***
Серёжа много путешествует, общается и мимикрирует под разные обстоятельства, как хамелеон. Поэтому на его празднике общество не светское, а составляет сборище разномастных деятелей от поэтов до офицеров, от торговцев до учёных. Влиться в него Антону получается на удивление без особых проблем: когда он приезжает в поместье, большинство уже в сборе в общей гостиной, на диванах что-то обсуждают и пьют дорогой алкоголь из хрустальных бокалов. Александр Ваш салютует бокалом с другого конца залы, где-то у импровизированной сцены трётся Чепурченко: он актёр и точно приготовил что-то напоказ — это не правило, а закономерность. Но пока Андрей в тонких золотых очках на том же возвышении из кресел и стульев читает с листа шутки. Андрей Бебуришвили — солдат, они с Антоном познакомились на одном из таких сборищ и ещё несколько раз пересекались на парадах и в походах. Дослужился до командира корпуса, а в сердце сохранил тягу к юмору. И по сей день верит, что однажды прославится, просто читая шутки со сцены. Он хорош, надо признать, и за разность ролей его ценят в любой компании. Так что сейчас кто-то смеётся, посвистывает на более удачных заходах и гремит хлопками по горизонтальным поверхностям. — Ещё год назад кто бы мог подумать, что ты женишься раньше меня, — Серёжа весело ухмыляется, сидя напротив за карточным столом. Антон лишь качает головой, потому что у него стрит — везёт как никогда. А Матвиенко проигрывается безбожно и щедро. За деньгами в ход идёт всякая всячина, и парни соревнуются, кто предложит что-то экзотичнее. Решают на берегу, что предлагать можно только то, что готовы отдать здесь и сейчас. Так ставки превращаются в аукцион: Антон выигрывает на нём бутылку розового митинского вина и стих от рыжего с сильным северным акцентом Чебаткова. Рифмует выпивший тот плохо. Стоя на столе с лицом, полным возвышенной мысли, поднимает руку и голосит: — Парень ты, Антон, не прост. Пусть задолбит тебя дрозд! Аплодисменты, смех, буйство споров и красок. Разливают настойки в маленькие рюмки и уже в рубашках без расшитых дублетов и пиджаков играют в «Было!». Антон старается не отставать от компании, не смущаться своих регалий, не закрываться, когда темы набирают градус пикантности и парней перекидывает с «Покупал лошадь» и «Купался голышом» на «Целовался с мужчиной». Антон целовался. И смотрит настороженно по сторонам, перед тем как потянуться за рюмкой вместе с Чепурченко и Гаусом. Взглядов много, но без осуждения — с заискивающим интересом. Как будто они втроём познали какую-то тайну, о которой остальные жаждут знать. — Для роли я и с собакой поцеловаться могу, тоже мне приключение, — Слава пьёт резко и морщится. Антон пользуется моментом и тоже опрокидывает в себя настойку. — Принц не хочет поделиться? — Иван Абрамов с того конца дивана улыбается широко, отчего Антон ругает самого себя за излишнюю раскрепощённость. Он же мог не пить. И рассказывать ничего не хочет, подтверждая слухи о советниках Короны на большую компанию. Молчит, растерянно бегая глазами, пока не натыкается на блестящий хитрецой взгляд Матвиенко. — Антон, если ты посчитал тот раз, когда я облизал твою щёку на приёме, то это за поцелуй не считается, — смеётся граф, некоторые прыскают, а принц незаметно для всех выдыхает. — Получается, зря выпил! — с деланной досадой отбивает Шастун. — Ничего не зря! То ли ещё будет, Тох, — кто-то слева похлопывает по плечу, а Антон поднимает глаза на друга, который спас его задницу и которому придётся рассказать правду. Серёжа награждает полуулыбкой его умение подхватить и извертеться и продолжает круг. — Я никогда не ходил в военные походы. Пейте, вояки! — А Серёга решил играть на поражение? — удивляется Чебатков. — А как же интересные истории? Я не в свинину напиться хочу, а о жизни послушать! — Эй, викинг, это мой праздник, — рыжему прилетает кубиком сыра