***
Понижение температуры — еще одно суровое напоминание о том, что зима не за горами. В их краях особенно холодно, настолько холодно, что губы у него сводит, а кожа сохнет и чешется. Но несмотря на это, Руфио, как по расписанию, в восемь утра встает с раскладного футона, съедает кусок черствого хлеба, надевает джинсы, помятую рубашку, кожаную жилетку, свои любимые конверсы и выходит из хижины, согреваясь лишь своим упрямством. Вытянув руки над головой, он проходит мимо укутанного Туда, который держит в руках охапку дров, и одаривает старшего ленивой, сонной ухмылкой. К его удивлению и легкой обиде, в ответ он получает неодобрительное щелканье языком и легкомысленное замечание, ставящее под сомнение его здравомыслие; он не из тех, кто принимает подобное неповиновение, Руфио подмигивает своему соседу. Сумасшедший он или нет, но если он хочет отморозить себе яйца, то это вполне в его праве. -Я просто говорю, чувак, надень дурацкую куртку. Туд закатывает глаза, открывая входную дверь ударом бедра. — В один прекрасный день ты простудишься и, что еще хуже, заразишь всех нас своими мерзкими микробами. -Пфф… как будто мне есть до этого дело. — Руфио ехидно ухмыляется, массируя рукой затекшую шею. — Тщеславие важнее практичности, чувак. Я не могу выйти из дома в таком виде, — говорит он, показывая на свой наряд. — Ты знаешь, эти мускулы — плюс волосы — мой фирменный символ. -Что, тощие руки и бритые подмышки? -Рубашки без рукавов и кожаные жилетки. И только за это, умник, ты неделю дежуришь на кухне, — заявляет он в отместку. — А где Аргос? -А где же ему еще быть? — ворчит через плечо пузатый подросток, а затем пинает дверь пяткой ботинка. И правда, Руфио обнаружил Аргоса сидящим на поваленном бревне у своего любимого импровизированного сада, ссутулившись и низко склонив голову, но вместо того, чтобы писать в дневнике, как он обычно это делает, человек в маске усердно работает, вырезая ножом небольшой кусок дерева. -Доброе утро, — приветствует его Руфио, зевнув от души, и с грацией слона опускается рядом с другом, чуть не опрокинув при этом полено вперед. — Через час мы встречаемся с тремя поросятами. Ты готов? — Аргос рассеянно хмыкает, даже не удосужившись бросить на него косой взгляд. — Они сказали, что окна в раздевалке для мальчиков всегда открыты, но на всякий случай я возьму с собой лом, — продолжает он, вкапывая кончики ботинок в мягкую грязь вокруг куста сирени. — Директор и монахини держат их на таком коротком поводке. Джонни сказал мне, что они могут улизнуть из класса только на восемь-десять минут, плюс-минус. Ты думаешь, этого времени достаточно, чтобы ознакомить их с планом? Все, что он получил в ответ, — неопределенное пожатие плечами. -Аргос, — говорит Руфио таким нехарактерно серьезным тоном, слегка подталкивая старшего локтем. — Это важно, чувак. Ты же слышал, что сказала Тинк: сказочная пыль — это ключ. Мы не можем все испортить. -Я знаю, — тихо пробормотал Аргос, все еще сосредоточенный на том, что он делает. — Не парься. -Но план… -Он прост. Долго объяснять не придется. Мы войдем в школу и выйдем из нее через пять минут. -Ты уверен? -Да. -Думаешь, Бейконы поймут? -Они же свиньи, а не идиоты. Руфио фыркнул. -Это очень сомнительно. -Слушай, все, что им нужно сделать в пятницу, это открыть окно в монастыре, чтобы я мог попасть внутрь. Это не ракетостроение. -Я… ладно. Наверное. — Руфио выдохнул воздух через губы, решив ослабить свое беспокойство и просто довериться Аргосу в этом вопросе. Если честно, он уже не раз доказывал, что у него все получается. Поэтому, наклонив лицо кверху, он просто закрыл глаза и позволил полоскам утреннего солнца согреть его замерзшие щеки. И когда ему кажется, что лицо достаточно оттаяло, он приоткрывает глаз и комментирует. — Я заметил, что ты ужасно тихий со вчерашнего вечера… -Я не тихий, ты просто громкий. -Чушь, — хмыкнул Руфио, окинув друга боковым взглядом. — Ты переживаешь из-за того, что сказал Покет, из-за того, что этот старый пердун тебя продал? Это оно? -Нет. -Ты всегда можешь отправиться с нами в Неверлэнд, понимаешь? Это прекрасное место. Там вечная молодость. К тому же, там тебя никогда не поймают. -Спасибо, дружище, правда, но не стоит тратить время на обещания. Руфио прикусывает внутреннюю сторону щеки, пытаясь не выдать своего разочарования. Сделав вид, что его это не касается, он просто пожимает плечами и преуменьшает жгучесть отказа. -Ну, если ты передумаешь, предложение остается в силе. Хочешь ты этого или нет, но ты теперь член семьи. Не хочу оставлять тебя одного в этом долбаном месте, когда копы практически преследуют твою задницу. Охрана, которую мы получили от Джафара и Бабы Яги, не сможет вечно скрывать эту хижину. Если это дурацкое «защитное» заклинание шерифа сработает, тебе конец. -Я же тебе сто раз говорил, не волнуйся за меня, — пробормотал Аргос, бесстрастно убирая осколки тыльной стороной руки в перчатке. — Ты же знаешь, что когда дело дойдет до драки, я скорее умру, чем окажусь в тюремной камере. Вот это его совсем не волнует. -Да ладно, чувак, я знаю, что ты планируешь уехать куда-нибудь на следующей неделе, но… -Руфио, — прервал его Аргос тоном, не терпящим возражений. — Меня не поймают. Поверь мне. -Но… -Верь мне, — повторил Аргос. -Ладно… хорошо. — Руфио устало вздохнул, провел рукой по всклокоченным от сна волосам — он планирует исправить это как можно скорее с помощью большого количества геля для волос — и слегка шлепнул начинающего резчика по дереву по колену, после чего встал на ноги и направился в дом. — Пойду-ка я обратно, надо поработать над прической перед отъездом. Аргос лишь рассеянно хмыкнул в знак одобрения. -А над чем ты работаешь? — спрашивает он с любопытством, оставаясь на месте. -Ни над чем. -А по мне, так не похоже на «ничего». Это еще один подарок для шерифа? -Нет. -Тогда что это, пресс-папье или что-то в этом роде? — спрашивает он, наклоняя голову в сторону и изучая линии — нет, цифры — тщательно вырезанные его другом в маске. — И что это значит? Что… — он делает паузу, прищуривает глаза, брови сходятся посередине в недоумении, — один один один один четыре один два? -Одиннадцать четырнадцать двенадцать, — уточняет Аргос, углубляя изгиб цифры «два» постоянными движениями клинка вперед-назад. Морща нос, Руфио перебирает цифры в уме. Это занимает некоторое время, но когда все наконец встает на свои места, он оказывается в несколько большем замешательстве, чем раньше. -14 ноября 2012 года? Сегодняшняя дата? Будучи всегда загадочным болваном, Аргос лишь тихо хмыкнул. -Погоди, у тебя сегодня день рождения? -Нет. -А у кого-то сегодня день рождения? -Нет. -Тогда что же сегодня такого особенного? Руфио даже не получает ответа. Все, что он видит, — это Аргос перед собой, который безучастно смотрит на свою работу, на нож, занесенный для удара, и его мысли явно где-то не там. Вопреки своей привычной назойливости, Руфио покорно вздохнул и решил просто оставить его в покое. Очевидно, это еще одна из миллиона вещей, которые Аргос хочет оставить при себе — например, что он скрывает под маской или что на самом деле происходит с этим мечом, не более того. Как бы то ни было, думает Руфио, возвращаясь в хижину и растирая бока голыми руками, чтобы согреться; ему не так уж и нужно это знать. Каждый имеет право на свои секреты… даже если у его друга их, похоже, чертова уйма.***
Сегодня тот самый день. Она готова. Она надела маску уверенности и броню наглости и храбрости. Проведя значительную часть утра за мысленной подготовкой к предстоящему заданию, она наконец-то готова. Но достаточно было бросить мимолетный взгляд на зеркало у входа в кабинет Реджины, и бац — она снова как будто вернулась к исходной точке. И вот она уже яростно вытирает губы тыльной стороной ладони. Черт. Эмма вздрагивает: она уверена, что монахини заметили, как блестят ее губы, когда она заглянула в монастырь, чтобы попросить у Голубой крошечное количество волшебной пыли, потому что личные запасы Реджины закончились. Август, ее сопровождающий, поскольку без него ей все равно нельзя выходить из дома, милосердно промолчал, если он тоже заметил. О чем она, черт возьми, думала? Эмма внутренне застонала, глядя на свое отражение. Она выглядит так, словно только что присосалась к жирному куску мяса. Ее намерения были благими, это все, что она может сказать. Даже если поцелуй с Реджиной — это то, что ей не очень хочется делать, она решила, что будет разумной и вежливой, если выполнит свою обычную процедуру после душа, а потом еще и еще. Единственное отличие заключалось в том, что вместо любимой помады она намазала губы каким-то причудливым блеском. Но, конечно же, ей пришлось немного переборщить. Господи, она просто хотела выглядеть презентабельно, а не казаться какой-то легкомысленной, перевозбужденной девчонкой, которой не терпится оторваться по полной. -Мисс Свон? -З-здесь… — отозвалась она, поспешно вытирая липкие, с клубничным привкусом, следы от своей руки на задней части джинсов. Успокоившись, она делает глубокий, спокойный вдох, смело шагает вперед, переступая порог. Дверь захлопывается за ней со звучным щелчком, и глазам требуется мгновение, чтобы привыкнуть к темноте, которая встречает ее внутри. Шторы задернуты, и, если не считать нескольких свечей, в комнате царит почти кромешная тьма. Приставной столик и одно из кресел были придвинуты к книжному шкафу, а значительная часть шикарного ковра была свернута, чтобы освободить место жутким символам — нет, мистическим кругам, как упорно называет их Реджина, — занимающим теперь значительную часть пола кабинета. Странные, замысловатые формы, вероятно, были нарисованы на деревянном полу каким-то магическим мелом, полагает Эмма, судя по тому, как линии мерцают в слабом свете свечей. Это завораживает, думает она, они сверкают, как крошечные бриллианты. -Ты так и будешь стоять здесь? Или ты собираешься принести пользу и передать мне пыль, которую я просила тебя принести еще час назад? -Меня не было пятнадцать минут, Реджина, перестань преувеличивать, — говорит Эмма, с трудом сдерживая смех. Как можно осторожнее она обходит рисунки на полу, перепрыгивает через пару свечей и направляется к месту событий. -Ты не доставила хлопот этому невыносимому дурню? -Нет, — качает она головой, протягивая маленький бархатный мешочек, — она сказала, что я могу воспользоваться их пылью, когда мне понадобится. Видишь, ты, может, и не очень ладишь с ней, но я ей нравлюсь. -На твоем месте я бы этим не гордилась. — Верхняя губа Реджины кривится от отвращения — как всегда, когда речь идет о Голубой Фее. — Нравиться как человек и нравится потому, что ты можешь быть полезной, — это две разные вещи, принцесса. Ты должна помнить об этом, когда имеешь дело с феями. Они ничем не лучше Голда, за их помощь всегда приходится платить. -То есть, ты хочешь сказать, что они как волки в овечьей шкуре? -Они и есть волки в овечьей шкуре. Приняв предупреждение ее величества близко к сердцу, Эмма только хмыкнула, чем вызвала недовольный возглас своей циничной соседки. Целенаправленно двигаясь, Реджина приступает к работе и добавляет щепотку пыли в небольшую мензурку с какой-то темной порошкообразной смесью. Реакция происходит мгновенно, и, как все, что испорчено волшебством фей, становится