя адрес такси, Тэхен не смог не заметить лукавую улыбку водителя, отчего внутренности его сразу похолодели. Он вообще действовал довольно открыто и спокойно, минуя ресепшн, где его провожали пара тройка прищуренных взглядов и заинтересованных выражений лиц. Ким замечал все это, не подавая виду, что ему есть хоть какое-то дело. Пускай упиваются своей скорой «наживой» мелкие гиены, смеются у него за спиной, он смолчит, потому что недолго им осталось. Тэхен уверен в себе, поэтому делает все ровно и четко, заходя в номер: первым делом достает свой гонорар с работы, оставляя себе ту часть, что планировал потратить на расходы в путешествии — остальная достаточно весомая, чтобы мафиози сочли ее достойной его творческой интеллигенции, — далее достает пневматический пистолет, который всегда носит с собой. Для него не нужно разрешение, он пластиковый и особой угрозы-то не несет, но хороший стрелок способен нанести существенное увечье противнику. Берет складной нож, не особо рассчитывая на помощь от своей обмундировки: его точно будут обыскивать, поэтому все оружие он оставляет на видном месте. Едут они долго, добираясь до береговой линии, и там минуя складские помещения. На улице ни единого человека, руки Тэхена невольно потеют, пока он сжимает ладони вместе. Таксист высаживает его ровно по адресу, и, получив оплату, тут же уезжает. Тэхен осматривается вокруг: он оказался снова среди жилых домов, но как будто бы на самой окраине города. Они тут вовсе не разноцветные, не украшенные витиеватым рельефом, а обычные серые бетонные будки, дай Бог, с одной лампочкой при входе. Что ж, зато Тэхен познает и другую сторону Италии, лишь надеясь, что она не принесет ему скорой боли и отчаяния. Посмотрев на время, Ким видит, что приехал раньше минут на десять. Если они с Юнги хотят осуществить их план, он должен войти туда, как положено, но все в душе воет и кричит, чтобы не мешкал и нашел, наконец, Чонгука. Тэхен быстро делает пару затяжек, постояв на собачьем холоде от неожиданно откуда взявшегося северного ветра, и вспоминая, как его мог согреть один только взгляд итальянского мальчика. Как все, что он видел на улицах и по дороге в Неаполь, жило в Чонгуке в маленьких деталях: многочисленные садовые цветы в его волосах, золотистый песок на пляже в красивой ровной коже, как сицилийцы приветливо улыбались, а Чонгук улыбался в ответ. И ему тоже улыбался. Сигара заканчивается, и за короткими размышлениями приходит мысль, что не будет ему прощения, если Чонгук сегодня не вернется на свободу. Из-за него. Этого Тэхен допустить не может. Доставая массивный телефон, он пишет смс Юнги, о том, что идет внутрь, затем прячет его среди уличных камней. Встречают его несколько охранников, впрочем, обойдясь с гостем довольно деликатно и просто сопроводив внутрь одного из серых домов. Идут они сквозь какие-то маленькие комнаты, завешенные одеялами и шторками, постоянно цепляющимися за одежду. Тэхен анализирует ситуацию, когда оказывается в пустой комнате, заставленной лишь столом, парой кресел и несколькими шторами. Вокруг мафиози: около пятнадцати человек, — а в другом конце комнаты на стуле сидит связанный Чонгук. Они встречаются взглядами, и Тэхен, кажется, готов на все глубоко плюнуть, лишь бы подойти к нему и успокоить, прижать к себе, лишь бы эти круглые глаза олененка не смотрели на него так взволнованно. Чонгук не плачет, только поджимает губы в тонкую полоску, неотрывно смотря на Тэхена. Руки его сзади стула в наручниках, ноги связаны веревкой. На лице парня он замечает синяк, вовсю цветущий на скуле и рядом с носом. Кулаки начинают чесаться, потому что в Киме медленно и верно просыпается агрессия. Его обступают со всех сторон, прощупывая, гладя руки и ноги, незамедлительно изымают пистолет и нож. Тэхен исподлобья следит, как его вещи кладут на стол, рядом с фигурой, которую он по началу не заметил. Он всеми силами старается сдерживаться. Мужчина за столом выглядит, как таракан, наряженный в дорогие побрякушки. Вычурная рубашка с узорами, вьющиеся усы и блестящий взгляд черных глаз. Наконец, одежду оставляют в покое. Слышится металлический звон, и вот на его запястьях уже красуются наручники. Внимание мужчины средних лет, с аккуратными усами и зачесанными волосами сосредоточено исключительно на чемодане Тэхена. Он просит подвинуть стул Чонгука ближе к ним, за чем напряженно следит Ким, чуть ли не скрипнув зубами. Чонгук выглядит безучастным и смотрит только на него. Редко и коротко. Итальянский босс говорит ему что-то на их языке, отчего парень дергается, но спокойно сообщает севшим голосом. — Тэхен, он попросил переводить тебе свои слова. — Хорошо, Чонгук, — Тэхен делает свой голос как можно мягче и спокойнее. — Делай, как он говорит, — смотрит в черные бусинки глаз, добавляя тише. — Все будет хорошо. Чонгук сглатывает, опустив голову. — Caro, подойдите же ближе, — тянет босс в сладостном приветствии. — Не стесняйтесь, чувствуйте себя, как дома. Чонгук переводит. Видя, что остальные члены мафии не препятствуют ему, Тэхен действительно делает несколько шагов вперед, оказываясь ближе и к Чонгуку, и к столу. — Прошу прощения, что нам пришлось встречаться в таких условиях, — босс снимает шляпу с ровными полями, одним взглядом приказывая Тэхену сесть. Как ни странно, голос его на удивление благородный, но прокуренный. — Будь моя воля, мы бы сейчас сидели с вами в моем дорогом кабинете в центре Неаполя, а не в этой помойке. Тэхен учтиво улыбается. — Чего не случилось, тому не быть, синьор. Меня не смущает наше местоположение. — Зато смущает что-то другое? — запинается на этом предложении Чонгук, ведь босс мафии как бы помогает ему пойти в нужное русло разговора. — Да, — ровно выдыхает Тэхен, не разрушая контакт с главой. В них нет опасности, но вот ее обещание грозовыми облаками, вот что заставляет волосы на руках шевелиться, а мозг усиленно соображать. — Мне бы хотелось забрать молодого человека из этого места. Каждый раз, когда Чонгук все тише произносит фразы, становится физически больно, но Тэхен знает — то ли еще впереди будет. Они должны чуть-чуть подождать. — Этот мальчик — залог того, что мы выйдем отсюда. С деньгами, разумеется, — он кидает рукой на чемодан, который тут же открывают. Звучит довольный свист, даже охранники подходят, чтобы поглазеть на их сегодняшний улов. Тэхен ждет, пока они все отвлекутся настолько, что он украдкой сможет посмотреть на часы. Самое время. Тэхен настойчивым взглядом смотрит на Чонгука, переводя его на место рядом с собой. Велит подойти к себе как можно тише. Он с замиранием сердца следит, как его звездочка небольшими шажками отодвигается от стола с людьми, перебегая под его крыло. Тэхену даже удается услышать его сбивчивое взволнованное дыхание. Он старается контролировать себя, но получается только быстро и смазано предупредить. — По команде лезь под стол. Ему остается надеяться, что Чонгук сообразит вовремя. Ровно в эту же минуту из коридора, из которого они пришли, слышится возня, мигом насторожившая всех присутствующих. Не дожидаясь, пока охранники возьмутся за оружие, Тэхен делает рывок, с силой двинув ногой под столом вверх, так, что пальцы в ботинках ноют, зато стол валится вместе с чемоданом, который, подпрыгнув вверх, опрокидывается на пол. Какие-то деньги кружатся в воздухе, листьями оседая вниз. Резко, что никто даже не понимает когда, звучат крики и начинается сплошное месиво. Мужчина с усами недовольно орет, члены семьи начинают собирать добычу с пола, пока не слышат топот сапог и клич ворвавшихся полицейских. Босс зло обводит взглядом комнату в поисках своего рычага давления, потому как не усмотрел за тем, куда подевался парень. — Чонгук, сейчас! — Тэхен сам валит Чонгука к упавшему столу, кое-как притягивая полупустой чемодан, чтобы укрыться за ним. Он видит, как несколько итальянцев бегут, видимо, к другому выходу. Сердце так бешено бьется в груди от адреналина, в голове набатом лишь пара мыслей: «Спрятаться», «Защитить». Тэхен ошалело ощупывает пол вокруг в их ненадежном убежище, пока не задевает рукой свой пистолет. Берет его сразу, напряженно выглядывая из-за стола. Выстрел оглушает, просвистев в паре метрах и попав в бетонную стену. Чонгук вздрагивает, когда слышит крики раненных. Это их подмога или враги, сейчас не понять, но как же отчаянно не хочется видеть чью-то смерть. Он уверен, что если увидит мертвого человека, проткнутого пулей в луже собственной крови, его стошнит. Такое зрелище не забывается, главным образом потому, что после страшных картинок представляешь на месте убитого и себя, и своих близких, как напоминание, что опасность всегда рядом. Парень выглядывает из-за плеча Тэхена, когда пальба и крики начинают потихоньку стихать. Чонгук боится, что он может там увидеть, когда выйдет. Он даже не осознавал, что все это время сидел, вжавшись и вцепившись в руку мужчины. Разжав одеревеневшие пальцы, Чонгук бестолково смотрит на оставшиеся красные полосы. В голове туман, все еще слышны эфемерные звуки выстрелов, они не угасают в голове. Осмотревшись вокруг, понимая, что, кажется, опасность миновала, Тэхен аккуратно выглядывает из-за стола, в котором виднеются редкие просветы. В состоянии аффекта голова успевает работать не сразу, мысли не формируются в четкие и понятные формулировки, все словно уходит в инстинкты. Чонгук видит, как справа от них в пустом промежутке стены и стола мужчина, раненный сотрудниками полиции, тихо поднимает пистолет, нацелившись Тэхену в голову. Из груди вырывается задушенный хрип, Чонгук мощным ударом пихает Кима на пол, слыша звук выстрела. Он буквально вышибает из него сознание, в ушах зависает вакуум. Чонгук ничего не слышит и не видит, зажмурившись, крепко вцепившись в пальцами в пиджак на чужой спине. Он не понимает, что у него текут слезы, что он тихо всхлипывает и вздрагивает, пока кто-то (очевидно, Тэхен) высвобождается из его хватки, прижимая к себе. Вокруг все размыто и непонятно. Чонгук застревает в этой неопределенности состояния, с неозвученными вопросами, где он находится, жив ли он, жив ли Тэхен? Он боится открыть осоловевшие глаза и увидеть, что они проиграли, а возможно, увидеть, что он лежит лицом к лицу с мертвым человеком. Который начинал ему нравиться. На особо громком всхлипе, его нервные окончания пробуждаются и он чувствует касание на своей щеке. Такое невесомое и теплое. Чонгук вздрагивает от поглаживания пальцев, недоверчиво приоткрывая один глаз. В расплывчатой дымке видит перед собой очень близко другие, темные, но Чонгук-то знает, что на солнце они переливаются разными оттенками древесной коры. — Чонгук-и, — слышит очень плохо. — Ответь мне, пожалуйста, если слышишь. — его умоляют, держа щеки в руках, всматриваясь в лицо. Висок почти соприкасается с твердым холодным полом, но ладони Тэхена удерживают его, смягчив удар. Чонгук чувствует, как его волосы поглаживают, забираясь на затылке пальцами. От ровного и однотонного ритма он успокаивается, сосредоточившись на дыхании напротив. Следит, как Тэхен втягивает и выпускает воздух, и сам будто наполняется желанным кислородом. Оказывается, на все это время Чонгук невольно задержал дыхание. — Кивни хотя бы, — более четко звучит голос Тэхена, и до Чонгука очень медленно доходит: живы, они оба. Он активно кивает, тут же зашипев, потому что голову кольнуло. Больно, нестерпимо. В темноте Тэхену сложно рассмотреть черты лица, но лежат они так близко, не отпуская друг друга, что он невольно чувствует, как нахмурилось чужое лицо. Гладит щечки, болезненно сглатывая, потому что на большом пальце остается капелька крови. — Ты спас меня, моя звездочка, — Тэхен не чувствует, как собственный голос срывается, ком подкатывает к горлу. Чтобы скрыть свою подкатывающую истерику, он ближе пододвигается к Чонгуку, который сразу утыкается в его шею. Зарыться сейчас в мягкие малиновые волосы — самое приятное, что Тэхен бы мог пожелать. Ему не было так страшно падать на пол от неожиданного удара Чонгука, как от того, что его мальчик мог больше не открыть глаза, лежа с ним рядом. Когда он смотрел на сжавшиеся до боли веки, то думал, что сам сейчас умрет от переизбытка эмоций. Но у Чонгука осталась только маленькая полоска на щеке, даже не глубокая, зато быстро наполняющаяся кровью. — Ты молодец, Чонгук, — шепчет ему в волосы, прислушиваясь к затихшему парню. — Ты самая смелая, яркая звездочка, которую я встречал. Ты мой герой. Это вообще-то я пришел тебя спасать, — нервно усмехается, снова слыша всхлип. — Но ты так хорошо с этим справился, правда? Спасибо тебе. Все закончилось, Чонгук-и. Их находят быстро и ведут к выходу. Тэхен поддерживает Чонгука, потому как тот намертво вцепился в его пиджак, не желая отпускать куда-либо вообще. На улице необычно оживленно для данного района, кругом сигналки, полицейские машины и следователи с криминалистами. Предоставляют машину скорой помощи, хотя они в этом особо и не нуждаются. Все же, как убеждает потом Тэхена Юнги, им необходима помощь и осмотр, в том числе психологический. А потом один сплошной бесконечный вихрь событий, состоящий из больницы, врачей, служителей закона, допросов и разговоров. Тэхену предоставляют переводчика, чтобы он смог объяснить ситуацию самостоятельно. Ему задают вопросы, как он туда попал, с кем разговаривал, кем ему приходится Чонгук, сможет ли он воспроизвести диалог. Следователи ведут себя вежливо, не выдаивают всю возможную информацию, так что после допроса в несколько долгих часов Тэхен чувствует себя выжитым. Напоследок, когда его отпускают и готовятся передать дело дальше, итальянец останавливает его. — Ваши средства вернут вам, синьор Ким, и, судя по нашей информации, мы накрыли небольшую семью, в которую входило всего несколько десятков человек. Прошу прощения, но ваш поступок благороден столько же, сколько и глуп. Попадись вы крупной семье, или более серьезной организации, ни вы, ни ваш пацан оттуда бы живыми не ушли. Настоятельно советую покинуть Неаполь, хоть мы и поймали большую часть семьи, оставшимся членам запросто придет в голову идея вам отомстить. Тэхен серьезно кивает, пожимая следователю руку. Его интересует только один вопрос. — Скажите, синьор, их посадят? Следователь кивает. — Они пытались открыть наркобизнес и уже были виновны в гибели нескольких людей. Так что глубоко и надолго. Возможно, Тэхена бы удовлетворил этот ответ, будь он обывателем по другую сторону новостей. И потому не понял бы самого себя, ведь до самого конца допроса руки чесались, чтобы пойти и разыскать этих ублюдков и совершить что-нибудь пострашнее тюрьмы. Когда они встречаются все вместе на улице: он, Чонгук после психолога, Юнги и члены группы, — все облегченно улыбаются, пожимают руки и похлопывают ободряюще по спине. Каждый чувствует грань напряжения этой ночью, которое переполнило абсолютно каждого до предела. Этим же утром принято решение забрать вещи и отправиться в Рим.✨✨✨
