Манящий хвост

До слуха долетают смазанные голоса. Келус разлепляет глаза, что получается на удивление тяжело. Глубоко вдыхает, смотрит в потолок. Белая краска с тонким золотым витиеватым узором приковывает взгляд. Что-то в ней кажется отдалённо знакомым. Проводит ладонью по лбу, цепляя спутавшиеся светлые пряди.       Душно.       Так, что горло обхватывает невыносимым жжением. Хочется пить. Но Келус не видит жидкости рядом. Только изысканную комнату в отеле Сяньчжоу. Сил подняться нет. Через приоткрытую дверь долетает приглушённый разговор и тонкая полоска света. Невольно прислушивается.              — Прости, — мягкий голос Байлу сложно не узнать, — я ничего не могу сделать. Всё это «‎лечение»‎ — всего лишь борьба с симптомами. Первопричина такой слабости мне непонятна. Я не могу вылечить неизвестную болезнь.              — Я понимаю, но всё же… неужели совсем ничего нельзя сделать?              Этот голос… Дань Хэн? Почему он пришёл? Должно быть, у него были более важные дела, чем таскаться непонятно где… А, собственно, что произошло? Келус напрягает мозг в попытках выковырять из сбоящей памяти последние несколько часов своей жизни. Получается крайне плохо.              Смутно припоминается, как он получил сообщение от Цзин Юаня, как отдал посылку… а дальше? Голову охватывает непереносимая боль, не хватает сил даже просто вдохнуть на полную грудь. Нет, лучше не напрягаться. Келус падает на жёсткую подушку, бездумно смотрит в потолок, невольно прислушиваясь к разговору за дверью.              — Даже если бы я знала, что вызывает частые обмороки, не стала бы его лечить, — мягко говорит Байлу. — Я могу исцелять многие виды, но не те, чьё тело не в состоянии понять. Мне неизвестно, как Стелларон отреагирует на наши лекарства, а рисковать его жизнью я не готова.              — Но хоть что-нибудь?              — Просто присмотри за ним — это всё, что я могу посоветовать. Я подумаю, что может вызывать такую реакцию. Если что-то найду — скажу.              — Спасибо.              — Но тебе, как видьядхаре, не помешало бы хоть экстренную помощь знать. Мне страшно отпускать его с вами. Надо же: ни одного медика! Как так?! Я думала, ты умеешь исцелять.              — Нет. Не моё это.              — Какой ужас.              Дверь открывается с тихим скрипом. Полоска света ползёт по потолку, будто подсвечивая золотые узоры на нём. Келус поворачивает голову. Сфокусироваться на вошедшем получается не сразу. В голове всё ещё туман. Куда его забросило? Это бомба так подействовала?              Байлу осторожно прикрывает дверь, включает светильник на тумбочке. Тот обволакивает комнату мягким голубоватым светом. По потолку ползут мелкие звёзды. Невольно Келуса тянет к незатейливому украшению. Выглядит очень уютно.              Прохладные пальцы касаются его лба, быстро скользят по лицу. Байлу хмурится, хвост за её спиной нетерпеливо ёрзает по полу, стуча то по ножкам кровати, то по тумбочке. С чего вдруг она такая серьёзная?              — Что произошло? Почему ты потерял сознание из-за коробки розыгрыша? — она спрашивает с полным недоумением.              — Я… не знаю?              После услышанного голова потихоньку начинает проясняться, Келус вспоминает, как отнёс эту дурацкую подозрительную посылку к помощнице генерала, как она рванула ни с того ни с сего, а потом? А что потом? Как его вообще отнесло в Приют Звёздных Яликов? Он ведь был в Святилище!              Байлу вздыхает, щупает его пульс, снова прикладывает холодные руки ко лбу и наконец-то улыбается. Келус, не в силах слепить всё в одно воспоминание, бездумно наблюдает за ней.              — А, тебе просили передать. Эта записка была внутри коробки-розыгрыша. Она тебе о чём-то говорит?              Келус разворачивает листок бумаги, смотрит на ровные строчки и чувствует, как внутри медленно закипает гнев. Снова он?! Да как его на Сяньчжоу занесло?! Вот ходячая проблема! Келус комкает лист бумаги, пихает его под подушку. Эоны, он чувствует себя отвратительно! И всё из-за дурацкого розыгрыша?! Вроде бы, Джоанна не говорила, что у него со здоровьем настолько плохо.              — Хорошо, ты в порядке. Но если почувствуешь недомогание, приходи ко мне. Я постараюсь тебе помочь. А теперь протяни руку.              Байлу подбадривающе улыбается, просит мягко. Её голос звучит так спокойно и убаюкивающе, что Келус не успевает подумать, делает, как она говорит. В ладонь тут же вкладывают несколько прохладных камешков. Их приятный бирюзовый цвет вызывает тёплую улыбку.              — На Сяньчжоу есть целебный камень. Если его стереть в порошок и смешать с водой, получится лекарство, убирающее тревожность и согревающее лёгкие. Попробуй. Ты очень много волновался последнее время. Нужно успокоиться.              — Спасибо, мне уже лучше.              — Я рада, но лекарство всё же попробуй. Не забывай обращаться, если что-то пойдёт не так!              Байлу машет рукой, хвост за её спиной будто тоже прощается. Дверь снова тихо скрипит, и снова её не закрывают до конца. Жёлтый свет совершенно не сочетается с мягким голубоватым звёздным небом, иллюзорно облепившим потолок. Тут же доносится взволнованный голос Дань Хэна.              — Как он?              — Ты меня будешь бесконечно спрашивать? Зайди сам. Что за странности: торчать под дверью три часа ты можешь, а зайти нет?              — Это…              — Сотри ему один камень, и себе возьми. Вы оба крайне нервные. Ну разве так можно? За здоровьем нужно следить! И оботри его, он весь вспотел. В остальном ничего ужасного нет.              — То есть это не болезнь?              — Не знаю. Я наблюдала за течением его ци, и заметила странность в пульсе. Это не выглядит опасным, но точно сказать не могу. Встречаю такое впервые. Мне кажется, что-то чрезмерно сильно его тревожит и выматывает, ему бы успокоить душу и нормализовать график сна.              — Я тебя понял, спасибо.              — Иди уже.              Келус вздыхает, поворачивается к окну. Видно множество разноцветных огоньков, облепляющих здания вокруг, чтобы создавать систему навигации для звёздных яликов. Это даже красиво. Невероятно красиво. А пить всё же хочется.              Шум двери, слышно, как она плотно захлопывается. Ну надо же! Хоть кому-то пришло в голову её закрыть. По комнате разлетается приятный запах воды. Такой восхитительный, что жажда снова напоминает о себе. Но не успевает Келус открыть рот, как прохладную бутылку суют в руки.              — Тебе лучше?              Дань Хэн наклоняет голову. Длинные волосы соскальзывают с плеча, игриво покачиваются бирюзовые прядки. Келус невольно следит за ними, с трудом соображая, что происходит. Но пальцы сами тянутся к крышке, неловко откручивают её. Наконец-то вода смачивает пересохшее горло.              Дань Хэн берёт один из бирюзовых камешков, монотонно растирает его в порошок. Удивительно, насколько легко и быстро тот превращается в красивую пыль. Так и хочется потрогать, настолько она привлекательна. Келус силой отрывается от бутылки. Уже знает: если сейчас выпить слишком много, потом будет мутить от большого количества воды. Лучше до этого не доводить.              — Нормально. Хоть я и не понял, что произошло.              — Говорят, ты потерял сознание возле стола генерала, — Дань Хэн высыпает порошок в стакан, заливает водой, ставит на тумбочку.              Бирюзовая пыль тут же разлетается причудливыми узорами, заволакивает всё собой, окрашивая воду в красивый лазурный цвет. Будто из неё вымылась вся зеленца, оседая мутным осадком на дне стакана. Дань Хэн смачивает полотенце, вытирает лицо. Приятная ткань словно стирает все тревоги. Келус запоздало ловит себя на мысли, что это крайне неловко.              — Я и сам справлюсь, — он тянется к полотенцу, но Дань Хэн только перехватывает ладонь, вытирая напряжённые руки.              — Всё в порядке. Не рассыплюсь от такой мелочи.              Оно-то так, но… Келус отводит взгляд. Отчего-то неловко наблюдать за таким со стороны. Будто всё происходящее крайне неправильное и нелогичное. Но не похоже, что такие мысли приходят в голову кому-то, кроме него. От этого ещё больше бьёт по щекам неловкость.              — Это начинает утомлять, — вздыхает Келус. — Что там внутри-то было?              — Бомбочка-розыгрыш.              — Сампо.              Хочется схватить его за горло и пару раз хорошенько тряхнуть. Келус и сам не знает: из-за дурацкой посылки, или же из-за собственной вопиющей слабости? Противно от всего разом. Тянется к стакану. Лазурная жидкость на удивление холодная и сладкая. Не такого ожидаешь от стёртого камня. Но вкус ни капли не противный, даже приятный. От одного глотка действительно становится спокойнее на душе. Будто с головой накрывает желанное умиротворение.              — Держи, — Келус протягивает стакан. — Тебе ведь тоже нужно.              — Подслушиваешь?              — Слышу. Двери-то вы не закрываете.              Дань Хэн не сопротивляется, даже удивительно видеть в нём такую покорность. Делает один глоток, возвращает стакан обратно в руки. Интересно, из-за чего он так распереживался, что даже Байлу заметила? И о чём они говорили до того, как голова прояснилась хоть немного? Представить сложно.              Через открытое окно врывается приятный ночной ветер, перелистывая страницы открытой книги на тумбочке. С улицы доносится стрёкот цикад. Даже странно, разве они не должны это делать на солнце? Впрочем, какая разница? Келус укладывает голову на подушку, медленно и глубоко дышит, стараясь унять дрожь в пальцах.              Хорошо здесь. Приятный стрёкот, тепло. Лето. Не то, что в Белобоге. Контраст разительный. Дань Хэн убирает полотенце, садится на край постели, будто сохраняя дистанцию. Мягкий свет звёздной лампы падает на его лицо, окрашивая и без того глубокие лазурные глаза притягательным мистическим светом.              Келус не может отвести взгляд от длинных волос и лазурных рогов. Эти две, казалось бы, мелочи, не дают о себе забыть, меняя образ. Из-за дурацкого светильника кажется, что в его локонах запуталась мелкая звёздная пыль, мистически поблёскивая. Дань Хэн выглядит таким далёким, будто недоступным, неземным.              — Я тебя не отвлекаю? — первый вопрос, пришедший в голову, и Келус не может заставить себя благоразумно оставить его при себе.              В глазах напротив появляется искреннее недоумение. Забавно, мимика ни капли не отличается. Такое выражение видеть приходилось не раз. Келус неловко улыбается: он частенько говорил странные глупости, но Дань Хэн никогда вроде бы не злился на чрезмерно длинный язык.              — От чего?              — Не знаю. Наверное, у тебя есть более важные дела, чем сидеть со мной.              — Полнейшая чушь! — в сердцах восклицает он, продолжает уже спокойнее. — Ты — мой компаньон, как у меня могут быть более важные дела, когда тебе настолько плохо?              Келус прищуривается, внимательно анализирует услышанное. Он не знает, чего боится больше: услышать нотки холодности в ответе или же не уловить привычное участие. И то, и другое — страшновато. Первое — отдалённостью, второе… наверное, изменениями в восприятии.              Впрочем, чего думать о всяком? И без того паршиво на душе. Келус ворочается, ищет удобное место. Но устроиться в постели куда проще, чем найти спокойствие для души. Слишком уж Дань Хэн далёк от него, хоть в поведении, кажется, ничего и не поменялось.              — Ну, не у всех важных вещей одинаковый приоритет — это нормально.              — Да что на тебя нашло? Я сейчас здесь. Логично, что ты для меня высший приоритет. Что с тобой происходит?              Дань Хэн придвигается ближе, касается прохладной ладонью лба. Так приятно. От него пахнет водой. Настолько нестерпимо, что Келусу хочется нырнуть. Он повинуется внезапному порыву и кладёт голову на чужое плечо. Кожу тут же приятно обволакивает лёгкий холодок от неприкрытой кожи.              — Келус?              Дань Хэн, кажется, старается даже не дышать: настолько поражён резким движением. Его пальцы беспокойно перебирают край простыни, но как же всё равно! Прохлада будто успокаивает горячее тело, приводит мысли в порядок, оставляя после себя восхитительную пустоту.              — У тебя всё ещё жар? — Дань Хэн всё же проводит тыльной стороной ладони по лбу.              — М, — невнятно отвечает Келус, ему хочется сказать, что всё в порядке, и это просто мелочь, но получается совершенно другое: — Прохладно… Давай побудем так немного?              Он утыкается лбом в обнажённое плечо. Чужая кожа восхитительно ощущается. На мгновение кажется, что ничего не изменилось, что всё как раньше: спокойные вечера на Экспрессе, долгие разговоры и такие неловкие, но многозначительные взгляды.              