в лоб, и он обороняется подушкой. — Всё-всё, я понял! Детские игрища могут быть довольно увлекательны и познавательны, когда детям и ближе к тридцати. Если дополнить всем известные прятки условием, при котором даже двухметровый Антон имеет шанс хоть где-то сложиться и стать незаметным, то выходит совсем весело. Играют в прятки в темноте. — Встаём, мужики! — Тушите свет, встречаемся здесь через пять минут! Антона в кромешной тьме где-то на тридцатом пересчёте, когда он уже собирается нырнуть в самое очевидное место за шторой, ловят за рубашку и тащат в комнату. Не сопротивляется, в движениях и росте узнаёт Матвиенко, и полубессознательное состояние не реагирует на сигналы опасной близости к откровениям. Серёжа сажает за стол, видно, в отцовском кабинете и роется в ящиках, выуживая коньяк и бокалы. Как будто они оба ещё недостаточно выпили, чтобы обойтись без этого. Хотя граф может разлить алкоголь и чисто для антуража — с него станется. — А говорил, что я узнаю первый, — щурится добродушно, и Антон только закатывает глаза, падая на спинку кресла. — О чём узнаешь? — О том, что какой-то парень крадёт твои поцелуи, очевидно, — принц ещё раз фыркает. — Это было всего… пару раз, — хотел сказать один, но не один ведь. И пара раз звучит уже не так убедительно, как один. Чёрт, это звучит так, будто Антон каждый день целуется с Арсением. Хотя первый раз и поцелуем можно не считать, не настоящим по крайней мере, от которого Антон кончил в штаны. Хорошая история, как раз для Матвиенко… — Арсений? — Арсений, — на выдохе подтверждает Антон. Серёжа крутится в кресле, молчит, пока за дверью кто-то что-то роняет, матерится, несётся тяжёлым топотом ног о лощёный паркет. — Тебе понравилось? — неожиданно наклоняется к нему. — Как это вообще, с мужчинами? — Тебя это интересует? Даже не скажешь ничего? Про королевство, институт советников. — Да мне вообще всё равно, Тох. Не мой профиль. Я тут всего лишь друг. И Антон вспоминает, что он сегодня тоже друг. Не принц, не наследник — друг. Вздыхает, берёт стакан и пьёт до дна. — Прости, Серёж, но это не только моя тайна. Граф понимающе кивает. Антон осматривается по сторонам. С Серёжей всегда комфортно. Он человек такой, мягкий и уютный. Однажды Антон нашёл в нём островок безопасности, где решил остаться жить. — Насчёт Марины, — говорит в одно слово и карий взгляд теплеет мгновенно, — расскажешь про неё? Хочу узнать, как люди любят. И Серёжа говорит долго взахлёб. О первой встрече: когда ещё не видишь в человеке плохого, не знаешь привычек, вокруг светлого образа розовое облако, а взаимодействие — мягкая вата. Неловкие беседы, ещё более неловкие комплименты и случайные прикосновения. Про любовь, которая сильная, закалённая первыми ссорами. Качает головой и пересказывает абсолютные глупости, из-за которых всё у них могло бы закончиться, но почему-то продолжилось. Говорит, что научился прощать и смотреть на мир её глазами. Любовь — это время вместе и вдали друг от друга. «Я просто хочу всегда знать, где она и с кем. Когда не рядом, будто чего-то не хватает», — Антон хмыкает на устаревшие красноречия, и Серёжа поддерживает, но от слов своих не отрекается. Он признаётся в своей слабости к мелочам и из ящика достаёт свёрток аккуратно сложенных писем. Бесконечная работа над собой, от которой тошно и тяжело самому, но она того стоит. Потому что любовь делает лучше, заряжает силами сражаться вместе против всего мира, дарит нескончаемый поток эмоций, мотивацию просыпаться с утра и жить каждый следующий день рядом с любимым человеком, зная, что завтра будет следующий и ещё тысячи после. Любовь оказывается стоящей на жёстком фундаменте совместного опыта. Серёжи с его путешествиями и Марины, которая за всю жизнь впервые только вместе с ним покинула границу королевства. Такого иной раз неприятного опыта, когда твои пазлы не подходят к картинке партнёра, и ты не кидаешься пересобирать свою, а кладёшь в пустую серединку, чтобы однажды эта деталь соединила всё вместе. А для этого нужно время, иногда много времени. И ворох приятных моментов, конечно, о которых Серёжа искренне смущается говорить вслух, потому что личное и только его. Это любовь.***