Коллективно было решено ехать на автобусе, чтобы не пересекаться с возможными другими подозрительными личностями и отдохнуть от шума города. Автобус ехал почти четыре часа с остановками, более того, стоил гораздо дешевле поезда, поэтому парни согласились, что это лучший вариант. Убедившись, что все вещи на месте, полиции от них больше ничего не нужно, Тэхен и Юнги последовали за группой на автовокзал. Царило неловкое молчание, способное смутить даже самую активную душу компании. Произнеси из них кто-нибудь какую-нибудь шутку, его бы встретил стрекот кузнечиков и говорящие взгляды. Лу смотрел в окно, сидя рядом с Дино и Марко, которые сопели на неудобных сиденьях, восполняя пропавшую и тяжелую ночь. На отдельном сиденье расположился Юнги, и только события вчерашнего дня омрачали его одиночество. Чонгук, прислонившись к стеклу, бесцельно следил за увесистыми облаками, медленно ползущими над итальянскими полями. Его мало сейчас что волновало, но на каком-то уровне инстинктов он отказывался далеко отходить от Тэхена, поэтому тот изрядно удивился, когда на свободное место рядом с собой уселся парень с малиновыми волосами, тихо спросив, свободно ли у него. Юнги отнесся понимающе. Автобус скрипит, подскакивая на кочках. Уже рано утром, в шесть часов солнце разогревает так, что становится больно касаться металлических поручней. Чонгук отлипает от окна, осмотрев автобус непроницаемым взглядом. Он будто впервые видит его, находясь в состоянии краткосрочной памяти, когда фокус внимания сосредоточен только на настоящем, цепляя общую информацию из реальности. Воспоминания от встречи с психологом не самые лучшие, но даже он понимает, что это было необходимо. Чонгук задумчиво щурится, прокручивая отрывки разговора с итальянкой. — …Поэтому совершенно нормально, что ты, Чонгук, испытываешь стресс сейчас. И чтобы пройти этот этап, тебе нужно время и смирение с событиями, этому поспособствует только твое направление мышления и пребывание в спокойствие. Вы же с друзьями уезжаете куда-то? Чонгук кивает. Говорит с ней сухо и мало. Он правда хочет постараться, да вот только перед ним не приятная женщина средних лет в кабинете, а все тот же замызганный пол и дуло пистолета, направленное на Тэхена. И этот отвратительный гул в ушах, словно кто-то провел чем-то острым по железу. — Мы музыканты и собираемся ехать в Рим. — Это отлично, — подбадривает женщина, улыбаясь вполне искренней улыбкой с ямочками. — Когда я увижу вас по телевизору, обязательно скажу мужу, что я знаю этого парня! Против воли, Чонгук все-таки слышит ее и коротко кивает. Даже такое маленькое проявление жизни не может не радовать. — Сейчас мы с тобой постараемся проработать травму, дорогой. Опиши мне свои чувства и эмоции, которые ты испытывал в момент похищения. Если будет трудно, будем делать дыхательное упражнение, главное, помни — я с тобой. Чонгуку ни капельки не легче, ему хочется просто уйти, даже убежать и захлопнуть дверь кабинета, потому что какой бы здравомыслящий человек согласился погружаться в атмосферу своего похищения? Правда, если Чонгук не хочет загубить свою жизнь бесконечной рефлексией и страхами, а все-таки добиться своей мечты, то ему нужно хотя бы попробовать. Это «нужно» звучит в голове колоколом, а сущность рвется сбежать подальше. Даже голова снова отдает болью, словно блокирует доступ к нарушенной психике. — Это непросто, Чонгук, я понимаю. Честно, даже представить не могу, что тебе пришлось пережить… — Представить не можете? — срывается Чонгук, заставляя женщину замолчать. — Тогда не говорите, что знаете. Пожалуйста, — ему требуется выплеск накопленных эмоций. И их желания с психологом совпадают. — Хорошо, я вам расскажу. Когда ко мне в туалете подошли незнакомые люди, я испугался так сильно, как никогда в своей жизни. Мое тело оцепенело, да даже мозг, все внутри промерзло насквозь и стало таким липким и страшным. Вы знаете, я музыкант, но в голове у меня тогда не было ни единого звука. Я знал, что могли делать с людьми мафия. Я слышал все эти истории с детства, пока жил в Сицилии, как детей богатых людей увозили в горы, сбрасывали их в ямы, а чтобы ускорить процесс выкупа — отрезали уши, пальцы, язык. — Чонгука затрясло, хотя говорил он уже более спокойно. — Вы представляете, что это такое для певца — потерять язык? А уши? Какая ирония, что мне матушка всегда говорила, что нам нечего боятся, мафия нас не трогает, потому что с нас просто нечего брать. Смысл моего существования с детства составляло радио, пластинки или диски, чудом попадающие ко мне в руки или подаренные в одной штуке на день рождения, и я никогда не жаловался, потому что старался помогать своей семье, ведь я им даже не родной, а они любят меня. А любовь в нашем мире стоит очень дорого. И вот, когда, наконец, я подумал, что все в жизни налаживается, появились они. Ответ на ваш вопрос: «Что я чувствовал?», я был куклой без мнения и тела. Это полное отсутствие владения собой. Со мной могли сделать все, что угодно и когда им вздумается. Я смотрел на них, объявленных новыми хозяевами моей жизни, и спрашивал, за что? И хуже всего, что они знали, что могут лишить меня всего и упивались этой властью. — Чонгук сглатывает, переводя дух. — Это продолжалось несколько часов. Я сидел в одном движении, связанный по рукам и ногам, и думал, что либо потеряю свою жизнь, либо ее может отдать… дорогой мне человек. Женщина учтиво кивает, пока Чонгук снова замыкается, потерявшись в мыслях. Стоит направить его в позитивное русло. — Это тот мужчина, который пришел с выкупом. — Да, — выдыхает парень, а на душе легче становится. Чонгук ведь так ждал его. Не хотел, чтобы из-за него Ким пострадал и рисковал своей жизнью, пока в душе боролись голоса, шепчущие, что Тэхен может и не прийти. Кто он ему? Парень, знакомый около недели. Когда на весах стоит собственная жизнь и жизнь потенциально-нравящегося человека (Чонгук все еще краснеет даже от своих мыслей), то казалось бы, выбор очевиден. Ты у себя один, а красивых молодых парней в округе достаточно. — Вам стало легче, когда он пришел? — догадалась женщина, записывая его поведение. Чонгук долго не отвечал, пытаясь понять, что же он испытывал. Он выныривает из своих воспоминаний. Все еще сидит в автобусе. Рядом с тем самым человеком, имя которого Его спасение, Ким Тэхен. Красивый, как лучшие античные статуи Рима, уверенный и статный, как греческие боги, внимательный и чуткий к нему. Сердце нещадно сжимается, как и рука в кармане сжимает уже потертую записку, самую первую и откровенную за всю его жизнь, где среди бесконечных вариантов его несбывшихся любовных мечтаний появилась только одна. И сердце у него одно, и влюбленность у него одна. — Скажите, доктор, — собираясь уходить из кабинета, Чонгук тогда обернулся, чтобы спросить вообще-то самый важный и насущный вопрос, пугающий его не в прошлом, а в настоящем. — Я ведь мужчина, — он спотыкается в речи, чувствуя себя невероятно глупо и взволнованно. Вдруг его не поймут? И все станет еще хуже, во много раз? — Тогда могу я испытывать чувства… к другому мужчине? Женщина мягко улыбнулась. — Это ты меня спрашиваешь, дорогой? — выдала смешок она. — Почему же не можешь? Ты ведь чувствуешь радость, грусть, боль или сомнения? И все это по отношению ко многим вещам в мире, самым разным и непривычным. Ты можешь любить пасту, когда какой-нибудь испанец ее ненавидит, ну так и люби дальше пасту. Ты лучше знаешь о своих чувствах, Чонгук. И гармония будет в твоей жизни, если не будешь врать себе и вытеснять их. Многие люди в вашем возрасте не позволяют чувствовать себе то, что они хотят, оттого и копится в них напряжение и усталость, — видя просветлевшее лицо, она лукаво добавляет. — И физиологически это очень даже возможно. Чонгук серьезно кивает, хотя сам готов сгореть со стыда. Деревянно повернувшись, он позволяет, как и просила его доктор, улыбнуться себе практически во весь рот. Ведь когда Тэхен рядом с ним, петь хочется так, чтобы на звук его голоса ему ответили. Автобус едет прямо, минуя неровности дороги и вступая на более спокойный участок с хорошим асфальтом. Все это время Чонгук так глубоко задумался, что не заметил, как смотрел на Тэхена все это время. А мужчина ведь не из стеснительных, повернулся к нему и смотрел в ответ. Так мягко и ласково, что под ребрами заскребло, заволновалось, а Чонгук и сидит дальше, и глазеет. Его вроде как тоже ничего не смущает. На остановку они подъезжают все вспотевшие и изнуренные, Тэхен выползает из автобуса и видя единственный маленький супермаркет, считает его своим благословением. Это не его малышка-ауди, в которой тебе и прохлаждающий кондиционер и двухзонный климат-контроль, а суровые реалии жизни уличных музыкантов. Но ничего, Тэхен-то все вытерпит, у него даже просыпается чувство ностальгии по тем временам, когда он жил примерно также перед своей стажировкой, только на другом континенте. Бутылки с водой понадобились только ему и Юнги, так как остальные опытные итальянцы взяли с собой в поездку основательные запасы, такие, что хватит на целое водохранилище. Магазинчик кажется Тэхену милым, он впервые в такой лавке далеко от города. Конфеты лежат неаккуратными стопками в ящиках, смешанные друг с другом, из-за того, что их постоянно перебирают посетители. Продукты на полочках, что ниже Тэхена на целую голову, непонятные — неопознанные объекты, с черт возьми какими названиями. Мужчина стоит напротив одной из полок с печеньем, силясь прочитать хотя бы одно название. Упаковка безжалостно выцвела от солнца, шрифт слишком витиеватый. Тэхен замечает Чонгука, также бродящего среди полок в двух стеллажах от него. Все-таки в их габаритах есть какие-то плюсы, довольно думает Ким, получив хороший доступ для созерцания итальянца. Его беспокоит состояние Чонгука, хотя тот и вышел вчера более спокойный и даже чуть радостный от психолога, Тэхен не мог не знать, что после такого стресса он будет еще какое-то время приходить в себя. Тэхен берет в руки маленькую нутеллу, сливочное мороженое и несет на кассу. Затем подходит к звездочке, что потерянно плывет по магазину без всякой цели. — Хочешь прогуляться? У нас еще есть минут пятнадцать. Чонгук кивает. Выглядит он и правда лучше, так что Тэхен приободряется, поведя их на выход. Они садятся на старую лавочку, потерявшую свой блеск и остатки краски еще в прошлом десятилетии, и смотрят на спокойный горизонт. Только равнины, холмы, пересекающие друг друга, и облака. Тэхен сравнил бы это с фермерским ранчо в Америке, но тут, конечно, по-другому. Более по-домашнему. Он угощает Чонгука мороженым, добавляя к нему ложечкой нутеллу, и тот не отказывает. Ест, с удовольствием прикрывая глаза, и совсем уж довольно облизывается. Тэхен все не может понять, что же в нем изменилось со вчерашнего дня, поэтому не удерживается от пристального изучения. Молчаливость и отстраненность беспокоит его, а еще Чонгук будто бы вел себя по-другому. С ним. То рассматривал долгими минутами с таким серьезным выражением, словно на лице Тэхена что-то сложное написано, то даже пересекаться не хотел (не хотел ли?), избегая и уходя подальше. Ким понимал, что между ними что-то происходит, по крайней мере, надеялся, что его действия не вызывают в парне отвращения. Чонгук его никогда не прогонял, но и не отвечал напрямую, а вот так взять и добиваться человека против его воли было не в духе Тэхена. Хотя, без сомнений, он бы очень старался, потом бы принял отказ с достоинством и попытался жить дальше чуть более пустую и скучную жизнь. — Как себя чувствуешь? — это он спрашивает раз пятый со вчерашнего вечера. До этого Чонгук отвечал односложно, но сейчас вдруг смотрит на него, до больного потеряно. Этот взгляд шевелит внутри Тэхена омертвевшие клетки, отвечающие за привязанность и желание помочь. Если бы американец только умел вовремя остановиться, да только поезд с названием «влюбленность» несется к вокзалу «необходим до потери пульса» с бешеной скоростью и без остановок. Одно дело найти красоту и быть покоренным голосом, другое — стать до бесповоротного упавшим с чужим именем на губах. — Не так плохо, — успокаивает его Чонгук. — Но могло быть и лучше. Слабый ветер шевелит его малиновые волосы, сбрасывая прядки на лицо. Он такой до невозможности нежный, Тэхен весь переполнен им, до конца и уже за края. Таких, как Чонгук, нужно опасаться: бесхитростных и смелых людей, откровенных и добрых. Тэхен в нем видит все лучшее, что есть во всем гребаном мире, и эгоистично хочет забрать себе. Но для начала помочь и вылечить его от страшных воспоминаний прошлого. — Хочешь поделиться? Я выслушаю тебя. Отвечать на заботу от особенных людей всегда легче, чем от «просто» друзей, родственников и знакомых, и, конечно, психологов. Тэхен не какое-то «просто». — Я думал, ты не придешь, — признается Чонгук, не смотря на мужчину, и теребя кусочек обертки мороженого. Мария, как же ему стыдно! Мужчина мог умереть из-за него, а он тут готов разрыдаться из-за своей слабости от неверия, что за ним могли бы не вернуться. Чонгук уже ненавидит это подавляющее чувство уязвимости. — Я так сильно этого хотел, но мне было страшно, Тэхен. Мы же, — запинается, чувствуя, что эмоции подкатывают к горлу. — Ты не был обязан рисковать всем ради меня. На его сгорбленные плечи ложится чужая ладонь, большая и теплая. Сложно смотреть, как человека ломает на твоих глазах и не быть в силах ему помочь, однако Тэхен все еще многое может сделать. — Чонгук, — он поднимает его подбородок невесомо, сам наклоняясь и смотря в подозрительно стеклянные