Невольно перед носом замечает длинную чёрную прядь. Такая непривычная. Келус часто видел Дань Хэна, иногда настолько близко, как никто другой. И новая внешность немного выбивает из колеи. Интересно, волосы такие же на ощупь, как были? Тянет руку, осторожно проводит вдоль пряди. Мягко. Накручивает на палец. Чужое тяжёлое дыхание привлекает внимание.              Келус поднимает голову, замечает длинные острые уши. Да уж, это одно из того, что бросается в глаза. Не думает, просто касается их рукой, ведёт по хрящику, отмечая дрожь в чужом теле. Дань Хэн открывает губы, несколько мгновений молчит, и всё же спрашивает:              — Они тебя так раздражают?              — С чего бы? Они очень милые.              Дань Хэн не отвечает, но чувствуется, что не поверил. Келус не знает, как донести свои чувства, потому просто замолкает, пуская всё на самотёк. Пусть как есть, так и будет. Прикрывает глаза, удобнее устраивает голову на плече, бездумно накручивает на палец длинную прядь. Хорошо. Спокойно. И такой запах восхитительный!              Прохладные руки поглаживают его по спине. Чуть неловко, будто боясь получить возмущение в ответ. Но Келус молчит, потому что невероятно приятно чувствовать их. И Дань Хэн становится смелее, пальцами пробегает вдоль позвоночника, оставляя прохладную дорожку свежих прикосновений.              Интересно, что он чувствует, делая это? Келус прислушивается к тяжёлому дыханию, к тому, как бешено стучит собственное сердце. От касаний всё внутри скручивается в тугой узел, оседает странной жаждой под кожей. Щиплет. Неловко от собственных мыслей.              Келус отлепляется от прохладного плеча, кладёт обе руки на его щёки. Кожа под пальцами мягкая и податливая. Так приятно чувствуется каждой клеточкой. Непонятно, что сводит с ума больше: полуинтимная обстановка, долгая разлука или пылающий внутри огонь. Мозг будто в тумане, и Келус уже сам не понимает, что делает.              Смотрит в лазурные глаза, Дань Хэн мягко накрывает его ладонь своей и от этого, казалось бы, незначительного прикосновения, всё здравомыслие идёт трещинами. Тянет к чужим губам. Всего одно короткое прикосновение и, кажется, не только его накрывает без остатка.              Дань Хэн сжимает ладонь, придвигается ближе, наступает. Юркий язык проскальзывает между губ. Так настойчиво, вовсе не невинно. Келус от неожиданности вздрагивает: он никогда не целовал так. Обычно его поцелуи были скорее нежные и лёгкие, как мимолётные прикосновения. Но сейчас…              Келус растворяется в настойчивости и чужом желании, с удовольствием ловя тяжёлые вдохи. О, Эоны! Он и не думал, что Дань Хэн может быть таким. И открытое проявление страсти затуманивает разум ещё сильнее, навевает неприличные мысли.              Чужие руки скользят по спине вдоль позвоночника, поглаживают с нажимом, с намёком. И от этого внутри всё скручивается сильнее, бросая в объятия без раздумий. Келусу хочется верить, что он причина такой несдержанности.              — Постой, — Дань Хэн сжимает плечи, нехотя отстраняется.              Смотрит затуманенным взглядом. Дышит так тяжело, что это слышно со стороны. Ведёт дрожащими пальцами по щекам, касается ранки на губе. Он так близко. Совсем рядом. Такой родной. Келус невольно проводит языком по подушечке его пальца, и тут же Дань Хэн мелко дрожит, накрывает губы своими, настойчиво лижет, кусает.              — Всё, всё, — шепчет он скорее для себя.              Его тяжёлое дыхание опаляет лицо. Келус едва сдерживается, чтобы снова не поцеловать. Собственные щёки горят от неловкости и неправильности всего происходящего. Дань Хэн отводит взгляд, пытается успокоиться. Выглядит почти так же, как обычно, только лёгкий румянец на щеках и кончиках ушей выдаёт его чувства.              — Прости, я не…              Он не находит слов, растерянно смотрит в окно. А Келус только наклоняет голову, спрашивает сам, потому что ему хочется услышать эти слова своими ушами.              — Я привлекателен для тебя?              Дань Хэн бросает удивлённый взгляд, будто услышал самый глупый вопрос из всех возможных. Кивает, но всё же собирается с духом, чтобы сказать. Эоны! Как много это значит! Он не из тех, кто привык выражать чувства словами.              — Конечно. Ты ведь мой партнёр.              — Я действительно могу сравниться с местными жителями?              — Что?              Кажется, с Дань Хэна даже спадает пелена возбуждения, настолько вопрос его удивил. Он смотрит с полным непониманием, а Келус может только неловко отводить взгляд. Потому что стыдно. Стыдно спрашивать такое, но мысль не хочет оставлять ни на минуту. Действительно ли он настолько привлекателен для Дань Хэна?              По его поведению ничего толком не скажешь. С одной стороны, не стал бы он целовать просто так, а с другой… кто знает? Да и поцелуи такие лёгкие и нежные, невесомые, что непонятно, насколько глубокие чувства стоят за ними.              — О чём ты только думаешь? — на выдохе спрашивает он, сжимая щёки в ладонях. — У меня есть ты, при чём тут другие?              — Ты хочешь?              Келус уверен, что его поймут правильно, потому что чужое сбивчивое дыхание говорит лучше слов.              — Да, давно.              Келус тянется к губам, целует, тут же проваливаясь в восхитительную напористость. Потому что Дань Хэн не просто хочет, его прямо ведёт от одной мысли об этом. Непонятно, что именно так повлияло, но как же это приятно! Хочется растаять под его пальцами, раствориться во внимании. Потому что восхитительно осознавать, что даже в новой форме предпочитают его, такого обычного. Именно его.              Дань Хэн прижимает к себе очень сильно, едва ли не вдавливая в грудь, целует жадно, недвусмысленно. И с каждым движением языка наваливается всё сильнее, вынуждая упасть на постель. Нависает сверху не отрываясь от губ, вдавливает в жёсткий матрас.              — Мы можем продолжить?              В голосе Дань Хэна отчётливо слышна нотка надежды. И по душе Келуса мажет невероятная нежность. Он явно заведён до предела, едва соображает, но всё равно так трогательно уточняет. Ну что за человек… Видьядхара?              — Да, можем.              Потому что хочется. Хочется до безумия, до сдавленных вздохов. Хочется ощутить его, быть ближе, как-то перескочить дальше поцелуев, полностью раствориться друг в друге и больше не задаваться вопросом, что это за отношения и насколько сильны чувства. Келус не может объяснить, что именно, но нечто словно подсказывает: спать с кем попало Дань Хэн не станет. И если он сам предлагает, ещё и вот так, то это нечто большее, чем просто влечение, нечто глубокое и трогательное.              