Два клинка

Закатное солнце окрасило небо в лиловый цвет. В Пристани Лотоса это было самое приятное время суток, когда громкие звуки дневной суеты постепенно сменялись шорохами грядущих сумерек: мерным плеском воды и тихим скрипом деревянных свай. Здесь же, глубоко в дремучем лесу, где верхушки корявых сосен цепляли низкие облака, об уюте не было и речи. Совсем скоро тьма окончательно поглотит всё вокруг, а отряд и близко не подобрался к неуловимому последователю тёмного пути, промышлявшему здесь с недавних пор. Цзян Чэн подавил раздражённый вздох. — Докладывай, — он коротко кивнул подоспевшему к нему разведчику. — Глава ордена, — молоденький паренёк, едва ли старше Цзинь Лина, поклонился, — никаких следов других людей или присутствия тёмных сил мы здесь не нашли. — Значит, плохо ищите, — теперь уже не скрывая резкого тона, бросил Цзян Чэн, — с пустыми руками мы отсюда не уйдём. Продолжайте поиски. — Да, глава ордена, — адепт снова отвесил поклон и поспешил передать приказ остальным. Стоило признать, в лесу действительно было нечего ловить, но природное упрямство не позволяло отступить так сразу. Земли эти являлись скорее прилегающими к территории Гусу Лань, нежели к Юньмэн Цзян, да и жертв среди крестьян вроде бы не было. Всё опиралось исключительно на слухи и какие-то нелепые жалобы на фигуру в тёмном плаще, беспокоящую здешних мертвецов. Обычные байки охочих до сплетен дураков, не более того. Но последние месяцы Цзян Чэн сам себе напоминал загнанного в клетку дикого зверя. Дела собственного ордена превратились в отлаженную рутину, Цзинь Лин совсем освоился со своей новой ролью главы ордена Ланьлин Цзинь и теперь перестал обращаться к дяде за хоть какой-то помощью. Жизнь вошла в колею, но настолько тоскливую и прямую, что хоть на луну вой. И именно потому, стоило только услышать об этих странных слухах, Цзян Чэн сорвался с места и устроил для молодняка ночную охоту. И, судя по тому, что он тут видел, всё обещало закончиться абсолютно бессмысленной прогулкой по лесу. Но обещание это не сбылось. Не успели безрадостные мысли о собственной никчёмности начать привычный хоровод, как в небе распустился фиолетовый цветок. Клановый знак Юньмэна звал отряд в глубину чащи. Наконец-то! Цзян Чэн не стал медлить и бросился вперёд. Разлапистые листья папоротников били его по ногам, а ползучий плющ цеплялся за подошвы сапог, но всё равно был не в силах его остановить. Со всех сторон раздавались шуршание и хруст веток. Всё правильно, значит, другие адепты последовали за главой своего ордена. Если им повезёт, то они сразу возьмут свою жертву в кольцо, а дальше… дальше можно было не задумываться. Всё пройдёт так, как и сотни раз до этого. Цзян Чэн повстречал на своём веку столько последователей тёмного пути, что уже не колебался: руки действовали быстрее, чем голова. И Цзыдянь, сверкнув сиреневой вспышкой, разрезал темноту сумерек. Несколько секунд блеск магического хлыста был главным источником света среди мрачных деревьев. Но ровно до того момента, как Цзян Чэн выбрался на поляну и его почти ослепила взявшаяся из ниоткуда белизна. Он моргнул несколько раз, а потом на смену первому удивлению пришла злость. Расступившаяся чаща открывала вид на идеально круглую прогалину, и вся она от краёв до центра была заполнена людьми в светлых одеждах. Как будто в лес в одно мгновение пришла снежная зима. Вот так. Адепт звал их не к последователю тёмного пути, а к лагерю собравшихся на ночную охоту заклинателей Гусу Лань. Но разозлило Цзян Чэна совсем не это. — Приветствую, глава ордена Цзян. Знакомый голос был сухим и строгим, как и произнёсший эту фразу человек. Цзян Чэн скользнул по нему равнодушным взглядом и лишь крепче стиснул зубы. Раз Лань Ванцзи был здесь, то где-то поблизости ошивался и второй. Тот, кого хотелось видеть меньше всего на свете. Но вселенная, как