Северный ветер

«Я помню, что сам отпустил и дал свободу определиться со сроком. Мне очень жаль, что твоё путешествие вынуждено закончиться так скоро — воля короля непоколебима. Отец желает видеть нас обоих в делегации на подписании мира в Виверне на три дня раньше. Я надеюсь, ты сумеешь закончить свои дела за пределами Южной границы и вернуться как можно скорее».

Когда Антон оставлял подпись и запечатывал письмо королевским гербом, глупо надеялся, что Арсений прибудет во дворец тем же вечером. Когда отдавал письмо гонцу, был уверен, что Арсений успеет к отъезду. Когда смотрел вслед вороной лошади, прятал руки в рукавах и грелся воспоминанием о прощании на том же крыльце, где теперь совершенно один. Арсений был счастлив, покидая замок, — это Антон знает наверняка. Потому что не переставал улыбаться с момента, как постучал уже собранный в покои ранним утром, и вплоть до последнего низкого поклона. К нему вернулась лёгкость движений, пропали тревожные тени в глазах. Даже тёмные волосы не уложил перед дорогой, ссылаясь на то, что их всё равно растреплет ветер. И Антон улыбался. От одной мысли, что мизерный отпуск пробудил в советнике столько светлых чувств, сердце тут же расплавилось и лужей упало куда-то под ноги. Антон за всю жизнь сделал множество подарков. Ире особенно, выражая свою симпатию иногда даже сущими мелочами: цветами, украшениями, диковинными заморскими лентами. Арсению как-то не выпало возможности, да оно и в голову не приходило. А теперь Шастун мечтает вновь увидеть на его лице внезапное счастье, застенчивый лазурный блеск в глазах и улыбку почти флиртующую. Помнит, как тот благодарно поклонился в предрассветных лучах. Помнит, как собственные губы холодным сухим поцелуем коснулись лба и малодушно задержались, продлевая момент. — Вернусь. — Куда ты денешься. В день выхода королевской делегации Арсений не возвращается. Февральское солнце тухнет в плотном тумане облаков. Утро пасмурное, рассвета совсем не видно, потому время от пробуждения до начала сборов тянется непривычно медленно. Антон лежит, невидящим взглядом сверля закрытое окно. Стук дождя гипнотизирует, но спать не выходит из-за скрутившегося в животе склизкого волнения. По итогу Антон бросает идею ещё немного полежать, упрямо отвоёвывая у сегодня утекающие вместе с каплями по стёклам минуты спокойствия. Садится на кровати и взглядом натыкается на дохлую крысу под ногами. Говнюка вроде бы уже отучили таскать добычу в покои, но рысь на то и дикое животное, чтобы от людских правил отступаться в угоду инстинктам. А инстинкты велят нести дичь к ногам хозяина. Принц умилённо хмыкает, но ногой всё-таки откидывает край прикроватного ковра, чтобы убрать с глаз разорванное тельце и пятно запёкшейся крови. Сборы вялые, в полутьме. Странно, что слуги ещё не рвутся в спальню разбудить и одеть. В общем гуле уличного ветра и ливня, в веренице разноплановых размышлений кажется, что замок ещё спит: за дверьми не слышно разговоров, со двора не долетает топот копыт и лязг рыцарской амуниции. Может, Антон проснулся слишком рано для всего этого? Быть может, успеет нормально поесть и прийти в чувства, чтобы не портить окружающим утро своим обычно поганым в это время настроением? Сегодня же праздник — король говорит — начало новой эпохи в истории Континента. Всё должно пройти идеально, и Антон сегодня будет идеален в роли наследника Южного трона. Мундир натягивает на белую водолазку под горло — холодно. Хоть дождь и обещает скорое наступление весны, снег ещё лежит с прошлого года, думается, может ещё привалить недели через две. Собственная фигура в зеркале выправляется: спину в струнку, подбородок вверх, взгляд немного свысока. Отросшие кудри непослушно топорщатся, но под ободком короны, Антон знает, станут выглядеть исконно по-королевски — немного небрежно. Шастун смотрит в глаза своему отражению долбаную уйму времени. Крутится в разные стороны. Просто стоит столбом, неудобно ссутулив плечи. Вглядывается в лицо и только тогда понимает, что не так. Ни одна привычная маска не может скрыть бьющего в затылок молотком волнения. Тут