Лёгкий благодарный поцелуй в уголок губ, и шеи касается чужое дыхание. По коже ползёт волна холода. Сердце будто замирает в груди в предвкушении. Дань Хэн наклоняется, касается кадыка сначала губами, затем и языком. Срывается полустон.              Эоны! Как же это… Келус плотно зажмуривается, отворачивается, давая больше доступа. И Дань Хэн поспешно покрывает поцелуями натянувшуюся мышцу. Его прикосновения горячие, вызывающие дрожь во всём теле. Настолько сильную, что тяжело сосредоточиться на чём-то, кроме безграничного желания.              Дань Хэн осыпает жадными поцелуями шею. Но есть в этом жесте что-то удивительно тёплое и заботливое. Словно он всё равно вкладывает в бушующую страсть нотки нежности и любви. Язык не повернётся назвать происходящее слепым желанием и болезненным возбуждением. Нет, это… Келус обнимает широкие плечи, повинуясь порыву, прижимает к себе. Полный немого восхищения взгляд в ответ и лёгкий поцелуй в щеку.              Мысли путаются, а вместе с ними и собственные желания. Они вспыхивают яркими искрами на задворках сознания, оставляя после себя безграничное влечение. Дань Хэн всем весом наваливается на него, прижимается так плотно, что, кажется, не вдохнуть. Близко-близко. Очень жарко.              Келус прикрывает глаза, отдаваясь новым ощущениям без остатка. Как же всё это восхитительно! Он не раз пытался представить ощущения от несдержанных поцелуев на шее, горячее дыхание на коже и такую головокружительную тесноту. Но реальность оказалась в сотни раз насыщеннее и приятнее. Даже в самых детализированных снах он не мог представить такого пыла. А сознание любило подбрасывать постыдные картинки и желания.              Пальцы Дань Хэна скользят по коже. Щекотно пробегают вверх по руке, огибают выпирающие ключицы, опускаются на грудь. Келус вздрагивает, когда подушечки надавливают на пресс, медленно опускаясь ниже. Но неуверенность тает под натиском сильного желания. Он и сам тянется к чужим губам, кусает их, тянет край рукава, стаскивая вниз.              Его влечёт к Дань Хэну. Так было всегда. С первой встречи, и чем более двусмысленными становились шутки, чем дольше взгляд задерживался на нём, тем сильнее хотелось быть ближе. И с того дня, как его губ коснулись лёгким поцелуем, внутри всё скручивалось от жажды почувствовать глубокую привязанность несколько в другом ключе.              Дань Хэн размашисто проводит языком по ключице, кусает её. Несильно, но острые зубы ощущаются, контрастно холодят кожу, заставляют выгнуть спину то ли в попытке отдалиться, то ли в желании прижаться ещё сильнее. Чужие пальцы нагло лезут под ремень, охватывая кожу будоражащей прохладой.              Келус невольно сжимает ноги вместе. По загривку ползёт лёгкая дрожь и неуверенность. Слишком недвусмысленно. Он и правда готов к такому? Вспыхивает недовольство. О, Эоны! Да с чего такая ерунда в голову лезет?! Дань Хэн его хочет. Дань Хэн! Какие тут могут быть сомнения?! Да он готов расплавиться от происходящего. Такое можно было только во влажных снах увидеть! А тут настоящий Дань Хэн! Тяжело дышит, кусает, наступает!              Келус, в попытках справиться с нервозностью, сжимает в ладонях чужие щёки, жадно целует влажные губы. Пальцы невольно цепляют длинные пряди, путаются в них. Вау! Такие мягкие, приятные на ощупь. Келус отстраняется, щурится, когда чувствует лёгкий поцелуй-укус в кончик носа и зависает, рассматривая лицо напротив.              Длинные чёрные ресницы, лазурные нечеловеческие глаза, уши — всё это кажется таким непривычным, но, в то же время, таким родным. Черты лица практически не поменялись. Даже в новом облике это всё ещё тот же Дань Хэн, которого он любит. Такая мысль согревает душу, заставляет глупо улыбаться.              — В чём дело? — он спрашивает хрипловато, но с толикой нежности.              — Ни в чём.              Келус не знает, как сказать то, что творится в голове. Да и нужно ли такое говорить? Его полностью захватывает желание продолжить, броситься в омут с головой. Потому что с путешествия на Ярило-VI ничего не поменялось, потому что он всё ещё жаждет прикосновений.              — Нормально ли, что я делаю это в такой форме? — Дань Хэн тяжело дышит, но всё же спрашивает.              И Келус не может сдержать желание закатить глаза, потому что это невероятно! Дань Хэн возбуждён до предела, на что недвусмысленно намекает упирающийся в бедро член. И даже в таком состоянии у него хватает сил и нервозности, чтобы уточнять всякие мелочи! Ну, может, в его голове это и не мелочи, но как же Келусу всё равно! Его переполняет прекрасное ощущение близости с дорогим человеком, а не мечущиеся туда-обратно вопросы.              — Неважно как ты выглядишь, — Келус тянется к воротнику, пытаясь разобраться со сложной застёжкой. — Дань Хэн — это Дань Хэн.              Высокий воротник игриво съезжает со своего места, обнажая шею. На несколько мгновений в голове остаётся только заинтересованность. Но Келус быстро сбрасывает наваждение, с непониманием разглядывая одежду. Как-то слишком накручено. Непонятно, что там и как расстегнуть. И поскорее.              — Ты правда так думаешь? — Дань Хэн наклоняется к уху, прикусывает его скорее игриво, чем всерьёз.              — Ага, — бросает Келус, наконец-то проследив, где костюм можно расстегнуть, — я люблю тебя.              В глазах Дань Хэна вспыхивает живой интерес, кажется, они куда ярче, чем были несколько мгновений назад. Прохладная ладонь цепляет футболку, медленно стягивает её вбок, оголяя плечо. Обнажённой кожи касаются губы, и от накрывшей с головой чувственности хочется вскрикнуть.              Поцелуи чередуются с укусами, Келус зарывается пальцами в длинные волосы, запрокидывает голову. Это невероятно! Влажные следы сковывает прохлада вечернего Сяньчжоу, проникающая через окно. Стыдливо приходится ловить себя на мысли, что контраст температур невероятно заводит. А чего стоят длинные локоны, щекочущие кожу! А ловкие пальцы, бесстыдно залезающие под бельё!              Келус зажмуривается, и, кажется, плавится под прикосновениями. Стыдливо вспоминаются собственные сны, полные подобных сюжетов. Но ни один из них и близко не был таким ярким! Ни одно неловкое прикосновение к изнывающему телу в душе не сравнится с происходящим.              