черные глаза. — Не помнишь, что я говорил тебе тогда, да? Я готов тебе сказать еще раз, сколько потребуется, потому что это правда. Ты такой сильный, смелый и храбрый, не показал им своих слез, не дал желанного упоения твоим страхом. И защитил меня в самый нужный момент. Я здесь благодаря тебе, Чонгук, только тебе. Но даже без всего этого, я уже не смогу не прийти к тебе. — Тэхен с ледяным страхом касается щеки, смотря на родинку под губой. Он дает шанс оттолкнуть себя, не принять, чтобы избавиться от ненужных сожалений, ведь когда влюбленность начинает отягощать сердце, оно не ускоряет свой бег, а замедляется и слабнет в угнетенном молчании. — Если ты позовешь, я приду к тебе. Если не позовешь, но я буду нужен — тоже приду. Если я нужен тебе, — делает неровный вдох, смотря в расширенные глаза. — Мне и уходить не придется, чтобы прийти. Чонгук смотрит на него не моргая. Холодная капелька течет по руке, но даже это не отвлекает внимание от собственного задушенного крика внутри. А потом свой голос оседает в районе почек и там же к животу пробирается, пробегаясь приятной волной. И правда, оглушающая парня, в том, что он сам хочет и противиться себе не может. Он не знает, как отвечать на такое. Не нравятся тут дурацкие «спасибо», неподходящие «я ценю это», или что-то в ином роде, что останется на уровне слов. Чонгук понимает на подсознании, что должен как-то показать Тэхену, что принимает его чувства и отвечает на них, пока еще слабо, потому что боится. Чонгук накрывает руку мужчины на плече, его мелко передергивает от ощущения чужой близости. Так приятно и незнакомо. Он приближается, мягко уткнувшись лбом в лоб американца, от страха зажмурившись. Чонгук не трус, он это доказал, но вот только чувства сильнее пистолета, а чувства небезразличного тебе человека могут ранить сильнее пули. Тэхен видит его так близко и умиляется, как его малыш зажмурил веки до покраснения и трещинок, только чтобы не видеть реакции мужчины. Их объединяет общее желание ластиться, помять и приласкать, попробовать друг друга, чтобы дать привыкнуть. Тэхен успокаивающе касается пальцами плеч, другой рукой убирая малиновые пряди с лица. Все проваливается в бездну, как только Чонгук успокаивается, чуть приоткрывая губы и выпуская воздух. Они так роскошно близко, до ужаса внутри притягивают, а Тэхен только и может, что смотреть на красивые трещинки, на милую пухлую галочку и едва виднеющуюся улыбку на уголках. Чонгук губит его, с каждым днем все сильнее и больше. Парень медленно открывает глаза, сразу посмотрев на Тэхена. Спокойно и радостно. Выражение лица так неуловимо быстро меняется, что Ким не успевает сообразить, как лихорадочно блестящие глаза стали еще ближе, а затем чувствует у себя в уголке губ невесомый поцелуй. Чонгук касается его первый, бережно и едва заметно оставляя свое дыхание в уголке рта. Ему от этого так хорошо, что внутри будто иголочками колит, обещая себе нечто большее. Им нужно идти на автобус, с искренним раздражением думает Тэхен, поглаживая чужую шею. Чонгук чувствует, как ему чуть сильнее сжимают затылок, приближая к себе вплотную. Парень сглатывает, смотря в горящие глаза, наполовину прикрытые веки. Тэхен получил дозволение и теперь не то, что Марко, какая-то там мафия, сам Бог, или Дева Мария, да хоть Майкл Джексон, ничего не отлучит его от звездочки. Приблизившись, вобрав в себя полевой ветер, Тэхен навсегда запечатлевает этот момент в памяти. Они одни, в неуказанном на карте месте, среди итальянской ривьеры и летнего чувства наслаждения. Он дарит Чонгуку ответный поцелуй, такой же мягкий и смазанный, неполноценный, потому что только губами по чужим водит и вжимается, но певец уже вздрагивает, ближе прижимаясь к мужчине. В автобус вбегают практически умирая от нехватки воздуха, и это по нескольким причинам. Тэхен не замечает, что Чонгук держится за его ладонь, пытаясь спрятаться ото всех — ему-то кажется, что у него все на лице написано, как сильно и крепко он. Двойное желание, чтобы никто не понял, и чтобы узнали все. Марко провожает их подозрительным взглядом. От вида заалевшего Чонгука кулаки сжимаются, а злость по венам течет. Рим встречает тем, что он идет в сторону туалетов, куда вышел Тэхен, оставив компанию музыкантов и Юнги. Шаг ровный и тяжелый. Тэхен выходит из кабинок, поправляя пиджак и подходя к раковине. Заметив в зеркале мужчину, он хмурится, тут же пригибаясь, потому что Марко не тратит время: замахивается без жалости. По воздуху. Тэхен оборачивается, оказавшись лицом к лицу с итальянцем, его тут же берут за ворот и встряхивают так, что ткань трещит. Злость накатывает в ответ, Ким не собирается разбираться, что ему в голову ударило, поэтому вцепляется в чужие запястья до боли, пережимая вены и кровеносные пути. Марко терпит, зло впериваясь взглядом в ответный, но надолго его не хватает. Шипит, разжав руки, а Тэхен, не мешкая, ударяет ему в живот, отталкивая подальше. Он рассчитывает силу удара, все еще видя в Марко дорогого Чонгуку человека. Тот появляется вовремя. Резко открыв дверь и обнаружив пропажу, Чонгук непонимающе смотрит на них, явно требуя объяснений. Ответом ему служит тишина. — Вы не хотите ничего объяснить? — все же спрашивает он у растрепанных мужчин. Марко оглаживает живот, явно не испытывая большого затруднения от удара. Молчит, не желая идти на контакт. — Я мыл руки и уже собирался возвращаться, как сзади на меня накинулся он, — Тэхен кивает в сторону мужчины. — Все. Чонгук вздыхает, мученически смотря на старого друга. — Марко, — спрашивает по-итальянски. — Что тут произошло? — Ничего такого, что стоило бы внимания, — сплевывает мужчина, все же заговорив. — Ты же уже все выяснил, Чонгук, зачем меня спрашиваешь? — Я хочу знать твою версию, — спокойно отвечает Чонгук. Он старается не показывать, как ему неприятно, что двое людей, которые для него много значат, теперь грызутся с поводом и без. — Да неужели? Когда последний раз ты слушал меня, Чонгук? — Марко смотрит на него с толикой гнева и отчаяния. — Разве не видишь, что этот иностранец губит тебя? Попробуй сказать, что в твоем похищении виноват не он. Только из-за его статуса и денег ты мог лишиться жизни, Чонгук, ты это понимаешь? Он везде навлечет на нас беду, это только начало, зато ты уже ему в рот смотришь и готов поверить каждому слову, — мужчина начинает задыхаться от гнева. Он пытается защитить, а его никак не услышат. — Думаешь, он не бросит, когда ты наскучишь ему? Он не останется тут ради тебя, что ему тут делать? — А если я сам не собираюсь тут оставаться? — в сердцах кричит Чонгук, чувствуя, как подступает яд к горлу. Он позволяет ему просочиться, потому что снова больно, снова одно и то же. Марко смотрит хмуро, непонимающе, пока на лице не проступает шок. — Мы же хотели стать музыкантами мирового уровня? — Чонгук смотрит на него отчаянно, пытаясь найти в злых чертах старого друга, старшего брата, такого близкого и дорогого. — Летать по странам и давать концерты, кричать с фанатами и слушать собственные песни по радио? Вместе. Разве нет? — в его голосе слышатся слезы, и даже Тэхен, не понимающий их диалога, еле сдерживается, чтобы снова не ударить Марко. Чонгук только пришел в себя, а его снова выводят на эмоциональный срыв. — Чонгук, — гитарист вроде и говорит мягко, но в тоне сталь. — Посмотри на мир правдиво. Мы заканчиваем наш тур по Италии, а у нас ни гроша в кармане. Хватает на отели и еду, а уж как пойти в музыкальное агентство, начать работу над альбомом и песнями, об этом и речи нет. — Джонни Кэш тоже был из семьи фермеров, а теперь его знают почти все! — упрямо настаивает Чонгук, чувствуя все большее изнеможение. Этот спор вытягивает силы. — Мы ведь даже не пытались сделать что-то большее, чтобы исполнить нашу мечту. — Мечты имеют существенное количество недостатков — им свойственно рушиться, быть абсурдными и недосягаемыми, — говорит Марко, обрывая его. — Все в нашей группе понимали, что это невозможно, Чонгук. Все, кроме тебя, потому что ты так и не сумел вырасти. Зато тебе пришла идея подставиться под первый удобный вариант, чтобы сделать карьеру. Кулаки сжимаются до боли в костяшках, Чонгук не чувствует, как его лицо обжигают слезы. Снова они, как же отвратительно. Земля словно ушла из-под ног. Человек, так долго проживший с ним рядом, вдохновляющий и растивший, как отец, говорит ему, что все их мечты и планы на будущее — пустышка, в которую изначально верил только один Чонгук. Они никогда и не думали, что правда смогут петь для кого-что, для чего-то большего. Ни Лу, ни Ди, ни Марко, никто из них никогда не хотел этого настолько же сильно, как Чонгук? И этот человек сейчас уверяет его, что это Тэхен хочет им временно воспользоваться и обмануть? То, как он его назвал. Не прямо, но… Голову поднимают чуть вверх, Чонгук со злостью смотрит в глаза, которые ее не заслуживают. Тэхен салфеткой промакивает его лицо, молчаливо следя за подрагивающей губой. Ненавидит. В нем просыпается агрессия в сторону любого, кто ранит его звездочку, и если бы Чонгук сейчас здесь не стоял, он бы не постеснялся оставить Марко пару синяков на теле. Только парню эти волнения ни к чему, он же влезет их разнимать. Марко понимает, что ему тут делать нечего. Проходя мимо, он кидает в Кима убийственный взгляд, получая не менее жесткий в ответ. Чонгук, слыша закрывшуюся дверь, сглатывает, стараясь дышать ровнее. Слезы высыхают, но пустота остается. Ради чего они ехали все это время, преодолевая километр за километром? Так сложно было сразу сказать ему, что ничего у них не выйдет? Правды боялись или такой его реакции? Предательство не бывает приятным или полезным, оно убивает веру в другого человека, отдаляя их и выстраивая стены. Предали ли Чонгука, или он сам виноват, что не видел очевидного проигрышного положения? Нужно ли ему упрекать себя за наивность и пустое стремление в никуда? — Я понял, о чем ты говорил тогда, — глухо говорит он в пиджак Тэхену. Чонгук и не заметил, как оказался в кольце рук, согретый и спрятанный от всех в момент слабости. — Люди действительно не умеют мечтать. Что-то внутри Тэхена колется, неприятно и темно, осколками в сердце. Его мальчик не должен был этого познать. Он гладит его по голове, стараясь придумать, как успокоить и заверить, что все будет хорошо. — Ты тогда назвал меня лгуном, — напомнил Ким, прижимая ближе к себе. — Ну может, я и правда маленько лукавил. А еще сказал, что никогда не влюблялся, — бормочет, теребя одну прядь. — И влюблялся, и мечтал. И как-то все в одно время. Чонгук стихает, теперь больше наслаждаясь рифленой тканью пиджака и как хорошо она ощущается под щекой. Как мягкое покрывало. — Mio amore, — всего два слова, а Чонгук свое имя забыть готов, чтобы для Тэхена быть его mio amore. — Синьор Ким, — он поднимает глаза, с надеждой смотрящие в самую душу Тэхена. Но надежда та угасающая, потому как когда тебя только покинули, кажется, что весь мир сломался и начнет рушиться после этого. — Вы правда, — влюблены в меня — можете помочь мне стать певцом? Настоящим? Тэхен посмеивается, смотря в глаза. — Ты уже настоящий певец, Чонгук. Да, я могу. Порекомендую тебя в агентство, там посмотрят твои вокальные навыки. Придется многому поучиться, конечно, прежде чем дебютировать, работать над имиджем, раскручивать тебя по радио и в газетах, но это то, что мы делаем со всеми артистами. Мама сможет увидеть тебя по телевизору. — И вы возьмете меня в Америку? — Чонгук икает от слез, чувствуя себя очень глупым, потому что не верит. Его целуют в лоб, взяв лицо в обе руки, и не отстраняются. — Возьму, куда захочешь.✨✨✨
Они решили не возвращаться в группу, а сразу отправиться гулять по городу. Выступление было только вечером, а Чонгук все еще не решил, хочет ли он вообще там появляться. Сам понимал, что вряд ли оставит группу, все-таки на этот мини-тур ребята рассчитывали на него. Сначала идут перекусить в небольшое кафе, ведь с дороги из Неаполя кроме мороженого и чужих губ так ничего и не пробовали, но как же сильно это перебивает вкус. Тэхен пытается есть пиццу, уделяя ей хоть какое-то внимание, пока Чонгук пьет чай и ест пасту, снова о чем-то задумавшись. Они болтают о первом впечатлении от Рима, которые оказываются смазанными из-за личной ссоры и неприятных откровений. Но Тэхен всеми силами хочет показать Чонгуку, что он остается и будет на его стороне. С его нелепыми шутками и спорами, чья же все-таки пицца, Чонгук расслабляется, облокотившись на стол и следя, как на улице загораются фонари. Непривычно большой и людной. В Риме всегда много людей, машин и несбывшихся надежд. Кинешь ли ты монетку в фонтан Треви, или нет, на самом деле это такой же миф, что и американская мечта. — Вы сказали, что влюблялись. Чем же это все закончилось? — у Чонгука неясное желание поиграть, и он необдуманно закидывает удочку. Тэхен делает короткий глоток сока, кинув в него томный, насмешливый взгляд, из-за чего Чонгук тушуется, почти подавившись. Тэхен вернулся в свое привычное расположение. — Ничем, — он катает сок по бокалу, принимая правила игры. — Это еще не закончилось, — поясняет Тэхен, с наслаждением упиваясь ответным интересом во взгляде. — Может, mio amore скажет что-нибудь об этом? Чонгуку снова неловко, но он сам это начал. — И почему же вы влюбились? Все тело парализует, потому что мужчина совсем недвусмысленно придвигается к нему ближе. Букет ароматов соленой воды и сладкого вина тут же окольцовывает Чонгука, заставляя дышать чаще. — Потому что впервые встретил человека, в ком заключена целая страна, — от тона мужчины мурашки ползут по коже. — И даже больше. От близости с этим человеком я ощущаю летнее цветение, привкус итальянского сыра на языке и слышу шум сицилийского моря. У этого парня в волосах застряли цветы вербены, а на коже навсегда поселилось солнце, но самое главное, этот человек — самый живой и настоящий из всех, кого я когда-либо встречал. Поэтому я настолько оказался покорен тобой, — его чуть пухлые губы касаются мягкого уха, не стесняясь посторонних. — Никому неподконтрольный, не считающийся ни с чьим мнением, опасный в своей чарующей свободе, — губы мягко скользят по загорелой коже, обрамляя скулу. У господина Кима прикрыты веки, у него ярко-розовые круги перед