до жути красочным и откровенно безвкусным. Но вместо того, чтобы любоваться розовыми, желтыми и фиолетовыми искрами, вылетающими из смеси, она обращает внимание на Реджину и на смертельно серьезное, безразличное выражение лица ее высочества. Даже при мягком свете свечей, а может быть, и в большей степени благодаря ему, ее величество выглядит еще более внушительно, чем обычно. Достаточно внушительно, чтобы оживить этих чертовых бабочек в животе — тех самых надоедливых извергов, которых, как ей казалось, несколько часов назад удалось подавить с помощью хорошей, внутренней ободряющей беседы. Это глупо. Эмма крепко сжала челюсти, пальцы бессознательно обхватили ее подрагивающий живот. Это всего лишь глупый поцелуй, не нужно так нервничать. Она уже большая девочка, ей просто нужно собраться и перетерпеть, правда. В конце концов, она делала вещи гораздо хуже, чем поцелуй с языком с такой, как Реджина Миллс. -Что-то случилось, мисс Свон? Эмма подняла голову. -Что? -Переживаешь, принцесса? — Реджина вскинула бровь, ее карие глаза переместились на руку, лежащую на животе Эммы. -Это все газы, Ваше Величество. -Как всегда, отвратительно. -Как всегда, абсолютно без юмора, — ответила Эмма. — Я, очевидно, пошутила. -Тогда, полагаю, я была права. Ты нервничаешь. — На губах Реджины появляется дьявольская ухмылка, глаза блестят одновременно насмешкой и весельем. — Как… забавно. -Я тебя прошу, — громко насмехается она, хотя взгляд ее почему-то падает в сторону. — Я не нервничаю. -Это не очень рыцарский поступок, не так ли? Лгать? — Реджина огрызается, ставя мензурку на место и обходя свой стол, чтобы убрать бархатный мешочек в стенной сейф. -И это не очень то по-королевски, так ведь? -Я ничего сверхъестественного не говорила, мисс Свон. По-моему, я просто констатирую очевидное. Для человека, постоянно переполненного такой наглой храбростью, ты выглядишь ужасно обеспокоенной. -А для женщины, которая собирается сидеть дома весь день, ты выглядишь слишком нарядной, — бросает она в ответ, не без интереса разглядывая изысканный и сдержанный костюм Реджины, который она надела сегодня утром. Если он кажется знакомым, то это потому, что именно такой серый костюм был на Реджине, когда они впервые встретились. — Вы ведь не для меня наряжались, Ваше Высочество? -Не льсти себе, принцесса, — хмыкает Реджина, застывая на месте, и, бросив на блондинку почти смущенный взгляд, ее величество поворачивается на каблуках и идет обратно к столу в своих модных, но ужасно неудобных туфлях. Эмма сдерживает победную ухмылку. Да, она определенно переборщила с одеждой. -Итак… где ты хочешь чтобы я стояла? — спрашивает она через мгновение, стоя у самого края сверкающего волшебного рисунка на полу. -Внутри самого большого круга, рядом с незажженной свечой. Только не забывай о своей неуклюжести и старайся не наступать на линии, Свон, узоры не должны быть искажены. -А что? Заклинание сойдет с ума и убьет меня или что-то в этом роде? -Нет, принцесса. Но я это сделаю. -Сойдешь с ума? -Убью тебя. Эмма подняла бровь. -Как-то жестоко. -Не без причины жестоко. Эмма задумалась. Что ж… Реджина действительно провела немалую часть утра на коленях, портя идеально отполированный пол своего кабинета, рисуя на нем странные, как черт, каракули, которые, конечно же, будет еще сложнее отмыть (и не нужно быть гением, чтобы понять, кому поручат эту неблагодарную работу). Эмма вздыхает. -Ладно, хорошо, ты права, — тихо признает она, — Мне очень жаль. -Тогда будь осторожна. Эмма сосредоточенно нахмурила брови и только хмыкнула в знак признательности. Спустя мгновение, решив, как действовать дальше, она выдохнула, умерила свой пыл, и сделала первый шаг. Невероятным образом, благодаря силе воли (и огромному везению), Эмма достигает цели без происшествий. Торжествующе ухмыляясь, она поворачивается на месте и встречает свою молчаливую спутницу, готовая злорадно оскалиться. Реджина преодолевает расстояние между ними с легкостью и изяществом, не уступающими прима-балерине. Даже на каблуках она не наступает ни на одну линию. Как, черт возьми, ей это удалось, Эмма не имеет ни малейшего представления. И вот тут-то ее эго сдувается в довольно жалкой форме. -Закрой свой рот, моя дорогая. Принцессе не подобает, чтобы ее челюсть болталась, как у полудурка. Ее смешок попадает в книгу рекордов за такую мелодичность. Тем не менее, Эмма закрывает рот и не обращает внимания на самодовольную ухмылку на лице Реджины. -Давай просто покончим с этим, — говорит она. -Ну что ж, тогда твою руку, если можно, — отвечает Реджина, окончательно протрезвев, и протягивает свободную руку, держа в другой мензурку. Эмма, как можно более незаметно, вытирает ладонь о край джинсов, затем берет руку Реджины и переплетает их пальцы. Они стоят так близко, что в этом дурацком круге есть только пространство для их сцепленных рук, и это, в сочетании с приглушенным освещением и одной лишь мыслью о близости предстоящего действа, делает все происходящее бесконечно более неловким, чем оно есть на самом деле. -Прежде чем мы начнем, мисс Свон, хочу напомнить. Я уже дала тебе разрешение засунуть твой отвратительный язык в мой рот, пожалуйста, воздержись от того, чтобы засовывать его в мое горло. Что ж, это не избавило от неловкости. -Ну и кто из нас теперь грубит? -Тихо. Она замолкла. И вот, наконец, началось произнесение заклинания.***
Слабый гул электричества покалывает кожу, словно булавочные уколы, в тот момент, когда Реджина начинает вытягивать энергию и усиливать свою магию. Реджина опускает веки, на лбу выступает вена, и содержимое мензурки выливается на пространство вокруг их тел, развеиваясь, как пепел на ветру. Подобно зажженной спичке, падающей на бензиновый след, линии на полу оживают и начинают светиться фиолетовым светом. В мгновение ока пустой контейнер исчезает из рук Реджины и вновь появляется на столе красного дерева, давая ее величеству возможность щелкнуть пальцами и зажечь фитиль красной свечи у их ног. Переизбыток впечатлений. Мотая головой из стороны в сторону, пытаясь воспринять все происходящее, широко раскрытые глаза Эммы как бы играют роль незадачливого стороннего наблюдателя, когда воздух в комнате начинает потрескивать и гудеть. Реджина, всегда являющаяся ее полной противоположностью, раздвигает губы и начинает произносить заклинание, которое они обе знают наизусть. -Тьма и свет, защити рыцаря своего… — произносит она голосом одновременно властным и спокойным, а Эмма повторяет за ней. — …силы, что есть, свяжут душу твою с собой. Линии на полу, очень похожие на кричащие дискотечные огни, меняются от фиолетового до почти ослепительно белого, Прекрасно понимая, что будет дальше, Эмма неосознанно облизывает губы и заметно сглатывает. Вот оно. Реджина поднимает голову и перехватывает ее взгляд. Момент истины. Стук ее сердца усиливается до такой степени, что она практически слышит его грохот в ушах, и Эмме приходится напоминать себе, что нужно дышать, когда Реджина сжимает ее руку и смотрит на нее под длинными темными ресницами. Это необходимо для ее выживания. Это, в буквальном смысле, спасет ей жизнь. Помня об этом, она собралась с силами и сдалась. Наклонившись вперед, опустив веки, ощущая на себе горячее дыхание ее величества, они целуются.***
На вкус Реджина похожа на мятную зубную пасту, темный кофе и яблочную корицу, — рассеянно думает Эмма, пока ее пальцы каким-то образом пробираются по тонкой шее Реджины и запутываются в ее каштановых волосах; их губы прижимаются друг к другу, двигаясь в унисон. Рука обхватывает ее талию, другая ложится на затылок, притягивая ближе, глубже. Хорошо, что ей не хватает склонности Августа к красочным метафорам или любви Мэри Маргарет к цветистым словам, потому что, когда Руби спросит ее о поцелуе, она сможет просто пожать плечами и сказать, что в этом не было ничего потрясающего. И это будет чистая правда. Правда. Потому что здесь нет фейерверков. Нет звона колоколов. Земля не отклоняется от своей оси. Звезды не падают с неба. Небеса не расступаются, и ангелы не плачут. Видите ли, для описания этого поцелуя не существует ни избитых метафор, ни симиляров, ни гипербол, ни поэтических слов, ни чего-либо еще. Любой излишний драматизм был бы просто ложью. Если уж на то пошло, то ощущение такое, будто все бабочки в ее животике просто поднялись и решили самопроизвольно сгореть. Ладно, хорошо, может быть, даже это было немного драматично. Но, в этом поцелуе нет ничего необычного. Потому что он чертовски грубый. Губы, язык и даже зубы. Это неловко. Мокро. Толчки и прижимания. Много отдачи. Много возьни. Это сводит пальцы ног. Это затмевает разум. Это несовершенно. Это нескладно. Это агрессивно. Это… по настоящему. В этом вся Реджина. И в этом вся Эмма. И по какой-то странной, тревожной и, «Господи, что за хрень я творю?» причине Эмма не могла перестать целовать Реджину. И что еще более пугающе? Реджина, похоже, тоже не могла перестать целовать ее. Но, конечно же, им удалось остановить поцелуй. Через неопределенное количество времени, да, но им удалось остановиться. Груди вздымаются, лица раскраснелись, обе пары глаз остекленели и ничего не видят, они медленно разнимают губы. И тут происходит немыслимое. Возможно, это недостаток кислорода в мозгу или пьянящее воздействие магии, струящейся в их телах, но, словно притянутые магнитом, они неосознанно подаются вперед, на грани того, чтобы поймать губы друг друга для еще одного поцелуя. В миллиметрах друг от друга они останавливаются. Эмма моргает. Реджина тоже. И как будто на них вылили ледяную воду, они выскочили из объятий друг друга, из личного пространства друг друга, запыхавшиеся и ярко-красные. Их одежда растрепана, волосы в беспорядке. О… черт, — это первая связная, но не очень уместная мысль, пришедшая в голову Эмме. И, судя по выражению лица Реджины, ее величество не тоже подумала об этом. -Это было… это было… это было… — беспомощно произносит Эмма, как полная идиотка. -Досадный побочный эффект заклинания. -Д-да. Побочный эффект. Я имею в виду, почему нам вообще захотелось снова поцеловать друг друга? -Это точно побочный эффект, мисс Свон, потому что, если говорить о поцелуях, — взволнованно сглатывает Реджина, более четко выражающая свои мысли, чем Эмма, даже в минуты душевного волнения, — это было просто кошмарно. -Ужасно, — соглашается она. -Мерзко. Эмма многозначительно кивает. -Отвратительно. -Не думаю, что у меня бывало что-то хуже этого. -А я чертовски уверена, что у меня бывало и получше. -Твои руки были мокрыми, — жалуется Реджина. -И поцелуй тоже. -Это было просто противно, — добавляет ее величество. -Абсолютно гадко, — гримасничает она. -Жутко. -Гадостно. -Омерзительно. Не зная, что сказать, они смотрят друг на друга, глаза на губы, губы на глаза. Став еще более пунцовыми, они быстро отводят взгляд, вздрагивая на месте. И только через минуту-другую они замечают, что все свечи задуты, а магические круги перестали светиться, как на плохой дискотеке 70-х годов. Комната должна была стать абсолютно темной и лишенной света. Но это не так. По всему кабинету разбросаны крошечные шарики света, которые порхают вокруг них, как светлячки, освещая их тела и придавая их коже почти потустороннее сияние. Это совершенно завораживающее