Призрачный экспресс

Просыпаться под тонким колючим одеялом в холодном темном купе уже даже как-то… привычно. Карандаш в кармане снова цел. Порадовавшись этому факту, Альбедо достает блокнот, надеясь обнаружить сделанные на прошлом круге записи и разочарованно вздыхает. Страницы девственно чисты. Что ж, хорошо, что у него прекрасная память. С маниакальным упорством восстановив все потерянные записи, Альбедо достает телефон, чтобы зафиксировать время. Для отслеживания хода эксперимента это критически важно. Восемнадцать минут первого. Альбедо, немного подумав, ставит будильник на половину второго ночи. Если принять за истину, что временной отрезок на каждом круге одинаков (при условии, что Альбедо избегает контакта с существом), то у него есть еще около полутора часов, прежде чем его снова накроет темнота. Проверку одной из опасных теорий стоит отодвинуть на последние пятнадцать минут, чтобы избежать пересечения с местным хозяином. «Эта тварь не идет, а значит, время почти закончилось», — сказал Скар в прошлый раз и оказался прав. Следовательно, если Альбедо хочет сделать попытку вызвать осколок реальности – это наименее рискованно именно под конец круга. До того момента, существо лучше не провоцировать. К сожалению, это значит, что от звонка придется отказаться. Альбедо задумчиво смотрит на имя Итэра в контактах. Скар сказал, что вернуться в реальность просто – достаточно, чтобы Итэр позвал обратно. Правда это или нет, но разговор с Итэром определенно влиял на окружающую действительность. Альбедо медленно касается оконной рамы, вспоминая проявившееся в стекле отражение купе, залитого светом. Вероятно, чем больше память Итэра прояснялась по мере их разговора – тем сильнее реальности накладывались друг на друга. Значит ли это, что увидев в стекле свое отражение – Альбедо бы вернулся в свой мир? Почему в таком случае связь так резко прервалась? Звонок имел временной лимит или же Альбедо сказал что-то неправильное? Мысль о том, что Итэр просто вспомнил достаточно, чтобы не хотеть его возвращения, Альбедо старательно отгоняет. Возможно ли, что с его исчезновением, жизнь Итэра станет проще и лучше? Скар ведь определенно имел в виду именно это. Что его просто выкинуло из жизни любимого человека, потому что он эту самую жизнь отравлял. Старательно воскресив в памяти то, как Скар вызвал осколок собственной реальности, Альбедо ощущает прилив острого разочарования. Нужно было спросить, как Скар оборвал связь. Да, он ударил кулаком о стену, ссадив костяшки, но что именно послужило причиной обрыва? Физическая боль? Слишком мало информации и слишком много вопросов. Прислушавшись к звукам вокруг и не уловив ничего, помимо привычного стука колес и гула ветра где-то в тамбуре, Альбедо осторожно выглядывает в коридор и медленно идет к соседней двери. Темнота уже почти не пугает. Спасибо защитным механизмам человеческой психики: рано или поздно сознание адаптируется к любым обстоятельствам. Альбедо уже привык к этому странному поезду и чувствует себя вполне сносно. Если бы тут еще не было так холодно… Скара в соседнем купе, конечно же, не оказывается. Альбедо с сожалением оглядывает пустые полки, прежде чем внести в блокнот очередную запись: Точка пробуждения изменяется с каждым кругом. Помедлив, он все же добавляет на полях знак вопроса. Предположение построено на том, что если бы он просыпался каждый раз в одном и том же месте – они со Скаром столкнулись бы еще в самый первый раз. Но он не может исключить вероятность, что интервал бодрствования у них может быть различен. Возможно, для чистоты эксперимента стоит детальнее изучить собственное купе. К примеру, запомнить рисунок трещин на старом кожзаме полок и посмотреть, изменится ли он при следующем пробуждении. Альбедо уже выходит обратно в коридор и уже собирается вернуться к себе и запереть дверь, как вдруг улавливает среди завываний ветра тихий-тихий звук. В конце вагона кто-то плачет. Альбедо нерешительно делает пару шагов в темноту. Конечно, это может оказаться ловушкой, но он не делал ничего, чтобы привлечь внимание существа. Если только оно натолкнулось на него случайно. Или, возможно, реальности опять соприкоснулись, чтобы показать ему что-то неприятное. Как в самый первый раз (Альбедо почти уверен – тот разговор существо затянуло на эту сторону специально). Он очень тихо подкрадывается к последнему купе в вагоне и заглядывает в приоткрытую дверь. Это не видение. Купе выглядит темным и старым, никаких признаков наложившейся реальности. На правой нижней полке, спиной ко входу, сидит девушка и отчаянно плачет, сгорбившись и спрятав лицо в ладонях. Серебристые волосы, некогда забранные в высокий хвост, растрепались и спутались в неопрятный колтун. Подол платья изорван и вымазан чем-то пугающе