Обратно выпившего Антона затаскивают в карету в четыре руки. А снова во дворце он чувствует ту замечательную стадию опьянения, когда сил с лихвой на всякие пакости. Залетает, пошатываясь, в холл через парадную дверь, не как в прошлый раз, потому что отца скорее всего вовсе нет дома. Отвечает служанкам на поклоны. В голову бьёт очередной шальной мыслью и заплетающимся языком вместо приветствий тараторит: «Где Арсений? Арс! Позовите Арсения. Хочу видеть советника». Он крутится вокруг своей оси, поднимает голову к высокому потолку, который переливается калейдоскопом в глазах. Ложится на пол, и от соприкосновения с твёрдым холодным мрамором прошибает тупой болью, но она едва ли ощутима. Многоцветный купол и не думает останавливаться. Красиво до сжимающегося желудка. Вероятно, пол тоже покачивается, потому что Антон лежит и не двигается ни одной частью тела, а замок не перестаёт плясать. Ни одной мысли в голове, когда слышит стук шагов советника. — Антон Андреевич, — голос ещё далёк, но принц уже довольно прикрывает глаза и одними губами смакует имя советника. — Вы в порядке? Ваше Высочество? Увидеть принца, распластанным на полу зрелище из настолько пугающих, что веселит сильно. Обеспокоенное лицо Арсения появляется прямо над головой, улыбка сама собой растягивается на губах. — Чего тебе, Арс? — наигранно равнодушно вопрошает Антон, хотя это он вызывал советника, а не наоборот. — Вы хотели меня видеть, — всё ещё настороженно проговаривает Арсений и взглядом сканирует тело, пытаясь различить в деталях причину такого вот положения. Антон не жестокий, скорее очень пьяный, поэтому стонет и поднимается в сидячее положение. Арсений опускается рядом на корточки. — Антон, — снова зовёт советник и рукой поворачивает к себе его лицо. — Вы пьяны, — он хотел бы прислушаться, чтобы в голосе узнать оттенки эмоций, но не может сосредоточиться ни на чём, только на улыбке: она лучиками морщинок собирается у голубых глаз. — Абсолютно, — подтверждает нагло, явно довольный своим состоянием. — Помочь добраться до кровати? — интересуется Арсений, но Антон отрицательно качает головой. Он уже полежал. Здесь, на полу. Ему достаточно. Теперь плещущийся в организме градус требует приключений. Арсений не настаивает, смотрит как-то совершенно умилённо и только придерживает за плечо, чтобы Антон опять не свалился на пол. — А где этот… — мозг подсовывает на язык кучу глупых эпитетов, которыми можно было бы обозвать короля по достоинству, но все они тонут в мешанине мыслей. Антон только выправляется, сидя задницей на полу, и в обе руки берёт воображаемые скипетр и булаву, делает лицо посерьёзнее. Зритель эту миниатюру удостаивает коротким смешком в поджатые губы. — Антон Андреевич… Антон резко закрывает ему рот ладонью — много слов — и свой титул сегодня слышать не хочет. Поворачивает голову, фокусирует взгляд с пустоты на лицо советника, которое под большой ладонью вытягивается, и внешнюю сторону опаляет короткий злой выдох. Арс недоволен прикосновением к губам руки, что недавно опиралась в пол, поэтому, морщась, от неё отмахивается, но та, будто прилипшая, мажет по шее и хлопает в грудь под чёрным кителем. — Очки, Арсений? Серьёзно? — не в тему бубнит Антон, напоровшись на подсвеченные огнями стёкла. Квадратные линзы в чёрной дорогой оправе смотрятся душераздирающе хорошо. Придают всему образу строгости, учёности какой-то — Арсению она излишне. И вместе с тем довольно грубое обрамление оттеняет мягкость линий, ровный изгиб бровей и впалые скулы, которые советник прикусывает специально, чтобы