Память, скрытая в тени

Чёрные стены, чёрный пол, чёрная мебель, чёрное постельное, чёрная форма. Двери без замков. Шесть метров под землёй? Гораздо больше, это же не верхний этаж. Чёрные клюшки, чёрное поле, чёрная форма, чёрные полотенца. Волосы в пучок, оружие подальше - только собственное тело. Сжать зубы, убраться. Не сопротивляться, хотя физическая возможность есть. Косички, похожие на змей, тоже в пучок. Не дёргаться, когда сдирают одежду или и вовсе прижимают к мокрому чёрному кафелю. Не поднимать голову, защищая своей покорностью брата. Не открывать рот, спасая от несправедливого наказания сестру. Десять часов на тренировки, пять на обучение, полтора на учёбу, полчаса на еду и общение. Семь часов на сон. Так было десять лет назад. Они не были уверены в том, какими будут рабочие будни, но вряд ли за это время многое изменилось. Во всяком случае, интерьер остался тем же. И кровь на нём смотрелась так же гармонично. Не их кровь. Но на трости. На той самой, дубовой, резной, которую они сами подарили на день рождения. Зря дарили. Лицо Тецудзи было мрачным - мужчина встретил их у входа. Показал комнату - ту же, что и в детстве - и выдал форму. Лично. Кажется, всё уже плохо. Насколько? Они выглядели невозмутимыми, но на самом деле это была обычная отстранённость. Сьюзи усмехнулась, стирая с лица дорожку крови. Монкс коротко кивнул. Кристофер развёл руками. Стефан сделал щенячьи глазки, протягивая руку. Что ж. N~ не мог навредить своим. Губы C~ изогнулись в лёгкой полуулыбке. Новые браслеты было несложно сделать. Нитка, другая, узелок, петелька, изменить направление. Мысленно они уже согласились с тем, что перетянут боль на себя. Хотя бы две недели помощи. Двойняшки знали, на что идут, и готовы были пойти на большее, чтобы помочь своим детям. Да, в их возрасте все друзья и подчинённые как дети - сыновья, дочери, братья, сёстры. Только любимых можно воспринимать иначе - они были вместе ещё в первой жизни, и двойняшки тогда были младше. Девушка выплюнула сгусток крови, не отрывая взгляда от карих глаз старого знакомого, по-вампирски отливающих алым. Парень стоял рядом с ней - стоял прямо и уверенно. Команда стояла безупречно ровной линией с несколькими интервалами. - Тренировки нельзя пропускать! - грохотал голос Тецудзи. - Они не в состоянии играть. Голубые глаза были как всегда пусты, глядели на мир практически мёртво. Трость врезалась им в животы одновременно. Сращивая рёбра, двойняшки услышали команды. Нападающие в разных командах на тренировочной игре? Причём оба инсайды. Это определённо не было даже намёком на наказание - скорее, затишьем перед бурей. Чёрные глаза обвели поле пустым, мёртвым, неестественно цепким и безразличным взглядом. Их нельзя было обогнать, даже когда они были людьми. Бег был прекрасен, и ничто не могло это изменить. Даже боль внутри, скручивающая живот подобно заломленным запястьям - наверняка треснувшим. Внутренности словно горели, выбиваемые в ад каждым движением. Кровь стекала по бёдрам на чёрный кафель, перемешиваясь с густой белой жидкостью. Жуткие синяки проступали через шрамы и смешивались с тёмной паутиной узора. Они не сопротивлялись - иначе бы на их месте оказался кто-то другой, нельзя быть столь эгоистичными - и не показывали никаких эмоций. Две недели. Всего две недели. Это даже не пытки. «Вот почему здесь общие раздевалка и душ.» Сестра чуть улыбнулась его безмолвным словам, самостоятельно заплетая себе две косы. «Это война или тренировка на шиноби, понял? Не смей терять голос.» Брат понимающе хмыкнул, собирая волосы в высокий хвост, а после плетя косу уже из него. Мерзкий запах никуда не делся, но кровь (и не только) они друг из друга осторожно вымыли. Синяки уже практически сошли, и, хоть сидеть было больно, ужин двойняшки пропускать не собирались. Стесняться друг друга? Подобное даже не приходило в рыжие головы: они рождались и росли вместе, зашивали друг другу раны, ухаживали во время болезни. Что там какой-то душ? Даже если приходится вычищать чужой пах. Не от рвоты и яда, главное - прецедент был, и состояние их тогда было действительно плохим. Это