похожим на кровь. Альбедо помнит ее. Та девушка, которая ехала с ними в одном купе. Аяка. Осознание заставляет тревожно нахмуриться. Альбедо тщательно роется в собственной памяти, пытаясь сообразить, когда он видел Аяку в последний раз. Когда Итэр ушел играть в карты? Нет, тогда Альбедо уже оставался в купе один, но Аяку, кажется, помнил. Так, почему она здесь? — Эй, — негромко окликает он девушку, замерев в дверях, — ты ведь Аяка, да? Плечи девушки заметно напрягаются. Она медленно отнимает ладони от лица, все еще сидя к Альбедо спиной. — Да, — немного севшим от слез голосом отвечает она, выпрямляясь до хруста в позвоночнике. — Я твой сосед по купе, — с каждым мгновением чувствуя себя все более неловко поясняет Альбедо. — В смысле, по нормальному купе. Мой… друг помогал вам заносить чемоданы. На этих словах девушка слегка расслабляется. Альбедо запоздало понимает, что мог напугать ее: скорее всего она тоже успела столкнуться с существом. Аяка за секунды приглаживает волосы, приводя себя в порядок, глубоко вдыхает и поворачивается к Альбедо. Ее лицо совершенно спокойно. То, что она только что плакала можно понять лишь по слегка покрасневшим глазам, не более. Изящным движением поднявшись на ноги она слегка одергивает платье, умело скрывая изодранный край юбки. — Прости за это, я слегка утратила контроль над своими эмоциями, — говорит она ровным, идеально поставленным голосом. Альбедо прекрасно знаком с этими интонациями: мать долго прививала ему и Нигредо умение держать себя на людях. Безуспешно по большей части. Нигредо по натуре своей рос бунтовщиком, делавшим все наперекор, а сам Альбедо… Что ж, чтобы обучить его держаться с аристократическим изяществом потребовалось бы не одно столетие. Матери пришлось оставить попытки. Увидев Аяку, она была бы в восторге. — Что с тобой случилось? — осторожно спрашивает Альбедо, скользя взглядом по ее лицу. Она все так же похожа на фарфоровую куклу, но теперь это скорее кукла с полки антикварного магазина. Пусть ей удалось замаскировать испорченное платье, но волосы все также спутаны, ленточка, удерживавшая один из боковых хвостиков, разорвана. Правая перчатка насквозь пропитана кровью. — Это… нечто, — Аяка смотрит поверх его головы, в темный дверной проем. На секунду на ее лице мелькает выражение ужаса. — Ты ведь видел его, да? Я думала, что это ночной кошмар, но сны не бывают такими… — Реалистичными, — кивает Альбедо, тоже невольно бросая взгляд в темноту. За спиной никого нет, но он все равно на всякий случай делает шаг внутрь купе и прикрывает за собой дверь. Становится чуточку спокойнее. — В первый раз я встретила его в коридоре, — шепчет Аяка. Альбедо прямо-таки видит, как метафорическая маска спокойствия на ее лице идет трещинами. — Оно просто надвигалось на меня, а я… Не могла двинуться с места. Стандартная реакция, мысленно отмечает Альбедо, стараясь придать лицу сочувствующее выражение. Многие люди замирают при виде опасности, как бы нелепо это ни выглядело. Что в этой ситуации действительно странно – кровь на платье и перчатке Аяки. Если Альбедо правильно понял суть существа – оно не наносит жертвам физических увечий. — Твоя рука… — Я разбила окно. Оно стояло прямо там, за дверью, — Аяка дрожащими пальцами обхватывает локоть поврежденной руки. — Его голос был похож на голос Аято, но это был не мой брат. И я ударила стекло локтем. Хотела спрыгнуть. Ах, вот оно что. Этого Альбедо сделать не пробовал. Почему-то ему казалось, что покинуть пределы поезда просто не вышло бы: это противоречит логике этого места. Но раз окно можно разбить… — Я хотела спрыгнуть, но не смогла. И тогда я открыла ему, — продолжает бормотать Аяка, кажется, уже не обращая внимания, слушает ее Альбедо или нет. — Оно говорило, и говорило, и говорило… Я просто хотела, чтобы оно замолчало, понимаешь? И тогда я открыла дверь и бросила в него огнетушитель. Зачем бить стекло руками, если ты смогла снять огнетушитель с креплений, хочет спросить Альбедо, но вовремя прикусывает язык. Ей явно было очень страшно. Альбедо сам в момент разговора с существом вел себя не слишком-то логично, чего он хочет от напуганной девушки. — Оно смеялось, — шепчет Аяка, зажмурившись. — Огнетушитель пролетел сквозь него, и я услышала, как он ударился о стену. А это… это нечто, оно стояло в дверях. И хохотало. Альбедо вспоминает этот скрежещущий мерзкий смех и его передергивает. Спрашивать, что случилось дальше, не имеет смысла. И так понятно. — Оно ловило тебя только два раза? — осторожно спрашивает он, проверяя время. Десять минут второго. Время в этом месте определенно течет иначе, чем в реальности (не мог же Альбедо идти до конца вагона так долго? Или мог?), это также стоит зафиксировать в блокнот, если он успеет. У них осталось что-то