глазами, как и у Чонгука. Тот замеревшим кроликом не шевелится, боится даже вдохнуть. Тэхен невесомо мажет губами чуть выше подбородка, добираясь спертым дыханием до нежной части около глаз в начале нижнего века. Чонгук не может этого выносить. — Что же ты творишь со мной? — хрипло спрашивает он, поддаваясь чужому напору. — Заставляешь думать о тебе, не сдаёшься, привязываешь к себе. Я ни от кого не зависим, по-твоему, я свободен? Так зачем же ты меня ее лишаешь? Чонгук открывает глаза, перед ним два ярких пламенных огня плодородной почвы, густой зелени гор Апеннин и безжалостного летнего солнца. Но это всего лишь огни фонарей улицы. — Это то, что делают люди: лишают себя чего-то прежнего ради чего-то другого, показывая, насколько им это новое ценно. Ты всегда был прав, я плохой человек. Я хочу лишить тебя свободы, Чонгук. И подарить твою мечту. Чонгук мотает головой. — Нет. Это всего лишь то, что делают люди, — возвращает слова. — Постоянно что-то желают, — он умалчивает о том, насколько сильно чувствует чужое желание и страшится своего ответного. С завтраком покончено. Настроение чуть более приподнятое, но и взволнованное у обоих. Чонгук не может выкинуть их разговор всю дорогу, покусывая губы и совсем не уделяя должное внимание столице. Отправившись гулять дальше, они натыкаются на открытый кинотеатр прямо на воздухе. Он прячется среди статных старых домов, намекающих на сокрытые в них тайны. Тэхен с удивлением смотрит на Челентано, нет даже не с удивлением. Чонгук впервые видит настолько расширенные глаза у азиата (хотя, нужно признать, и азиатов он встречает не так часто). Круглые, милые, ореховые глаза, чуть вжавшиеся в шею голова и сжатые губы. Чонгук не может сдержаться, посмеивается над бедным туристом, видимо, недостаточно осведомленным в винном производстве, хотя Тэхен ему потом и скажет, что знать одно, а видеть — другое. Когда мелодичные вынужденно тихие, дабы не помешать публике, смешки доходят до Кима, он отрывается от увлекательной картины топтания винограда и смотрит на своего Чонгука, свою Стеллу. В его глазах сейчас правда маленькие звездочки, да, блики от экрана, признает любой человек, но не Тэхен. У него сердце и душа поет от них, легкие сжимаются, злейшим врагом становясь, ведь надышаться Чонгуком невозможно. Как бы не старался усилий прикладывать, стучит в голове набатом один голос, одна песня, одно имя. Ким Тэхен глазами в любви признается, во взглядах огонь пускает, кротко подбирается и тут же окатывая водопадом своих чувств, от них задохнуться можно. Чонгук сглатывает, насколько порой любовь бывает невыносимой. До тошноты от желания сорваться и ответить, утащить куда-нибудь мужчину, позабыв обо всем на свете, ни о чем не беспокоиться и позволить себе отпустить всю скопившуюся тяжесть. Он больше не смотрит на своего плоского кумира на экране, как-то забывает о музыке, которую всегда любил в «Укрощение строптивого», потому что рядом такой красивый и такой ощутимый американец. Продолжающаяся прогулка приводит их в престижный райончик бутиков. Тэхен тайком хочет побаловать его, потому что Чонгук смотрит на все эти улицы и магазины растерянным взглядом приезжего, еще более неместного, чем Тэхен. Примеряя колье за несколько тысяч лир, Тэхен мягко касается плеча, золото которого пленяет гораздо больше драгоценного металла. Он знает, что Чонгук боится роскоши, его буквально отпугивает бархат, бриллианты и ценники, кричащие об именах создателей, поэтому он не смущает младшего, не настаивает, просто водит и показывает свой мир. Уже под вечер, когда они едят ванильное мороженое, Чонгук чувствует себя хорошо. Ему так спокойно и мягко на разогретой плите, приятно от компании американца рядом, который хвалит молочный сливочный шарик так, словно никогда до этого не ел ничего вкуснее. Тогда-то Чонгук и решается озвучить мысли, крутящиеся в голове слишком часто, чтобы их игнорировать. Сказать, как оторвать пластырь, быстро и (не)много болезненно. — Я совершенно не подхожу тебе, Тэхен. Нет больше улыбки на губах мужчины. Внутри все неприятно скручивается, но Ким не подает виду: нет, он ни за что не упадет духом, только не перед своим mio amore. — Почему ты так решил? Чонгук вздыхает, смотрит на мороженое, а глаза пустые, грустные, как у щенка. Он пытается не показать, что сам не хочет, чтобы все это прекращалось, но лучше уж правдивая реальность, чем невозможное будущее. Чонгук горько усмехается. Кажется, это чужие слова, слишком уж задевшие его. — Посмотрите вокруг. Это место: магазины, содержательные особы, синьоры и сеньориты в красивых одеждах, — я не отсюда. Я чужой, случайно проскочивший с вами, со своей верой в чувства и человечность, в душу и искусство, что мне здесь делать? Я не умею себя вести на людях, не имею образования и понятия о поведении среди богатых людей, что говорить, что обсуждать. Я даже не понимаю, почему вам не скучно со мной? Тэхен, — он отворачивает свое лицо, скрываясь в малиновой челке, чтобы американец не видел его пустой взгляд. Чонгуку сейчас слишком больно это говорить. — Давайте поговорим, откинув чувства. Я никогда не смогу сделать вам дорогой подарок в ответ, не подарю ребенка для вашего состоятельного наследства, не буду достойной парой на деловых вечерах. Если вам все равно даже на это, что должен чувствовать я, будучи не способный сделать дорогого человека счастливым? Тэхен слышит гул ветра и колотящееся внутри сердце. Одно, общее на двоих. Во время монолога Чонгука мир словно рушится и строится за один момент, наполненный одновременно оврагами и воздушными замками. Ким старается вложить во взгляде всю свою уверенность, когда сжимает чужую ладонь. — Чонгук, я постарался понять тебя, и ты послушай меня теперь. Посмотри мне в глаза, — чуть сжимает ладонь, чтобы его звездочка повернулся к нему. — Ты видишь на этих людях дорогие украшения с неподъемной ценой, я, — он делает паузу, заглядывая в глаза, — не вижу никакой цены, пока оно не у тебя на шее. Пока кольцо не будет на твоем пальце, оно для меня невидимо, — легонько касается пальцем безымянного. Глаза Чонгука слегка расширяются. — Пока твой взгляд не улыбнулся картине во дворце Медичи, он для меня пуст, в нем голые стены. Рука твоя не потрогает шелк — для меня он бесполезный и грубый. Я не отдам ни гроша за самую желанную драгоценность мира, но подарю все свое состояние тебе. — Поднимает пальцы, целуя долго, с чувством чужие руки. — Подарю весь мир, если ты этого захочешь. Слишком громко и многообещающе, а сердце бьется, своей жизнью живет и предает, как самый неверный товарищ. Чонгуку кажется, что он не заслужил, ни всего того, что обещал Тэхен, ни самого Тэхена. Не сдержавшись, прижимается к плечу, спрятав сияющие глаза около шеи. Неровно выдыхает, будто сейчас по-настоящему разревется, но наступает штиль. Он отбросил все сомнения, всю свою неуверенность, чтобы стать равным Тэхену, чтобы быть таким же достойным и уверенным, как мужчина. Его мужчина? Слишком будоражуще это говорить. Он еле находит силы в себе ответить, потому что скажет самую откровенную, непристойную вещь в своей жизни. — Я не желаю всего мира, Тэхен. Я желаю тебя.✨✨✨
Они идут уже по темной улице совершенно в незнакомом районе Рима. Чонгука ведут за ладонь, и он ничего не боится. Ему впервые все равно настолько, что даже ближайший концерт не вызывает столько ожидания, как потаенная надежда на ответное откровение. Чонгук почти зависим, он хочет слышать это снова и снова. Чувствовать. Желать. Случайный проулок слишком узкий, но чистый и не мрачный. Он завешан чистым бельем, так что образуется белый лабиринт, но Тэхен упрямо в него вступает, утягивая парня за собой. Как только они оказываются в белом шатре из одеял, Тэхен смотрит пронзительным взглядом, обволакивает им шрамик от пореза. Сколько всего в нем заключено! Не так уж и много, на самом деле, цепочка капилляров, да чужая жизнь. Тэхен целует его первым, закрепляя за ним еще и любовь. Целует оставшийся небольшой синяк на скуле, опешивает, когда Чонгук сам поворачивает голову, ловя его губы и с напором давит. Он так сильно хочет показать Тэхену, насколько мужчина желанен в его глазах, что это туманит разум, сбивает с толку. Чонгук неумело двигает губами, пока Тэхен не приоткрывает свои, позволив этому случиться. С каждым шагом они только распаляются, кутаясь в одеялах, ничего не замечая в своем белом море совместного откровения. Тэхен сплетает их пальцы, не разрывая поцелуй. На языке остается желание, ответное, вторящее словам Чонгука, потому что действительно, кого еще Тэхен может желать? Он самозабвенно движется куда-то по инерции, они словно в медленном танце блуждают по телу друг друга. Тэхен показывает, как нужно раскрепощаться: ведет ладонью по шее, чувствуя венки, спускается на грудную клетку, обводит ее мягкими круговыми касаниями. У Чонгука в голове пустота и горячая грелка. Она приседает на его мозг, плавит его, только бы дальше быть тут рядом. Он ценитель хорошей музыки, но сейчас ничего не кажется ему лучше выпущенного низкого стона Тэхена ему в глотку. Мышцы напрягаются, Чонгук чувствует, как сам отвечает все несдержанней, не похоже на самого себя. Ему чертовски нравятся пальцы вокруг своего соска, сдавливающие его через футболку, нравится мокрый поцелуй, как широко раскрывают его рот и мучают губы. Он чувствует каждую их неровность и шероховатость, тяжесть дыхания и подвижный язык, нежно проводящий по его языку, собирая капельки влаги. Ему чертовски мало, он быстро распаляется, потому что не привык. И когда Тэхен мягко ведет от загривка по позвоночнику, Чонгук несдержанно сипло стонет и толкается вперед. Замирает, ошарашенно, даже испуганно встречаясь глазами с другими, такими же ошарашенными, только вот горят они не страхом, а лихорадкой. Тэхен сглатывает, заполошенно смотря на парня, все еще прижимая его близко к себе за спину, а Чонгуку настолько неловко, что он хочет взывать от безысходности. У него встал почти сразу и очень серьезно. Хуже всего понимание, что он никак не может это скрыть от мужчины, у которого ноги и пах расположились рядом с его. — Я… — тянет Чонгук, быстро метаясь глазами. — Не совсем… Он не знает, что хочет сказать, что нужно сказать. Тэхен целует его в лоб. Парень заметил, что так он его успокаивает. — Чонгук, это вполне естественная реакция. Я бы сказал, она мне очень нравится, — сбито шепчет в чужие губы. Тэхен сам на грани, еле выдерживает, но проблема в том, что не здесь и не сейчас. Это было бы просто бесчеловечно. — Но, звездочка, мы не можем сейчас. Мы все еще на улице. Тэхен быстро соображает: у Чонгука нет ничего, чем можно прикрыться, у него тоже. Ближайшие заведения и кафе не выход, Чонгук туда не войдет с такой видной проблемой, а оставлять его так здесь ждать просто издевательство и мучение. Плюс, Тэхен бы никогда не позволил случится их первому опыту в каком-то закоулке, он уже жалеет, что начал это. Им обоим следует держать себя в узде. — Давай сделаем так, — предлагает он, чтобы не стеснять парня. Чонгук уже смотреть на него не может, явно сгорая и от стыда, и от возбуждения. — Ты хочешь, чтобы я тебе помог? У Чонгука такая явная пустота в глазах, потерянный взгляд, кричащий, что он не готов, все еще смущен, что Тэхен поспешно говорит. — Хорошо, я выйду из этого белого тканевого укрытия, и подожду тебя, хорошо? Не буду смотреть, расслабься и забудь обо всем. Я буду следить, чтобы никто не пришел, — оглаживает его щеку, смотря в успокоившиеся черные зрачки. — Хорошо, Чонгук-и? Парень заторможенно кивает. Он, кажется, живым себя вообще не чувствует от нахлынувших ощущений. Видит, как Тэхен едва приподнимает белое белье, выходя наружу. — Тэхен? — Да? Чонгук сгорает от желания прикоснуться к себе, но все это слишком для него. — Не уходи далеко. Пожалуйста. — Я здесь, совсем рядом, — звучит успокаивающе, Тэхен словно и правда совсем близко, их разделяет лишь пара повешенных белых тряпок. Чонгук воровато оглядывается, но вокруг только чужое постельное белье. Как он оказался в такой ситуации? Наружу так и просится смех, но Чонгуку не до этого, у него болезненно стоит, и другого выхода особо нет, нежели как стянуть немного шорты и белье вниз, взяв член в руки. Чонгук чувствует себя невероятно неправильно, водя медленно и стеснительно, мало того, что делая это на улице, так еще и делая это рядом с мужчиной. Он всеми силами должен сдерживать непонятную подступающую эйфорию от патовой ситуации, но не хочет. С каждым движением совесть отпускает больше, исчезнув в конец, когда Чонгук задевает головку, незапланированно проскулив. По другую сторону белья Тэхен замирает, пока душа его камнем вниз падает. Если Чонгук продолжит, то и у него появится проблема. Мысли о мужчине доводят Чонгука, он чувствует эфемерные касания на открытой коже шеи и рук, но больше всего его завели поцелуи и эти пальцы, обводящие позвоночник. Чонгук несдержанно выдыхает со стоном, кончив за пару касаний. Как же ему должно быть стыдно перед жителями этих домов. — Звездочка, — голос, доводящий до дрожи. — Ты там только чужое белье не запачкай, будет неловко. Чонгук находит в себе силы закатить глаза и улыбнуться. Ему нужно еще пару секунд, чтобы прийти в себя и надеть шорты. Ему в жизни так неловко не было, а тут еще и этот засранец, который точно этого никогда не забудет, Чонгук уже чувствует смущающие подколы в его сторону. Он меряет шагами землю, туда-сюда пройдясь, и только подождав еще немного решается выйти. Тэхен бросает на него нечитаемый взгляд: вроде и беспокойный, а вроде как и со смешинкой. Чонгук весь красный, но закатывает глаза, быстро проходя мимо. — Я хочу в отель. Мне нужно в душ. Он так мило пытается скрыть свою неловкость, однако Тэхен вовсе не собирается над ним смеяться. Он просто позволит ему существовать внутри себя, как маленькая теплая доза в их общих воспоминаниях. Тэхен облизывается — у них есть общие воспоминания! С ума сойти. — Это будет первое, что я расскажу своим родителям, когда познакомлю вас. Чонгук резко оборачивается, его лицо страдальчески искажается. — Ты не посмеешь! Нет. Он согласен познакомиться с моими родителями, про себя воспаряет Тэхен, смотря на парня абсолютно окрыленно, с такой откровенной нежностью и чуткостью, что Чонгуку аж в сто раз жарче становится, хотя он только что сбросил напряжение. Американец уже захватил его мысли, сейчас покоряет тело, а там и до всей жизни недалеко. А жизнь — это, ведь, так долго.✨✨✨