было неприятно, но они не могли относиться друг к другу с омерзением. Не получалось испытывать негативные эмоции к тому, кто пережил так много - но себя они могли буквально ненавидеть, и это, вкупе с абсолютной верой в друг друга - и слова, и убеждения были единственно верными - создавало странный диссонанс. Еда выходила наружу, но нужны были силы на восстановление. Он не сразу понял, что ему достаётся слишком много. «Caroline?» Она слабо улыбнулась. «Aaron после такого ко мне не притронется. Мерзко, грязно, отвратительно!» Когти расчесывали шею, поднимаясь почти до заколотых в симметричную корону волос. Руки были мягко перехвачены. «Ты скован мной, Nathaniel, и только мной. Будь ты здесь один, было бы легче.» Пучок даже не растрепался от мотаний головой. «Ешь. Andra тоже не будет рада мне. Ты не обуза и не оковы. Давай, восстанавливай своё тело. Потолстеть здесь невозможно.» Сердце, лёгкие и печень давались вечером, в отличие от крови, получаемой утром. Обычная, человеческая, относительно сытная, хоть и почти безвкусная “полезная” еда была только на обед. Во всяком случае, для них. Девушка затолкала плоть в себя. Юноша кивнул. На трости блестели залитые металлом завитки: серебро и железо сплетались в прекрасный узор, призванный дарить спокойствие хозяину. Тогда Тецудзи был мальчишкой, что дёргался от любого звука, и они хотели дать ему гарантию безопасности, помогая восстановить ногу. Они не жалели, нет: жалость или сожаление давно не были им присущи. Но считали это неудачным вложением. - Kak vy? - Сара спрашивала, хотя у самой на руках живого места не было. - Белый, - буркнул Neil, глядя на торчащую из руки кость, выделяющуюся подобно странно чистому участку кожи. Clair вправила её, даже не морщась. Форма была открытой, для них так и вовсе слишком. - Теперь красный. Синий обозначал ушибы. Фиолетовый - закрытые переломы. Чёрный - внутреннее кровотечение. Красный - кровь идёт, её видно. Белый - кость торчит, перелом открытый. Пурпурный - нечто вроде пожелания удачи и выражения воли к победе. Зелёный - держите себя в руках, получать карточки запрещено. Жёлтый - до первой красной карточки творите что угодно, но после работайте тоньше. Удобная система, которую двойняшки подарили Гнезду в первую же неделю пребывания здесь, тогда ещё в детском составе. Вернее, подарили игрокам - создали для оценки своего физического состояния и шансов выжить всей команды. Учитывая, сколько лет ей уже пользовались, система была успешной. А правда, сколько? Двенадцать. После очередной тренировочной игры тут же выслушали всё, что успел заметить тренер. Порезы ныли, не скрытые ничем - они не надевали шлемов и защиты, обходясь шортами и джерси. Да смысл закрывать остальное, если защиту всё равно пробьют? Она улыбнулась, глядя прямо в разъярённо красные глаза. Он усмехнулся, сплёвывая кровь. Резкий свист - свистки не всегда были им нужны, а она умела привлекать внимание - и отрывистые команды - он знал об игре действительно много - не остались без внимания. Никто не слушал тренера, выполняя их приказы. Это было даже забавно. Abram поднялся, окинув взглядом тела на полу. Прислонившись к холодной плитке спиной, Elizabeth ждала брата. Тот улыбнулся сестре, переступая через недотрупы. Та улыбнулась в ответ, прекрасно зная, что за подобные повреждения на теле своих собачек Тецудзи накажет их изобретательно. По его меркам, конечно. Фантазия у него скудна - всего лишь очередное изнасилование (связал и шантажировал чужими жизнями, нетрудно потерпеть, да и не ново), избиение (кулаков показалось мало, в ход пошло всё - от холодного оружия до пыточных инструментов) а после ледяная ванна. Глядя на тонкие льдинки на поверхности, двойняшки слабо улыбались. В этой жизни они пробивали лёд лицом, но это было мелочью по сравнению с прошлым. Они тонули в ледяной воде. Насмерть. В этой жизни подобного не произойдёт. Нужно просто терпеть. *Тонкая ткань облепила тело. Холодный ветер делал её полупрозрачной. Крупные хлопья снега метались, мягко врезаясь в тело и тая от его тепла. Изумрудный шёлк из лучшей паутины буквально струился - девушка была