разве что на лбу не написано, как сильно Антону не по себе от надвигающихся изменений. И Арсения рядом нет. И тут же раскладывается привычная вереница сомнений. Отпускать в Гнездо было правильным решением? Может, они всё-таки друг другу не подходят и все попытки наладить связь — пустая трата времени? Они поторопились? А с чем именно? Клятвами, признаниями, тайными страстными поцелуями на границе всего святого? Почему Арсений не вернулся? Не успел, или что-то произошло в дороге? Арсений ждёт в Виверне, наверняка. Потому что их совместная история уже слишком большая и значимая, чтобы закончиться вот так скомкано. Антону иногда тяжело принять однозначную позицию, даже несмотря на то что принц, но есть вещи, в которых он точно уверен. Как и у любого человека, столпы неоспоримых истин поддерживают сознание над омутом бессознательного, и на этих столпах держатся все принимаемые решения. Советник будет рядом, как и обещал. Антон встряхивает головой, комната на секунду покачивается и встаёт на место. Он бросает последний взгляд в зеркало, где отражение слабо приподнимает кончики губ в насмешке. Ведь и правда, трясётся, как девчонка перед побегом на свидание. Пересекает комнату, в охапку сгребает корону, плащ и ножны на ремнях. И только подходя к дверям, понимает, что вместе всё непривычно лёгкое. Меча нет. Останавливается. Хмурится секунду, но, заслышав щелчок двери, тут же дёргается и замирает. — Арс? — знакомая фигура советника отражает холодные лучи из окон. Антон не различает на его лице эмоций и закатывает глаза в приступе внезапно накатившего облегчения, выдыхает. — Слава Богу, ты здесь, — улыбка тянется сама собой. Принц представляется себе довольным котом, притащившим крысу в королевские покои. Антон рад. Так глупо и искренне рад, что от объятий его держат только собранные в руках вещи. Арсений в ответ улыбается, только как-то вымученно. И голубых глаз эта улыбка совсем не трогает. — Когда ты приехал? — Антон снова возится с ножнами, не обращая внимания на стройное молчание рядом. — Хотя неважно. Я так рад, что ты успел. Думаешь, нормально, если я поеду без меча? Не могу вспомнить, чтобы я его куда-то сдавал. Может быть, слуги забрали… Вываливает резко всё, что до этого комком лежало в голове. Арсению хочется рассказать о проведённых без него вечерах, о прочитанных книгах, о жизни, что в его отсутствие набрала обороты, но потеряла яркие краски. — Ваше Высочество, — советник делает полшага вперёд и старательно ловит взгляд. А когда получается, смотрит долго, серьёзно, с каким-то едва различимым сожалением. — Мы никуда не поедем. В момент отрицания Антон не может с собой совладать: — Ты ещё не собран? Я могу подождать. Время ещё раннее, — губы едва шевелятся, голос хриплый и тухнет на гласных. Ещё шаг вперёд, и Арсений мягко прикладывает руку к груди Антона, в район у самого сердца. Шастун на автомате накрывает её своей и большим пальцем ведёт по холодной коже. Арсений извиняется без слов. Поджатыми губами, чертами нахмуренных бровей, взглядом тёплым, смотрящим в самую душу. И рука его жжётся сквозь толстую ткань мундира почти больно. — Арсений, что происходит? — Вы остаётесь в замке по приказу короля, — чеканит как приговор. А Антон только руку сжимает на своей груди. — Королева Севера сегодня ночью вывела войска на Запад. Одно из четырёх королевств-союзников захвачено. Это объявление войны. Король выехал к границе. Юг как действующий попечитель вступит в переговоры. Учитывая положение дел, в замке должен остаться наследник. — Уехал? — бесцветно переспрашивает принц, Арсений осторожно склоняется в подтверждении. Шестерёнки в голове крутятся. Шумные механизмы, как часы, перестраиваются, тикают, щёлкают. — Я должен быть там. — Вы должны остаться охранять столицу, — Антон отстраняется и часто моргает, чтобы принять реальность. — Ты не понимаешь, — задыхаясь хрипит он, — она убьёт его. Она убьёт отца в угоду своим амбициям! — Антон… — Что, Антон? Я должен ехать немедленно. Должен быть там вместе с ним! — он отталкивает Арсения с пути и дёргает дверь. Закрыто. Дёргает ещё раз. Заперто. Поворачивается