Келус сжимает длинные волосы, цепляет кончиками пальцев нежную кожу головы, стонет. Дань Хэн, будто издеваясь, ловит вибрацию кадыка губами, покрывает его поцелуями. Заводит ещё сильнее. Ладонь проскальзывает ниже, под бельё, цепляя возбуждённый член, оглаживая его. По позвоночнику катится искра.              Тесно в штанах. Хочется снять их, снять вообще всё, чтобы осталась только разгорячённая кожа и захватывающая с головой страсть. Дань Хэн вытягивает руку, и сдержать разочарованный стон не получается. Он рвётся из груди, уже совершенно не заботит, как всё происходящее выглядит со стороны.              С Келуса стаскивают футболку, прохладный ветер пробегает по коже. Хочется отвести взгляд. Неловкость бьёт по щекам румянцем, это так откровенно. Но Дань Хэн не обращает внимание: несдержанно целует в солнечное сплетение, спускаясь ниже, к груди. От количества поцелуев кружится голова.              Келус не раз пытался представить, каким же будет его возлюбленный в постели, но такого микса страсти и заботы не ожидал. Сочетание невероятное и то, как Дань Хэн балансирует между всепоглощающим желанием и нежностью, вызывает едва ли не восторженный скулёж. На краю сознания мелькает мысль, что это, вероятно, особенность его вида, но Келус не может на ней сфокусироваться. Его ведёт от незатейливых ласк. Тело откликается на них, рассыпается искорками удовольствия. Каждый поцелуй как маленький разряд тока взбудораживает сознание и переключает на себя внимание.              Келус смущённо опускает руки к паху, даже неловко от того, как он быстро возбуждается. Не покажется ли это чрезмерно смешным и невинным? Но мысль стирается в тот момент, когда Дань Хэн прижимается ближе, страстно целует плечо, упираясь членом в него. О, Эоны! Да он тоже.              Келус мягко отталкивает его плечи, на что получает озадаченный взгляд. Удивительно, насколько ярко передают эмоции эти мерцающие от возбуждения глаза! Кажется, что кожей чувствуется смесь непонимания, недовольства и страха сделать что-то не так. Хочется едва ли не сжать его в объятиях, настолько он милый.              — Я не пойму: ты меня решил затрахать до полусмерти или зацеловать? — Келус ласково касается губами длинного уха.              — А ты как хочешь? — Дань Хэн соблазнительно улыбается, легонько кусает ребро ладони.              — Я хочу почувствовать тебя… внутри.              — Хм… Я учту.              Он пошло скользит языком по тыльной стороне ладони, обводя следы от укусов. А затем накрывает губами, едва ли не вынуждая несдержанно стонать. Одновременно хочется заткнуть себе рот и прижаться со всей силы.              — А если серьёзно, то ограничимся поцелуями. У меня нет смазки.              По сознанию крутится лёгкое разочарование. Это даже удивляет… Келус и не подозревал, что так хочет оказаться в его руках. Желание хлещет по напряжённому телу. Поверить сложно, он столько раз представлял этот момент, но не думал, что всё будет так невинно. Наверное, Дань Хэн замечает выражение лица, и мягко придвигается.              — В чём дело?              — Но ты ведь хочешь… меня?              — Хочу. Но я не настолько садист, чтобы пихать насухую. Не провоцируй, у меня и так выдержка отвратная.              Сказать ничего не получается: Дань Хэн страстно целует, прихватывая губы, лаская языком. От такого напора становится жарко. Хочется большего. Почувствовать его всем телом. Вспыхивает странная мысль: а как будет ощущаться его член? Смущение захлёстывает с головой. Стыдно от своих мыслей и желаний.              Прохладный порыв ветра пробегает по влажной от поцелуев коже, охватывая заводящей дрожью. Келус цепляется за застёжку в форме лотоса, с трудом соображая как её расстёгивать. На беглый взгляд казалось, что именно она не даёт наконец-то почувствовать его всей кожей. Раздражает!              Келус мучительно дёргает сложные крепления дрожащими пальцами. От досады хочется скулить, а тело, оставшееся без внимания, неприятно подрагивает. В голове нет ничего, кроме желания броситься в его объятия, отдаться полностью, без остатка.              — Что ты делаешь? — голос Дань Хэна томный, чувствуется, насколько ему не нравится перерыв в ласках.              — Сними, — просит Келус, отпуская.              Но оставшиеся без дела руки подрагивают в нетерпении, не получается себя сдержать: обнимает за шею, коротко целует скулу, затем острое ухо. Дань Хэн прижимает его ближе, едва ли не вдавливает в грудь. Келус чувствует, насколько между ними мало места, и тянется ещё. Обволакивает приятным теплом: какой же он родной, важный! Эмоции ярко мажут возбуждением.              Подумать только, Дань Хэн целует его до сбившегося дыхания, до алых следов на теле. Трётся, ластится, любит. Привычно-спокойный Дань Хэн теряет над собой контроль, плавится в удовольствии рядом с ним. Кожей чувствуется, насколько это важно, насколько всё происходящее особенное.              — Почему только я без одежды? — едва отдышавшись спрашивает Келус. — Это нечестно.              — Потому что ты красивый, — едва слышно отвечает Дань Хэн, целуя в челюсть.              Келус протестующе стучит по спине, привлекая внимание, пока затуманенные желанием лазурные глаза не смотрят прямо на него. Какие же они красивые! А сколько эмоций там намешано! Что в привычных серо-голубых глазах, что в этих лазурных. Только так можно разобраться в его чувствах.              Дань Хэн перехватывает руку, тянет к себе. Нежно касается губами сначала тыльной стороны ладони, а затем каждого пальца. Келус дрожит. Эоны! Его вовсе не собираются трахнуть, нет, его будто хотят зацеловать с головы до ног. И близко не похоже на то, что показывали как секс в интернете. Не быстрые прелюдии в видео, стремительно перетекающие в грубоватое проникновение. Это нечто особенное. Кажется, что Дань Хэну достаточно поцелуев, и то, с какой самоотдачей он их оставляет, вталкивает в голову, насколько происходящее важно, насколько ему хочется донести свои чувства. Возможно, для него секс — нечто большее, чем просто удовольствие тела.              — Ты тоже невероятный, — Келус ведёт пальцами по прохладной щеке. — Я хочу быть ближе.              