Они играют не хуже и не лучше, чем обычно. Чонгук ничего не говорит группе, когда приходит из отеля в другой одежде и вместе с Тэхеном. Лу и Дино будто даже и рады за них, а Марко просто молчит. Они поют общенародные хиты, мешая с собственными композициями. Пару раз звук накрывается, словно хочет увеличить и так видимое напряжение между участниками. Раньше только Тэхен весь концерт любовался Чонгуком из зрителей, хотя их было и достаточно много: просто один проворный лисий взгляд никогда не отрывался от своей звездочки. А вот теперь Чонгук, не отвлекаясь на крики толпы, на какое-то движение площади и общий ход людей, смотрел на него. И Кима пробирало до дрожи: трогательные черные глаза его мальчика сияли лучше ночного города и оставляли след ласки лучше всякого шелка. Настоящее веселье приходит, когда группа оканчивает концерт, а Тэхен, даже не задумавшись о муках совести, снова утаскивает Чонгука под множество взглядов, а тот самый, немного мальчишечий, но уже счастливый, только и ждал, когда его поведут за собой. Они гуляют по ночному Риму и, наконец-то, видят Колизей. Он намного меньше, чем думал Тэхен, что иностранец сразу же высказывает своему спутнику. Чонгук объясняет ему, что часто фотографы берут очень удачный ракурс или что-то типа того, да и в принципе, так сложно представить, какой объект на фотографии на самом деле в жизни. Весь центр древнего города — сплошные руины, — как и сердце Тэхена, которое останется похоронено здесь, даже не под землей, а на поверхности на всеобщее обозрение. Должно же быть печально, когда идешь по великому историческому наследию, а внутри все замирает от рядом идущего человека? Какая пропасть между вековым дорогим камнем и молодым мужчиной, сделанным из плоти и крови, ужасно временным по отношению к старому Пантеону. Чонгук берет на себя роль некоего гида, рассказывая, что это здание — гробница Рафаэля Санти, великого художника Возрождения, и Тэхен как будто даже припоминает и его картины и лица святых, что окружают их со всех сторон. Какой же он, верно, страшный преступник, что плевать ему в эти минуты на их мученические и святые лики, потому как запечатлеть в своем сознании он хочет одно. Не запоминаются извилистые барельефы у фонтанов, не интересуют статуи, словно уличные фонари, захватившие весь город и оставляющие в подчинении своей красоты местных туристов. Тэхену нужен Чонгук. Как же сильно он ему нужен. Чонгук — его ночной Рим. Они проходят все основные площади, так и не дойдя до Ватикана. Чонгук шутит, что на это уйдет еще долго времени, как до другой страны, и тот все равно уже закрыт, поэтому они просто гуляют дальше, в какой-то момент снова заговорив о музыке. Сейчас, здесь, Чонгук чувствует себя абсолютно комфортно и спокойно. Их внимание привлекает развлекательное заведение. С улицы оно кажется вполне приличным, музыка играет негромко, слышатся крики. Тэхен решает угостить Чонгука ужином, потому что с их завтрака они так и не ели. Кафе оказывается наполовину караоке-баром, что очень радует новых клиентов. Тэхен, изящно закинув ногу на ногу, делает им заказ в виде вина, и они на свой вкус выбирают по блюду. Сам Ким расслаблен и полностью раскрепощен, но видя, что Чонгук отчего-то начинает поглядывать в его сторону, говорит, догадавшись о причинах: — Чонгук, тебе совершенно не нужно ничего мне возвращать. Это я тебя сюда позвал, я тебя угощаю. Парень ерзает на стуле, явно не убежденный этим. Он-то ни разу не платил в их дуэте, ему даже обидно из-за этого факта, гордость начинает скребсти. Все, что они зарабатывают на концертах, то есть та мелочь, которую дают прохожие, приходится отдавать за номера в отелях и общую еду. Это их первый тур, и целью было скорее заявить о себе и увидеть страну, повидать красивые места. Только теперь это не так важно, с грустью думает Чонгук. — Расскажешь что-нибудь, — просит Тэхен. Он делает глоток вина, которое им принесли. — Ты так и не сказал, почему вы поссорились с Марко. Чонгук слегка мрачнеет, вспоминая сцену в туалете, но Тэхену нужно знать, если теперь они… ну вроде как. — Мы вместе? — быстрее, чем успевает обдумать, выпаливает Чонгук и тут же жалея, прикусив язык. О Мария, какой он безнадежный! Что удумал спросить, они же буквально поцеловались два раза, да и до каких-то серьезных признаний дело не доходило? Ну то есть, может быть, со стороны Тэхена. Чонгук роняет ложку для супа, только сейчас понимая, что вообще-то уже его очередь признаваться в своих чувствах Тэхену. Мужчина же неоднократно показывал свое отношение к нему? Говорил, что возьмет в Америку, поможет с мечтой. На горле оседает горькое подозрение: а что, если Тэхену и правда нужен только его голос? Он же продюсер, нашел новую потенциальную звезду, а там, если не подойдет, и выкинуть можно. Пока Чонгук удобный, он может побыть и мальчиком для утех, это ведь вдвойне выгодно. Чонгук яростно мотает головой, он хочет перестать об этом думать. Нет, ради кого-то постороннего не пошли бы разбираться с мафией. Ради кого-то незначимого не объехали бы полстраны, не называли бы любимым на итальянском и не ходили бы на каждое выступление, сверля обжигающими взглядами. Тэхен всегда очень внимателен к нему, как к человеку: не делает заказ сам, давая Чонгуку выбрать; спрашивает, какие песни и группы ему нравятся; встает на его сторону; поддерживает, если трудно. Кого попало не защищают. — Мы вместе, Чонгук, если ты на это согласен, — ровный голос, но парень улавливает этот беспокойный взгляд на себе. Так, что бы это ни значило, Чонгук должен развеять любые сомнения на свой счет у мужчины. Он опустошает бокал вина, посмотрев в сторону караоке. Небольшая отдельная площадка в центре бара, где сейчас компания заливисто выкрикивает Тото Кутуньо. Идея приходит моментально, Чонгук ахает, привлекая внимание Тэхена и нескольких итальянцев вокруг. Тут же прикрывает рот. Собственная находчивость кажется ему превосходной. Атмосфера бара приятная и веселая, она раскрепощает своими открытыми сердцами и громкими песнями постояльцев или случайных прохожих. В бар вваливаются толпы иностранцев с флагами своих государств на всю спину, и их весело приветствуют бокалами вина и чашками пива. Быстро схватив Тэхена за руку, Чонгук ведет его к караоке, где уже собирается очередь. Он не видит, как чуть испуганно расширяются глаза Тэхена, но тот продолжает идти, особо не протестуя. Заняв место перед рябящим экраном, Чонгук берет микрофон, второй всучивая мужчине. Когда он соприкасается с ним пальцами, то его собственные подрагивают от волнения. — Синьор Ким, вы исполните со мной песню? Тэхен смотрит на микрофон, потом на него. Былая напряженность тает под вдохновленный взгляд Чонгука, поэтому Тэхен кивает, только прошептав перед этим. — Я очень давно не пел. Чонгук ищет нужную песню, бегая взглядом по строчкам. Она же тут есть? Должна быть! Иначе позор на итальянскую нацию. — Твой голос совершенно прекрасен, — пытается успокоить Тэхена. — Я не профессиональный певец, — уклоняется американец, словно все еще надеется, что Чонгук передумает. — Тогда просто постой рядом, — просит Чонгук. Он наконец-то ее нашел! Сердце колотится, как умалишенное с первой же секунды. — Тэхен, я посвящаю эту песню тебе. Только тебе. Эту песню они никогда не пели, потому что голос Чонгука несколько отличался от первоначального исполнения и он боялся не дотянуть уровнем. Но здесь он хочет поговорить чувствами, а не высококлассным исполнением. Конечно, Тэхен узнает песню, тот самый безусловный хит 1982 года. Пожалуй, в тот момент итальянские песни стали активно выходить на зарубежный рынок: они делали совсем немного и много одновременно. В условиях политической напряженности, постоянной общественной усталости люди забыли, что такое радоваться каждому дню, а итальянцы просто пришли и заявили, что для счастья нужно не так уж и много. Может быть, посмеяться вместе, выпить, покричать так, чтобы горло сорвать, а еще влюбиться. Даже не обязательно в человека. Влюбляются люди в чужие улыбки на улице; в незнакомцев, почему-то оставляющих глубокий след в душе, хотя видишь ты их пару секунд; в сердечки, нарисованное на стаканчике кофе в любимой кофейне; в домашнюю еду, которую кладет мама раз в месяц, потому что вы нечасто видитесь из-за работы; даже в слезы влюбляются, когда идут они от смеха. Чонгук поет ему о счастье на побережье, о сплетенных руках и о таинственном послании для любимого. — Счастье — это рука на сердце, — тянет Чонгук, смотря Тэхену в душу. Кладет ладонь на левую часть груди. — Полном любви. Что это? Тэхен впервые чувствует влагу в глазах, наверно, спустя многие годы? Чонгук стоит перед залом, полным людей, адресуя эти строчки ему. И дело же не в его красивом голосе или начинающих подпевать итальянцах, восторженно смотрящих на парня с малиновыми волосами. Как Чонгук смотрит, преданно и проникновенно: так, чтобы ты этот взгляд не смог отпустить, ночами он сниться будет и говорить пару слов, которые другие боятся произносить или ждут все чего-то, а зачем? Тэхен сказал Чонгуку, тот ответил ему также, как они оба понимают, на языке музыки. — Чувствуешь, в воздухе, летит наша песня любви, — подпевает Тэхен в конце, не моргая смотря вперед. А там, впереди, его счастье. Вокруг хлопки, поддерживающие крики и свист. Люди радуются, вот так просто, когда Чонгук несдержанно улыбается самой своей широкой улыбкой. Как приятно знать, что ты не один такой дурак, самый умный дурак, готовый давать маленькие обещания и совершать большие поступки, лишь бы твой человек всегда пел душой о вашем общем счастье. Тэхен решает не оставаться в долгу. Он хочет также заявить о своих чувствах звездочке, а настроение только что было повышено до максимальной отметки. Спрашивается, какая разница, как он споет, если тут всем так все равно. Да подойди к нему хоть толпа недовольных, Тэхену надо сказать Чонгуку, как он им дорожит. Из знакомого попадается Queen, Тэхен сразу вспоминает этот шедевриальный клип и не менее шедеврального Фредди Меркури. Чонгук почти выплевывает коктейль, когда Тэхен, сбросив образ стеснительной Джульетты, поправляет полы пиджака, сексуально изогнув одну бровь. Посылает намеки, как бы спрашивает, а как бы предлагает. Начинает петь, своим чертовски-сексуальным низким голосом о легком сумасшествии, под названием любовь. — Я буду невозмутим, — подкрадывается смешной походкой, выбрасывая по очереди ноги, как ковбой. И как же ему идут эти брюки клеш, в которых наверняка жарко. — расслабься, привыкай, — Тэхен совсем близко, заигрывающе подмигивает парню, а Чонгук делает как можно более серьезное лицо, потягивая голубую лагуну через трубочку. Тэхен поет так сладко, с наслаждением тянет ноты, как сладкий мед тянется в первые дни, а сам он источает небывалую харизму, явно подражая Меркури, но и внося что-то свое. На плечо Чонгука ложится тяжелая рука, и он вздрагивает, когда Тэхен буквально рычит ему в лицо. — Он сводит меня с ума. Фредди сводили с ума девушки, а вот Тэхен решил изменить текст под него. Кто же знал, что его «он сводит меня с ума» будет еще долго сидеть у Чонгука на подкорке, выбитое внутри родным голосом без единой иглы. Тэхен берет его за руку, они начинают бесконтрольно прыгать по всей сцене, уже даже не стараясь а выкрикивая слова. Чонгук чувствует собравшуюся толпу вокруг, потому что многие тоже встали, вторя голосам. Так запоминаются летние ночи без забот, с оседающей жарой и запахом пота, с криками футбольных фанатов и их бешеное «го-о-ол» дошедшее с ветром с Олимпийского стадиона. Так чувствуется Рим и свобода. Темнь сгущается, они выпивают еще, Тэхен хмелеет все больше, как и Чонгук, который вообще пить столько не привык. К ним подсаживаются итальянцы, что-то говоря Чонгуку, видно по довольным лицам, нахваливают голос. Чокаются бокалами вместе, Тэхена с собой прихватывают. А мужчине весело и хорошо, он опрокидывает спиртное в себя, облизывая губы. Внутри тягучая нега. Вот только все удивленно смотрят на него, не открыто конечно, но эти прищуренные глаза, такие, словно он что-то сделал не так. Тэхен хмурится, ставя бокал на стол. Чонгук рядом с ним тихо откашливается, словно ненарочно, но даже Ким понимает определенные знаки. — Что я сделал не так? — шепчет Чонгуку, который почему-то стремительно краснеет, даже больше, когда они сегодня целовались. — Да нет, синьор американец, все так, все так, — заверяет он его, а у самого улыбка на лицо просится, губы кривятся. И тогда-то Тэхен понимает, что-то тут нечисто. Он полностью поворачивается к Чонгуку, который заговорщицки перешептывается с собутыльниками, кидая уже откровенно насмешливые взоры на него. — Чонгук? — Синьор Ким, не бери в голову, — говорит парень, выждав пару минут. Он даже фыркает в сторону итальянцев, дабы приструнить шутников, но они только еще больше раззадориваются. — Существует у нас такое поверье, что если перед тем, как выпить стакан после чокания, не поставить его на стол, синьор будет обделен в делах интимных. Гости смеются, между собой все повторяя sesso и americano, а Тэхен недовольствует и вообще, готов отстаивать свои права и желания в пьяном омуте, только его стремительно укрощает один маленький короткий поцелуй в щеку. И вот ему уже и доказывать ничего не надо. Венеция и Милан проходят за доли секунды, так, словно их и не бывало. Тэхен хоть и поражен городом на воде, но куда больше его голову кружит Чонгук, постоянно находившийся рядом и расхаживающий в шортах и футболке. Мысли цепляются за детали тела, скручиваются, не отпускают, потому что теперь уровень дозволенности совсем другой. Тэхен бы никогда не стал быстро принуждать к чему-то Чонгука или торопить его, но дыхание то и дело сбивается, а глаза ищут только подтянутую фигуру музыканта. Думают о нем больше. Они танцуют медленный танец под симфонию скрипки на главной улице с гранд-каналом, пока с собора Пресвятой Девы Марии на них смотрят каменные лики святых, а на земле следили голуби. Чонгук уложил голову Тэхену на плечо, думая о своем будущем, внутренне сомневаясь и борясь с собой. Здесь были его дом и семья, его любимая Италия. А там, где-то далеко за океаном мечта и мужчина, подаривший свои чувства. Тэхен молча вел его, прижимая со спины, ощущая важность момента. Теперь он мог только надеяться, что Чонгук захочет с ним остаться. — Чонгук, где бы ты не решил остаться, я последую за тобой, если ты позволишь мне, — проговаривает, потому что сам волнуется, хочет скрыть это, вычеркнуть из собственных карих глаз. В тот же вечер, Чонгук приходит к нему ночевать в номер, потому что поговорил с группой и снова поссорился с Марко. Лу неоднозначно принял его новость о карьере, Дино практически прямо сказал, что все это плохо закончится. Чонгук не мог там находиться, словно ощущал, что друзья желают ему лучшего, в чем-то они даже правы, но он не мог из своего сердца и их наставления выбрать последнее. Они с Тэхеном долго лежали друг напротив друга в темноте, тихо разговаривая. Чонгук подумал, что бы ждало его здесь? У Дино и Лу была сторонняя подработка, Марко займется этим, когда вернется в Палермо. А Чонгук? Сможет жить дальше, зная, что не попытался осуществить свою мечту? Даже не попробовал, не решился, потому что кто-то так сказал? Сможет он забыть Тэхена? Ему темной ночью, на мягких простынях и в полной тишине отвечают поцелуем, что нет.✨✨✨