одета в платье, а на парне была очень длинная рубашка. Коротко обрезанные волосы - знак бесчестья - сверкали на солнце. Они просто спасали любимых. Снова. Босые ноги легко шагали по тонкому льду, что даже не трещал. Стоило им остановиться и посмотреть друг другу в глаза - смирение - как они тут же провалились. Через сорок дней после похорон сюда придут ещё двое. Они не смогут пройти так далеко по озеру, и потому их спасут. Смерть заберёт их через болезнь, тихо и спокойно. Это произойдёт ещё в эпоху правления ведьм - ту, что после эпохи правления драконов, перед вампирской и человеческой. С тех пор огненноволосая станет очень чувствительна к холоду, а кровавоволосый, напротив, будет практически постоянно чувствовать тепло, как в последний момент перед той гибелью.* Звон оказался оглушительно громок. Осколки зеркал выпали из рам, вмонтированных в стену, и разбились при падении, ударившись о пол, стены, друг друга. Стеклянное крошево не оставило на полу даже места, где могла бы уместиться нога. Парень вздохнул, глядя на сестру. Девушку стошнило, но произошедшее не удивило её брата. Кажется, всё будет чуть хуже, чем они ожидали. Ничего. Можно перенести. Кровь не останавливалась. Судя по боли, заставившей её обнять живот, это был внезапно начавшийся цикл. Третий раз за эту жизнь - нестабильно и с каждым разом лишь больше боли. Черноглазая даже не скривилась, поправляя скрученную лямку майки. Голубоглазый осторожно перевернул страницу книги. Работать в таких условиях было практически невозможно. Он закатал рукава, чтобы начать разговор, прекрасно зная количество прослушки. - "Шансы на выживание?" - "Наши равны ста процентам. Смертельных травм он не оставляет, только болезненные. Поищешь таблетки? Мне очень надо, даже больше, чем пить кровь." - "Конечно. Что насчёт мазей? Такое количество глубоких повторяющихся открытых ранений негативно сказывается даже на мне." - "Нет необходимости." Действительно. Спать хотелось обоим, так что они слились в один частично пушистый комочек - халат остался лежать на полу, лис улёгся на впалый живот, его приобнял хвост, а её уши были осторожно прижаты к голове. Оставалась всего неделя. Они смогут это пережить. Как бы то ни было. Бывало и хуже. Просто терпеть. Ради чужого счастья. Не в первый раз. Воздуха не хватает. Мы не боимся замкнутых пространств - наоборот, это успокаивает. Но поле хоть и закрытое, но огромное. Огромное, пустое... С валяющимися мячами и клюшками, убирать которые мы продолжаем чисто механически. Пусто. Пустота нас пугает? Не сама пустота. Чего мы боимся? Забвения. Что есть забвение для нас? Пустота, тьма и тишина, абсолютное ничто. Почему? Мы знаем ответ, но не любим его. Потому что наш настоящий страх - клятые невозможность, бессилие. Слабость, губящая любимого человека. Потому и разделена власть на двоих: ни один не будет слаб. Мы так защищаем себя. Только не всегда успешно. Грудь сжимают тисками, хотя рядом только двойник. Мне холодно, но брата нет рядом. Мне холодно, но я горю и чувствую, как мои конечности выходят из суставов перед тем, как оторваться. Меня вновь четвертуют. Я снова гнию заживо, снова чувствую, как грудь протыкает росток бамбука. Чувствуем ли мы одно и то же? Мне жарко, но в то же время я знаю, что это от боли. Я падаю на колени, пытаясь вытошнить яд, но мне не помогают - сестры нет рядом, только бы не мертва. Мои внутренности охвачены пламенем, но это металл, свинец, который уже сжёг мое горло. Меня вновь казнят, отрубая голову - в шее адская боль до безумия ровным срезом. Надо найти сестру. Что разделило нас? Но мы вместе. Кровь стекает на пол, не пачкая бинты. Фиолетовые дреды подняты в пучок, фиолетовые же глаза устало прикрыты. Бок Монкса растерзан грёбаным деревом, но у него кровь уже не идёт. Уже не совсем белые из-за тёмной паутины пальцы осторожно накладывают повязку, хотя по спине девушки кровь практически струится. Сьюзи лежит на кровати маленьким белым зайчиком - намного крупнее кролика, но плечо задето серебром, а так заживает быстрее. Крис держал руки на весу и не дёргался, хотя зелёные волосы буквально тускнели от