Заговорщицкий шепот срабатывает. В глазах напротив вспыхивает непередаваемая любовь. Дань Хэн расстёгивает пояс, тот соскальзывает на постель. И Келус тянется к ткани, поспешно убирает её, открывая доступ к восхитительному телу. Чужое сердцебиение, кажется, стоит в ушах. Хочется дотянуться до груди, положить на неё руку, прислушаться…              И правда. Как же колотится его сердце! Дань Хэн замирает, будто боится спугнуть, согнать наваждение. Мышцы под пальцами отчётливо напряжены. Он весь — сплошной комок нервов. Вздрагивает, утыкается лбом в плечо и… урчит. Тихо, едва слышно, так, что это можно не расслышать, но благодарно трётся и урчит глубоким красивым голосом.              Келус проводит ладонью по коротким взъерошенным прядям на макушке, наслаждаясь внезапной переменой настроения. Дань Хэн к нему ластится, будто совершенно забывшись. Прохладные рога трутся о кожу, вызывая волну дрожи по всему телу.              Он такой нежный, что хочется поцеловать. И Келус не может отказать себе в слабости. Кладёт на щёки ладони, пальцами поглаживая уши, нежно касается уголка губ. Дань Хэн будто сбрасывает наваждение, снова наваливается с уймой поцелуев.              Келус сам тянется к его штанам, расстёгивает, просовывает руку, обхватывая выпирающий член. Так странно ощущать чужое возбуждение кончиками пальцев. Щёки обдаёт жаром. Неловко.              — Не надо, — Дань Хэн покрывает поцелуями его лицо, едва-едва произнося слова.              — Почему? — Келус не понимает, легонько ведёт по члену, прощупывая выпирающую венку.              — Не хочу делать больно.              Он едва-едва собирает цельную мысль, снова тянется к щекам, оставляя на них мелкие поцелуи. Келус неловко отмечает для себя, что ему важнее доставить удовольствие, чем получить. Так не пойдёт. Это совершенно неправильно. Чувство справедливости подталкивает предложить:              — Давай подрочим друг другу?              Дань Хэн отстраняется, глубоко задумывается. Видно, как он что-то взвешивает в голове. Что именно? Становится напряжно, и Келус спешит добавить:              — Или друг перед другом…              Больно даже представить, как его будут обхаживать в ущерб себе. Дань Хэн скорее из тех, кто подрочит ему, наплевав на себя и собственные желания. Но это совершенно не то, чего хочется. Наконец-то в ответ неуверенный кивок. Он сомневается, но не решается отказать в такой простой просьбе.              Дань Хэн нехотя отрывается от него, садится напротив. Выглядит серьёзным, будто они тут проблемы Вселенной собрались обсуждать. Келус прижимает к груди подушку, утыкается в неё лицом. Как же стыдно! Ему и правда нужно будет делать это под таким пристальным взглядом?              Вдыхает поглубже, стаскивает штаны с бельём, неловко прикрывается подушкой. Ладно. Они должны пойти дальше. Собственное лицо будто полностью залито румянцем: настолько душно, тяжело дышать. Невольно бросает короткий взгляд на Дань Хэна. Тот выглядит совершенно спокойным. Только тень румянца на щеках, который сложно даже разглядеть, и покрасневшие кончики ушей. Всё?! От увиденного становится куда более неловко! Он здесь единственный, кто так глупо краснеет?!              Дань Хэн не снимает штаны, обхватывает член рукой, медленно ласкает, не отводя взгляда. Келус едва успокаивает безумную дрожь, повторяет за ним. Но возбуждение странное, будто покрытое стыдливой плёнкой. Сложно сосредоточиться, получить разрядку. Он ощущает пальцами каждую венку, но не может справиться с неловкостью. Свободной рукой прижимает к себе подушку, с трудом одолевая желание уткнуться в неё лицом.              На него смотрят с любовью, с желанием. И от этого дрочка наполняется неловкостью после каждого движения. Совершенно не то, что в одиночку. Дань Хэн мелко подрагивает, поднимает на него томный взгляд и просит:              — Можно твою руку?              Келус тянется к нему, цепкие пальцы нежно сжимают запястье, притягивают к члену. В голове пустота. Он хочет? Пальцы неловко нажимают на головку, соскальзывают по стволу. Чужая хватка кажется такой горячей.              Тихий стон, полный удовольствия. И Келус просто не может выбросить его из головы. Открыто ведёт по чужому члену рукой, стараясь сделать как можно приятнее, чтобы ещё раз уловить удовлетворенный голос.              На него поднимают затуманенный взгляд, и по загривку пробегает холодок. Чужое желание ощущается так, словно оно материальное, объёмное, наступающее. В горле пересыхает, сглатывает слюну.              — Хочу тебя, — честно признаётся Дань Хэн, придвигаясь ближе. — Не могу, так хочу.              — Давно? — Келус не понимает, зачем задаёт настолько глупый вопрос, но не может молчать.              — Очень.              Он всё ближе, как неотвратимая катастрофа. И от него веет нетерпением вперемешку со страстью. Это одновременно и заводит, и пугает. Даже непонятно, что больше. Но нет даже мысли отодвинуться или прекратить ласку. Келус чувствует скорее… интерес. А что он будет делать? А насколько изменится в поведении? Как будет смотреть? Трогать? Желание исследовать топит чувство самосохранения полностью, оставляя только искрящееся нетерпение.              — Прости…              Дань Хэн резко подаётся вперёд, поворачивает его к себе спиной, подталкивает, вынуждая стать на четвереньки. И в этот момент пробегает неприятный страх, липнущий к дрожащему телу. Что он хочет сделать?              Чужие руки поспешно оглаживают бёдра, член упирается в кожу. И от каждого движения его рельеф ощущается отчётливее. Келус напряжённо сжимает подушку пальцами, судорожно пытаясь сообразить, что от него хотят. Дань Хэн прижимается совсем близко, член упирается сзади. Тело бросает в пот.              — Постой! Я не…              Дань Хэн мягко закрывает ему рот ладонью, целует дрожащие плечи.              — Я тоже.              Будто это что-то меняет! Келус рефлекторно сжимается. Неужели он действительно сделает это вот так?! Член соскальзывает ниже. Дань Хэн обнимает и осторожно трётся о бёдра.              — Сведи ноги, — просит.              Келус устраивается удобнее, успокаивается, когда чувствует равномерное трение между ног. Удивительно, но это правда сначала вызывает расслабленный выдох, а потом скручивает возбуждением. Здравый смысл он не теряет даже в таком состоянии, важное открытие. Дань Хэн трётся о него, покрывает поцелуями спину. Всюду, куда может дотянуться. Его влажный язык приятно холодит кожу. Собственный член подрагивает. О, Эоны! Как же это классно!              