и рукой указывает в сторону выхода. — Ты не говорил с ней! Лада чокнутая на всю голову. Она хочет видеть на троне меня, а не отца! Арсений глухо молчит, всё ещё стоя вполоборота к двери, и на принца смотрит исподлобья. В приступе неконтролируемой паники Антон бьёт дверь снова, дёргает, стучит по ней. Чёртова дверь закрыта! — Серьёзно? Вы заперли меня в моих же покоях? — глупость ситуации лепит на лицо сумасшедшую широкую улыбку. Ещё немного — за ней последует смех. — Открой чёртову дверь, Арсений. — У меня нет ключа, — признаётся советник просто. Тихо так, что у Антона руки чешутся выбить из него это никому не нужное актёрство. — Закрыли изнутри, — добавляет. Всё происходит быстро. Кулаки сами сжимаются на чёрном кителе и тянут к себе. Арсений не сопротивляется, будто морально готов к борьбе, в которой может только защищаться. — Но ты знаешь, как отсюда выбраться. Молчит. — Арс, я не хочу драться. И делать тебе больно не хочу. Просто выпусти меня, — рычит Антон. — Хорошо, потому что я тоже не хочу, — Арсений снимает с себя чужие руки, ощущая нервную дрожь в своих. — Дверь была вынужденной мерой. Мне жаль. Не нужно ничего домысливать, чтобы распознать в извинении отказ. Антон не дослушивает. Несётся через спальню в кабинет и пытается открыть дверь там. Ожидаемо ничего не выходит. И в ванной. И даже выходы для слуг. Как пташка, он бьётся о стекла. Это просто немыслимая глупость, злая шутка. Не может быть, чтобы принца закрыли в комнате, чтобы исполнить приказ короля. Он чёртов принц! Ругательства сыпятся на всё подряд: на двери, на стены, на стражу с той стороны, но больше — на Арсения, который скоро вновь оказывается рядом. Или Антон, оббежав все комнаты, вернулся в спальню… — Что ты здесь делаешь, а?! — снова повышает голос, уже на грани безумства. — Не молчи, чёрт тебя дери, Арсений! Разговаривай со мной, раз пришёл и остался. Я хочу слышать твои блядские объяснения, иначе убью тебя! Клянусь, сломаю тебе шею голыми руками и выйду любым способом. Я не брошу отца наедине с этой психопаткой. — Я не мог оставить вас одного, — эхом отзывается советник. Значит, пожалел? Запер себя в клетке с голодным тигром ради Антона? Чтобы принц не сошёл с ума в догадках? От злости кровь стынет в жилах. Антон прищуривается, внезапно пропитавшись глубочайшим разочарованием в человеке, которого ещё пару минут назад был рад видеть. Чужому. Пустому, как пыльный хрустальный бокал в серванте за их спинами. Антон подходит ближе, нависая. Больше не трогает, но сжимает кулаки, потому что хочется. От бессилия хочется ударить, схватить, сжать, надавить хоть как-то, а не стоять в полутёмной комнате в ожидании, когда трагичность их общей комедии раздавит обоих. Арсений поднимает лицо на свет и тоже смотрит. Прямо и честно. Антона слепит яростью, но читать советника он научился давно и видит его страх, помноженный на смертельную грусть. — Ты глуп, Арс, если не понимаешь, что творишь. Это предательство короны. Ты присягнул мне на верность, поклялся служить. Я твой хозяин, а не король! — всё-таки толкает от себя к стене и прижимает так, что тому приходится вжаться в стену и не дышать. — Так почему ты исполняешь его приказы? Посмотри мне в глаза и скажи, какого тебе, грёбаной крысе, играть на два фронта? — Я готов пойти на всё, чтобы сохранить вам жизнь. Антон хватает за горло, принимаясь душить, но пугается самого себя в этом действии и отскакивает, хватаясь за волосы у корней. Тянет. Дыхание учащается, как при быстром беге. И он оседает, упираясь локтями в колени. Будто сквозь толщу воды чувствует, как рука Арсения опускается на плечо и мягко сжимает. — Она убьёт короля, — тихо шепчет самому себе. Мысли роем кружат в голове, подсовывают самые ужасные картинки и вероятности. Под закрытыми веками кровь — там, снаружи — война, а Антон здесь и не может ничего сделать. — Не посмеет. С ним Дийкстра и отряд Позова. Они просто встретятся на нейтральной территории и обсудят дальнейшее взаимодействие как положено, — голос совсем рядом, каждым словом обжигает кожу щёк. Антон не верит. Он чувствует, что что-то не