В Милане не стали заселяться в отель: группа планировала вечером возвращаться домой в Палермо самолетом. До начала концерта еще было время, и Тэхен сделал достаточно рисковый шаг — позвал Чонгука провести это время с ним в съемном небольшом домике в пригороде. За время путешествий они успели устать и вымотаться не только физически, но и морально. Тэхен столько за последние недели отелей повидал, сколько никогда в жизни. Отдых в достаточно скромном, но милом доме, показался им спасением. Чонгук колебался, но с заверением, что Юнги поедет с ними и все будет хорошо, согласился. — Ну раз Юнги, — важно выделил Чонгук. — Он человек серьезный. Тэхен, сидя рядом в такси, нахмурился. — Не понял? — шуточно обижаясь спросил мужчина. Для приличия еще и брови смешно сдвинул, насмешив Чонгука. Юнги на переднем сиденье только изредка за ними следил, не желая погружаться в любовные дела. Дом был таким же, как и все итальянские вилетты: чистым, ухоженным и солнечным. В саду красиво цвел виноград, по дорожкам были высажены цветы. Хозяйка дома заранее договорилась с Тэхеном об оплате, заверив во всех удобствах, и дом американца не разочаровал. Им троим достались полноценные комнаты с душем, кроме этого была кухня с видом на сад и небольшой крытый бассейн. Последнему Тэхен особенно обрадовался, потому как после Палермо уже мечтал окунуться в прохладную воду и полноценно поплавать. В бассейне теплая вода и несколько деревянных лежаков, но самое главное — приятный свежий запах фруктов и морской соли. Тэхен только что вынырнул из воды и улегся на мягкое махровое полотенце, накрыв глаза черными очками. Ему было так хорошо, что глаза сами собой закрылись от наслаждения, только вот спать он не собирался. Просто ловил удовольствие от доносящегося звука птиц с улицы из окон и попивал банку газировки. На скулах и плечах появился загар, приходилось наносить крем, иначе Тэхен к Милану обгорел бы так, что стал больше похож на рака, нежели на нормального человека. После воды воздух холодил, заставляя покрываться тело мурашками. Разнежившись, он не услышал, как дверь отворилась, и зашел парень в длинном атласном халате. Когда Чонгук обнаружил его после душа в спальне, то все внутри него сжалось и затрепетало от возникшей идеи и легкого предвкушения. Ткань легла в руки тонкой материей, проскользив сквозь пальцы, как вода. Его метало на ветру сомнений, как маленький листик, и Чонгук все не мог решиться. Надевал халат, смотрел на себя в зеркало, отворачивался, снимал. Полумрак в комнате не давал все достаточно разглядеть, но было и так понятно, насколько он выглядит открыто и вызывающе, пугая даже самого себя. Этот молодой человек с растрепанными высохшими волосами и алым халатом правда он? Непривычный, сошедший с ума, потому что он собирается так выйти и пойти к мужчине. Чонгук представил, как широкие ладони ложатся на его тазовые кости сквозь неплотную ткань и зажмурился, сдержав постыдный звук. Словно он не замечал эти пристальные пожирающие взгляды все это время, стеснялся ответить или даже дать намек, что думает, что между ними случилось в Риме. От этих воспоминаний не ускользнуть, от них жарко. Голые ступни мягко ступают по плиткам бассейна, неспешно приближаясь к расслабленному мужчине. Тот все еще лежит на шезлонге, не двигаясь. Чонгук с замиранием сердца, легким страхом и интересом смотрит на поднимающуюся грудную клетку, на наверняка упругую, крепкую грудь, с которой стекает капелька воды из бассейна. Этими капельками усеян весь Тэхен, каждый его изгиб, впадина около пупка, небольшие углубления около таза, ведь мужчина не постеснялся спустить чуть плавки. Эти дурацкие мокрые плавки, кусок ткани настолько же тонкий, видимо, как и халат Чонгука. Или это что, специально? Чонгук сглатывает насухую, сделав каменный шаг ближе. Мысли беспорядочно разбегаются ящерками, одна сильнее другой вопит, красными сигналами предупреждает. Еще ближе, и он не остановится. Он сам это начал. В голове как-то тяжелее, как и в паху. Непонятно, спит Тэхен или нет, но Чонгук не собирается его трогать, если это первый вариант. Он просто любопытничает. Да. Сейчас можно посмотреть на него и не стесняться, к тому же, он еще не видел его без одежды. Щеки стремительно наливаются красным, Чонгук напрягает скулы, походя на злого хомячка. Он отбрасывает неуверенность, тихо присаживаясь на свободный край, в упор посмотрев на темные очки. Ничего не видно за ними, вот вообще. Если Тэхен сейчас не спит, он увидит все его взгляды, красноречивее которых бывают только действия. А Чонгук не отказывает себе, смотрит на плечи, достаточно широкие и раскинутые, совсем быстро проскальзывает глазами по соскам, потому что мысли окончательно в панику впадают. И как же удачно соскальзывает вниз, зацепившись за пресс. Оттуда, спускаясь вниз и задевая паховые волоски, бегут все те же капли воды, прячась за резинкой плавок. Как-только Чонгук натыкается на смятые складки и подозрительную выпуклость, сразу отводит глаза, шумно выдохнув. У него сейчас настолько распахнуты веки, что глаза кажутся в несколько раз больше. Боже, что же он творит? — Ты так быстро отвернулся. Что, совсем не привлекаю? — послышался оглушающий баритон. Тэхен все это время внимательно смотрел, следя за каждой ценной эмоцией. Раздумывал, что же предпримет его мальчик. Конечно, Тэхен и не рассчитывал, что Чонгук в ближайшее время проявит к нему такой интерес, все же, он видел его смущение и неготовность каждый раз, когда целовал приоткрытые губы, а музыкант отвечал неумело, но так стараясь и распаляясь, что выдерживать это становилось невыносимей. Вообще-то, Тэхен составил уже программу свиданий, подумывал над подарками, вплоть до сожительства и свадьбы, а там видно будет. А Чонгук. А что Чонгук, который сейчас плавно залезает на четвереньках к нему на шезлонг, подкрадываясь все ближе к лицу. У Тэхена дыхание спирает, глаза расширяются, когда с него нагло стаскивают очки, больше ничего не предпринимая. Они смотрят друг на друга, поменявшись местами: Тэхен загнанно и уязвленно, Чонгук — с прищуром и интересом. — Хочу видеть тебя, американец, — произносит укоризненно, сверкая глазами. — Сам наслаждаешься, а видеть твою реакцию не позволяешь. Чуть властный, уверенный тон пробирает до внутренностей, оседая внизу. Его Чонгук-и, самое милое и прекрасное существо на свете, сейчас говорит с ним и пожирает взглядом, перестав смущаться былого поведения. Тэхен возвращает себе уверенность, красноречиво медленно опустив взор на разъезжающийся халат, держащийся на одном шелковом поясе и честном слове. Сверху видны оголенные ключицы и яремная впадина, переходящая в грудные мышцы. Дальше — темнее, но все же можно уловить кусочек пресса. Чонгук приближается ближе, наклоняясь. Взглядом с нервами Тэхена играет, в потемневшие глаза смотрит без совести и стыда. Он, кажется, понял себе цену. Увидел ее в глазах мужчины, навсегда вобрав в себя ту уверенность, с которой на него смотрят каждый день, каждую секунду. Тэхен чуть приподнимается вверх, вставая на локти. Губы напротив него — магниты, полуоткрытые и очаровательные. Тэхен прикрывает глаза, сдаваясь своей звездочке. Ощущает дуновение на губах, чувствует, как по нижней проходится влажный язык. — Желанный, — горячо выдыхает, когда и верхнюю губу мягко облизывают, взяв в рот. Он чувствует, как сильно и хорошо Чонгук засасывает его верхнюю губу, пробуя что-то новое. Ему так интересно, и он больше не смущается, а Тэхен страдает всем телом, лишь бы не испугать и не пересечь черту. Само их положение уже выводит его из строя, он просто не может открыть глаза, иначе встретится с тем самым убийственным вопросом: «А что если?» «А что дальше?» Чонгук недовольно выпускает губу, осуждающе смотря на закрытые веки мужчины. Тэхен уже не понимает причину заминки, когда у него по телу пробегает ток. На его пах опускается что-то весомое и мягкое, прямо в центр, зажимая в ткани член и яйца. Чужие губы ловят стон, улыбаясь. Довольные, проказливые, дразнящие. Где научился? Тэхен в шоке открывает глаза, готовый умереть второй раз за последние десять минут. Чонгук сидит перед ним, расставив ноги по бокам, сжимая бедра. Добившись нужного эффекта, он с удовольствием питается полученным водопадом эмоций и ерзает ягодицами. Кадык Тэхена дергается, взгляд темнеет. С ним грязно играют, что ж, Чонгук же должен знать цену таким выпадам? — С какой целью ты это затеял, звездочка моя? — кладет ладони поверх ног, оглаживая на пробу бедро. Ткань быстро поддается манипуляциям, соскальзывая вбок, так что теперь ладони Тэхена удобно устраиваются на бедрах, вот только Чонгука все даже очень устраивает. — Хотел упасть с небосвода на вас, — улыбается Чонгук, любуясь нахмуренным лбом и такими живыми и яркими глазами. — Примерно сюда, — он двигает тазом взад вперед, чувствуя, как утыкается задней частью в твердую головку. Тэхен издает глухой выдох, тут же переместив пальцы на бока, останавливая парня в таком положении. Ему сейчас так хорошо и так больно. Чувства искрами взрываются от одного осознания — вот он, его звездочка, его Стелла, это именно Чонгук. Который все еще дразнит его? Насколько далеко можно зайти? Понимает ли он, что делает? Видя мученическое выражение мужчины, Чонгук думает, что ему стоит подтолкнуть Тэхена к ответным действиям. — Мне хочется посмотреть на тебя, — шепчет он в приоткрытые губы. Тэхен ловит его взгляд, несдержанный и игривый. — Там. Чонгук чувствует себя искусителем, настолько ему нравится смотреть, как преображается Тэхен, как быстро возрастает в нем напряжение. Он сейчас непробиваемая скала, но Чонгук уверенно шипит: не оставит ему выбора. Потому что желанный, и они оба это знают. Неожиданно приятная тяжесть чужих бедер исчезает. Тэхен расфокусированно наблюдает, как парень перекидывает ногу через шезлонг, встав в полный рост к нему спиной. Сглатывает, ведь ему показалось? Чонгук тоже возбужден. Итальянец медленными шагами направляется к воде, а когда доходит до кромки, с весельем напоминает Тэхену. — Мне хочется посмотреть на тебя там, Тэхен, — мурлыкает. — В бассейне. Увидеть, как ты плаваешь. У Чонгука сегодня была одна цель — заставить Тэхена задохнуться, — потому что иначе это назвать нельзя. Ким думал, что хуже уже быть не может, сидя в возбужденном состоянии на шезлонге, но вот пояс развязывается, ткань единым потоком падает вниз. У Чонгука едва-шоколадный загар и выделяющиеся лопатки. Довольно широкая спина, сразу говорящая, что ее владелец — хороший пловец. Тонкая талия, красивая полоска позвоночника, уходящая в поджатые ягодицы. Крепкие мышцы ног. Все эти характеристики отрывками мелькают в тускнеющем сознании, полностью подчиненном картине перед собой. Он видит свою Стеллу. Он весь его ходячее желание. Тэхен загипнотизированно встает, не отводя взгляд в сторону. Он бы счел себя самим предателем, если бы сейчас отстранился, хоть не секунду дал себе разрешение увернуться от тела Чонгука. Осознание, что перед ним Чонгук, такое режущее, сжимающее все внутри, слишком сильной любовью. Чонгук слышит, как сзади шаги раздаются все ближе, мысленно считает их количество, прикрыв глаза. В нем все кипит, зашкаливает, мысли давно разбежались, сожженные заживо. Ему кажется, что он и сам горит. Секунды, Тэхен за спиной. Обжигает лопатки дыханием, ухудшая ситуацию. Лишь его маленькие манипуляции способны вызвать у Чонгука сильнейший отклик, потому что все тело стремится поддаться назад, чтобы прикоснулись. Но Чонгук снова играет, не дав разрушиться лишним миллиметрам, только оборачивается и коротко улыбается, показывает что все в порядке. А затем прыгает в бассейн. Тэхен разочарованно стонет, но не теряет времени, тут же следует за ним. Обещал же куда угодно последовать. Чонгук, в отличие от американца, умеет открывать глаза под водой без лишнего дискомфорта. Он разворачивается в воде, наблюдая, как мужчина погружается в воду, смешно зажмурившись и сжав нос пальцами. Всплывает следом, ничего не говоря, дожидаясь, пока Тэхен протрет глаза. — Все убегаешь от меня? — спрашивает глубоким голосом, от которого у Чонгука есть желание завыть. — Да, — подтверждая, опасно оскалившись. — Но какие же догонялки без трофея? Тэхен не совсем понимает, о чем он говорит, но явно ничего хорошего. Чонгук смотрит ему в глаза проникновенно и знакомо, а потом ныряет под воду, и в следующую секунду Тэхен чувствует, как его плавки стаскивают одним рывком. Ткань исчезает куда-то бесследно, а Чонгук выныривает в паре метров от него, остается только проклинать его отличное умение плавать. — Теперь мы на равных. Действительно, оба полностью голые, с откровенными стояками, думает Тэхен, смотря на своего невозможного. По плечам приятные мурашки бегут. — Что же, мне остается только тебя догнать? — Попробуй, — кивает Чонгук. Как хорошо бы ни был сложен Тэхен, у Стеллы есть навык проживания у прибрежной зоны. Он плавал с самого