Келус утыкается лицом в подушку, тихо постанывая. Сводит ноги чуть сильнее, чтобы кожей ощущать проступающие венки. Движение между бёдрами завораживает. Скручивает нить возбуждения. Дань Хэн поглаживает его член, и целует спину. Целует с такой самоотдачей, что хочется растаять в его руках. Как же нежно!              Внезапно замирает, отстраняется, одним движением переворачивает. Келус неловко сводит ноги, не понимает, зачем. Дань Хэн внимательно рассматривает лицо, нежно подпихивает одеяло под задницу.              — Хочу видеть твоё лицо.              Вот оно что. Колени сводит вместе, придерживая рукой. Келус неловко ёрзает, пытаясь найти удобное положение. Лучше бы оставил как было! Как же неловко видеть сведённые ноги, трущийся между ними член и нежное лицо! Не приходило в голову, что наблюдать — это так смущающе.              Дань Хэн гладит дрожащие колени, порывом целует их. Келус подрагивает, хватает воздух губами, ощущая, как влажный язык нежно скользит по коже. Как зубы игриво цепляют её, будто случайно задевают слишком сильно, оставляя лёгкий след. Уж искусанных коленей не ожидал. Какой он…              Сознание мечется между желанием растаять под таким страстным напором, и жаждой обнять со всех сил, поцеловать в губы. Искорки удовольствия подрагивают на нервных окончаниях, поднимаясь всё выше, к мозгу. Ещё немного, и его накроет мощной вспышкой.              Дыхание перехватывает. Келус, повинуясь порыву, закрывает лицо руками, но это не помогает. Дань Хэн нежно трётся о бёдра и член, вызывая дрожь во всём теле, а воображение предательски визуализирует происходящее. Руку перехватывают, подносят к соблазнительным губам. Мгновение — ладонь целуют, а затем…              Дань Хэн медленно перебирает пальцы, останавливается на безымянном, обхватывает его губами. Оторвать взгляд от происходящего не получается при всём желании. Всё глубже в рот… Укус. Внезапный и оттого болезненный. Келус отдёргивает руку, тупо рассматривает след от зубов вокруг пальца. Выглядит… странно.              Внезапно под него протискивается что-то слегка шершавое. Проскальзывает под обнажённой кожей, поднимая бёдра выше, оказывается под спиной. Бросает в дрожь. Оно двигается, извивается по всей длине. Ощущается упругость, сильная мышечная масса. Кажется, что сердце остановилось.              — Что… что это?!              Дань Хэн открывает глаза, и мерцает в них такая смесь желаний, что невольно становится жутко. Глаза будто подсвечиваются, рога тоже. От него веет невероятным участием, жаждой и в то же время удовлетворением.              — Хвост.              — У тебя не было хвоста!              — Был.              Келус ёрзает, неспокойно крутится, пока змееобразное нечто полностью протискивается под него. Да быть не может! Нет, у Байлу, конечно, был хвост. Но у него ведь не было! Не было! Он точно помнит.              — Я… — Дань Хэн резче двигается, явно не в силах остановиться, — не в состоянии… Доверься мне.              Кончик хвоста мягко выскальзывает из-за спины, обвивается вокруг руки, нежно поглаживает член. Он полупрозрачный, кажется почти нереальным, но вот ощущается… Келус прикрывает глаза. Под ним извиваются сильные кольца, поглаживая, ластясь. Он словно в очень плотном, но нежном одеяле: местами проваливается в кольца, местами тает от их трения.              — Тебе не больно?.. — спрашивает, осознавая, что буквально лежит всем весом на нежном хвосте.              Дань Хэну хватает сил только покачать головой. Кисточка осторожно оглаживает возбуждённый член, ластится к нему. Под спиной бесконечно извивается змееобразное тело. Келус тает в количестве ласки и тактильного контакта, доставшегося ему одному. Подумать только: его окружает столько прикосновений, что голову напрочь сносит.              Тянется к тяжело дышащему Дань Хэну, проводит ладонью по его рукам. Хочется быть ближе. Как можно ближе к нему, раствориться в прикосновениях, совершенно потерять связь с реальностью. Толчки становятся более несдержанными, резкими. Чужой голос приятно ласкает слух.              Келус выгибается на упругом хвосте, ощущая его восхитительную текстуру. Постанывает, когда кисточка проскальзывает по головке, надавливая на неё. В голове всё идёт трещинами. С губ срывается протяжный стон, и ноги охватывает мелкая дрожь.              Кажется, что искорки удовольствия разрывают его изнутри, осыпая всё вокруг. Он расфокусированным взглядом цепляет белёсые разводы на своём животе, и откидывает голову на хвост. Как же хорошо.              Дань Хэн наваливается сверху, сильнее вжимая в постель. Он тяжёлый. И эта тяжесть восхитительно давит на тело, вызывая волну удовольствия. Сильные объятия не дают даже толком повернуться, а ленивые поцелуи сыпятся без конца.              Келус нежно обхватывает чужое лицо руками, растерянно шепчет:              — Ну всё, всё.              Но Дань Хэна его неуверенные попытки мало интересуют. Он подрагивает, тянется, целует в щеку. Спокойно лежавший кончик хвоста приходит в движение: обвивает руки, прижимает сильнее, обездвиживает.              Резкий толчок: Дань Хэн кончает, прижимаясь как можно ближе, грубо кусает подушку в сантиметре от его шеи. Прямо вгрызается в неё. И тут же мягко подрагивает, утыкаясь носом в ключицы. Келус заторможено гладит длинные волосы. Почему-то проскальзывает лёгкий укол ревности. С чего вдруг? Он и сам не знает, не может объяснить даже себе, но тихо просит:              — Можешь кусать меня, а не подушку.              Дань Хэн приподнимается, нависает над ним. Выглядит восхитительно вымотанным. Короткие прядки, обрамляющие лицо слегка влажные, липнут к коже, яркие лазурные глаза будто перестали так мистически поблёскивать. Только рога будто подсвечиваются изнутри. Какой он красивый. Так и хочется потрогать. Но Келус давит в себе внезапное желание. Укол ревности всё же сильнее.              Дань Хэн наклоняет голову. Смотрит так ошарашено, словно ему только что предложили самую неприличную вещь на свете. Прищуривается, слегка наклоняется, спрашивая едва ли не в губы.              — Мой? — получается хрипловато, возбуждённо.              Келус кивает. Нет, ну а чей ещё? Крайне глупый вопрос.              — Полностью? — осторожно уточняет Дань Хэн.              — Нет, частями! — Келус недовольно ёрзает, хватает свисающие пряди, несильно тянет и неожиданно для себя возмущённо требует: — Укуси меня!              