так. И это чувство лишь питает навязчивые страхи. — Всё будет хорошо. — Я говорил с королевой. Она не знает ничего о правилах и чести, Арс, — рука перемещается на шею и гладит, в надежде успокоить. Им обоим страшно — Антон просто знает, потому что пальцы советника в собственных волосах непослушные, путаются и дрожат. — Даже если и так. Король далеко, и будь вы там — не смогли бы ничего изменить. А здесь вы должны исполнить долг наследника. Антон бегает глазами по полу, натыкается на кожаные чёрные ботинки советника и застревает на них. Арсений всё сидит, пытаясь убедить в правильности решений, воззвать к голосу разума. Антон резким движением валит Арсения на землю, поднимает штанину, оголяя ногу до середины икры, и вытаскивает кинжал. Всегда с собой. Мелкая возня превращается в настоящую драку. Арсений вертится под руками, бьёт ботинком в колено и отъезжает по гладкому полу в сторону, пытаясь увернуться. Слишком быстро. Старается встать или хотя бы отползти на безопасное расстояние, пока Антон удобнее перехватывает оружие и переходит в нападение. Щиколотку пережимает и тащит обратно. Как в тумане перекидывает ногу через извивающееся тело. Приставляет лезвие к вытянутой шее. Арсению страшно, Антону тоже страшно, но это вынужденная мера. Когда склоняется ближе и давит клинком на горло советника, смотрит в глаза. — Зови на помощь, — цедит Шастун. — Нет, — упрямо. Антон едва слышит его под грохотом стучащего в ушах пульса. Так безумно упрямо, что тянет надавить сильнее и перерезать ему глотку, чтобы всё наконец прекратилось. — Я убью тебя, Арс. Ты предал меня. Ты — отцовская насмешка над моей жизнью, наглое подтверждение того, что я бессилен перед судьбой и его волей. Всё закончится, если не позовёшь стражу. Я просто зарежу тебя. — Убьёте — никогда себя за это не простите, — захлёбываясь во вздохе, хрипит Арсений. Грудная клетка советника плывёт глубокими вздохами. — Антон… Антона колотит. Не только руки. Всё тело содрогается в тихой истерике. Он наседает на кинжал снова. Нужно всего одно движение, и не будет больше голубых глаз, глупых шуток, долгих запутанных бесед. Не будет Арсения, его непоколебимой веры в принца, фанатичной убеждённости в том, что справедливость существует, что мироздание равновесно. Арсений исчезнет, оставив после себя осколки воспоминаний о лете в розовом саду, их самой первой неловкой договорённости попробовать стать чем-то большим. Вниз капают слёзы. Антон сначала даже не может понять, что это. А потом чувствует: щёки и шею холодят мокрые дорожки. И размывают картинку советника так, что тот едва уловимо выдыхает, будто уже готовый принять смерть от своего правителя. — Я не могу, — одними губами шелестит принц и позволяет оружию свалиться на пол. — Всё хорошо, Антон. — Я не могу, Арс. Ничего не могу. Сердце бьётся, каждым импульсом разгоняя боль по телу. Абсолютно бессилен. Одинок в мире, где все играет против. Антон любит людей, которые предали его и оставили справляться с этим в доме, ставшим тюрьмой. — Всё в порядке. Тихо, всё будет хорошо, — принца сгребают в большие тёплые объятия. Он не сопротивляется. Жмётся лицом в сгиб шеи, пальцами хватается за полы кителя. Отчаяние догоняет Антона на полу посреди спальни, в руках Арсения, под его ровный бесконечный шёпот. Плачет. Дрожит плечами, Давится болезненными стонами, когда в груди снова ноет разбитое сердце. Обнимает Арсения, как последний якорь, держащий в реальности. Понимает, что они не выйдут из этой комнаты принцем и советником, как раньше. Арсений предал. Антон сжимает руки крепче и льнёт ближе, прощается с последними минутами, когда ещё может держать вот так, быть близко, отпускать эмоции. В сердце Юга наступает тишина. Светлые надежды на будущее выливаются из Антона вместе со слезами. Он очень долго лежит, смотря невидящим взглядом в пустоту. А после не разговаривает. У еды нет вкуса. В столовой, куда его сопровождают с охраной, висит тяжёлое молчание. Ира поначалу кидается в руки. Антон её от себя отодвигает. И говорит, что всё будет хорошо. Оксана уже за столом коротко поднимает взгляд покрасневших