детства и любил это занятие всем сердцем. Тэхен старательно гребет обеими руками по очереди, но Чонгук то и дело уходит под воду, выныривая совершенно с другой стороны. Они входят в азарт, плескаясь в воде и откровенно доводя друг друга изнеможением. В какой-то момент Тэхену удается поймать его за руку, и он этим пользуется. Привлекает к себе, чувствуя, как расступается вода перед телом. От касания телами оба вздрагивают, молча глядя друг на друга. Тяжело дышат, обнимая за плечи и талию, насмотреться не могут. С мокрых волос сползают капли, с лиц бегут ручьи, ударяясь о воду. Запыхавшийся, довольный и возбужденный Чонгук — это самая красивая долбанная картина в мире, которую Тэхен когда-либо видел. Срываются оба моментально. Яростно соединяют губы, слизывая капли, тянутся внутрь: Тэхен чуть нависает сверху, беря Чонгука за скулы, очерчивая их большим пальцем и размашисто вылизывая изнутри. Любит чужой мягкий язык, мнет его, чувствуя с каким запалом ему отвечают. Лучше не становится — Чонгук отталкивается от дна, плавно уложив ноги ему на поясницу, скрестив и придавив ближе к себе. У обоих в поцелуе вырывается стон. Это пронизывает до дрожи — чувствовать его вот так, еще не полностью, но совсем близко. Тэхен представить не может, как Чонгук ему доверяет и как сильно привязан, если может изменить своему привычному состоянию и вести себя так, чтобы доставить удовольствие, чтобы постараться ради него. Он его на руках носить хочет, и еще поносит. Сейчас отвлекает чужой стояк, которым Чонгук активно трется о его пресс, вызывая тянущее чувство снизу. Тэхена обнимают за плечи, меняясь положениями — теперь, когда Чонгук сидит на нем, он утягивает Тэхена вверх за собой, отчаянно целуя и сжимаясь, обнажая все свои чувства. То, как собственнически Чонгук, его милый Чонгук, кусает его губы, слизывает призрачный вкус газировки и ищет ответной ласки, раздавливает Тэхена. Он чувствует не то, что бабочек в животе, у него цветы прорастают, красивыми лилиями устилая и даруя бесконечную нежность. Тэхен густо выдыхает, посмотрев исподлобья в мутные глаза. — Когда я впервые услышал твой голос, то успел заранее полюбить. И с тех пор я застрял в том моменте, где так и не смог развернуться и уйти. Кожу плеча мягко поглаживают, переходя на шею, делая приятно. Чонгук будто понимает, притягивая к себе и сминая губы, почти болезненно простонав. Вода окутывает их соединенные тела, скрывая полное отсутствие выдержки. — Забери меня Тэхен, — быстро шепчет Чонгук ему в губы, закрыв глаза. Боится говорить все, что чувствует. — Забирай мои песни, мой голос, мое тело, мою мечту. Я больше не мыслю себя без тебя. Чонгук обмирает, когда его бока под водой стискивают сильнее, сминая мягкую кожу. Тэхен наклоняется вперед, целуя шею и не отстраняясь, всасывает. Чувствует, как от этого у Чонгука только сильнее твердеет внизу. Такое состояние становится почти невозможным. Касается его спины, мокрой и приятной, водить по ней пальцами и чувствовать бегущие мурашки — бесценно. Кажется, это их общая эрогенная зона. Тэхену хочется залюбить каждый сантиметр, прикасаться и целовать лопатки, дойти до копчика и смять ягодицы. Он в беспамятстве опускает свои руки вниз, оглаживая их, ладонями массируя и раздвигая. Чонгук издает сдавленный всхлип, и это дает Тэхену шанс опомниться. Он с тревогой следит за чужими глазами, не находя там неприятия или боли. — Чонгук? Парень мычит, размеренно дыша и возвращая себе способность мыслить. От его вида Тэхену сносит голову. — Мы можем зайти, — мнется, напоминая прежнего Чонгука. — Дальше? Тэхен удобно укладывает руки вокруг его талии, прижимая и доверительно глядя в глаза. Как же сильно он его любит. — Ты знаешь, как это делается? — осторожно спрашивает, поглаживая по спине. Чонгук нерешительно кивает, но Тэхен этим недоволен. — Скажи прямо, Чонгук. В сексе ты должен знать от и до, что можно делать с партнером, так будет лучше для нас обоих. Чонгук смущается, и это-то сидя на нем с эрекцией. Разговоры, кажется, его слабая сторона. — Я не знаю, как это происходит у мужчины с мужчиной, — качает головой, водя пальцами по чужому сильному плечу, что бы отвлечься. — Был ли у тебя когда-нибудь с кем-то секс? — старается спрашивать мягко и ласково, чтобы доверяли. Тэхен и сам подозревает ответ, но должен убедиться. — Нет, — ему быстро отвечают, невольно сжимая руки на плечах сильнее. — Хорошо, — Тэхен шепчет, обводя его губы по кругу, не касаясь. — Тогда ты хочешь его со мной? — С тобой хочу все. Тэхен подавляет улыбку, подхватив Чонгука крепче под бедра и поплыв к выходу из бассейна. Плыть, хоть и недолго, но неудобно, а мужчина сам наотрез отказывается снимать с себя елозящего Чонгука. Ему приятны его прикосновения до темноты в глазах. Они быстро выбираются, идя в сторону закрытых диванчиков с навесом. Чонгук пролазает туда первым, улыбаясь, как провинившийся подросток, словно они сбегают от учителя в классе и прячутся под парту. Тэхен осматривает полочку со всеми принадлежностями для массажа, останавливаясь на кокосовом масле и бутылке воды. Пролезает за ним, и оба оказываются в небольшой полутьме. Этот момент ощущается по-другому. Они спрятались ото всех, укрылись и создали свой собственный мир, собственное время. В нем отчетливо слышна только одна музыка без имен, композиторов и нот — слишком отчетливое биение и совместное дыхание. Тэхен видит, как в прорезающихся лучах вздымается грудная клетка Чонгука, какая она до безобразия манящая и красивая. Кладет большую ладонь прямо поверх сошедшего с ума сердца, чувствуя ритмичные удары. Оно рвется к нему, пробивая стены. Смотрят в глаза. Тэхен приближается ближе, заползая сверху, ставя руки по бокам от Чонгука. Прикасается к скуле, потом к уху, прикрывая глаза, чтобы шепнуть: — Забираю. Чонгук под ним выгибается, не в силах оставаться больше без касаний. Он становится жадным, хочет все и сразу. Он никогда не знал любовь, а сейчас ее познает. Глупый мальчишка, не понимает, что чувствовал ее на протяжении всего их путешествия. — Доверяй мне, — просит Тэхен, прежде чем продолжать. Дожидается кивка, сразу приникая губами и целуя, так сильно и со вкусом, чтобы ни одной мысли не осталось и земля из-под ног ушла. Чонгук еще больше прогибается, утягивая его на себя, практически укладывая сверху и просит Тэхена продолжать — у него слишком давно и болезненно стоит. Тэхен обводит языком соски, прежде чем втянуть ртом, оттягивая, после сразу ловит чужие вскиданные бедра, начинающие поступательно плавно двигаться — Чонгук просит, потираясь о напрягшийся пресс, и Тэхен впервые оглаживает его член рукой, распределяя предэякулят и слушая короткие вдох-выдох. Опускается, сам до конца не веря, что они делают это. Наверно, Чонгук так и останется для него недостижимой звездой, самой яркой и прекрасной. — Скажи мне, Чонгук: справедлив ты ко мне? — с ним рядом дышать тяжело, — Я в своей жизни сколько кино не видел, сколько песен не слышал, — трепетно порхает губами по коже, в каждую пору впитаться хочет, пролезть, просочиться, — нет такого момента на экране, нет таких слов в музыке, способных описать мои чувства к тебе. Тебя нужно обожать, — мягкое скольжение языком по внутренней части бедра, — тебя нужно воспевать, — поцелуй около ягодичной мышцы, — тебя нужно боготворить, — дыхание возле паха. Несправедливость здесь только одна: она внутри изнывающего Чонгука, мучимого словами любимого, отчаянно краснеющего и желающего только от того, как Тэхен с ним говорит. У них все взаимно: как только Тэхен поджигает, Чонгук воспламеняется. Его целуют всегда с нежностью, желанием, с отягощением, взасос, посильнее и крепче, чтобы этот мужчина никогда не думал от него отстраняться. И было бы им легче, если бы их чувства пылали яркой спичкой не больше минуты, а потом потухли, потому что так обычно бывает, жизнь — это не мечта и сказка, это огромный труд и борьба каждый день. Во все это верит Чонгук, это его неустанные законы, написанные улицами Палермо, клеймом оставивших его родных родителей и жизнью в становлении самого себя. Чонгук сам сделал себя, выковал из камня, только думал, что он обычный булыжник на улицах Сицилии, пока Тэхен не появился и не заставил поверить, что он — мрамор. Он не просто названный сын этой страны, он ее Стелла — вечный монумент. Чонгуку крышу кроет от рук, скользящих в масле вдоль его бедер. Они плавно двигаются вниз, возвращаются, порывисто разгоняя кровь по телу, заставляя краснеть кожу, пропускать кровяные сосуды больше. Тэхен целует его везде, всасывает участки на талии, смешивая красками бронзу, краснь и сирень. Он любит и словами, и движениями, и, если бы мог, ни за что бы не остановился. Тэхен хочет его взять. В горле ком, но не от застрявшего воздуха, а от Чонгука, томно открывшего веки, нашедшего его влажными глазами. Боги, как он хочет его взять. Пару раз лижет на пробу вставший член, придерживая рукой. Чонгук жмурится, не вынося будоражуще приятного касания холодного языка к влажной головке, закидывая голову и выгибаясь, поддаваясь навстречу Тэхену. Ему одновременно стыдно, хорошо и горячо. В первый раз всегда испытываешь долю непринятия происходящего, ведь тебя касаются там, гладят, лижут, любят, где никто не привык. Об этом не говорят открыто, а если шепчутся, то с некой неизменной опаской. Тэхен из тех, кто любит слишком громко, а Чонгук тот, кто не привык любить тихо. Его берут в рот старательно, и хотя Чонгук не может первый раз долго терпеть, сжавшись от напряжения, задрожав и излившись, Тэхен еще ласкает его после, трется о бока щекой, прикусывает их. Ему просто нравится. Пока Чонгук продирается сквозь новые ощущения, его окатывают водой из бутылки, размазывая масло по коже. — Ты вкусный, Чонгук-и, — лицо Тэхена внезапно оказывается сверху, а глаза хитро блестят. Лихорадочно и заманчиво. Он накланяется к шее, припав к кадыку, смачно чмокнув его. Чонгуку ни дают ни шанса на передышку. — Скажи мне, что ты чувствуешь? — Жар, — Чонгук сбито стонет от глубоко засоса за ушком. — Твое желание. — Ты горишь, моя звездочка, это чувствуется даже сейчас. Скажи мне, ты знаешь, что я хочу услышать? Чонгук вопросительно смотрит в темные радужки. Требовательный, властный Тэхен. — Для кого ты горишь, моя Стелла? Чонгук сглатывает от тяжелого, припечатывающего голоса. Собственнический Тэхен. Ноги сгибает, скрещивая и укладывая поверх накаченных ягодиц мужчины. Снова краснеет. С трудом и усталостью, но чувствует, как его стимулирует Тэхен, наглаживая член, который снова слегка твердеет. — Для тебя. Все правильно. Звезд же на небе много, на сцене тоже, как и Стелл — каменных величественных статуй, гордых и прославляющих в центре города. А его сицилийская звездочка всего одна, она центр его внутреннего города и его каменное лицо, высеченное на оставшуюся жизнь. Тэхен в редких лучиках солнца, растрепанный и мокрый из-за пота, чувствуется самым нужным человеком на Земле. Чонгук смотрит на него, утопая до беспамятства и без обратного билета. Его сердце болит от внезапного страха, что после Тэхена он доверять уже никому не сможет и больше не захочет. Первые ощущения от смазанных пальцев странные, физически это не приносит дискомфорта, однако до конца понять свои эмоции Чонгук не может. Его целуют то напористо, то разнеженно и медленно, смакуя момент соединения. Тэхена самого внутренне немного потряхивает, но он держится уверенно и плавно массирует смазанными пальцами внутренние стенки. В какой-то момент они смотрят в глаза, понимая, насколько близки во всех смыслах. Чонгуку кажется, что его сейчас накроет второй волной сухого оргазма, но Тэхен настойчиво сжимает основание члена. Специально избегает его и яички, оттягивая следующий момент. Чонгук нетерпеливо ерзает уже на трех пальцах, заверяя тихим заглушенным шепотом в губы, что с ним все в порядке. Он чувствует растяжение и наполненность внутри, стараясь не делать лишних движений, просто справляясь с накатывающими эмоциями. Его словно разрывает от непонимания, удовольствия и липкого страха. Осознавать, что его касается Тэхен приятно, что он так внимательно подходит к их близости, все еще стараясь для Чонгука. Видя в чужом взгляде подбирающуюся грань, Чонгук притягивает мужчину к себе. — Я готов, Тэхен. Тэхен сдавленно вздыхает, утыкаясь ему в шею. Чувствуя мягкую головку у входа, Чонгук замирает, оставаясь всем сознанием в этом моменте, практически перестает дышать. Он чувствует, как входит член, распирая сильнее и сильнее, и испытывает самые странные ощущения в своей жизни. Он в прострации, пока его не наполняют так, что нет ни единого миллиметра между ними. Внезапно Тэхен сильнее вжимается, вызывая короткий вскрик у Чонгука, у которого на плечах выступает гусиная кожа. Он сжимает ногами таз мужчины, желая оставаться в таком положении. В голове бьет короткий импульс от соприкосновения с железой и нервами, все стимуляции кожа об кожу становятся сильнее в несколько раз. Чонгук весь чувствительный — оставь след, не исчезнет и через несколько дней. Тэхен выходит, делая плавный толчок, и стонет ему на ухо протяжно, выбивая ответный стон. Пальцы скользят по плечам, руки не способны полностью обхватить объемную спину, пока Тэхен начинает толкаться сильнее, сдавленно и быстро дыша. Ему так баснословно крышу сносит от напора стенок, от мягкого соприкосновения их мышц и связок, он чувствует Чонгука полностью и готов скулить от этого. Чувствует, как все сильнее выступает предсемя внутри, создавая дополнительную смазку, пока сам облюбовывает шею, заполняя поцелуями. Чонгук внезапно испытывая острый порыв, берет Тэхена за волосы, оттягивая назад от своей шеи и сам впивается в губы. Хочется чувствовать их мягкость, так сильно контрастирующую с уже жесткими толчками, переходящими в откровенную долбежку. Чонгук скулит в поцелуе, чувствуя, как резко бьются чужие яйца в его кожу, скребет ногтями выделившиеся лопатки в изнеможении. Тэхен надавливает пальцами на промежность, проходясь по внешней части простаты, чувствуя свои толчки. В голову приливает кровь. Чонгук полноценно кончает, хрипло простонав заветное имя на губах, когда Тэхен вытаскивает член, быстро потирая и кончая следом. От их слияния сладость оседает на языке, но усталость берет вверх. Чонгук сразу закрывает глаза, потянув ладони навстречу и мужчина ныряет в его объятия, укладываясь рядом. Они мирно лежат, пытаясь отдышаться и коллективно решая никуда не уходить. — Ты закрывал дверь? — сонно интересуется Тэхен, почти проваливаясь во вселенскую дрему. Чонгук испускает смешок. — Спасибо, что поинтересовался этим сейчас. Да, закрыл. Тэхен заметно расслабляется, но не может себе позволить уснуть, пока не уточнит: — Ты как, Чонгук-и? С ним сплетают пальцы. Чонгука внутри распирает из-за них. Общего одеяла, общей страсти и витающего запаха секса. — Я счастлив, Тэхен, как никогда раньше. Они дремлют до вечера и просыпаются от стука в дверь. За ней, кажется, целая разгневанная армия, потому что Юнги и правда с ней сравнится, если не превзойдет. Эти влюбленные голубки его доконали — дом скоро возвращать, а они пропали на целый день, да еще и заперлись, судя по всему, в бассейне. Тэхен лениво кричит ему, чтобы шел куда подальше, пока гладит пальцами щеку Чонгука. Они с большой неохотой выбираются из плетенного диванчика, собирая вещи. Чонгук смеется, когда Тэхен, поворчав и припоминая его выходку, плывет за собственными плавками в центр бассейна. Ему до щемящего приятен смех его парня. Этой ночью отыграв концерт в Милане, они возвращаются в Палермо общей компанией. Чонгук выглядит по настоящему светящимся, как самая настоящая звездочка, единственная омрачающая его мысль — ему придется попрощаться с семьей. Это больно режет по сознанию, где они всю жизнь были вместе и поддерживали друг друга, но есть правда в том, что он хочет идти дальше и попытаться взойти на небосвод. И Чонгук уже принял решение.✨✨✨