зрелище. Совершенно волшебное зрелище. И на мгновение, потерявшись в удивлении, они забывают о себе. Или о том, что они только что сделали. И о том, как им было хорошо. Но, конечно, вскоре все возвращается обратно. Робко, нерешительно и так неловко их взгляды снова встречаются. Эмма взволнованно вздохнула, не готовая и не желающая задумываться ни о чем. -Ты думаешь, это сработало? — спросила она тихо, испуганно и неуверенно. -Я… я совершенно уверена, что да, — пробормотала Реджина, не сводя темных глаз с шара света, парящего возле лица Эммы. — Я никогда не видела этих лучей ни в одной из попыток Румпельштильцхена применить заклинание. -Пол ведь говорил что-то о вспышке света, верно? -Думаю, да. Вздохнув с облегчением, Эмма закрыла глаза и сжала дрожащие руки в кулаки. Слава Богу. -Что ты чувствуешь? Зеленые глаза открываются в замешательстве. -Что ты имеешь в виду? -Это очень простой вопрос, мисс Свон, — почти беззвучно произносит Реджина с загадочным выражением лица. — Что ты чувствуешь? -Я… — Эмма облизывает губы, ерзая, — Я не понимаю сути вопроса… Реджина издала вздох раздражения. -Ты чувствуешь себя как-то иначе? Сильнее? Слабее? -Оу. -А о чем, ты думаешь, я спрашиваю? -Да так… — слабо пробормотала она, чувствуя себя неловко. Реджина смотрит на нее, сильно нахмурившись, как будто от пристального взгляда можно расшифровать мысли собеседника. -Ты чувствуешь себя как-то иначе? — спрашивает она снова. -Нет. -Правда? -Да. Я не чувствую никакой разницы. Вот только… вроде как чувствует. И она не уверена, является ли это побочным эффектом заклинания… или стрессом… или, в общем, чем-то еще. В любом случае, ощущение такое, будто ее только что ударили по голове молотком и ткнули в грудь прутом. Лоб пульсирует, сердце бьется в груди. И хотя она не знает, хорошо это или плохо, она догадывается, что Реджина чувствует нечто подобное. Какое-то настойчивое чувство подсказывает ей об этом. Возможно, это действительно побочный эффект заклинания. Кто знает? Но вместо того, чтобы поднять этот вопрос и поговорить о нем, как взрослые люди, разочарованная трусиха просто бросает пустой взгляд на Реджину. -А что я должна чувствовать? -Я не знаю, мисс Свон, — выдохнула Реджина, в голосе которой звучала усталость..... и, как ни странно, уныние. — Ты мне скажи. И с этими словами, повисшими в воздухе, Реджина выходит за дверь и покидает комнату, оставляя Эмму в очередной раз выглядеть идиоткой — и чувствовать себя таковой тоже. Как только за Реджиной закрывается дверь, все искрящиеся лучики света исчезают, погружая кабинет в кромешную тьму, что напоминает о том, что произошло накануне вечером, когда она осталась одна на темной кухне. Серьезно, что происходит с этой женщиной и ее драматическими уходами? Поднеся руку к лицу, она медленно провела пальцем по дрожащим губам и вздохнула.***
Ночная жизнь в Сторибруке весьма ограничена. Несмотря на нехватку вариантов развлечений, Руфио все же может придумать лучший способ провести пятничный вечер, чем пробраться в чертов монастырь и спрятаться в его саду. Но это тоже нормально, думает он, стряхивая жука со штанов и еще одного с голой руки. Чтобы получить то, чего ты хочешь, необходимо пойти на некоторые жертвы. А поскольку то, чего он хочет, связано с таким сложным делом, как возвращение домой, в Неверлэнд, он может спрятаться на дереве и позволить всевозможным жутким насекомым облеплять его тело без всяких проблем. Правда, если это означает, что ему удастся раздобыть немного сказочной пыли. Руфио умеет быть терпеливым, когда это необходимо. Только бы Аргос поторопился. Этот болван сказал восемь тридцать. Сейчас уже ближе к восьми сорока. Он уже начал волноваться. Коридоры пустынны, да, но так будет недолго. С его точки зрения, монахини-феи все еще сидят в часовне, занимаясь вечерней молитвой. Сироты, находящиеся под их опекой, тоже заперты там; как будто жизнь с магическими монашками, попирающими Библию, недостаточно мучительна для бедных детей. По словам Бейконов, вечерняя молитва обычно заканчивается около девяти или, самое позднее, в девять пятнадцать. Так что, если Аргос задержится внутри еще на несколько минут, он рискует столкнуться с одной из сестер, если не со всеми. Но если его друга в маске поймают, разнесут в пух и прах религиозные мафиози Сторибрука, ублюдок, вероятно, закончит тем, что будет пукать блестками и конфетти по дороге в тюрьму. И нет, он не может этого сделать. Это все испортит. -Ничего страшного, через пятнадцать минут выйду, — говорит он себе хрипловатым голосом Аргоса. — Часы-то идут, черепаха ты чертова… — бормочет он, глядя в старый бинокль, который «позаимствовал» у какого-то идиота, поставившего палатку неподалеку от их участка леса. Не обнаружив Аргоса ни в одном из окон второго этажа, и с каждой секундой все больше раздражаясь, Руфио щелкает языком и опускает бинокль, болтающийся на шее. Не успел он это сделать, как его внимание привлекла голубая вспышка на заднем плане, и он перевел взгляд на большое окно слева — то самое, из которого открывался вид на главный коридор. Быстрым движением он подносит бинокль к глазам и чуть не падает с дерева от увиденного. -О… черт… Эта голубая штука — чья-то кожаная куртка. И этот кто-то — не кто иной, как Эмма Свон. Его уровень тревоги поднимается на ступеньку выше. Или на два. Или десять. По слухам, шериф и ее неуклюжие приспешники начали усиленную охоту на людей после получения защитного заклинания. Охота на Аргоса и, как следствие, на некоторых членов «Потерянных мальчиков»… Но это просто безумие. Знала ли она, что они будут здесь сегодня? Всего пять человек знали — он, Аргос и братья Бейкон — об их плане украсть немного сказочной пыли этим вечером, и Руфио был чертовски уверен, что Бейконы хоть и свиньи, но не стукачи. Они знали, как высоки ставки. Они тоже хотели вернуться домой. -Какого черта ты здесь делаешь? — в панике пробормотал он, следя за передвижениями шерифа из окна в окно и преследуя женщину до тех пор, пока она не скрылась за дверью, ведущей в часовню. Через несколько мгновений она снова выходит из нее, только на этот раз с Голубой Феей за плечами. Шагая и разговаривая, с серьезным выражением лица, они входят в одну из многочисленных комнат монастыря и исчезают из виду. На лбу Руфио выступили бисеринки пота и потекли по его разгоряченному лицу, а сердце гулко забилось в груди. Спустя, казалось бы, вечность ожидания с затаенным дыханием, обе женщины появляются вновь, но, как ни странно, они уже не такие серьезные и более улыбчивые? Они обмениваются парой слов — безразличная светская беседа, догадывается Руфио, — после чего ухмыляющаяся монахиня-фея провожает шерифа до входной двери. И так же внезапно, как появилась, Эмма Свон уходит. Голубая фея тоже возвращается в часовню. Плечи Руфио опускаются, с губ срывается глоток воздуха. От чувства облегчения, прокатившегося по его телу, глаза почти закатились к затылку. Черт возьми, это было очень напряженно. Но как бы ему ни хотелось полностью расслабиться и потерять бдительность, они еще не выбрались из зоны риска. Или, в их случае, Аргос еще не вышел из монастыря. -Ну-ка, парень… где ты, черт возьми, находишься? Через десять минут он получает ответ. -Руфи-о-о. — Он слышит низкий певучий голос, доносящийся откуда-то с дерева. — Я нашел ее. Тащи свою задницу сюда, пора сматываться. -Ты, чертов мудак, — шипит он своему другу в маске, торопливо слезая с дерева. — Если мне придется перекрашивать волосы, потому что ты сделал их седыми, ты за это заплатишь. -О, ты за меня волновался? -Заткнись, — огрызнулся он, чувствуя, как пылают его щеки. — Чувак, сюда заходила шериф Свон! Ты знаешь, как близко ты был к тому, чтобы тебя поймали? Какого черта ты так задержался?» -Расслабься, ладно? У них там не такие уж плохие чары, как у Бабы Яги. Я подумал, что если я отключу одну из них, то сработает какая-нибудь сигнализация, а нам этого не надо. Поэтому я решил отказаться от первоначального плана и перейти к плану «Б», — говорит Аргос, протягивая ему мешочек из какого-то мерзкого бархатистого материала. — Осторожнее с этим, не рассыпь пыль. Они уже перелезли через каменную ограду, отделявшую монастырь от леса, когда его осенила мысль. -Подожди… — Руфио нахмурился, глядя на бегущего впереди парня, — …у нас есть план Б? -Конечно, есть. Боже, приятель, в каждом большом ограблении должны быть запасные варианты. Ты думаешь, какого черта я таскаю с собой твой рюкзак? -Я думал, в нем хранится пыль. -Динь-Динь нужна только щепотка, а не целый мешок с волшебной силой. -Ладно, ладно… я понял, — подтверждает Руфио, включает фонарик и переходит на быстрый шаг, когда они достигают Ручья Малберри. Как только они пересекают невидимый, рассеивающий запахи барьер, который они установили несколько недель назад, он облегченно вздыхает. Отсюда до хижины — час пути. После тягостного молчания он обращается к Аргосу. — Итак, что в сумке? -Ничего важного, — уклончиво отвечает скрытный парень, поправляя на спине меч и упомянутый мешок. — Важно то, что мы получили то, за чем пришли. -И как же ты умудрился это провернуть? Аргос просто пожимает плечами, как всегда бесстрастно. -Я просто произнес волшебное слово. -Шаззам? -Только не это. Руфио ухмыляется. -Абракадабра? -Пожалуйста. -Нет, серьезно. Какое? -Я же тебе сказал «пожалуйста». -Заткнись, твою мать. -Это правда. -Да, конечно. -Ну… ладно, хорошо, может быть, я еще и ресницами хлопала, и очарование излучал. Руфио закатил глаза. Он никогда не добьется от этого придурка прямого ответа. -Ты — козел. -Успешный. -Козел. -Кто дал тебе волшебную пыль. -Я уже тебе все рассказал, — пробурчал он. Очень осторожно он дотрагивается до правого кармана брюк, нащупывает маленький мешочек, спрятанный внутри, и улыбается. Бензин у них есть, осталось найти попутку. Они уже почти на месте. И вот уже Неверлэнд, вот они идут.***