и всегда, знала, когда лучше нанести удар. — Здравствуй, Цзян Чэн, — Вэй Усянь вышел из-за спины Лань Ванцзи, хорошо хоть ближе подходить не стал, ещё больше накаляя обстановку. — Что вы тут забыли? — прозвучало нарочито грубо, но Цзян Чэн не собирался источать любезности, по крайней мере, не людям, которые принесли в его жизнь столько неприятностей. Вот только в разговор неожиданно вмешался ещё один заклинатель. — Наверное, то же самое, что и вы, — очень спокойно сказал тот четвёртый, и сердце Цзян Чэна пропустило удар. Лань Сичэнь тоже был здесь, и значит, он наконец вышел из своего уединения. В рёбрах кольнула фантомная боль от раны, нанесённой мечом Цзинь Гуанъяо, а присутствие Вэй Усяня и Лань Ванцзи лишь заострило эту боль. Стоило неимоверных усилий сдержаться и не коснуться груди рукой, там, где сейчас не осталось даже следа. Вот только в душе хватало других шрамов, куда более глубоких. — Глава ордена Лань, — скрыв мимолётную слабость, вежливо поклонился Цзян Чэн. Он не смотрел в глаза Лань Сичэню, опасаясь увидеть в них ту же бездонную пустоту, что и во взгляде собственного отражения. Цзэу-цзюнь не стал прерывать официальное приветствие, лишь поклонился в ответ. — Глава ордена Цзян. — Я вижу, ваша ночная охота в самом разгаре, — Цзян Чэн махнул рукой в сторону других заклинателей в белом. Среди них всё чаще и чаще, словно первоцветы, пробивающиеся из-под снега, начали мелькать фигуры адептов Юньмэн Цзян в лиловых одеждах, — полагаю, дело не стоит усилий двух орденов. — Отчего же, любая помощь предложенная от чистого сердца, всегда ценна, — Цзян Чэн приподнял брови. Разве хоть кто-то мог сомневаться, что ни ему, ни тем двоим, оставшимся стоять в стороне, было противопоказано находиться так близко друг к другу. И уж тем более сражаться бок о бок. Внутри вспыхнул гнев, и что-то ещё, слишком похожее на зависть и разочарование, принёсших новую волну обжигающих тоски и боли. Так и не подняв взгляда на Лань Сичэня, Цзян Чэн нашёл в себе силы отказаться от вежливого приглашения: — Полагаю, в наших обстоятельствах это действительно будет лишним. Ожидаемо, не встретив сопротивления, он развернулся, давая знак своим адептам, что их ночная охота на сегодня завершена. Но не успели они сделать и двух шагов, как по лесу разлилась звонкая птичья трель флейты, резко переходящая в пронзительный звук призыва. Три удара сердца, и сквозь частокол деревьев тут и там стали прорываться лютые мертвецы. Их было много, очень много, гораздо больше чем заклинателей обоих кланов. И они наползали со всех сторон, не оставляя сомнений, что кто-то заранее приготовил эту ловушку. Это было очевидно всем, в том числе и Цзян Чэну. — Нужно найти того, кто их привёл, — бросил он, первым кидаясь в груду смердящих тел. — Пока эти твари не перебили наших людей. — Подождите! — крикнул ему Лань Сичэнь, — здесь что-то не так! Но Цзян Чэн уже не слушал, Цзыдянь вновь пел в его руках, расшвыривая мертвецов в разные стороны. В крови Цзян Чэна плескался азарт, ему не было страшно, наоборот, он словно вновь почувствовал себя живым. Именно для этого он и был рождён, не гнуться под ежедневной рутиной, а сечь и рубить, уничтожая затаившееся зло. Эта мысль придавала ему сил, и скоро он прорвал кольцо лютых мертвецов. Цзян Чэн выбрался из схватки и снова оказался в тёмном лесу. Никто не последовал за ним, но может так было даже лучше. За спиной слышались звуки борьбы, рёв грозных тварей и крики живых людей. Но здесь, под мрачным пологом сомкнувшихся ветвей, безраздельно властвовала флейта. Мелодия то взлетала вверх, почти превращаясь в писк, то падала на несколько октав, напоминая грозный шёпот. Она петляла, создавая причудливые узоры, и как будто дразнила Цзян Чэна, призывая его скорее отыскать тёмного заклинателя. Разобраться самому, как уже случалось множество раз. Это оказалось не