глаз и ничего не произносит — она понимает больше. И словам этим не верит. Едят медленно. Антон занимает себя рутиной, игнорируя образовавшуюся в груди тёмную дыру. Пережёвывает пищу, запивает обычной водой. — Антон, ты не знаешь… — Ешь, Оксана, — пока нам не запретили, и это хочется добавить. И принцесса слушается, затихает вновь. Косится только на пустое место короля и дрожа вздыхает. Антон тоже смотрит, но уже без бури эмоций. А после запирается в кабинете. Кажется, что стрелки на циферблате замерли в ожидании чего-то. Антон сидит за столом бесконечно долго, от руки переписывая никому не нужные бумаги. Буквы кривят в разные стороны, хвостики заворачиваются, оставляя кляксы на желтоватой бумаге. Мнёт, выбрасывает, переписывает. Ходит по комнате и с заходящимся сердцем глядит в окно. Там мрачный день постепенно сменяется ещё более мрачным вечером. Дождь вязко перетекает в февральскую метель. Со стороны что-то шуршит и валится на пол. Слишком резко. В замедленных мыслях слишком звонко. Тело само собой вздрагивает, фокусирующийся взгляд натыкается на разбитый бокал и вытекающее оттуда вино, а тень рыси быстро исчезает под столом. Всего лишь бокал. Руками закрывает лицо и тяжело выдыхает. Антон готов снова сорваться, стоя над разбитым стеклом. Как это жалко. В неопределённости тяжелее всего — так он думал. Но потом прислали гонца, и стало ясно, что до этого всё балансировало на грани терпимости. Гонцов не присылают вперёд войска просто так. Антон невольно торопится, спускается в тронный зал. Проходит мимо Арсения, на лице которого перманентной печатью тяжёлое сожаление. Сожаление, которое можно увидеть в лице каждого встречного слуги. Принц не осуждает, даже не задерживает взгляд, будто сейчас есть дела намного важнее, чем его личное отношение к советнику. Оксана уже здесь, стоит в сером домашнем платье со сложенными в замок руками и приподнятой гордо головой. Антон останавливается перед мужчиной в насквозь мокрой мантии чуть впереди принцессы. Тот незамедлительно склоняется, звеня доспехами, и Антон терпеливо даёт выразить к себе почтение. Взмахом руки после приказывает докладывать. — Ваше Высочество, — запыхавшийся, видно, торопился и скакал без продыху. На каждое слово отдаёт по выдоху. — Мне очень жаль. Антон хмурится. Он знает, что это значит. Знает, что услышит дальше. И знал, и был готов. Только не озвученная ещё новость всё равно отдаётся в затылке тупой болью. — Его Величество король Юга был убит на переговорах, — где-то за плечом охает Оксана. Антону не нужно поворачиваться, чтобы представить, как сестра прикладывает руки к лицу, как слёзы тихо омывают бледные щёки. Мужчина запинается, с сожалением смотря на эту картинку. С самым искренним сожалением, нужно признать. Потому что король дорог каждому подданному как личный покровитель, как часть страны, человеческий лик дома, в котором прошла юность и вся жизнь. И Антону горько, но он сглатывает и вновь молча кивает, чтобы продолжал. Если он откроет рот — не сможет сказать ничего, лишь выпустит всхлип или очередной болючий вздох. Ему нельзя. — Королеве Севера удалось сбежать с поля. Отряд под командованием Позова дал бой, но было уже слишком поздно для Его Величества. Господин Дийкстра был с ним и тоже серьёзно пострадал, мы будем пытаться поддерживать ему жизнь до самой столицы. Делегация рассчитывает прибыть в замок завтра с рассветом. — Позов жив? — зачем-то уточняет Антон. — Он принял командование и ведёт войско домой, Ваше Высочество, — гонец немного запинается, удивлённый хладнокровием наследника. Но подтягивается, видя в деланном спокойствии силу своего нового короля. — Мы ждём ваших приказаний. Антон сжимает губы и подзывает советника. — Поезжайте обратно. Скажите Дмитрию, что мы встретим отряд в столице, — поворачивается к Арсению, но смотрит мимо. — Церемония передачи власти состоится. Собери заседателей Совета. На этом всё. Делает шаг назад, но никто не двигается с места. Антон смеряет гонца взглядом, и он поспешно кланяется, уходит. — Арсений, иди. Мне нужно поговорить с сестрой. Впервые обращается к советнику