боли, а серые глаза практически закатывались. Бинты на него мотались ровно, хотя у держащего их тёмно-рыжего парня кровь вытекала из порезов по всем конечностям, спине, груди и животу. Кровь двойняшки, как и до этого, останавливали не у себя. Себя не было жалко. Стефан грыз паёк из пальцев Сары, которая неожиданно заговорила. - Это пугает. Вы были людьми, а ваша организация принадлежала Царству Ночи! Даже я, его дитя, не решаюсь прикоснуться к той магии, которая вновь и вновь воскрешает некоторых людей, воплощая их в новых телах, позволяя им помнить все прошлые жизни и наделяя их все большей силой и ясностью ума с каждым воплощением. Вы и вовсе словно становитесь всё благороднее и самоотверженнее с каждым воплощением, хотя очень сильно отличается от остальных. Они рождаются через века после своей смерти, неизменным остаётся их круг общения, друзья, семья. Даже имена те же, что и раньше, но они не осознают этого, пока не пробудятся, что является ещё большей редкостью! Вы же живёте без отдыха, за смертью сразу следует рождение. Наверное, потому вы столь великие воины. И всё же, сколько изменилось за время войны? Когда-то обычные Круги были союзами ведьм, но Рассветный Круг существовал для всех – для людей и вампиров, для оборотней и для вервольфов. Это была тайная организация, настолько же скрытая от Царства Ночи, насколько Царство Ночи было скрыто от мира человеческого. Она выступала против основных положений закона Царства Ночи, запрещающих его обитателям рассказывать людям о своем мире, а также влюбляться в обычных людей. Рассветный Круг боролся против убийств и выступал за единение и мир между расами. Что ж, вы этого добились! Только это реально жутко. Ведьма переводит дыхание, отводя взгляд. Duh Ohoty только улыбается, Jritsa Smerti мягко гладит её по голове. Они знают, что эти дети им никто (как и остальные), но возятся с ними, защищают и лечат. Осталось несколько дней, но сегодня обещали привезти нового. Эстебан жался к стене. Маленького вервольфа продали за долги, но двойняшки не собирались его ругать. Парень вежливо открыл дверь. Мальчик сидел на руках девушки, обнимая одну из толстых кос, пока вторая развевалась за её спиной. Здесь он был не один, потому осторожно слез и пошёл к остальным детям. Древние Души смотрели на это с грустной улыбкой. Колдунов в Эверморе было больше, чем ведьм - дочери дороже сыновей, их не отдавали незнамо кому. Вот и здесь: Мишель играла с Юджином, Хьюго и Джорданом, читая им вслух правила жертвоприношений. Эстебан подошёл к Элиасу, Марго, Кларе, Бобу и Морану - последний был лугару, а остальные - перевёртышами. Рождённые вампиры попадали сюда редко - семьи дорожили ими. Тем не менее, были те, кого обратят в вампира лет в шестнадцать-восемнадцать - детьми они привлекли бы много внимания. Так вот, свои тела тренировали: Си Янг, которая в свои десять уже семь лет подчинялась клану Теней; Стейси, которая в свои тринадцать видела больше всего дерьма, потому как была здесь старшей (её продали сюда в два, и полгода спустя она осознавала мир настолько, что сама попросилась к ним - как и все их подчинённые, впрочем, к ним шли исключительно по своей воле); Длон, которому на момент появления здесь было всего пять - а с того времени уже третий год пошёл; Орион, которому сейчас было шесть - полгода в Гнезде, пять лет в клане Теней; Фойр, который сюда пришёл шпионом - с рождения у них, год здесь, возраст - одиннадцать лет. Эти дети были их детьми, и никто не рискнул бы спорить. Эти дети пришли к ним сами - и были частью клана, своими. Эти дети были одной из основных причин желать смерти Тецудзи. Эти дети тренировались не меньше взрослых, и наказывались немногим слабее. Все они стали частью клана Теней - кто до появления здесь, кто после. Все они формально были собственностью Мориям - Ичиро и Рико слали рабовладельческий строй, а старшие давно потеряли право на уважение. Эти дети ходили за ними хвостиком - тренировки под началом рыжих, тренировки против двух лис - и любили обнимать огненные косы. Это было частью их быта уже больше недели. Оставалось два дня. Нет. Один день.