Прошло пять дней. -След его простыл. Опять. Я не знаю точно, сколько тупиков мы нашли только за сегодня… Все, что с ней происходит, официально перешло грань абсурда. Жалкая — слишком хорошее слово, чтобы описать ее сейчас. -Они знают, что мы их ищем, босс. Никаких выходок, никаких шалостей. Они просто залегли на дно… Она надеялась, что это пройдет. Что все это будет просто фазой. Мимолетное увлечение. Но это было не так. И не ничего не прошло. Как ни странно, с каждым днем становилось все хуже и хуже. -Мы с Рубсом снова пытались искать в лесу. Но почему-то она всегда теряет их запах, когда мы доходим до Ручья Малберри. Странно, у нее закладывает нос, и она вся в соплях. Мы пробовали снова и снова, но все равно результат тот же… Она проводила в офисе неприлично много времени, пытаясь отвлечься на работу. Разумеется, набрав за неделю с лишним бумажной работы, она пробивала себе дорожку в поисках, конечно, отвлечься от работы можно только в том случае, если нагнать больше недельного объема бумаг и изрядно потрудиться в поисках скользкого ублюдка и его не менее скользких дружков, как она убедилась на собственном опыте. -Возможно, они используют подопечных Бабы Яги или Джафара, чтобы замести следы и скрыть свою базу. Чары старой ведьмы практически бесполезны, а чары и замки-невидимки Джафара стоят безумно дорого. невидимые замки Джафара не зря стоят безумно дорого. Они чертовски эффективны… — Потому что каждый раз, когда она заканчивает читать отчет, каждый раз, когда она едет по городу, чтобы патрулировать и искать следы Аргоса и Потерянных Мальчиков, каждый раз, когда она останавливается, чтобы передохнуть… ее мысли возвращаются к тому роковому утру пять дней назад. -Э-э… Шериф? Эмма? И тут, как обычно, ее мозг замыкается, и она превращается в огромную непродуктивную тупицу. -Ты вообще меня слушаешь? Она ненавидит себя за это. Она не должна была так поступать. Она должна была поцеловать Реджину всего один раз — ради выживания — и выйти из этой ситуации немного травмированной, но относительно невредимой. Но ведь все было не так, верно? -Земля вызывает Эмму Свон. Прием. Не обращая внимания на обеспокоенный взгляд Августа — да она вообще не понимает, что за чушь несет ее заместитель — она опускается на свой стол, прижимается разгоряченной щекой к прохладному дереву, закрывает глаза и просто вздыхает. Все это неправильно, так… очень… очень… очень… очень неправильно. Потому что, в конечном счете, ее беспокоит не то, что она поцеловала Реджину. Нет, беспокоит тот факт, что она хочет сделать это снова. Может быть, это просто ее тело подсознательно говорит ей, что она пренебрегала определенными потребностями. Ведь с момента последнего раза прошло уже несколько месяцев. Вот только… когда она думает о близости с кем-то, ее мысли почему-то возвращаются к Ре… Нет. Просто нет. И тогда, конечно, маленький красный дьяволенок на ее плече просто обязан прошептать: «А почему бы, черт возьми, и нет?» И, как всегда, ее желудок скручивается в узел, и внутреннее смятение начинается заново. «Все очень сложно» — это еще не все. Ведь что это за настойчивое тянущее чувство в животе? Оно все еще там. И оно говорит ей о том, что, возможно… возможно, здесь есть что-то большее, чем просто похоть. И это… ну… это чертовски страшно.***
На шестой день после поцелуя Эмма решает, что назовет маленького рыжего дьяволенка Руби. -Баба Яга не хочет говорить. Она не хочет ни подтверждать, ни опровергать, что продала свои чары ни Аргосу, ни Руфио. Говорит, что это плохо для бизнеса. Я сказала ей, что будет еще хуже, если мы привлечем ее за препятствование полицейскому расследованию, но она хочет увидеть ордер, прежде чем покажет нам какие-либо квитанции. Это все так глупо, поскольку я сомневаюсь, что эта карга ведет какие-либо записи. Джафар, с другой стороны… В одно ухо входит, из другого выходит. Эмма безучастно кивает, зеленые глаза остекленевшие. Через некоторое время ее помощница замолкает, смотрит на нее немигающим взглядом, а затем качает головой. -Ну вот, ты опять ушла в свой маленький мир, — вздыхает Руби, сдаваясь и бросая папку на стол. — Серьезно, Эмма? -Что? — моргнула она, возвращаясь мыслями в настоящее. -Ты снова думаешь о поцелуе. Это утверждение, а не вопрос. Эмма замирает. -Как ты узнала? -Я не знала, — признается Руби. — Но теперь точно знаю. Чертовски умная девушка. -Самый старый трюк в книге, шериф, — говорит ее помощник, и Эмма почти поддается порыву застонать и прикрыть лицо от стыда. — Не могу поверить, что ты этого не предвидела. -Я просто… -Отвлеклась? — Руби предлагает. — Да, я это видела. Эм, прошла почти неделя… — замечает она, присаживаясь на край стола Эммы, высоко подняв бровь. — Знаешь, для того, что «было не очень классно», ты очень сильно зациклилась на том поцелуе… -Что? — слабое возражение. — Нет, я не зацикливалась. -Ты уже несколько дней не в себе. -Это полная чушь. -Не могу отрицать, все так говорят. -Все? -Август, Лерой, я. Мы все заметили. -Я… я просто устала, вот и все. Руби смотрит на нее. Это говорит о том, что она скорее поверит в то, что Лерой может петь в опере, чем согласится с неубедительным объяснением, которое только что прозвучало из ее уст. -Что-нибудь изменилось между тобой и Реджиной после прошлой среды? -Нет, — качает головой Эмма, и это правда. — С какой стати что-то должно измениться? Мы поцеловались, потому что это было необходимо, а не потому, что мы оба этого хотели. Руби фыркнула. -Я серьезно. Этот поцелуй был просто средством достижения цели. -Ага. Точно. -Перестань на меня так смотреть, — нахмурилась она, крутя на пальце кольцо с изумрудом, теперь уже без электричества. — Мы с Реджиной взрослые люди. Мы целовались, да, но все было по делу. Все кончено, это произошло, но мы об этом не говорим. -Может быть, в этом и есть проблема. -Что ты имеешь в виду? -Вы часто препираетесь, но серьезно не разговариваете, да? -Нет мы разговариваем… — возражает она, упрямая, как всегда. — Мы говорим обо всем чем можно. -Обо всем, кроме чего-то важного, разумеется. -Да ладно, Руби, серьезно? О чем тут говорить? Успех заклинания — вот что важно. Правда, я не знаю, на что ты пытаешься намекнуть, но мы с Реджиной просто друзья. -Друзья, — повторяет Руби, брови медленно поднимаются к линии роста волос. — Даже после…? — замялась она, а потом вздохнула. -Даже после чего…? -Всего! -Всего? -Почему ты бросилась к Реджине, чтобы спасти ее от рейфа? -Ты издеваешься надо мной, — простонала Эмма. — Серьезно? И ты туда же, Рубс? -Ну же, ответь на мой вопрос. -Это не твой вопрос. Это его вопрос, — указывает она. — Так что прекрати. Ты знаешь, почему я сделала то, что сделала. Я не собираюсь больше объясняться. В разговоре наступает неловкая тишина — во многом из-за того, что Руби озабоченно смотрит на нее так, словно ее голова — это какой-то непонятный кубик Рубика, в который так и хочется стукнуть молотком. -Что? — спросила Эмма через мгновение, ерзая под пристальным взглядом. -Расскажи мне что-нибудь о поцелуе, — просит Руби, наклонив голову в сторону и постукивая пальцами по столу. — Например, как долго он длился? -Я… я, честно говоря, не знаю. -Почему? Эмма беспомощно пожимает плечами. -Потеряла счет времени? -Нет, — быстро говорит она. Под неверящим взглядом Руби она нехотя соглашается, пробормотав, — Может быть? — Ее слабое признание вызывает жалостливый вздох на губах подруги. — Ладно… хорошо… выкладывай. Я вижу, что ты хочешь что-то рассказать. -Эм, просто… — Руби делает паузу и облизывает губы, тщательно подбирая слова. — Как бы я на это ни смотрела, в этом поцелуе нет ничего даже отдаленно дружеского. Тем более что ты даже не знаешь, как долго он продолжался. Я просто знаю, что если бы мне пришлось целоваться с кем-то по необходимости, я бы считала секунды, а не терялась в поцелуе. -Чертовски верно, — вклинился в разговор хрипловатый голос, застав обоих врасплох. Со всех концов тюремных камер на одну из кроватей садится обрюзгший Лерой и зевает. — Неделю назад ты в эйфории от поцелуя, а теперь ты просто тонешь в отрицании этого, сестренка. Все видят, что ты, ну я не знаю, хочешь быть со Злой Королевой. Даже Допи может сказать это — а ты знаешь Допи. -Подожди секунду… Я с кем хочу быть?! Руби закатила глаза. -Пожалуйста, не заставляй его повторять. -Я и не собираюсь, — ворчит Лерой, взбивая подушку, прежде чем лечь обратно. Подперев голову руками, он продолжает. — Слушай, я знаю, что это не мое дело, но кто-то должен это сказать. Красная, как обычно, отмалчивается, надеясь, что ты сама догадаешься, но мы оба знаем, что на тебя это не подействует. Когда дело доходит до таких вещей, ты еще более глупая, чем твой отец. -… -Только не говори ему, что я это сказал. В любом случае, она не может никому ничего сказать. Одно дело, когда тебя бьют так называемой «правдой», но это похоже на жестокий удар исподтишка. Она теряет дар речи, краснеет до самой шеи, и единственное, что срывается с ее губ, — это воздух, выбитый из ее легких. -Тебе нравится Злая Королева, — повторил гном, нанося очередной удар, резкий и беспощадный, как черт. — Так что сделай одолжение, прими ее такой, какая она есть… или, знаешь что, просто забудь о ней. В любом случае, просто смирись с этим. -Лерой, — предупреждает Руби, бросая на него грозный взгляд. Естественно, упрямый дурак не слушает. -Слушай, мне уже наплевать на победу в нашем споре. Сначала это было чертовски забавно, а теперь просто раздражает. Спор? Эмма бросила вопросительный взгляд на Руби. Ее подруге не нужно ничего говорить: виноватое выражение ее лица говорит само за себя. -Но, знаешь, если ты спросишь меня, — продолжает Лерой, — Ты можешь добиться большего, чем какая-то сумасшедшая ведьма с шилом в заднице. По какой-то причине это ее насторожило. -Но я тебя не спрашивала, не так ли? — не задумываясь, пролепетала она, и лицо ее рефлекторно потемнело. — Формально она ведьма, но Реджина не сумасшедшая… а ты, стрелок, еще смеешь говорить о засунутых в задницу вещах. Руби и Лерой обмениваются знающими взглядами. -А разве кто-то из вас не должна патрулировать? Какого черта вы обе здесь? -Август патрулирует, — отвечает Руби. — Я в диспетчерской. -А ты? — Эмма поворачивается к старому ворчуну. — Чем ты занимаешься? -На этой неделе я работаю по ночам. -Тогда какого черта ты здесь делаешь? -Он уже несколько дней живет в офисе, — вмешивается Руби. — Ты же знаешь, гномы любят работать как собаки. -Это расизм! — возражает Лерой. -И оскорбление для собак, — бормочет Эмма. -Чего вы прицепились? На самом деле есть такое выражение. — Руби закатывает глаза. -Да, конечно. Я здесь потому, что проявляю «инициативу»… или как там Вуди это назвал, — ворчливо бормочет Лерой, перекладываясь на бок и подыскивая более удобное положение для сна. — Шериф, это ты сказала, что если я еще хоть раз опоздаю на смену, то получу ночные на целый чертов месяц. -Значит, ты решил, что будешь спать в офисе? Лерой зевнул. -А что я еще должен делать? -Просыпаться вовремя? -Легче сказать, чем сделать. -Ты Ворчун, а не Соня. -А ты шумная. Дай мне поспать. Глаза Эммы вспыхнули убийственным огнем. -Ты будешь спать по ночам в течение двух недель. -Ой, да ладно! Ночные дежурства — та еще заноза в заднице! -Смешно, но ты тоже заноза в заднице. Под звуки ворчания Лероя Эмма массирует виски, закрывает глаза и вздыхает. Почему ей все время кажется, что она руководит детским садом, а не серьезным правоохранительным агентством? И, что еще хуже, бестактные сопляки под ее руководством просто обязаны были наброситься на нее по поводу Реджины. Твою мать. Как будто она и так не напрягается по этому поводу. Одно дело — подозревать что-то о себе, другое — услышать эти подозрения вслух от своих подчиненных. В такие моменты она понимает, насколько привлекательно носить с собой флягу с кое-чем. Господи. Хороший, долгий глоток виски был бы сейчас как нельзя кстати. Распознав признаки начинающейся мигрени и понимая, что ей необходимо подышать воздухом и проветрить голову, прежде чем она лишится ее здесь, Эмма отодвигает стул и встает. -Куда ты идешь? — спрашивает Руби. -На улицу. -Куда? -Не знаю, куда угодно. -Ты вернешься? -Нет. -Но я еще не закончила предоставлять тебе свой отчет… -Я прочитаю его в машине. Если что-то выяснится, сообщи мне по рации, — распорядилась она, застегивая бейдж и засовывая ключи от машины в карман. — Я поеду в Шервуд-Парк позже, в четыре часа, а потом поеду домой. Руби вопросительно нахмурила брови. -Шервуд? Что там происходит? -Сегодня вторник. -И что? -Я обещал Полу, что с этого момента начну играть с ним в шахматы, помнишь? -А, ну да, — кивает Руби, а потом медленно, почти нерешительно, бормочет. — Эй… ты ведь