лично. От имени на кончике языка горчит. Голубой взгляд жжёт спину. Удаляющиеся шаги не пробуждают сожаления. Перед глазами Оксана. Та девочка, которую он подолгу носил на руках, успокаивая ночной плач. Заплетал, поддерживал, защищал. Разбитая совершенно. В слезах, от которых ни горячо ни холодно. Только как-то грустно. — Ты вообще его слышал? Папа умер, — бредово тараторит она, щуря блестящие глаза. — Ты знал? Почему ты не удивлён? — Оксана, тебе надо замолчать и послушать меня, — руки сложены за спиной. Никаких объятий, нужных в минуту скорби касаний. Антон говорит так же, как и с гонцом минуту назад. — Завтра будет тяжело, и не только завтра. С этого момента в нашей жизни всё изменится. У тебя есть ночь, чтобы поплакать в подушку и принять это. Король отдал жизнь за мир, который мы с тобой будем защищать. На церемонии ты должна быть сильной и достойной его. — Сам себе свой совет посоветуй! — зло шипит девушка и толкает в грудь. Антон делает полшага назад. В лице не меняется, пока сестра злится, рычит и машет руками вся в соплях. — И в подушку можешь поплакать тоже. Может, хотя бы наедине с собой позволишь. Папа умер, Антон! Твой отец! Ты хоть любил его? Ты вообще что-то чувствуешь? Или тебе всё равно?! — Я не могу выражать личное отношение. — При мне? Я твоя семья! Мне больно, Антон! Как ты понять не можешь, что мы остались друг у друга одни. Ты нужен мне, не закрывайся, пожалуйста. Я не переживу это без тебя! — снова прикладывает ладошки к лицу и плачет взахлёб истошно громко, что строгость на секунду даёт трещину: Антон осторожно берёт Оксану за плечи и заключает в объятия. Несильно — сестра сама хватается за одежду и утыкается в грудь. Антону бы тоже поплакать. Ком в горле мешает дышать. Сестра в руках кричит что-то неразборчиво, а он даже слова произнести не может, чтобы успокоить. Потому что не знает. Он тоже разбит, но по-своему. Так, как может себе позволить быть разбитым — тихо, на крупные острые осколки, которые собирает и склеивает обратно, потому что должен. Режется ладонями, но собирает, капая на стекло кровью. Больно — да, может ли он остановиться — не имеет права. Ночью спит. Утром выходит к дверям, одетый в чёрное как подобает. Принцесса ждёт рядом с Арсением, который что-то ей говорит. Дежавю: Оксана с Арсением перед главным выходом обсуждают что-то своё, Оксана слушает внимательно, советник двигает губами издалека беззвучно. Будто снова апрель и впереди вечер в маленьком театре, представление Импровизаторов, которого Антон не поймёт. Только Оксана не смеётся, а Арсений не улыбается. Оксана не в расшитом золотом платье, а в чёрной мантии в пол и простым узлом собранными волосами. Антон останавливается рядом, и оба они затихают. Оксана опускает голову, потому что всё ещё злится. А Арсений кланяется, как тогда, когда они были друг для друга совсем ещё чужими. Но понимают друг друга без слов уже натренированными знаками. На контрасте ощущается странно. Советник отступает, чтобы позволить брату и сестре личный момент. — Арсений объяснил мне, что будет во время церемонии, — нехотя сообщает она. Конечно, объяснил. Позаботился о принцессе среди всего этого безумия. Так же аккуратно и трепетно, как заботился когда-то об Антоне. Антон кивает и натянуто улыбается, чтобы как-то поддержать. Оксана ведь боится его неодобрения и надо показать, что разговор с Арсением он не осуждает. — Оксана, посмотри на меня. — Не надо. Я всё выдержу. Он закрывает выход спиной и обеими ладонями поднимает её лицо. Видит, как её большие голубые глаза ищут в его собственных отражение каких-то мыслей. Но их там нет. Антон готовился: сегодня он не сын, а наследник престола. — Народу страшно, Окс, — начинает вкрадчиво и тихо, чтобы личный момент не добрался до кого-либо ещё. — После смерти короля каждый из них волнуется за свои жизни, семьи и дома. Они не знают, чего ожидать от будущего, которое больше не светит. Мы должны выйти туда и показать, что Юг не сломлен. Они должны увидеть в нас не напуганных детей, а своих новых правителей. Таких же сильных, каким был отец. — Я поняла. Антон целует в лоб