Два клинка

Лань Хуань со вздохом отложил Лебин, сегодня играть не получалось, как не получалось медитировать и вообще делать хоть что-то. Ночью он отдал Цзян Чэну свои сердце, душу и тело, преподнёс в дар на блюде из нефрита. Отдал бескорыстно и насовсем, как умеют это делать только Лани. И его чувство было новым: пугающим и прекрасным одновременно. К своему стыду, утром он ушёл до того момента, как Цзян Чэн остался один. Вокруг царила суматоха, но кое-что неизменно бросалось в глаза. Цзян Чэн был окружён людьми, которые его любили. Любили беззаветно и долгие годы, а Лань Хуань со своим новоявленным чувством был среди них как чужой. Как скоро это стало бы ясно Цзян Чэну, Лань Хуань боялся предполагать. А видеть мучения гордого заклинателя, который с очевидным усилием подбирал бы слова благодарности, а потом в своей жёсткой манере заявил бы, что на этом их общение можно прекратить, он бы просто не смог. В любом случае, Цзян Чэн приказал начинать сборы. Он хотел как можно быстрее покинуть Облачные Глубины, и как знать, что ещё он хотел оставить в прошлом. Ветер разметал тёмные волосы Лань Хуаня, забрался под верхнее ханьфу, тронул кожу. За серыми, пушистыми облаками сверкнуло расплавленным золотом солнце и снова скрылось. День прохладный и ветреный вступил в свои права, когда руки Лань Хуаня мягко коснулась ладонь Ванцзи. — Брат, он стал тебе дорог. В этом утверждении не было вопроса. Теперь, когда чувства Ванцзи были взаимны, и сам он находился в счастливом браке, он с лёгкостью читал в других людях то, что было долго от него сокрыто. — Ты не одобряешь? — спросить удалось как будто бы без волнения, но Лань Хуань сам удивился тому, как тягостно замерло сердце в ожидании ответа брата. Он не просил разрешения или поощрения, однако глухое раздражение могло окончательно его сломить. Что же теперь делать? Снова уходить в уединение? Сколько оно продлится на этот раз? Поможет ли оно опять? Поможет ли ему хоть что-нибудь? — Моё суждение здесь не важно. — Золотые глаза Ванцзи смотрели прямо и внимательно, но от Лань Хуаня не спряталось сочувствие. Брат поддерживал его так, как только мог, — если любишь, держись своей любви, не сдавайся сразу. Поговори с ним. Лань Хуань снова вздохнул и кивнул. — Я знаю, что должен это сделать и как можно скорее. — Мгм, — глубокомысленно изрёк Ванцзи и, поднявшись, разгладил замявшийся рукав ханьфу, — что бы ни случилось, ты должен знать, что я всегда буду на твоей стороне. — Спасибо, — Лань Хуань выдал слабую улыбку, надеясь, что внешне не выглядит так же жалко, как чувствует себя внутри. Ванцзи ушёл, а Лань Хуань снова остался один. Он повертел в руках Лебин, музыка не получалась. Нервы были как натянутая струна: тронь и порвётся. Откладывать момент разговора было просто нельзя, наверняка Цзян Чэн и его люди уже готовы возвращаться в Юньмэн. И если Лань Хуань не сможет с ним объясниться, то будет виноват только сам. Решившись, он резко встал и быстрым шагом двинулся по тропе, ведущей к главным постройкам. Дорога петляла, скрываясь среди деревьев. Поэтому Лань Хуань увидел Цзян Чэна, только когда они почти столкнулись лоб в лоб. А-Чэн запыхался, несколько прядок выбились из уложенного пучка, острые скулы раскраснелись, и сам он выглядел встревоженным и каким-то беспокойным. На миг показалось, что проклятие снова дало о себе знать. Но нет, это было что-то другое. Что-то, что заставляло его наполняться силой. — Цзян Чэн. — Лань Хуань. Оба возгласа прорезали тишину гор одновременно. Каждый стремился сказать важные слова первым, но и каждый тем самым помешал другому. — Прошу, выслушай меня. — Если думаешь, что можешь вот так просто сбежать… Новая попытка и снова неудача. — Я не сбегаю! — А что же ты делаешь? И в самом деле, что? Лань Хуань лишь крепче сжал в руках Лебин. Как же это было тяжело, что-то говорить при свете дня. Ночью было гораздо проще: любить, целовать, даже шептать признания. А сейчас? — Я думал, что ты собираешься в путь, — сказал он, давая себе передышку. — Да, собираюсь, — ответил Цзян Чэн, — поэтому я и здесь. — Чтобы попрощаться? Сердце Лань Хуаня рухнуло вниз. — Нет, чтобы попросить тебя поехать со мной. Вот уж точно глава ордена с девизом «Стремись достичь невозможного». Лань Хуань даже думать не смел о таком предложении. Это было таким же желанным, насколько и невероятным. — В качестве кого? — он всё же не сдержал вопроса. И снова