Он не знает, почему тело так этого жаждет, но что-то подсказывает: это важно. Это нужно. Это что-то более интимное и чувственное чем секс. Дань Хэн, кажется, в лице не меняется, но ощущается по-другому. Келус готов утверждать, что чувствует, как от него веет счастьем.              Гладит шею пальцами, будто изучает её. Невольно хочется откинуть голову, позволить касаться, поглаживать. Дань Хэн открывает рот. Четыре длинных острых клыка привлекают взгляд. И от такого вида в теле появляется томительное ожидание, предвкушение. Келус удивляется своей реакции. Ему совершенно не страшно, хотя, казалось бы, зрелище может вызвать холодок вдоль позвоночника.              Дань Хэн наклоняется, обдаёт дыханием кожу. Жарко. От одной мысли о происходящем плавится мозг. Келус тянется к длинным волосам, зарывает в них пальцы, блаженно прикрывает глаза. Плеча касаются прохладные зубы. Тело сковывает резкой тянущей болью, будто все нервы поднялись к месту укуса и вспыхнули там безумной гаммой эмоций.              Клыки медленно погружаются в податливые мышцы, и, кажется, что каждое мгновение этого невероятного процесса остаётся глубоко в памяти. На удивление, под кожей будто расцветает невероятное чувство единства. Келус постанывает, фокусируется на нём, пытается разобраться в каждом оттенке, в каждой неловкой мысли.              Букет болезненно-приятных ощущений наполняется полутенями в ту же секунду, как влажные губы касаются места укуса, а язык нежно слизывает капельки крови. Это невероятное чувство! Келус обнимает широкие плечи, мягко целует кончик подсвечивающегося рога. Хвост выскальзывает из-под спины, мазнув напоследок чешуйками по телу, обвивает ногу с такой силой, будто хочет впечататься в неё.              Дань Хэн тяжело дышит, сгребает его в охапку, прижимает к себе и руками, и хвостом. Ещё бы и ногу на него закинул для полного набора. Келус поглаживает спокойно лежащую на животе кисточку, та приятно щекочет пальцы.              Так правильно. Ощущения постепенно утихают, остаётся только спокойствие вместе с сильными объятиями. И не пошевелиться: так нагло и крепко его сжимают. Лениво целуют плечо. Келус прикрывает глаза, обдумывает происходящее. Приятно осознавать, что у них был секс, пусть не совсем такой, какой обычно показывали, но зато искренний.              — Дань Хэн?              — М?              Тот нехотя оставляет покрасневшее плечо в покое, кладёт голову на подушку. От него веет прохладой до сих пор, будто совершенно не вымотался. Но ленца в голосе выдаёт его с головой. Келус на несколько мгновений задумывается. Странно лежать рядом в такой момент. Подобная расслабленность воспринимается как что-то очень личное.              — Что ты чувствуешь?              Келус с трудом поворачивается: хвост настойчиво удерживает в том же положении и совершенно не собирается давать свободу. Он по-хозяйски обернулся кольцами вокруг живота, контролируя даже самое мимолётное движение.              По лицу Дань Хэна видно, насколько глубоко он задумывается, пытаясь описать свои чувства. Видно, это сложнее, чем кажется. Наконец-то выпаливает:              — Приступы собственничества.              Келус не может подобрать слов. Это последнее, что он ожидал услышать в подобной ситуации. В голову приходила банальная расслабленность или хотя бы счастье. Но собственничество? Что-то новое. Дань Хэн отмечает повисшее молчание, взволнованно спрашивает, а хвост с каждым словом прижимает сильнее:              — Тебя напрягает такое?              — Нет.              — Я рад. От некоторых… рефлексов при всём желании, не получится избавиться.              Келус ни капли не преувеличивает. Его скорее удивляет необычный ответ. В каком-то смысле привязанность Дань Хэна выглядит даже трогательной. Непонятно почему, но кажется, что такое мировоззрение довольно близко по духу, и вызывает скорее довольную улыбку, чем напряжение. Будто его душа жаждет именно такого ответа.              За окном шум цикад давно стих. Стало темно, лишь частые сигнальные огни видны на крышах. Звёздное небо, созданное светильником, приятно покрывает потолок, невольно напоминая об Экспрессе. Хорошо просто лежать и наслаждаться тишиной. Комфортное молчание всегда казалось таким привлекательным. Но под искусственным светом звёзд всё сильнее хочется вернуться в архив, чтобы спокойно смотреть на настоящий космос через окно.              Дань Хэн садится на постели. Лёгкий ветерок растрёпывает его волосы. Красивый. Он потягивается, осматривается и недовольно цокает языком. Но всё же продолжает присматриваться к полутьме.              — Ну хоть салфетки могли бы и положить, — наконец-то выдаёт он. — Даже вытереться нечем.              — Пф, явно не предполагалось, что в отеле будут трахаться.              Дань Хэн бросает на него многозначительный взгляд.              — Ты недооцениваешь их.              И всё же выуживает пачку салфеток из-за маленького зеркала. И как только их заметил? Он что, и в темноте хорошо видит? Впрочем, не до того сейчас. Келус наблюдает за тем, как Дань Хэн стирает капли спермы и снова валится на кровать, обнимая хвостом. Утыкается в макушку, обхватывает плечи.              — Как тебе… со мной?              Вопрос слегка странный, но Келус понимает, о чём хотели спросить. Улыбается. Ну он бы ещё книгу жалоб и предложений дал. Обнимает хвост, нежно гладит блестящие чешуйки.              — Было круто.              Келус, повинуясь внезапному порыву, целует кисточку. Хвост довольно подрагивает, обвивает его руку, прижимается к щеке. Такой милый. Ощущается нежность и спокойствие. Как же возле него уютно. Непередаваемый комфорт.              — Тебе действительно нравится это?              Дань Хэн неловко машет кисточкой хвоста, будто само её наличие безумно напрягает. От этого становится слегка грустно. Непонятно, через что ему пришлось пройти, но это явно оставило не самый приятный отпечаток. В том числе, на отношении к своей драконьей природе.              — У тебя восхитительный хвост. И рога. Ты весь классный!              Келус прижимается спиной к его груди как можно плотнее, закрывает глаза. С ним действительно классно и спокойно. Разве может быть иначе?              Ну, до утра его точно теперь не отпустят. Впрочем, не худшее, что могло быть. Келус ёрзает, устраивается поудобнее, и задумчиво рассматривает полутёмную комнату. Мысли медленно стушёвываются под заботливыми поглаживаниями хвоста. Становится так спокойно и легко. Всё же он рад, что отношения стали более тесными.