и обнимает, укладывая подбородок на русую голову. За дверью уже грохочет марш. Нужно встать для выхода, а Оксана не отпускает и дышит как-то слишком глубоко. Арсений окликает, предупреждая, что двери откроются с минуты на минуту. Антон отцепляет девичьи руки и губами шелестит в волосы. — Всё, — последний раз заглядывает в глаза и сам отпускает. — Будет присяга. Стой ровно и гордо. К отцу не рвись — у вас будет время попрощаться. Делегаты выстроены в плотный ряд и расступаются перед наследниками. Антон шагает твёрдо, но, когда видит перед собой забитую людьми дворцовую площадь, на секунду ныряет в панику. Сложно представить, как это жестоко — встречать погибшего родителя на глазах у тысяч подданных. Антону представлять не нужно. Отряд стоит в шеренгу, огораживая толпу от места церемонии. Позов с остальными командующими синхронно склоняется. Антон может заметить на грязных доспехах пятна крови. И мраморную грусть, передающуюся, как чума от одного к другому — всем. Дмитрий держится хорошо, лучше, чем Антон когда-либо смог бы. Выдаёт доклад, которого принц даже не слышит, — смотрит на гроб, завёрнутый в алое знамя Южного Королевства. Кивает на автомате, онемевшей рукой делает жест Добровольскому, чтобы вышел к королю. Большая честь. И Павел принимает её с достоинством. Спускается с крыльца под завывание ветра и аккуратно раскрывает край полотнища. Перерезали горло. Поражённые вздохи разносятся на многие метры вокруг. Шёпот волной окутывает подданных. Оксана всхлипывает рядом, Арсений ловит её, чуть не ступившую вперёд. И она оседает в руках советника. Антон может опереться только на себя, на саму суть, на светлую память об отце, который вырастил его с любовью и чувством долга перед королевством. Больно. Больно до трясущихся коленей. Больно до тошноты, заворачивающей желудок в узел. Антон стоит и смотрит, как Добровольский констатирует смерть. Кланяется в последний раз и берёт в руки корону. — Король умер, — провозглашает для всех и вытягивает символ власти перед собой. — Да здравствует король! Толпа скандирует. Добровольский поднимается по ступеням, всё ближе. Вот-вот будет рядом. Антон единственный раз за церемонию ловит чужой взгляд. Поднимает свой, наполненный ужасом, в лицо Паши. И видит, как тот тоже едва заметно сглатывает. — Да здравствует король! Антон опускается на колено. Корона тяжёлая. Неподъёмным грузом давит к земле. Но он встаёт и поворачивается к народу. — Да здравствует король! Множество голосов подхватывает приветствие. Воины присягают. Дует холодный северный ветер. Под скорбный гул почестей Антон теряет себя. Отпускает развиваться по воздуху маленькими частичками, лететь вдаль над головами подданных, которым не видно конца. Осознаёт только теперь, что на этой войне остался совершенно один. И как должен бороться, когда в душе дыра, когда ошмётки сердца остались гнить на полу в спальне? Как он сможет защитить и подарить этим людям любовь, будучи абсолютно сокрушённым руками самых близких? Он просто не готов. Слишком быстро и слишком рано. — Обеспечьте Дийкстре врача. Отца в тронный зал. Подготовьте похороны, — чеканит как молотом по наковальне. Выдерживает ещё пару мгновений и поворачивается от слуги к старейшине. — Заседание будет в полдень, рассчитывать на военное положение. Советника арестовать в покоях до моих дальнейших распоряжений. — Ваше Величество, — едва слышно перебивает Добровольский и мнётся мгновение. — Какого из советников? Антон хмурится и фокусирует взгляд, будто его вырвали из летаргического сна. — В королевстве один советник, — едко цедит он. — Арестовать Арсения. Вслед за словами трогается стража. Антон не видит, как того утаскивают в замок, но слышит крик сестры. И голос до смерти родной, убеждающий в том, что всё будет в порядке. — Церемония окончена! Закрыть ворота! Разворачивается и со взмахом мантии уходит. Ноги не гнутся, в холле холодно. Антон идёт, опираясь о стены, чертит ладонями по колоннам и вазам. Заворачивает в ближайший коридор, прижимается к стене, съезжает на пол. На щеках слёзы. В ушах рвущий связки вопль: Да здравствует король!