Каждое утро он любит просыпаться. Действительно любит, наслаждаясь открытым солнцем и все еще чувствует себя непривычно здесь. Ему до сих пор странно, что он в Нью-Йорке. Четвертый год. Стоит на балкончике. Сигара Тэхена отдает горечью, дым густой. — Ты знаешь историю о пианисте, которого нашли на корабле? В ответ качают головой, но слушают с интересом. Чонгук следит, как в выцветших волосах застревает утренняя прохлада, тормошит уложенные пряди. Не так давно Тэхен покрасился в русый оттенок, но решил, что вернет натуральный цвет. За долгое время Чонгук успел понять, что его мужчина любит эксперименты, хотя почти сразу возвращается к чему-то привычному. Это относилось ко всему, даже во многих бытовых мелочах Тэхен мог купить новую необычную сковородку по акции, а потом ворчать, что она совсем неудобная и вообще уродливая какая-то, «лучше возьму старую». Он купил нового японца, но через неделю подвернул на порог все на той же своей малышке-ауди. Заводил новые знакомства он также быстро, как и прекращал, в основном, это были сугубо деловые встречи и переговоры на счет артистов. Чонгуку пришлось смириться, что вокруг Тэхена постоянно крутится сборище народу, да что говорить, он и сам начал крутиться в тех же кругах. Тэхен никогда ни на что не менял его. В новогоднюю ночь он выбирал не шоу со своей группой в прайм тайм, а встречать новый год на Таймс сквер вместе с Чонгуком, обнимая и грея его, пока Чонгук держал какао в руках, смотря на огромные экраны. В музыке Тэхен очень помогал — выступал наставником, подсказывал, как себя вести, нашел преподавателей. А Чонгук боялся. Всего: нового континента; людей, совершенно отличных от итальянцев, с другой душой и другими лицами; сделать что-то не то боялся, потому что никогда не был в профессиональном мире музыки. Ему потребовалось много времени, чтобы привыкнуть, потому что единственной мыслью в шумном Нью-Йорке в первую неделю стало предательски сбежать. Огромные здания, столпотворения и шум выводили из равновесия. Чонгук никогда не думал, что шум бывает разным. Он пошел в итальянский клуб и нашел общий язык с несколькими людьми, которые переехали с севера Италии. Даже проводили некоторые праздники вместе и общались по стационарному телефону. Чонгука искренне поразил снег. В Палермо снег был анормальным явлением, столь редким, что считался чудом. Тэхен с упоением смотрел, как его звездочка носится по парку, собирая маленькие кучки с сугробами, а заметив, что дети лепят снеговика, сам прибежал с горящими глазами к Тэхену, умоляя сделать с ним круглого человека. Тогда они себе все руки отморозили, потому что Тэхен не носил перчаток, а у Чонгука их не было — словно первый раз он свою зиму жил. Смерть Фредди подкосила их. Тогда они вместе сидели на диване в гостинной, Тэхен молча включил повторы старых записей концертов, и они вместе плакали под The Show Must Go On. Чонгук даже платочком вытирал дорожки у Кима на щеках, хотя тот и сидел с каменным лицом, казалось, что-то в них умерло в тот момент, но по-разному. И все же, они продолжали работать, петь и любить друг друга так, словно лето 1990-го года не осталось где-то далеко во времени и за несколько тысяч километров от них, а цвело до сих пор самым красивым цветком. На работе они часто пересекались, Чонгук таскал ему термос, а тот благодарил, ласково оставляя поцелуй на виске. Первый раз Чонгук услышал свою песню по радио в машине и так и замер, округлив глаза и раскрыв рот. Это было невероятное чувство. Он словно снова оказался тем мальчиком в доме у Фаби, когда настраивал каналы и ловил нужную волну, чтобы услышать любимого исполнителя. Его песни любили и слушали люди. Тэхен повернулся к нему, накрыв ладонью чужие подрагивающие пальцы. Нежно сложил их в замок. — Я так горжусь тобой. Этой фразы хватило, чтобы Чонгук разрыдался, сильно, некрасиво и в голос. Они остановились у обочины, Тэхен не переставал отпускать его руку, пока тельце сотрясалось от новых накативших эмоций. Этим же вечером им позвонила София. Она радостно сообщила братику, что дома услышала его песню из телевизора. Они смеялись, болтая о Палермо, учебе Софии и делах семьи. Когда подключилась Фаби, Чонгук сжал губы так сильно, что они побледнели. Мама сказала ему ту же фразу, что и Тэхен. Мужчина старался делать все для самого ценного человека в своей жизни, но его итальянская лилия вяла с каждым днем: незаметно, невесомо падали ее лепестки, пока не замечаешь, что сердцевина-то осталась одна, болеющая. Таким образом, они оказались на балконе, где Чонгук решил однажды рассказать кое-что мужчине. — Не так давно вышла новая итальянская книга, я уже забыл ее название. Там на судне находят мальчика, младенца, которого оставили родители-беженцы. Главная суть не в том, что им было нечем его кормить, сами они ничего ему не оставили, но подарили жизнь на корабле, который стал его новым домом. Тэхен стал курить больше. Состояние Чонгука беспокоило и его тоже. И пока напрашивался только один способ ее решить, но это был бы серьезный шаг. — Ты стал читать книги? — без мысли о шутке в голосе спросил он. Чонгук улыбнулся. — Мы обсуждали ее в клубе. Это, — смотрит на просыпающийся город, а сам где-то далеко. — возвращает меня домой. Тэхен, может, и попробует обычные сигареты, но не откажется от своей сигары. Других людей он не пробует, и от Чонгука не откажется. — Мальчик страстно мечтал стать музыкантом. Он научился играть на пианино и однажды, когда его хотели выкинуть с корабля, он впервые всем показал свой талант. Потому что океан был его домом, шторм и бури — симфонией вместо колыбели. Он так виртуозно управлял пианино, что вел его по волнам собственного разума, придумывая мелодии из себя, вытаскивая из своей жизни и жизни вокруг. Он не выходил к миру, зато мир приходил к нему через людей, плавающих на судне с одного края света на другой. А слава на суше шла за ним по пятам, там, на земле, где он ни разу не был, и людях ее не знал. Один раз он пришел и сказал своему другу, что сойдет в Нью-Йорке. Тэхен невесело усмехается, глядя на этот самый Нью-Йорк. Ради него стоит сойти? — Так и не сошел, — задумчиво сказал Чонгук. — Ни тогда, ни после. Даже когда корабль стали использовать, как военный госпиталь, и он стал не годен — даже тогда не сошел. Тишина. Тэхен смотрит вдаль, чувствуя приближение солнца. На душе погано. — Ты чувствуешь себя этим человеком? Чонгук виновато смотрит ему в глаза. В них любимое черное зеркало отражает все ту же самую любовь к Тэхену, что и четыре года назад, а еще появившуюся усталость. — Я чувствую, что моя мечта нести людям музыку не стоила того, что я покинул корабль, — еле слышно шепчет он, сжимая перила сильнее. — Но я никогда еще так сильно никого не любил, Тэхен, и не полюблю. Эти годы рядом с тобой стали лучшими в моей жизни. Его обнимают, укачивая, Чонгук обнимает в ответ. Самый привычный и любимый жест в мире. — Просто иногда я очень хочу домой. Следующая неделя проходит, как обычно. Чонгука вызывают в агентство, он работает для нового шоу после релиза своего сольного альбома. Тэхен собирает документы и заказывает билеты. Ему не приходится особо суетиться: он видел по состоянию Чонгука, что тому требовался отдых и знал, с чем это связано. Поэтому он решает сделать им обоим маленький сюрприз, изобретет машину времени и отправит в далекий (вообще-то не очень) жаркий июнь. Всех заранее предупреждает и просит не говорить Чонгуку. Тот, вроде, успокоился, но это не значит, что проблема исчезла. Вся прелесть их совместной жизни заключалась в знании обоих, что даже если они молчат и сами не подозревают о необходимости помощи, другой всегда это почувствует. В один прекрасный день Тэхен распахивает дверь их квартиры, хитро смотрит на замеревшую звездочку, устроившуюся за столом на завтрак. В квартире Тэхена была барная стойка, и обычно он часто перекусывал за ней, но Чонгуку не подошел такой способ жизни, он с рождения привык неспешно принимать еду в комфортной обстановке, поэтому они обзавелись полноценным обеденным местом. Даже эти мелочи умиляли Тэхена, каждый день напоминая, как ему, на самом деле повезло. — Собирайся, Чонгук-и, — мужчина торжественно выдвигает чемодан вперед. — У нас с тобой наметились неотложные дела. — Я надеюсь, ни как тогда, когда ты вдруг ночью завалился к нам в спальню с криками, что достал билеты на концерт Нирваны? — с подозрением спрашивает Чонгук. — Ты обожаешь Smells Like Teen Spirit. — Самолет был через два часа, Тэхен. Ночью. Ты потащил меня в пижаме! — Мы видели Курта Кобейна! Чонгук запрокидывает голову, протирая глаза. — Ладно, ты победил. Но давай не будет о Кобейне, пожалуйста. Тэхен понятливо кивает, помолчав. Потом начинает подкрадываться к парню, противно скрипя чемоданом о пол. Встретившись с осуждающим взглядом, Тэхен все-таки решает нормально подойти к Чонгуку и поговорить. Он все еще иногда красит волосы. Из-за плохой формулы краска портила их, и со временем Чонгук понял, что облысеет, если продолжит ходить с малиновой шевелюрой, но благо разработчики трудились не зря. Тэхену нравилось по любому, но малиновый цвет вызывал особый трепет и был триггером для его и без того постоянного романтического настроения. Мужчина упорно считал, что если звездочка ходит с малиновым цветом, ее нужно заваливать как можно чаще розами или лилиями. Чонгук шутил, что это такой стресс, Тэхен подсознательно все еще в Палермо добивается его внимания на первом свидании. При этом сам парень краснел, невольно и сам возвращаясь в прошлое. Тэхен всеми силами хочет устроить ему сюрприз, и Чонгук дает возможность это сделать. Особо не спрашивает до аэропорта, не выведывает, потому как и свои догадки тоже есть. Правда, если надежда будет обманчива, будет слишком больно. Они сдают багаж и проходя регистрацию, у Чонгука трясутся руки, когда он видит посадочные билеты назначением «Нью-Йорк — Палермо». Он округляет глаза, смотря на Тэхена с такой любовью, что впору задохнуться. А лицо его любимого преображается в легкой, искренней улыбке. — Мы летим домой, Чонгук. Не «Ты». «Мы». Чонгук сдерживает слезы, все еще не мирясь со своей сентиментальностью, но совершенно забывает об этом, когда к нему бежит София, такая повзрослевшая и красивая София. Чонгук ловит ее с разбега, сразу обнимая и кружа на месте. — Чонгук! — София сначала смеется от радости, крича на всю улицу с их маленьким домиком. — Чонгук приехал! Чонгук! — она резко начинает плакать, потому что телефонных разговоров слишком недостаточно, и ее можно понять. Парень сжимает губы до боли, зарываясь в темные волосы. — Ты больше не русалочка Ариэль, — дрогнувшим голосом шепчет он. — Ты тоже, — плечо намокает от слез. Фаби тоже утирает их, приглашая гостей в дом, но делает это втихую, чтобы никто не видел. Тэхен смотрит на нее с постоянным уважением и большой благодарностью. Они некоторое время притирались друг к другу, когда Чонгук вернулся из Милана, чтобы предупредить семью, что уезжает. Он не мог просто позвонить и вот так оставить их, это нечестно и бесчеловечно, а Тэхен согласился познакомиться с его семьей. И Фаби улыбнулась тогда, по-итальянски спросив, тот ли это человек, по которому у Чонгука сердце билось неровно, на что получила утвердительный ответ. Тэхен был готов к недоверию, даже к отрицательной реакции, но не к тому, что София устроит ему целый допрос, какой мультфильм он предпочитает и почему это Русалочка. После этого Тэхену, кажется, во сне привиделась рыба. В конце дня они вышли погулять по городу и дойти до пляжа. Тэхен со странным чувством смятения смотрел на площадь с фонтаном и отелем, где он первый раз остановился. Такой возбужденный и взволнованный чужим голосом, а ведь сейчас Тэхен стал намного спокойнее, хотя от некоторых его выходок Чонгук все еще закатывает глаза. Странно ощущать себя частью собственной ностальгии, когда идешь по тем же камням, что и несколько лет назад, видишь тот же пейзаж, застывший во времени, изменившийся только парой трещин на штукатурке, а сам-то ты изменился достаточно. К Чонгуку подходят пара людей, узнавшие в нем певца, поющего песни где-то за океаном. Другие узнают в нем бывшего соотечественника, им Чонгук улыбается особенно тепло. Когда они оказываются у пляжа, Чонгук закрывает глаза, с наслаждением втягивая воздух. Соленый, родной и далекий. Он снимает шлепки, сорвавшись с места и утащив за собой Тэхена, только вперед, к его нечеловеческой любви — морю. Оно принимает их теплыми волнами, слышит их смех, громкий и до простого влюбленный. Совсем такой же, как в июне 1990-го года.