Недетская игрушка

      Гарри не знал, как сильно ошибался, и следующая неделя загнала его в тупик. Ни мистер Уизли, ни Перси, посматривающие на него один озабоченно, а другой осуждающе, не занимали разум Гарри настолько сильно, как Гермиона. Со следующей недели он словно бы напрочь забыл о существовании Джинни, о размолвках с ней и том, как они расстались при появлении его сына. Гарри думал только о Гермионе и желал хоть немного побыть в её обществе. Поговорить обо всём, с облегчением выдохнуть от её понимания и, вероятно, договориться о новой встрече. Теперь это было важнее всего. Вот только подруга не очень-то стремилась провести с ним за обедом время или согласиться встретиться вечером. Если они сталкивались в министерских коридорах или столовой, то их разговор обычно выходил коротким, наполненным лишь обменом ничего не значащих новостей. Не выдержав, Гарри разыскал кабинет подруги перед концом недели и зашёл её проведать.       — Ты меня теперь что, избегаешь? — прямо спросил он после приветствия.       Гермиону его посещение нисколько не удивило, скорее наоборот, она, казалось, словно бы опечалилась, смотря на него.       — Нет, я тебе всё так же рада, — ответила она, складывая какие-то пергаменты в портфель. — Только… м-м… как бы это сказать…       — Только что? Я тебе стал неприятен? Навязчив? Или что?       — Нет, дело вовсе не в этом, — тут же возразила она, — просто… Знаешь, по-моему, то, что ты увидел там… в будущем я имею в виду… сильно на тебя повлияло. У меня такое ощущение, как будто ты решил приложить все силы и воплотить увиденное, иначе боишься, что что-то сломается...       — Но ведь это будущее. Наше будущее, — подчеркнул Гарри. — На тебя это разве не повлияло?       — Повлияло. Но я не думаю, что оно должно что-то изменить между нами. В конце концов, Маховики ведь создавались не для того, чтобы заглядывать вперёд и менять какие-то события или действия ради самого благоприятного исхода.       — То есть, по-твоему, ты для меня всего лишь «благоприятный исход»?       Гермиона устало вздохнула и защёлкнула на портфеле замок.       — По-моему, ты зациклился на увиденном, Гарри, и перестал замечать всё остальное.       — Что «остальное»? О чём ты?       — Прости… боюсь, я не смогу это объяснить.       Она сжала ручку портфеля в пальцах и вышла из кабинета, а Гарри опять остался на месте и, хмурясь, смотрел ей вслед. Ему стало казаться, что если он в ту же минуту догонит её, заключит в объятия и расцелует, то это ничего не изменит. Если встреча с сыном его взбудоражила, вернула веру во что-то прекрасное впереди и энергию двигаться дальше, то у Гермионы она как будто бы всё отняла. Для неё эта встреча словно бы стала ловушкой, в которую она не хотела попадать. Но если это так, то как они в другом или возможно в этом будущем стали вместе? В том времени он отчаялся и вытворил что-то безумное?       Стоило ему только подумать о чём-то подлом, вроде Обливиейта или какого-нибудь зелья, как он тут же вспомнил слова самой Гермионы.       «Ты бы никогда со мной так жестоко не поступил».       Разумеется, нет. Её любовь, внимание и поддержка не стоило того, чтобы её калечить. Она ему нравилась такой, какая есть. Но если Гарри не поступал с ней так жестоко, то как они тогда сошлись? Однажды устали бегать друг от друга? Напились и перешли все черты? Или всё-таки случилось что-то неприятное?       «Не беспокойся, ничего катастрофичного со мной не произошло и уж ты точно в этом не замешан».       И как это можно было понять? Как Гермиона могла говорить с ним одними загадками! Неужели сложно было прямо сказать ему всё как есть?!       