не сердишься, Эм? -Нет. Это было бы более правдоподобно, если бы она не дополнила это довольно жалким хмурым взглядом. У Руби, по крайней мере, хватило приличия принять несколько виноватый вид. -Прости? -Да. Неважно. — Натягивая красную куртку, она останавливается на полпути, одна рука частично засунута в рукав. — Где я оставила свой пистолет? -Не знаю, — пожимает плечами Руби, спрыгивая со стола и возвращаясь за свой стол. — Но ты ведь рылась в шкафу, когда я пришла утром, верно? Ты могла оставить его там. -Спасибо, — пробормотала она и отправилась на поиски своего пистолета. Если Аргос, не оправдав ожиданий, выйдет из укрытия и заявится в парк, она, по крайней мере, хочет быть начеку. Не успела она войти в тесную кладовку, как услышала, что в буфете ожила одна из раций. -Диспетчер? — раздается голос Августа, громкий и отчетливый. — Рубс? -Да? -Где шериф? -В шкафу. Лерой фыркнул. -Нет, правда. Где она? Эмма закатила глаза, стиснув зубы. -Ты же знаешь, что я вас слышу, правда? — восклицает она, заметив кобуру с пистолетом на стопках бумаги и потянувшись за ней. — Что ему нужно? -Тебе что-то от нее нужно? — спросила Руби от ее имени. -Просто подумала, что ей будет интересно узнать, что Голд снова замечен в городе. -Где? — спросила Эмма, выскочив обратно в буфет и пристегивая пистолет к бедру. Как и раньше, Руби передала ее вопрос. -У его дома. Свидетели рассказывают, что посреди улицы появился какой-то портал, и через мгновение он вышел из него, ковыляя. На лужайке перед домом тоже открылась щель, но он тут же ее закрыл. А портал? Когда он закрылся, то превратился в шляпу — одну из шляп Джефферсона, я полагаю. Передав ей рацию, Руби отходит назад, скрещивает руки и просто слушает. -Он все еще дома? — Эмма отвечает. -Нет, говорят, он уехал. Наверное, он в своем магазине. Хочешь, я проверю? -Да… пожалуйста. И предупреди Мэри Маргарет и Дэвида, пока будешь этим заниматься. Они наверняка захотят поговорить с Голдом, попытаться выяснить, чем он занимался все эти месяцы. Я тоже загляну в его магазин. Не беспокойся о том, чтобы рассказать Реджине, я сама ей позвоню. -Конечно, ты позвонишь, — прохрипел Лерой, нахальный даже в полусонном состоянии. Она раздраженно раздувает ноздри, ее терпение иссякает, и, не успев остановиться, она оглядывается через плечо и изрекает, -Поздравляю, Ворчун. Ты только что заработал себе целый чертов месяц ночных дежурств. Еще одна пакость, и следующий месяц ты будешь торчать в диспетчерской. Это мелочно и не очень этично, и хотя вымученный стон, который она получает в ответ, не может сравниться с тем, что он причинил, в конце концов, это того стоило.***
У Аргоса не так уж много личных вещей. Кажется, что только вчера в его жизнь ворвался странный ублюдок в маске — на мотоцикле своего ненастоящего брата, более того — единственными вещами Аргоса были его меч, сумка рассыльного, одежда на спине и сумка, набитая всем тем, что он украл у шерифа. В подтверждение того, как мало у него было материальных ценностей, парень буквально жил в единственной и неповторимой каморке хижины, и места в ней было достаточно для еще одного человека ростом с ребенка. Поэтому, когда Аргос умудрился собрать все свои вещи менее чем за десять минут, а погрузить их на велосипед — менее чем за три, Руфио почти не удивился. Но это не значит, что его это не расстроило. Он знал, что этот день наступит; Аргос сообщил ему и другим мальчикам о своих планах уехать еще две недели назад. Но от того, что он знал об этом заранее, легче не становилось. Руфио намеревался выглядеть спокойным и невозмутимым, как крутой лидер, каким он себя считал, но в конце концов нуждающийся в помощи ребенок внутри него оказался слишком силен, чтобы сдерживаться. Он терял братьев направо и налево. -Это глупо, почему ты должен уходить? — жалобно скулит он, следуя за Аргосом в импровизированный сад, как потерявшийся щенок. Туд, и остальные уже попрощались, а Руфио все еще нет. — Если ты должен уйти, почему бы не уйти с нами? Как только я найду реликвию портального прыгуна, это будет переход из ада в рай. Аргос присел у куста сирени и только вздохнул. -Руфио, ну мы же говорили об этом. То есть, да, рай звучит очень, очень заманчиво и все такое, но я просто должен кое-что сделать. -А ты не можешь сделать это, не переезжая? Когда Аргос покачал головой, желудок Руфио сжался еще больше. -Тогда хотя бы скажи мне, куда ты, черт возьми, собрался, или что, черт возьми, ты собираешься делать. У тебя на хвосте полиция, парень. -Извини, приятель, я не могу тебе ничего рассказать. -Почему? -Слушай, я хочу тебе ответить, поверь, я знаю, что должен тебе многое за проживание здесь. Но чем меньше ты будешь знать, тем безопаснее будет твоим братьям, — говорит Аргос и, как обычно, предсказуемо заканчивает. — Просто верь мне. Руфио выдохнул через нос. Если он услышит эти слова еще хоть раз, ему взбредет в голову ударить друга по голове. Становится обидно, что на каждый проклятый вопрос он получает уклончивый ответ и глупое напоминание о необходимости доверять. Хоть раз он может получить прямой ответ? Осторожно, почти благоговейно, Аргос срывает с драгоценного куста две крошечные сирени. Одну он кладет в нагрудный карман пиджака, другую — в белый конверт. -Последнее одолжение? — пробормотал он, выпрямляясь и вставая во весь рост. — Пусть птицелов подбросит это в особняк сегодня вечером? Несмотря на то, что Руфио все еще немного расстроен, он без вопросов принимает конверт и двадцатидолларовую купюру, которую протягивает Аргос. Раньше все посылки доставлял Эйс, а иногда и Бейконы. Но с тех пор, как копы начали действовать жестко, они вынуждены были передать эту работу правой руке Джафара — птице и по совместительству курьеру Яго. -Ты знаешь, я никогда не спрашивал, — начинает он заново, его карие глаза переходят на цветок, торчащий из кармана Аргоса. — Что это ты с сиренью делаешь? Это любимые цветы шерифа? Аргос безразлично пожимает плечами. -Не знаю, может быть. -Может быть? Значит, ты даже не знаешь наверняка? Тогда почему бы просто не послать красные розы, как нормальный преследователь? -Нормальный? — повторил Аргос, негромко хихикая. -Руфио, я круглосуточно ношу хоккейную маску, а меч у меня практически приварен к спине, неужели ты думаешь, что во мне есть что-то нормальное? Я могу быть кем угодно, но «нормальный» — не одно из них. -Ладно, ты странный, признаю, — со смехом признал он. — Но ты так и не ответила на мой вопрос. Почему сирень? -Просто так. Она мне нравятся, вот и все. -Почему? Они напоминают мне о доме. -Зачарованный лес? -Это не мой дом, — говорит Аргос тоном, который Руфио расценивает как легкое раздражение. — И кто сказал, что это должно быть место? -Чувак, если ты собираешься цитировать банальные слова из мелодрам, то оставь их при себе. Кроме забавного хмыканья, Аргос ничего не говорит. -Так… мы тебя еще увидим? — неуверенно спрашивает Руфио, когда они возвращаются на поляну перед своим убежищем. -…Да? Он смотрит на Аргоса уголком глаза. -Ты не уверен? -Уверен. Я просто… -Просто что? — спрашивает он. -Ничего, — качает головой Аргос. Выдохнув, он повторяет свой предыдущий ответ и заявляет гораздо более уверенным тоном. — Ты еще увидишь меня. -Уже лучше, — хвалит Руфио, останавливаясь у места, где припаркован мотоцикл. — А ты будешь провожать нас, когда мы наконец откроем портал в Неверлэнд? -Я… — Повисла пауза. Аргос на секунду опускает взгляд на свои ноги, а затем кивает. — Я буду там — так или иначе. -Уверен? -Чертовски уверен, — пробормотал Аргос с оттенком иронии и усталости в голосе. Чувствуя, что за ними наблюдают, Руфио бросает беглый взгляд в сторону хижины и слабо подталкивает своего друга в маске. Из одного из окон за ними наблюдает заплаканный Покет. Как только Аргос поднимает руку, чтобы помахать ему на прощание, бедный малыш пригибает голову и скрывается из виду. -С ним все будет в порядке? — вздыхает Аргос. -Конечно, — отмахивается Руфио, хотя в глубине души он знает, что это ложь. Покетс, самый маленький в группе, всегда был самым чувствительным. — Он не говорит этого, но он все еще скучает по своим ненастоящим родителям. Ты вроде как заменяешь их уже несколько недель, так что я уверен, что он будет скучать. Но он это переживет, не волнуйся. -Переживает из-за «ненастоящих» членов семьи, да? — Аргос хмыкнул. — Очень похоже на одного моего знакомого. -Заткнись. -О, прости, это задело тебя за живое? -Ты придурок. -Осторожнее, Руфио, — поучительно говорит Аргос. — Ты же знаешь, как говорится, птицы одного пера — это одни и те же птицы. -Тупой козел, — добавляет Руфио, провожая идиота взглядом. А самое ужасное в том, что Аргос даже не шутил. — Ты ведь знаешь, что я только что потерял пятьдесят очков уважения к тебе? -А что, я что-то не так сказал? -А ты как думаешь? -Неважно, суть ты уловил, — негромко хихикает Аргос, легкомысленный донельзя. Перекинув ногу через мотоцикл, он устраивается на сиденье, поворачивает ключ в замке зажигания и заводит мотоцикл. Повернувшись к Руфио, он протягивает руку и через гул мотора кричит на прощание. — До скорого, Руфио. Стиснув зубы, сдерживая назойливые слезы, выступившие на глазах, Руфио берет протянутую руку и пожимает ее. «До скорого», — храбро улыбается он, губы дрожат. -Увидимся. С этими словами Аргос сворачивает на грунтовую дорогу и скрывается из виду, оставляя за собой облако пыли и дыма, а также четырех грустных Потерянных Мальчиков.***
Ему не следовало это читать. Николас был просто груб. Настоящие друзья защищают друг друга от обидных вещей. Николас знает, что Гончий Край — один из его любимых супергероев, зачем же еще давать ему читать что-то такое ужасное, кроме как для того, чтобы проявить излишнюю жестокость? Что он вообще с ним сделал? С кислым лицом Генри сшибает пару помидоров с идеальной пирамидальной стопки, в которой они лежали, и выплескивает свое разочарование на беззащитный продукт. Раскладывая овощи напротив, Ана — одна из злых сводных сестер Эшли и постоянная работница продуктового магазина — бросает на него грязный взгляд. -Маленькая дрянь, — ворчит женщина, протягивает руку и подбирает помидоры, скатившиеся в кучу огурцов, и ставит их на место так грубо, что не удивительно, если они взорвутся. -Извините… — слабо пробормотал Генри и поспешно вышел, оттолкнув тележку, поджав хвост. Он останавливается возле сложенных в стопку ящиков с апельсинами, подальше от режущих взглядов Анны, и решает подождать маму в этом месте. Она все еще находится в мясном отделе, ожидая замороженную индейку, которую она заказала заранее несколько недель назад. Через несколько дней наступит День благодарения, и по традиции они вместе делают предпраздничные покупки вместе. Они всегда делали это вдвоем, но теперь, когда Эмма переехала к ним, он надеялся, что она тоже примет в этом участие. К сожалению, Эмма должна была работать. Или он так думал. Не успел он сообразить, что происходит, как кто-то схватил его сзади за шиворот и стал осыпать громкими поцелуями. Ему даже не нужно было поднимать голову, чтобы понять, кто виновница, — пряди светлых волос, упавшие ему на лицо, были достаточным ответом. -Эммммма… — Генри хнычет, ярко краснея и борясь с рукой родной матери. Одна из школьниц смотрит на них и ухмыляется. Щеки Генри становятся еще более пунцовыми. — Ну хватит, прекрати, ты меня смущаешь! -Что? — невинно отвечает она, наконец-то освободив его. — Я скучала по тебе. Мы давно не виделись. -Мы видели друг друга сегодня утром. -Правда? — Эмма наморщила лоб, схватила кусочек апельсина и бросила его в тележку, даже не повертев его в руках и не осмотрев — полная противоположность тому, что обычно делала его мама. — Мне кажется, что это большой промежуток времени. -Что ты здесь делаешь? Я думал, у тебя много бумажной работы? -Кто это сказал? -Ты. Она бросает в тележку еще один апельсин. Генри наклоняет голову, изучая женщину в синей кожаной куртке. -Эмма, ты в порядке? -Да. А что? -Ты какая-то не такая. -Что ты имеешь в виду? -У тебя на лице все написано, — говорит Генри. -У меня был очень напряженный день, я немного устала. Может быть, дело в этом. — Эмма вздохнула, поставив локти на тележку. Окинув взглядом окружающую обстановку, она выпрямляется и засовывает руки в карманы джинсов. -А где твоя мама? -Ждет индейку. Она сказала, чтобы я ждал ее здесь. -Отлично. Ну, как сегодня в школе? -Нормально. -Вчера проходило прослушивание школьного спектакля, верно? Как успехи? -Откуда ты об этом знаешь? — спрашивает он, открывая рот и в ужасе хмуря брови. Он уверен, что никогда не рассказывал двум своим мамам о прослушивании — в основном потому, что они наверняка настояли бы на том, чтобы прийти в школу и посмотреть, как он выставляет себя на посмешище, или надавить на миссис Брайтон, чтобы она дала ему ту роль, которую он хотел. -Я… э-э… слышала, как некоторые дети говорили об этом, — пробормотала Эмма, как бы невзначай, а затем прочистила горло. — Король Артур и рыцари Круглого стола, да? Генри пожимает плечами, его щеки краснеют. -Они собираются включить в фильм несколько крутых боевых сцен. Я хотел быть одним из рыцарей и сражаться на мечах, ну, чтобы показать всем, чему меня учил дедушка, — делится он тихо. На самом деле, он просто хочет, чтобы Пейдж увидела — не то чтобы он кому-то это сказал, особенно маме. — Но это неважно, скорее всего, я не получу роль. -У тебя все получится, — заявляет Эмма. -Откуда ты знаешь? -Я просто знаю. Ты пройдешь прослушивание, получив главную роль. Поверь мне, — улыбается она с загадочным блеском в глазах. Глядя поверх его головы, она слегка наклоняет подбородок, указывая на каких-то людей у кассы. — Эй, это Ава и Николас. Ты не хочешь поздороваться? -Нет, — проворчал он, и его гнев снова вспыхнул, когда он вернулся к тому инциденту во время обеда — когда Николас испортил ему день, дав почитать новейший комикс Аракно, не предупредив о том, что в нем написано. Достаточно было одного взгляда на его хмурое лицо, чтобы Эмма сразу же догадалась, что у него что-то случилось. -Выкладывай, парень. Ты чем-то обеспокоен? -Нет. Она поднимает бровь почти так же устрашающе, как его мама, когда он врет. Точно, — внутренне вздохнул он, — детектор лжи. -Это глупо, — признает он с тяжелым вздохом. — Николас просто заставил меня прочитать последний комикс «Аракно». -Это ведь один из твоих любимых комиксов, верно? -Да. -Так в чем проблема? -Хаунд Эдж попал под поезд, — выдохнул он и поморщился. От одного только произнесения этого вслух его желудок скручивает. -Оу, — хмыкает Эмма. — Он умер? -Его сбил поезд, Эмма. -Эй, в Метеоритного человека попал чертов метеорит, а он все равно выжил. -Но меня не волнует он, меня волнует Хаунд Эдж, — дуется Генри. — И они убили его, Эмма. Зачем им это делать? Он не может умереть, ему не позволено, он же супергерой. -Ты знаешь, каждый супергерой умирает хотя бы раз. Это практически обряд посвящения, — говорит она, слегка пожимая плечами. -Но… он же мертв. -Ну и что? Это же комикс. Его воскресят… или клонируют… или заштопают… или еще что-нибудь столь же нелепое. Не парься. -Ты уверена? -Да, — просто сказала она и взяла грушу. Она нюхает ее, морщит губы в молчаливом одобрении, а затем бросает в тележку. — А почему он попал под поезд? Для человека, обладающего сверхскоростью, это, кажется, самый убогой смертью. -Он спасал Баронесс. -Оу. -И, да, это отстой. Аракно победил Баронесс и оставил ее умирать на железнодорожных путях. Не очень похоже на супергероя, но она убила Соник Бум. В общем, как раз когда поезд приближался, подоспел Хаунд Эдж и отпихнул ее с пути… и вместо этого попал под поезд, — делится он, жалостливо качая головой. — Я не понимаю, зачем он это сделал? Она злая и недобрая, она даже не его подруга. В этом нет никакого смысла. -Ну, я думаю, что смысл есть, — говорит Эмма, внезапно становясь серьезной. — Ты видишь это каждый день по телевизору, Генри. Люди делают это постоянно. -Умирают? -Жертвуют собой, — поправляет она с грустной улыбкой. — Они ложатся под пулю — или, в данном случае, под поезд — ради тех, кого они любят. -Любят? — фыркнул он. Это просто глупо. — Они только и делают, что воюют! -Не все в этом мире черно-белое, малыш. Кто знает, может быть, одна из причин их ссор в том, что они оба гордые, упрямые люди, которые просто не знают, как выразить свои чувства или сказать «я люблю тебя»? -Это… грустно. И к тому же довольно банально, — тут же добавляет Генри, сморщив нос. -Это так, — соглашается Эмма, безучастно глядя на стоящий рядом ящик с яблоками. — Но ты знаешь, я думаю, что самые прекрасные истории любви — это истории о людях, которые явно без ума друг от друга, но просто не могут собраться с мыслями, пока не становится слишком поздно. И именно тогда, когда они наконец готовы отбросить свои страхи и отдаться своим чувствам. происходит что-то плохое, и один из них погибает, чтобы спасти другого. Итак, у нас есть один погибший и еще один, вероятно, оставшийся в живых и весь в слезах. Генри скорчил гримасу и бросил на Эмму неверящий взгляд. -Ты думаешь, это красиво? -В трагическом смысле, да. -Ты странная. -Мне уже это говорили, — язвительно говорит Эмма, взъерошивая его волосы. Застонав в знак протеста, Генри пригибает голову и отходит от руки родной матери. Высунув язык в сторону ухмыляющейся Эммы, он быстро расправляет локоны каштановых волос, которые она сместила своими игривыми действиями. Глядя на улыбающееся лицо блондинки и на то, как напряженно она смотрит на него — как будто запоминает все его черты, — Генри наконец осеняет. -Я знаю, что в тебе изменилось, — заявляет он, и глаза его загораются. -Да? Что? -Ты больше не витаешь в облаках. -Витаю в облаках? Я? — Эмма указывает на себя, недоверчиво, а затем фыркает. -Именно, — подчеркивает он. — Ты вчера вылила кофе на мои хлопья. -Я? — нахмурилась она, выглядя искренне растерянной. -Ты. -Кофе? -Да, вместо молока. -О! — воскликнула Эмма, ее глаза расширились. — Точно… Да! — наконец признает она и с ностальгической улыбкой на губах подталкивает его: — Извини, я помню, ты часто зевал. Конечно, он зевал… -Я тогда только проснулся. -Ага, вот и подумала, что тебе не помешает кофеин. -Мне десять. -Тогда давай представим, что я дала тебе кофе без кофеина. Если бы здесь была его мама, она бы закатила глаза, но поскольку ее здесь не было, Генри сделал это от ее имени. -Это правда? — спрашивает он через минуту. -Что правда? -То, что сказала мама. Что причина того, что ты ходишь как зомби, в том, что тебе все еще плохо и не все газы вышли на прошлой неделе. Эмма подавила смех. Прежде чем она успевает ответить, их что-то прерывает — точнее, звук щелкающих каблуков. Узнав шаги, и то, кому они принадлежат, они с Эммой одновременно оборачиваются, двигаясь совершенно синхронно. И правда, к ним идет его мама. В руках у нее огромный пакет с замороженной индейкой, а глаза нацелены на Эмму, как пара самонаводящихся ракет. -Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, в ее голосе звучит удивление и что-то еще, что он не может определить, позволяя рыцарственной Эмме подумать над этим позже. — Шериф Свон, ты опять тратишь деньги налогоплательщиков, пренебрегая своими обязанностями? -Это называется привилегии босса, ваше величество. -Получаешь деньги за бездельничество? -Делегирую задачи, чтобы проводить время с семьей. Генри замечает, как взлетают вверх брови его мамы на невинное, казалось бы, замечание Эммы, и как стекленеют ее карие глаза, когда блондинка поворачивается, чтобы положить индейку в тележку. Возможно, ей лучше удается это скрывать, но Генри заметил, что не только Эмма в последнее время ведет себя немного странно. В доме происходят… ну… странные вещи. Как только Эмма снова оказалась перед ними, мама покачала головой, прочистила горло и встала чуть прямее. -Ну, если ты действительно должна быть здесь, мисс Свон, то лучше займись делом и принеси ингредиенты для начинки, — фыркнула она, протягивая список продуктов и ручку. -Ты знаешь, я не обязана быть здесь, я хочу быть здесь, — поправляет Эмма, сканируя список продуктов, записанный на модной канцелярской бумаге его мамы, и решает направить их обратно к ряду овощей. -И могу я спросить, почему так, принцесса? Эмма пожимает плечами, оглядывается через плечо и язвит. -Кто знает, Ваше величество, может быть, я просто хотела вас увидеть. -Почему? -Может быть, я просто соскучилась. Его мама чуть не въезжает на тележке прямо в ящик с капустой; к счастью, его рефлексы оказались достаточно хороши, чтобы вовремя оттолкнуть ее с дороги. -Не притворяйтесь, мисс Свон. Это тебе не идет, — хмыкает она с покрасневшим лицом, рассеянно поглаживая Генри по щеке в знак благодарности. — Ты пришла сюда только для того, чтобы досадить мне? -Я не притворяюсь. Ты же знаешь, что раздражать тебя всегда было моим главным развлечением на день. -А ставить тебя на место всегда было моим главным развлечением, — отвечает его мама, идя за Эммой, катя за собой тележку — на этот раз осторожно. Генри, продолжая с любопытством наблюдать за происходящим, просто молча следует за ними. — Почему ты здесь? -Я же говорила тебе, что хочу провести время с тобой и Генри. К чему все эти вопросы? -Потому что ты позвонила мне меньше пятнадцати минут назад и сказала, что едешь к Голду. А теперь ты здесь. Может быть, ему показалось, но, увидев лицо Эммы в огромном зеркале на потолке, Генри подумал, что при упоминании имени мистера Голда выражение ее лица потемнело. Или, может быть, дело в убогом освещении этого магазина. -Я пойду к нему немного позже, — пробормотала Эмма, и в ее голосе уже не было той игривости, которая была несколько секунд назад. Когда она оглядывается на них, маска как будто возвращается на место, и она снова становится улыбчивой. — Слушай, у меня был тяжелый день, и я просто хочу побыть с вами, прежде чем пойду разбираться с этим недоноском. Вы не против? И, не дожидаясь ответа, она уходит, прихватив пакет с луком, сладким картофелем и разными овощами. Она кладет их в тележку и, высунув кончик языка, радостно вычеркивает их из списка. Генри незаметно пристраивается рядом с мамой, слегка сжимает ее руку и заговорщически шепчет, -Она все еще ведет себя немного странно, но я не думаю, что у нее до сих пор проблема с газами. -Нет, милый, — пробормотала она, тихая, задумчивая и немного озадаченная, — я тоже так не думаю.***