молчание, и камень на сердце. Как много они уже сказали, и всё не о том. Эта игра могла ходить по кругу. «В качестве кого? — А кем бы ты хотел? — А кем бы ты меня назвал?», и дальше, и дальше, до бесконечности, пока из разговора не выветрится смысл, но кто-то же должен быть смелым? — В качестве моей пары, — не став юлить, ответил Цзян Чэн, и Лань Хуань шумно выдохнул. Это будет страшный скандал, но какое же это сулило счастье! — Я боялся, что теперь, когда проклятие снято… — Я выкину тебя как использованную вещь? — Цзян Чэн опасно сузил глаза, — как тебе такая чушь только в голову взбрела? — Видя тебя рядом с Цзинь Лином и молодым господином Вэем, окружённым твоими людьми, я вдруг почувствовал себя лишним. — Только когда слова прозвучали вслух, Лань Хуань вдруг осознал, насколько по-детски нелепыми были его страхи. Ну и пусть. Сейчас он хотел быть полностью честным. Лань Хуань опустил взгляд вниз и неспешным движением, полным достоинства, заткнул Лебин за пояс. — И это говоришь мне ты? — Цзян Чэн удивлённо приподнял брови, — блистательный Цзэу-цзюнь, первый в списке самых красивых молодых господ среди заклинателей? Да я рядом с тобой раньше дышать боялся! Не то что вставать в ряды обожателей! — В самом деле? — Лань Хуань изумлённо всплеснул руками, испытав укол горечи от упущенных возможностей. — Прошу, не считай меня недалёким, я лишь слабый человек, полный страха быть отвергнутым, — и дальше смелым пришла очередь быть уже Лань Хуаню. Всего лишь шаг, и вот они уже стоят в объятиях друг друга, не могут разжать рук, стискивающих до боли, разомкнуть губ, целующих до головокружения. Наконец-то, не необходимость, не лечение, не что-то другое. А лишь одна расцветающая любовь, обещание и возможность. И сразу стало очень легко, будто тяжело никогда и не было. — Так, значит, ты тоже? — спросил Лань Хуань, — ты чувствуешь то же, что и я? — Ты даже не представляешь, насколько давно, — ответил Цзян Чэн, теплея улыбкой, и всё, что Лань Хуань хотел узнать, это «насколько». — Прости, что раньше не разглядел, — сказал он, вкладывая свои пальцы в ладонь Цзян Чэна, — теперь я глаз от тебя не отведу и больше тебя не оставлю. — Так ты поедешь? — спросил Цзян Чэн, и в его голосе звенела надежда. — Конечно, и тысячу раз да. Но сначала мне нужно передать дела дяде, до той поры, пока мы не вернёмся. И заново тебя ему представить. — Представить в качестве кого? — вновь улыбнулся Цзян Чэн, и в уголках его глаз расцвели морщинки. — В качестве моей пары, — ответил Лань Хуань, и яркая улыбка теперь отразилась на его губах. Как это было удивительно, чувствовать, что невинная шутка связала их ещё сильнее. Теперь между ними появилось что-то, что было понятно только им двоим. И это было только начало. Единственно верное и желанное. Будущее открывалось перед ними как широкая река. И Лань Хуань словно стоял у её истока. Он хотел знать, что случится дальше. Прожить каждый крохотный поворотный момент рядом с Цзян Чэном. Увидеть Пристань Лотоса его глазами, пробраться в самые укромные места, где он прятался в детстве, выучить шутки, которым его научил Вэй Усянь. А потом привезти Цзян Чэна к себе, чтобы провести время с их братьями. Сделать Облачные Глубины и его домом тоже. Рассказать о том, что весной первой расцветает магнолия у обрыва, что птицы поют отчаяннее после прошедшей грозы, что из цветков горечавки трудно сплести венок, но их можно вложить в рукав и целый день тебя будет окружать нежный аромат. Лань Хуань хотел открыть Цзян Чэну все секреты, спорить и мириться, и каждый день узнавать что-то новое. Но больше другого говорить-говорить-говорить. Становясь по-настоящему близкими друг другу. Как любые наречённые и позже супруги. Он сделал шаг в сторону и поднял руки к своему лбу. Белая лента упала в подставленные ладони. Назад пути не было, да никто и не смотрел назад. И Лань Хуань протянул свою ленту Цзян Чэну. А тот осторожно её забрал, словно бабочку с нежными крыльями, стараясь укрыть от всего мира. Каждый из них знал, что это значит, но страшно им больше не было. Теперь уже нет. Скорее им было радостно и свободно. — Так ты же сказал, что для Ланя у меня слишком дерзкий вид, — мягко напомнил Цзян Чэн, и его улыбка засверкала, как драгоценность. — Для самого Ланя, конечно, — ответил Лань Хуань и прошептал в самое ухо Цзян Чэна, чтобы и этот момент достался только им двоим, — а вот для супруга Ланя — ты идеальный!