От преследующих его изо дня в день вопросов у Гарри часто не бывало настроения. Он старался выкладываться на службе по полной, чтобы хоть так прогнать навязчивые мысли и заглушить вспыхнувшие в нём чувства к подруге. Разумеется, он и раньше знал, что она привлекательная девушка, ценил её по-своему, но теперь он словно бы видел её по-новому. Видел, что она не только хороша собой, но прекрасна во всём другом. Ночью ему порой снилось, как Гермиона приходит к нему и они открывают друг другу свои чувства. Признаются, какими были глупцами всё это время и тянутся навстречу. Как правило, в таких снах они не могли оторваться друг от друга, разбрасывали одежду по дому и добирались до постели или дивана... а потом Гарри просыпался, всё ещё ощущая некоторые волнение в теле. Мысли о Гермионе стали словно бы наваждением, от которого он не хотел избавляться. И всё, чего ему не хватало — это её самой. Живой. Настоящей. Смотрящей на него с нежностью и теплотой, а не печально и устало, как будто он нерадивый школьник, не усвоивший простейший урок.       Время между тем текло дальше, за днями стали проходить недели. В Министерстве, похоже, разошёлся слух, что Гарри Поттер снова свободен, и к нему стали проявлять повышенный интерес разные девушки.       — А я люблю маленьких детей, — сказала ему как-то в коридоре Кортни, коллега из смежного отдела, — познакомишь меня со своим сынишкой?       Гарри тогда ничего не ответил, но понял, в чём дело. Похоже, Джинни не сдержалась и кому-то рассказала о том, что увидела на Гриммо. Возможно, она рассказала близнецам и те решили отомстить. А может быть, это и не они, может, кто-то посторонний слышал в магазине откровения их сестры — вряд ли Джинни стала сдерживать эмоции после того, что произошло, — и теперь некоторые были убеждены, что у Гарри есть сын, которого он раньше скрывал. Слухи доползли даже до министра магии и тот не сдержался.       — Гарри, скажи, это правда? — прямо спросил он, когда подписывал его отчёт по одному важному делу. — У тебя и впрямь ещё со школьных времён есть маленький сын?       — Ещё бы не правда, каждый пятый мальчик, который темноволосый, мой, — мрачно подтвердил Гарри, — а те, что темнокожие, я не сомневаюсь, ваши.       — Понятно, извини, — ответил Кингсли.       Вероятно, это с его подачи в Министерство перестали пускать журналистов, а сотрудников стали штрафовать за разглашение неподтверждённой информации, отчего в газетах спустя недели само собой стало сокращаться число статей и разных заметок о том, что Мальчик-Который-Выжил оказался ещё тем ходоком. В любом случае для Гарри это не имело большого значения. Он всё так же жил на Гриммо, работал мракоборцем и иногда виделся с Гермионой. Она же усиленно трудилась в Отделе магического правопорядка, пропадала на какие-то дни из поля его зрения, потом уклончиво отвечала, что было много работы, и только спустя пару месяцев наконец с улыбкой призналась во время обеда, что на самом деле всё это время очень много всего читала и готовилась к различным проверкам. Как оказалось, несколько месяцев тому назад она подала заявление на перевод в Отдел тайн и теперь ей посчастливилось туда пройти.       — Я уж думала, они хотят мне отказать, а у меня оказались самые лучшие результаты, чем у других кандидатов! — взволнованно твердила Гермиона. — Жду не дождусь, когда смогу приступить к работе. Там ведь столько всего… столько всего, что ещё не изведано… — едва дыша, пыталась она сказать.       В её глазах в эти минуты светился невероятный восторг, но Гарри был хмур и не мог его разделить.       — Например, время, — подметил он, — какое-то же подразделение занимается его изучением и проектирует Маховики…       Улыбка тотчас сошла с её губ, и глаза перестали сиять как мгновениями ранее.       — Да, есть невыразимцы, которые занимаются только этим, — согласилась Гермиона. — Но вряд ли я буду заниматься изучением этой области.       — Почему так? Мы же так мало знаем об этом…       — Гарри… я думала, мы уже закрыли эту тему.       Она поднялась из-за стола с расстроенным видом и снова оставила его одного, а Гарри хмуро смотрел ей вслед и думал, что прав был тот мудрец, однажды сказавший, что многие знания умножают печали. Что ему дали знания о будущем? Пустую надежду? Разочарование? Горечь? Для Гермионы он, похоже, только друг и все его попытки стать ближе она вряд ли оценит, скорее, пресечет. И как после этого во что-то верить?       «Однажды ты всё поймёшь».       Всё, что Гарри теперь понимал — это то, что Маховик, из-за которого их славный маленький сын оказался в прошлом, всё только испортил. Возможно, не случись этого, он бы рано или поздно расстался с Джинни, и они с Гермионой сошлись бы... сами собой, естественно, непринужденно, гармонично, ведь их даже сейчас тянет друг к другу, тянет чем-то поделиться, поболтать и посидеть вместе. Как только раньше он сам не замечал, сколько между ними общего? Возможно, им всего лишь было нужно время... чуть больше времени и свободы.       Время. Гарри глянул на часы и от одолевавшей его злости стукнул кулаком по столу. Проклятое время окружало его со всех сторон. Раньше он ничего не успевал: подготовиться к испытаниям, спокойно провести учебные дни, как все другие ребята, — теперь же возможностей было хоть отбавляй, но их оказалось не на что тратить. Проклятый Маховик, как это ни иронично, открыл ему глаза и установил жёсткие рамки, за которые невозможно было зайти. Как артефакт, вероятно, созданный для того, чтобы улучшать что-то в жизни, мог так всё испортить и отдалить их друг от друга с Гермионой?       В конце ещё одной недели Гарри несколько раз выходил в прихожую и, морщась при взгляде на вешалку, возвращался обратно на кухню. В конце концов, он хлебнул немного огневиски, порядком разозлился и схватил свою мантию с крючка.       Прошёл вот уже год с терзавших его сердце событий, а он лишь сейчас смог не только появиться в Хогсмиде, но и наконец двинуться в сторону Хогвартса.       Возле белой гробницы, где захоронили Дамблдора, находилось несколько таких же светлых надгробий с именами погибших. Здесь были даже камни с именами домовиков — Гермиона в слезах настаивала, что их заслуги не могут быть оценены меньше, чем заслуги волшебников. Кажется, Кингсли и некоторые его приближённые хотели ей возразить, но когда Гарри с комком в горле сказал, что она права, все остальные благополучно промолчали.       Это место действовало на него хуже, чем группа дементоров. Гарри сидел возле могильного камня с именем Рона, ощущая невероятную тяжесть в душе. Он плохо себе представлял, как друг бы отреагировал, будь он жив и узнай, что в этом или каком-то другом будущем Гермиона связала свою судьбу с Гарри, но почему-то не мог этим не поделиться. Впервые не заговорить с тем, чью кончину отказывался признавать.       — А теперь она меня просто не воспринимает… — говорил он вслух. — Как будто я стал для неё ненастоящим… или страшно её чем-то обидел… Если бы я только знал, что она думает и почему себя так ведёт… Представляешь всю иронию, Рон? Я победил и выжил там, где многим это казалось маловероятным, но проиграл там, где у нас есть «будущее»… Да и как сражаться за того, кто не хочет меня видеть? Ты ведь её знаешь… её букеты цветов, милые подарки и высокопарные признания вряд ли хоть как-то тронут…       После внезапных откровений Гарри вернулся домой и впервые нормально спал, не видя преследовавших его снов ни со смертью Рона, ни с воспылавшей к нему любовью Гермионой. В начале следующей недели он даже впервые проспал и явился в Министерство аж на два часа позже обычного.       — Поттер? А ты что здесь делаешь? Я думал, ты в Мунго и сегодня вряд ли появишься раньше обеда… — удивился его появлению начальник.       — В Мунго? А мне что там делать? — не понял Гарри. — Я прекрасно себя чувствую…       — Подожди, а ты разве не слышал?       — Что не слышал?       — В Отделе тайн с утра пораньше какие-то испытания проводили… Короче, что-то у них там взорвалось и разнесло половину зала… Твоя подруга оказалась в числе пострадавших, я потому и подумал, что ты уж точно…       Кажется, главный мракоборец что-то ещё говорил позади, но Гарри его больше не слышал. Со всех ног он бежал к лифту, а оказавшись на поверхности, трансгрессировал к Мунго.