Разочарование — вот кто она. Именно в тот момент, когда Реджина думает, что разобралась с потомком Снежки, то скажет или сделает что-то, что заставит ее снова и снова сомневаться во всех своих предрешенных выводах и предположениях. Если бы Эмма Свон была книгой, она была бы одним из тех приключенческих романов, которые любил Генри — детских, непредсказуемых, дешевых, захватывающих, досадных и просто совершенно непонятных. Не говоря уже о том, что они ужасно написаны. Так, принцесса, которую она давно записала в невероятно тупые, забывчивые и невнимательные люди, совершает переворот и доказывает, что она действительно внимательна: во время сканирования продуктов на кассе она поворачивается к ней, показывает блеск для губ, натягивает безумную глупую ухмылку. -Вот такую ты используешь, да? Яблочную корицу. Мне нравится, очень приятная на вкус. Стоя в конце прилавка и упаковывая покупки, Генри смотрит на них обеих, продолжая наблюдать за их общением более чем с мимолетным интересом. Реджина, застигнутая врасплох, ничего не ответила, только приоткрыла рот, слегка нахмурилась и покраснела до кончиков ушей. С тех пор они никогда не обсуждали этот поцелуй и даже не упоминали о нем — до сих пор. И как раз в тот момент хотелось это сделать, когда среди них находятся очень внимательный и любознательный мальчик и хитроглазая кассирша. Осознав, что перед ними посторонние, Реджина захлопывает рот, прочищает горло и переводит разговор на более безопасную и менее показательную тему. -Когда ты ходила в магазин? — обращается она к блондинке. -Что? -Потому что я предполагаю, что именно там ты купила эту… — говорит она, с презрением глядя на кожаную куртку Эммы. — Серьезно, мисс Свон? Мы с сыном уже купили тебе красную куртку в лучшем, менее навороченном варианте, так скажи мне, неужели тебе было необходимо идти и покупать точную копию синей? -А что, что в этом плохого? -Если ты не знаешь ответа на этот вопрос, моя дорогая, то ты действительно настолько безнадежна, насколько и глупа, — вздыхает она. — Это отвратительно. Как кто-то может платить хорошие деньги за то, что делает его похожим на безвкусного бродягу, я не понимаю. -Ты не против, если я сниму ее, Ваше Величество? — Эмма приподняла бровь, явно подтрунивая над ней. -Я бы предпочла, чтобы ты сожгла ее, принцесса. -О, но я не могу, Ваше Величество. Видите ли, в городе действует запрет на разжигание огня — вы это знаете, ведь именно вы добивались его принятия несколько месяцев назад, — возражает разгневанная женщина, улыбаясь той обезоруживающей улыбкой, которая так действует ей на нервы… потому что, как она все больше и больше понимает с каждым днем, из-за нее она забывает обо всем. Забыть, почему она злится. Забыть, почему она раздражена. Забыть о том, что она собирается сделать. Забыть о том, что есть люди, которые следят за каждым их движением и слушают каждое их слово. -Мама? — Генри — один из этих людей — вклинивается в разговор, кивая головой в сторону кассира. — Итого $79,86, — говорит подросток за кассой до боли монотонным тоном. — Наличные, кредит или дебет? -Я заплачу, — предлагает Эмма, накрывая ладонью ее руку, не позволяя ей достать кошелек из сумочки. Вместо того чтобы выразить благодарность или изобразить раздражение по поводу такого щедрого жеста, Реджина переводит взгляд на свою руку, а именно на ее голые пальцы. Прежде чем она успела остановить себя, вопрос, который вертелся у нее в голове, сорвался с языка. -А где твое кольцо? -Хм? — Эмма смотрит на нее, протягивая кассиру несколько свернутых двадцаток. -Твое кольцо. -О. Оно здесь… — Прервав их физический контакт, Эмма достает из-под рубашки цепочку и показывает ей кольцо с изумрудом, висящее на ней как талисман. — Волнуешься, что я от него избавилась? -С чего бы? — соврала она скрипя зубами, сохраняя на лице полное отсутствие эмоций. — Заклинание снято, а кольцо расторгнуто, это украшение утратило свое предназначение. Ты вольна избавиться от него, Свон. В конце концов, я знаю, что оно тебя никогда особо не интересовало. -Разве ты можешь меня винить? Трудно любить что-то, когда оно бьет током, — говорит Эмма, убирая мелочь в карман и собирая более тяжелые сумки, пока они с Генри несут более легкие. — Но… это было раньше. А сейчас я просто… мне оно нравится. Так что, если ты не возражаешь, я бы хотела оставить его себе. -Оно твое, так что делай, что хочешь. -Спасибо. Спустя несколько минут, когда они погрузили продукты в «Мерседес», а Генри устроился на пассажирском сиденье, Эмма закрыла багажник и прислонилась к задней двери машины, рассеянно рассматривая кольцо, висящее на ее шее. Зеленые глаза перехватывают взгляд Реджины, устремленный на изумруд, и Эмма тут же вопросительно наклоняет голову. -Ты хочешь, чтобы я снова надела его на палец? -Где и как ты будешь носить это кольцо, меня не касается, моя дорогая, — заявляет Реджина, глядя в сторону, а затем, немного подумав, бормочет. — Но… если ты хочешь знать мое мнение, я думаю, что, возможно, лучше держать его на цепочке, как ожерелье. -Ближе к сердцу? — отвечает она, дополняя свой ответ лукавой улыбкой. -Обернутое вокруг шеи, как петля, — говорит она. Эмма ухмыляется. А потом смеется — так беззаботно, заразительно, что даже Генри крутится на своем месте, смотрит на них в замешательстве, а потом улыбается. Не в силах удержаться, вопреки своей гордости и постоянной необходимости сохранять невозмутимый вид, Реджина присоединяется к ним. Она, конечно, менее общительна и более сдержанна, чем ее белокурая коллега, но все равно смеется. Для ее ушей это звучит чуждо — смеяться без злобы, но это… приятно. Освобождающе. Когда их смех стихает, наступает неловкость — по крайней мере, для нее. Потому что пока она прихорашивается — укладывает неуместные локоны волос и расправляет несуществующие складки на блузке — Эмма просто смотрит на нее, зеленые глаза обводят ее лицо, следя за каждым изгибом, каждой линией, каждой морщинкой, как будто делая мысленную фотографию. Нет нужды говорить, что это нисколько не помогает справиться с неловкостью. -Тебе никто не говорил, что пялиться невежливо, принцесса? — укоряет она. -Извини, — говорит Эмма, но извинения остаются пустыми, и она даже не отводит взгляд. Вместо этого она лезет во внутренний карман пиджака и достает что-то. Сирень. Бедный цветок практически сплющен, и, к ее полному удивлению, Эмма протягивает руку и предлагает ей взять его. -Что это? -Цветок. Реджина закатывает глаза. -Я знаю, что это цветок, мисс Свон. Я спрашиваю, для чего он? -Для кого, — поправляет Эмма. — Это тебе. -Мне? -Тебе. -Почему? -Почему бы и нет? Реджина секунду рассматривает фиолетовый цветок, а затем переключает внимание на женщину, держащую его. Ее глаза подозрительно сужаются. -Это из моего сада? -Нет. Реджина поднимает бровь. -Ну… Технически нет? — Эмма поправляет ее, невинно улыбаясь. Слишком невинно. -Откуда ты это взяла? -Лучше тебе не знать. Поверь мне. Руки складываются на груди почти автоматически — так же, как и бровь, дугой поднимающаяся на лоб. -Мисс Свон, ты пытаешься вручить мне цветок, который подарил тебе твой вороватый преследователь? Цветок, который он украл у меня. -Нет? -Ты ужасная лгунья. -Лучше ужасная лгунья, чем превосходная. -Так ты признаешь, что это от него? — надулась она, глядя на сирень. -Ты знаешь, что… главное — это мысль, — вздыхает Эмма, глядя на нее с самым жалким выражением на лице. — Так что, может, не будем зацикливаться на глупых деталях вроде того, откуда и кто принес этот красивый и, э-э, немного раздавленый — прости за это — цветок, а просто… просто ты примешь его, Реджина. -Почему? — упорствует она. -Потому что он не от Аргоса. Он от меня, — утверждает Эмма, добавляя. — Пожалуйста. Реджина пытается стоять на своем, действительно пытается. Но в конце концов она легко сдается. Без лишних слов она вырывает сирень из рук Эммы — и, к ужасу, забывшись, подносит ее к своему носу. От одной мысли о том, что она делает, становится не по себе, поэтому она нахмурилась и медленно, спокойно, стараясь сохранить видимость нормальности и невозмутимости, отодвинула пахнущий цветок от своего лица. -А теперь, пожалуйста, скажи мне, для чего это? — прочищает она горло, вертя крошечный цветок между большим и указательным пальцами. -Это, знаешь ли, подарок в знак благодарности… -Благодарственный подарок? Украденный, раздавленный цветок, который принесла тебе сама смерть? Принцесса, сделай себе одолжение и никогда не говори незнакомцам, что ты королевская особа, — фыркнула она, издав насмешливый звук. — И за что ты меня благодаришь? -Наверное… просто… Я… — Эмма делает паузу и облизывает губы, подыскивая слова. Через мгновение она вздыхает. — Сегодня… не самый лучший мой день, — пытается она снова, медленно, мрачно. — Но то, что ты и Генри были рядом, даже совсем недолго, это… помогло мне. Я чувствую себя лучше. Спокойней. Я… готова. -Готова? — Реджина нахмурилась. — К чему? -К чему угодно. -Что? -К чему угодно. К кому угодно. Ко всему. Женщина просто напрашивается на, то чтобы с нее посмеялись, и Реджина с удовольствием это делает. -Мисс Свон, вы просто нанесли Голду быстрый визит, а потом играете в шахматы в парке с другом вашего преследователя. Белль держит в узде этого недоноска, а Пол — безобидный старик. Так что я очень сомневаюсь, что эти двое доставят тебе какие-либо неприятности. Я не вижу необходимости в таком драматизме. Посмотрев на свои ноги и приняв странный задумчивый вид, Эмма тихо вздохнула и кивнула. -Ты права. Ты в порядке, Свон? -Я в порядке. Просто… смертельно устала, — говорит она, а затем фыркает. — Смертельно устала, — пробормотала она про себя. -Видно, охота на человека наконец-то дала о себе знать. -Наверное, да. -Ну, и как все прошло? Ты и твоя банда неуклюжих шутов добились каких-нибудь успехов? -Они… — Шериф замолчал, а затем прочистила горло, не отрывая взгляда от земли. — Я не думаю, что Аргос будет представлять проблему еще долго. -Тогда это хорошо. Когда тебе удастся задержать этого вороватого ничтожества, шериф, я бы очень хотела, чтобы мне выпала честь свернуть ему шею и положить конец его жалкому существованию. Эмма вскидывает голову и смотрит на нее, зеленые глаза темные и непостижимые. -Мама? — В этот момент из окна высовывается Генри, на его лице написано нетерпение. — Когда мы уже поедем? -Скоро, Генри. Мы просто… -Нет, все в порядке. Извини, что заставил тебя ждать, малыш. Наверное, мне тоже пора идти, — проворчала Эмма, отталкиваясь от «Мерседеса» и выходя на тротуар. — Не переживай больше из-за Хаунда Эджа, ладно? С ним все будет в порядке, вот увидишь. Генри с выражением лица, наиболее подходящим для скорбящего человека с плачевной пищеварительной системой, пробормотал что-то о нежелании больше говорить о Хаунд Эдж и скрылся в машине. -Хаунд Эдж? — Реджина поднимает бровь. -Он умер. -Как? -Попал под поезд, пытаясь спасти Баронесс. Конечно, она внутренне вздохнула. Что еще можно было ожидать от этого жалкого оправдания супергероя и его слепой преданности такому же слепопреданному злодею? -Он идиот, — закатывает она глаза. По губам Эммы медленно расползается ухмылка. -Ее идиот, — соглашается она, тихо шепча. Реджина переводит взгляд на зеленые глаза, пристально смотрящие на нее. Между ними промелькнуло понимание, одно воспоминание, запомнившееся всего лишь одним взглядом. Обычно, в это время один или оба отводят глаза, отпускают ехидные шуточки и пытаются перебить друг друга. Однако сегодня Эмма не отводит взгляда. Это… пугает. Сбивает с толку. И все же Реджина не может отвести взгляд. -Мне было очень приятно провести время с тобой и Генри сегодня. -Полагаю, ты уже говорила об этом, принцесса. -Я знаю, Ваше Величество. Просто хотела сказать об этом еще раз. Еще одна долгая пауза. -Во сколько ты вернешься домой? — Реджина заговорила, чтобы хоть немного разрядить напряженную обстановку. — Генри настаивает, чтобы сегодня была запеченная курица, а ты знаешь, что он отказывается есть, если мы все не будем присутствовать за столом. Сглотнув, Эмма пожимает плечами и, наконец, разрывает зрительный контакт — необычная реакция на такой простой вопрос. Должно быть, женщина действительно измучена. -Мисс Свон? — спрашивает Реджина. -Мама? — Генри высовывается из машины. — Я думал, мы уже уезжаем? -Увидимся около шести, — наконец отвечает Эмма, обходит машину и открывает перед ней водительскую дверь. Засунув сплющенную сирень в нагрудный карман пальто, Реджина последовала ее примеру, осторожно забралась в машину и устроилась на своем сиденье. Быстро оглядевшись, чтобы проверить, не зацепилась ли какая-нибудь часть тела за дверь, Эмма аккуратно закрывает ее и заглядывает в открытое окно. открытое окно. -Езжайте осторожно, — говорит она. -Наш дом в трех минутах езды, шериф. -В любом случае, езжайте осторожно. Реджина закатывает глаза. -Пока, малыш. — Блондинка машет рукой их сыну. — До встречи, ваша королевская заноза в заднице. Она снова закатывает глаза. -Пока, Эмма, — бормочет Генри, слишком увлеченный игрой на своем телефоне, чтобы поднять глаза. -Люблю тебя. Промахнувшись мимо места зажигания, Реджина чуть не ударила себя ключами от машины по бедру. Разочарование — это точное ее описание. Потому что после того, как Эмма бросает эти слова, да еще и в неясной форме, она просто выпрямляется и уходит, оставляя ее в растерянности и гадая, предназначались ли эти слова ее сыну, ей или им обоим. Эта идиотка. Заведя двигатель, она выезжает с обочины и уезжает. Доехав до перекрестка, Реджина останавливается на красный свет, костяшки пальцев на руле побелели. Она смотрит в зеркало заднего вида, и последнее, что она видит в глазах сумасшедшей блондинки, — это огоньки в ее глазах, а потом они исчезают в переулке рядом с продуктовым магазином. И тут она делает облегчающий выдох, о котором даже не подозревала.***
Он не должен быть здесь. Он это понимает, как никто другой. Но когда полчаса назад он встретил Яго на их обычном месте встречи у Ручья Малберри по иронии судьбы, чтобы передать письмо Аргоса для доставки, — и крикливый человек-птица рассказал ему, что во время полета он видел одиноко сидящего возле Толл-Бридж человека в маске, Руфио просто понял, что должен последовать за ним. Джетро, внутренний ботаник Руфио, твердил ему что-то вроде «любопытство убивает кошку», но тот, конечно, не слушал. Если Джетро — его мозговой аналог, всегда идущий по головам, то Руфио — полная противоположность. Он всегда руководствуется своим чутьем. А чутье подсказывало ему, что надо поддаться искушению и пойти шпионить за своим другом. Он даже сделал немыслимое — надел на голову шапочку, чтобы волосы не выделялись. Придется ли ему пожалеть об этом решении, пока неизвестно. Пока же, спрятавшись за густым тисовым кустом, он присел и молча наблюдает. В двух шагах от него, примостившись на валуне, Аргос смотрит на спокойные воды ручья, сжимая на шее что-то похожее на кулон, и, кажется, погружается в раздумья. Руфио смотрит на часы. 17:25. Он сидит здесь, как идиот, уже десять минут, и до сих пор не видит ничего, кроме Аргоса, который смотрит на ручей, как будто снимается в плохом музыкальном клипе. Руфио вздыхает. Что он задумал? Ответ он получил довольно скоро. Через несколько минут, с тростью в руках, в поле зрения появляется сам дьявол. Расширив глаза, Руфио инстинктивно сворачивается в клубок, становясь меньше… но все равно навостряет уши. -Хоккейная маска и депрессивная черная одежда. Ты, мой друг, должно быть, тот самый, кто устраивал хаос в городе, пока меня не было, — говорит Голд, останавливаясь на приличном расстоянии от Аргоса и крепко постукивая тростью по каменистой земле. — Я получил твою записку. Что ты хочешь? -Ты опоздал, — замечает Аргос, поднимаясь с валуна и вставая лицом к Темному. -Прости, что я не счел нужным торопиться только потому, что разыскиваемый преступник потребовал моего присутствия, — прошипел Голд, ставя Аргоса на место. -Ты говорил о возвращении некоего долга. Я предлагаю тебе не тратить мое время и перейти к делу. -Тогда сразу к делу, — вздохнул Аргос. — Неважно. Давайте просто покончим с этим. Боясь быть замеченным, Руфио не смеет пошевелиться. Он молча наблюдает за тем, как Аргос нагибается и достает предмет, скрытый от глаз валуном, на котором он сидел несколько минут назад. всего несколько мгновений назад. Его меч. И что-то меняется в воздухе, как только он вынимает его из ножен. -Меч Эша, — пробормотал Голд, и хотя Руфио видел только половину лица мужчины, его благоговение было заметно по одному только голосу. — Ты владеешь им. А это значит… -Да. -Ты из… Аргос кивает. -Это сработало? -Сработало. По лицу Голда пробегает что-то похожее на облегчение. Через мгновение его выражение выравнивается, и он снова становится деловым. -Он активирован? — спросил он, указывая на меч. -Только частично. -С помощью чего? -Темной душой, — делится Аргос. — Рейфом. Тот самый, которого ты вызвал здесь несколько месяцев назад. -А, значит, он вернулся, — пробормотал Голд и медленно кивнул, принимая это к сведению. — А что насчет существа света? Я думал, что ты без труда найдешь в этом городе то, что лучше всего подходит для питания меча. Навскидку я могу назвать три идеальные кандидатуры: Эмма Свон, Александра Герман, Дэйви Смит. Все — продукты Истинной Любви. Надеюсь, тебе рассказали о них? -Рассказали. -Тогда просвети меня, вор, почему этот меч не работает в полную силу? -Потому что я не убийца, — пробурчал Аргос. -А жаль, — усмехается Голд и, направив на Аргоса острие трости, продолжает. — Ты знаешь, к каким последствиям привело это неверное решение? -Знаю. -И ты смирился с этим? -Да, — говорит Аргос, высоко подняв подбородок. — Я смирился со своей судьбой. Я смирился с ней. Я… готов. -Смело. — похвалил Голд. — Но глупо. Частично активированный, этот меч не более силен, чем мой кинжал. Результат, когда эти два клинка встретятся, будет катастрофическим. Особенно для тебя. Если бы ты впитал его только со светлой душой, ты бы пощадил свою жизнь. -Нет, я бы ее проклял. -Благородный вор. Неужели чудеса никогда не прекратятся? — Голд насмехается, коварно ухмыляясь, как змея, которой он и является. -Ну и ладно, хватит ходить вокруг да около. Я делаю это для тебя, я выполняю свою часть сделки, — говорит Аргос, делая неуверенный шаг к Голду. — Ты знаешь, что поставлено на карту, ты знаешь, от чего я отказываюсь. Поэтому, прежде чем мы это сделаем, я просто… Ты должен дать мне кое-что взамен… -Говори, вор. Чего ты хочешь? -Обещание. Ты должен пообещать, что не причинишь вреда моей семье. Ты будешь держаться от них подальше. -Если ты чего-то хочешь, лучше говорить об этом точно», — ровно пробормотал Голд. — Так что будь более конкретным и скажи мне, кто может быть твоей семьей? Медленно Аргос стягивает с головы капюшон и снимает маску, позволяя ей упасть в сторону. Сердце Руфио замирает, кровь оттекает от лица, и он падает на спину, колени слабеют от увиденного. Нет… -Ты, — вздохнул Голд, и только слегка расширившиеся глаза выдали его удивление. -Ты обещаешь мне, Голд? -Ты знаешь мой ответ, дорогуша, — отвечает Темный. И тут же, взмахнув рукой, из воздуха появляется кинжал. Держа его лезвием вверх, параллельно земле, он наклоняет голову и говорит. — Очень кстати, что именно ты делаешь это для меня. Ведь говорят, что только добродетельная душа может по-настоящему владеть этим мечом. А кто может быть более добродетельным, чем Белый Рыцарь? **** Без десяти минут шесть Эмма заводит «Жука» на подъездную дорожку и паркует его за «Мерседесом» Реджины. Заглушив двигатель, она на несколько мгновений остается в машине, переводя дыхание и позволяя накопившемуся за день стрессу сойти с напряженных мышц. День был долгим. Выйдя из участка, она заглянула в ломбард Голда. Не найдя там этого мерзкого типа, она бесцельно колесила по городу, пока не пришло время ехать в Шервуд-Парк… где ее снова и снова обыгрывал Пол. Шахматы — это еще полбеды, если ими не командует невидимый ферзь. Потому что с каждой шахматной фигурой, которую она проигрывала умному старику, ей все больше не хватало ощущения невидимой руки Реджины, направляющей ее к победе. И, если быть честной с собой, это не единственное, чего ей не хватало в ее величестве… Бах. Все в ней сегодня все не так. В общем, это был интересный, утомительный, эмоциональный день. Сейчас ей просто хочется горячей еды и еще более горячего душа. Выйдя из машины, она вздрогнула до кончиков пальцев на ногах, когда порыв холодного ветра ударил ее прямо в лицо. Резко вдохнув сквозь зубы, она застегивает красную куртку и быстро идет к входной двери. Нащупывая ключи, она останавливается у коврика, на котором лежит белый конверт с ее именем, напечатанным на обратной стороне. Гнев пробегает по ее венам. Раздражение бурлит в ее внутренностях. Когда же это, черт возьми, закончится? Взяв конверт, она открывает и достает из него сложенную бумагу. Из конверта выпадает сирень и падает к ее ногам. Выдохнув через нос, она топчет цветок и раздавливает его ботинком. Открыв письмо, она пробегает глазами по словам, и с каждой строчкой ее брови сдвигаются все ближе и ближе друг к другу. «Шериф Свон, это будет последнее, что ты от меня услышишь. Неприятно, да? Я знаю, что меня будет не хватать. Ладно… Я знаю, что не умею красиво говорить, но потерпи немного. Позволь мне сказать вот что: Я знаю тебя. Ты — хреновый человек. Как и я. Мы очень похожи, ты и я. А это значит, что ты, скорее всего, не считаешь себя достойной любви. Черт, я готов поспорить, что ты даже не любишь себя. Ну… Я люблю тебя. Ты сильная, верная, добрая и преданная. Как собака. Ты действительно расцвела в Сторибруке, знаешь? Я горжусь тем, какой женщиной ты стала. В любом случае, прости, если я внес неразбериху в твою жизнь. Еще больше мне жаль, что я не жалею обо всем, что натворил. Все происходит не просто так, помни об этом. Наслаждайся жизнью, Эмма. Она чертовски коротка. Сделай так, чтобы твоя что-то значила. — Аргос P.S. Я обещал, что ты получишь свои деньги обратно. Так и будет. Просто будь терпеливей. P.P.S. Я оставил кое-что в твоем ящике в участке. Никогда не говори мне, что я не держу свое слово. P.P.P.S. Побалуй себя огромным куском пиццы «Пепперони». Вообще-то, пусть это будет целая чертова пицца. Ты понимаешь, о чем я. Ты заслужила это. Твоя жизнь слишком коротка, чтобы быть такой слабачкой. Прими правду. Прими ее. Ты будешь счастливее. И, в конце концов, ты ни о чем не будешь жалеть. Поверь мне.» В конце концов, она уже готова рвать на себе волосы от разочарования и растерянности. Но прежде чем она успевает осознать все происходящее и задуматься над тем, что все это значит, вдалеке раздается громкий взрыв, и земля содрогается. По ее позвоночнику пробегает неприятный холодок.