так уж и сложно. Цзян Чэн пробежал какую-то сотню шагов и, наконец, увидел фигуру в чёрном. Человек не прятался, стоял рядом с поваленным деревом, продолжая извлекать высокие ноты из своей флейты. Лица его не было видно, только руки, сжимавшие тонкий инструмент. При появлении Цзян Чэна пальцы человека заскользили быстрее, и теперь в мелодии появился какой-то визгливый оттенок, бьющий по ушам. Наверное, в этом и был весь смысл, потому что в следующую секунду Цзян Чэн запнулся о выступавший из земли корень и кубарем полетел вперёд, прямо к ногам ожидавшего его незнакомца. Азарт борьбы мгновенно угас, и на его место пришли страх и осознание собственной глупости. Цзян Чэн даже не смог защититься, Цзыдянь разразился снопом искр и, вспыхнув в последний раз, свернулся кольцом на пальце. Подняться тоже не получилось, и всё, что теперь оставалось, это подтянуть к себе ушибленную ногу и встать на колени. А человек, наконец, выбросил флейту и медленно снял капюшон. Лицо заклинателя ничего не говорило Цзян Чэну, он видел его в первый раз и забыл бы через секунду, как только их пути разошлись бы. Единственное, что отличало его от тысяч других, была дикая ярость, исказившая ничем не примечательные черты. Тонкие губы словно выбелил гнев. Но не такой, который мучает душу, а тот, который заставляет идти на последнюю крайность. — Ты пожалеешь об этом, — хотел выкрикнуть Цзян Чэн, но понял, что не может сказать ни слова. Его как будто связали крепкие путы. Он мог только стоять на коленях и смотреть, как человек быстро приближается к нему, зажав что-то в правой руке. Через мгновение Цзян Чэн понял, что это было. Кинжал! С таким длинным и узким лезвием, что проткнуть им живое существо было наверняка не сложнее, чем насадить кусок мяса на вертел. Человек замахнулся клинком, а потом резко опустил его к груди Цзян Чэна. Но лезвие не прошло сквозь тело, не царапнуло кожу, даже не распороло одежду, как будто человек передумал в самый последний момент. Но своей цели оружие всё же достигло, тёмная энергия вырвалась из кончика кинжала и сделала то, чего не сделал металл. Прошло короткое мгновение, не дольше одного вдоха, и Цзян Чэн почувствовал боль, именно такую, какую причинил бы нож, распоров грудную клетку. Что-то внутри раскололось и пошло трещинами, но это была не живая плоть, во рту не ощущалось привкуса крови. Рушилось что-то другое, что составляло его естество. Цзян Чэн распахнул глаза от ужаса. Он узнал эту боль. — Теперь ты заплатишь, — сказал человек, — заплатишь за всё. За жизнь моего брата, которого ты убил в своей крысиной норе, за слёзы нашей матери. За мои слёзы. Ты хотел уничтожить тёмных заклинателей, хотел причинить им боль, чтобы они мучились в агонии, пока ты глумишься над их телами. Теперь ты сам попал в ловушку и окажешься на их месте, на месте моего брата. У тебя будет ровно три дня, каждый из которых будет наполнен бесконечной болью, сводящей с ума. Ты будешь жить и страдать, зная, что на четвёртое утро всё равно умрёшь, и ничто не сможет тебе помочь. Это достойная плата, — глаза человека наполнились безумием, — о да, достойная. Я не увижу твой конец, но это неважно. Я уйду, зная, что ты получил по заслугам! Незнакомец убрал от груди Цзян Чэна клинок и отошёл на несколько шагов назад, и тут же лес снова наполнился звуками. Криками и топотом множества людей. Это заклинатели из Гусу и Юньмэна спешили на помощь. Они налетели на человека в плаще смертоносным тайфуном. Сквозь пелену мучительной боли Цзян Чэн различил фиолетовые одежды и белые, и, кажется, даже совсем тёмное ханьфу. Но он не был уверен, пульсация в черепе заставила его зажмурить глаза и не видеть страшную гибель своего мучителя. А тот упал навзничь на землю, усыпанную еловыми иглами, и свернулся клубком под мощью чужих ударов, точь-в-точь как Цзян Чэн перед тем как потерять сознание.