не рассмеяться. — Решил сделать себя ещё красивее? Пощадил бы меня и мой брак, чёртов искуситель. — Вы меня отчитываете? — Я раньше тебя в очках не видел. Тебе идёт, — пальцем тыкает в прозрачное стекло, оставляет там отпечаток аккурат на отражённом в них своём лице. Арсений чувственно мирится с неконтролируемым облапыванием. — Я надеваю их только на время работы, от которой вы меня оторвали. Посреди ночи, кстати, — Антон фыркает и опускается лбом на торчащую у лица коленку. Ну, не сидится ему спокойно. Вертится, потому что сидеть посреди зала на голом полу уже сильно неудобно. — Какой ты душный, Арс… Принц жалобно фырчит в коленку, а у советника дыхание перехватывает от разгона с глупых комплиментов до претензий за три секунды. — Раз такое дело, я пойду дальше готовиться к завтрашнему Совету. И, наверное, молиться, чтобы вы были в состоянии его провести, — последнее договаривает уже стоя на ногах, лёгким движением скинув голову Антона с себя. — И оставишь меня здесь одного? — Арс только хмурится, не понимая, как себя вести с таким вот развязным принцем. Аккуратно? Строго? Подыграть, чтобы унять неизвестно откуда взявшиеся силы бедокурить? — Ты молишься, значит, ты веришь в Бога? — Это была фигура речи, Антон, — принц сдвигается в попытке помешать уходу советника, обхватывает его ноги и тыкается лицом в бедро. — Я просто хочу знать, есть ли Бог. — Я не знаю. Думаю, что вера в высшую силу в любом её проявлении помогает людям понять и принять мир вокруг себя. Вы действительно хотите поговорить об этом здесь и сейчас? — Если бы можно было подойти к нему и что-то сказать, я бы тысячу лет благодарил за то, что ты у меня есть. Антон не думает — говорит всё, что лежит на душе. И чудесным образом оно выливается в слова, щекочущие душу лёгким пёрышком. Арсений замирает с рукой в сантиметрах от кудрявых волос. Если Антону приятно, хорошо, то Попову в затылок выдыхает холодный страх необдуманных признаний. Он так не хочет, не должен был узнать что-то подобное из уст пьяного принца. Поэтому опускается обратно и смотрит в глаза в поисках хоть какого-то понимания. — Пойдёмте в покои? Я с вами, — нежность окутывает сжимающееся сердце. Арсений хитрит: Антон всё понимает, но не поддасться не может. Встают с пола не без усилий. Идут рядом, Арсений придерживает за талию, но Антон гордо не вскидывает руку на плечо, потому что в состоянии идти сам. Правда, это не мешает боком жать советника ко всем стенам. — Кота хочу, — резкий порыв чуть не валит обоих обратно на пол. — Где Говнюк? — Вы всё ещё зовёте королевскую рысь Говнюком? — Арсений вымотанно цыкает, но смеётся тут же, закрывая глаза руками. — Мы придумывали их вместе, Арс, — закатывает глаза и пулей летит по коридорам искать животных. — И я не помню те перекрученные имена, которые выбрала Оксана. — Король зовёт мальчика Деймос, — между делом добавляет Арсений. — Говорят, котам приятно, когда в их имени есть шипящие. — Котам всё равно, это придумали хозяева для созвучия с кис-кис, — Антон хоть и пьяный, но неглупый, в некоторых моментах уж точно. Он читал много, ещё больше занимался с Троем, чтобы уметь обращаться с большими кошками достойно. — А девочка Кассиопея. — Фу, какой кошмар! — Шастун всплёскивает руками, а Арсений рядом улыбается, наблюдая искренний бред принца. Настоящий, без груза правления на плечах. По-мальчишески пылкий, со свистящим ветром в голове. К кошкам Антон залетает почти на крыльях. В большом помещении темно и с непривычки сильно пахнет животными. В остальном очень красиво обустроены вольеры в несколько этажей с подушками, лестницами и живыми растениями. Ночью так вовсе напоминает настоящий лес, откуда на них, светясь, таращатся четыре жёлтых глаза. — Пс, мальки, выползайте. Рысей часто выпускают на ночь охотиться или делать что угодно, чем они инстинктивно тянутся заниматься на природе. