Беседка

      Мы приземлились. Дорога была недолгой, не утомляющей – дорога была своего рода шлагбаумом для нервозности от нависающей встречи со всей семьей одновременно. Дорога кончилась и чувство, не видя перед собой ограждений, рвануло вперёд. Мой молодой человек, нервно, но явно в предвкушении, перебегал из одного зала аэропорта к другому, стремясь к вывеске «Выход. Парковка». Натаниэль очень хотел увидеть свою семью, хоть он и не хотел этого прежде признавать. Сначала мы увидели его сестру. Точнее, я увидела девушку, и что-то подсказало – да, это она, Канна, но я не осмеливалась ничего сказать. Так и смотрели мы друг на друга, пока она не начала махать в нашу сторону, а я махать в ответ. Мы подошли к машине и внутри я увидела его брата – Энтони – за рулем. Мы уже виделись когда-то, но отношения с Натаниэлем на тот момент не были настолько серьезными, чтобы он представлял нас друг другу, потому я провела весь вечер изучая Энтони исподтишка, отслеживая их схожесть с Натанаэлем. Схожести там, правда, не было. Натаниэль высок, у него густые черные волосы, широкие плечи и темно-карие глаза. Он громко и часто смеется, у него высоковатый голос, он почти никогда не горбится; если и горбится, то делает это как-то… осознанно и с шармом? Натаниэль – это громкий в компании персонаж, он рассказывает шутки, он жаждет внимания, и он его получает. Энтони сидел тихо за барной стойкой, пока Натаниель работал, и общался со своим итальянским другом. Они что-то обсуждали, и я почти не слышала голоса Энтони через комнату, но, когда слышала – удивлялась бархату, вельвету каждого издаваемого им звука. Я тогда даже побаивалась смотреть в его сторону, потому что это все-таки брат моего молодого человека, и мне хочется познакомиться, быть официально представленной: «Вот, Ати, это моя девушка», но наши отношения тогда не были на том этапе. Так что я поглядывала на Энтони издалека, заколдованная магией биологии и генетики, пытаясь разгадать эту загадку природы и увидеть, что же два брата имеют схожего – потому что на первый взгляд они никак не отображали причастность к одной и той же семье, роду, крови. Всю поездку до отпускного дома я сидела молча. Уставшая, но впитывающая каждый звук и пытающаяся в голове расставить по полочкам, по коробочкам, отсортировать личность всех: и Канны, и Натаниэля, но в окружении семьи, и Энтони. К концу поездки я наконец нашла одну черту, которую гордо носили оба брата – ворчливость. Энтони под конец стал ворчливым, он устал водить машину, хотя продолжал при этом шутить. Мне очень понравилась Динамика Канна-Энтони, они смешили друг друга, подкалывали, рассказывали истории – и от чего-то я даже почувствовала, что они мои брат и сестра. Иногда рядом с напряженным или ворчливым Натаниэлем я чувствовала себя под напряжением тяжелой грозовой тучи. От Энтони такого не исходило, но, вероятно, потому что Канна разбавляла это ощущение. До дома оставалось меньше 5 минут езды, но Энтони твердил, что останется спать в стоге сена здесь, в поле, и машину мы будем сами тащить вперед. Канна засмеялась, искренне и беззаботно, напомнила о своих правах и назвала Энтони «старым дедом». Я улыбнулась.       Полноценно я их всех увидела только следующим утром. Точнее, родителей, Канну другую сестру Натаниэля, её мужа и троих их детей. Энтони остался в комнате. Я вообще на протяжении первого дня отпуска мало его видела, но мне и не нужно было ничего другого – я изучала сходства Натаниэлся с его родителями и сестрами. На третий день общения с родственниками мне стало слишком много. Во время обеда, пока все играли в бассейне снаружи, я взяла свою книгу и прокралась тихонько в зал-библиотеку. Там, на диване, лежал Энтони и читал. Это была не книга, это было много листов А4 с чем-то на них распечатанном. Я знала, слышала, что Энтони работал над своей новой книгой во время отпуска, и задумалась – читает ли он тестовую её версию? Редактирует собою написанное? Или он читает что-то другое, очень умное, потому что как может что-то неумное быть собственноручно распечатано на листах А4? Мне было так интересно подглядеть в его листы, или, может, даже спросить – но он лежал так спокойно и сосредоточенно, что над его головой начал высвечиваться знак «не беспокоить». Я не стала его трогать, только изредка посматривала в его сторону.       Он подсматривал в мою. Думаю, ему было интересно, что я читаю.       В тот же день, где-то около пяти часов вечера, когда аперитив уже начался и алкоголь бурно разливался по горлу, успокаиваясь где-то около желудка и нашептывая расслабляющие вещи на ухо, мы остались с Энтони сидеть в беседке. Остальные развлекались в разных уголках участка – Натаниэль с племянниками в бассейне, Канна с мамой сидели у бассейна и обсуждали что-то мне еще, наверняка, незнакомое, остальные разбрелись по дому. Я взяла еще кусочек нарезанной колбасы. Кусочек сыра. Глотнула розового вина. Энтони сидел на краю стола, через одно сидение от меня, и пил пиво из бутылки. Капли конденсата стекали из-под его пальцев, крепко обхвативших стекло. У него были красивые пальца. Не такие, как у Натаниэля. Другие. Энтони во многом не был похож на брата (или брат – на него). Энтони был ниже. У него уже, в свои всего лишь тридцать, проглядывала лысина. Лицо было круглее, плечи покатистые и узкие, грудная клетка тоже узкая. Мы сидели молча. Он всегда приносил с собой эту атмосферу, которой я, может даже, побаивалась – он думал, думал так интенсивно, что я чувствовала, что сама начну думать его мысли. Он нахмурился, просто смотрел куда-то бесцельно, не говоря ни слова и даже не шевелясь. Я думала о своем, но не так интенсивно, конечно. Хотя, вероятно, достаточно интенсивно, чтобы он наконец разрушил тишину, резко и плавно одновременно, как кинетический песок, и спросил: – Какую литературу ты обычно читаешь?