около сорока минут, которые, видимо, кончатся гораздо быстрее, чем хотелось бы. Нужно успеть прояснить еще несколько моментов, потому что нет никаких гарантий, что он столкнется с Аякой снова. — Три, — качает головой девушка. — Я не понимаю, что происходит. Я прихожу в себя на полу коридора, и сколько бы я ни шла вперед – ничего вокруг не меняется. Я звоню брату – а он не знает, кто я. Я пытаюсь проснуться, но это не заканчивается. Рассказ звучит тоскливо и безнадежно. Альбедо видит, как Аяка пытается цепляться за остатки вбитой воспитанием невозмутимости, но получается не то что бы хорошо. И она до сих пор не задала ни одного вопроса. Ни о том, откуда Альбедо здесь взялся, ни о том, знает ли он, что это за место. Возможно, ей кажется, что Альбедо – плод ее воображения. Как и все вокруг. — Я видела… видела, как Аято разговаривал с Томой по телефону. Он сказал, что не знает, зачем взял меня с собой, ведь от меня не так много пользы в поездке. Ее голос срывается. Она вновь опускается на полку и потерянным взглядом смотрит на собственные ладони, сложенные на коленях. Альбедо неловко протягивает руку, чтобы погладить ее по плечу. Он не мастер утешений. Сейчас здесь очень пригодился бы Итэр, который всегда может найти правильные слова практически для кого угодно. Утешить, успокоить, окутать теплом – это его уникальное умение, из-за которого люди к нему так тянутся. Альбедо так не умеет. Альбедо может только давать непрошенные советы и разбирать по полочкам то, что в разборе, по-хорошему, не нуждается. — Отсюда можно попробовать выбраться, — негромко говорит он, надеясь, что эта новость хоть немного поможет Аяке взять себя в руки. — Один… местный обитатель сказал мне, что меня должны позвать с той стороны. И тогда получится вернуться. Объяснение выходит слегка косноязычным, но это все, на что Альбедо сейчас способен. Ему не нравится делиться непроверенными теориями. В этом способе определенно чего-то не хватает, пусть Альбедо и не может пока сказать, чего именно. — Не думаю, что я смогу, — грустно улыбается Аяка. — Аято больше не помнит меня. Когда я звонила в последний раз, он говорил со мной, как с незнакомкой, которая отнимает его время. Она, будто, и не удивляется предложенному способу спасения. Просто принимает как данность. Воплощение смирения и покорности. То есть она тоже связывалась с реальным миром при помощи телефона. На секунду, Альбедо задумывается, что произойдет, если два человека совершат звонок одновременно, находясь в разных вагонах. Существо явится только за одним из них? Или существ на самом деле несколько? Ему на самом деле хотелось бы иметь возможность безопасно изучить это место и его обитателей. А потом смысл сказанного Аякой, наконец, полностью доходит до его сознания. — Нужно попытаться еще раз, — немедленно заявляет Альбедо. — Он обязательно вспомнит. Ты же его сестра. Ему даже представлять не хочется, что Аяка должна сейчас чувствовать. В прошлый раз Итэр не мог его вспомнить на протяжение нескольких минут, и все это время Альбедо казалось, что все его внутренности смерзлись в огромный ледяной комок, мешающий дышать и двигаться. Он не знает, что было бы, если бы Итэр сказал, что не помнит его, вслух, а не в сообщении. — Тебя обязательно вспомнят, — беспомощно повторяет Альбедо, не зная, что еще сказать. — Мы никогда не были особенно близки, — пожимает плечами Аяка. К ней вновь вернулась аристократическая безмятежность. Она осторожно, чтобы не повредить раненую руку еще больше, тянет из кармана юбки розовую ленточку и заново перехватывает растрепавшуюся прядку у виска. — Я не нужна ему. Смартфон в руке Альбедо оживает, играя мелодию будильника. Вздрогнув, Альбедо поспешно отключает сигнал. Время почти вышло, если он хочет попытаться вытянуть сюда кусочек реальности – начинать нужно сейчас, но… Не может же он бросить Аяку в таком состоянии. Видимо, эксперименты придется отложить еще немного. — Знаешь, у меня есть странная идея, которая может сработать, — говорит он, вытаскивая блокнот. Аяка смотрит на него едва ли заинтересованно. — Давай я нарисую твой портрет? Мысль немного нелепая и не до конца оформленная, но если Аяку уже полностью забыли… Сгодится что угодно. Кадзуха не помнил Скара, но в балладе о Страннике он смог передать его образ невероятно точно. Быть может, если Альбедо нарисует портрет Аяки несколько десятков раз – пальцы запомнят, как это делать. И лицо девушки появится на страницах альбома в реальности само собой. Конечно, полагаться на мышечную память – не самое надежное решение. Но этой девушке нужна хотя бы призрачная тень надежды на лучшее. Альбедо решительно садится напротив и начинает рисовать, так и не осознав, что только что впервые не позволил себе усомниться в собственном возвращении.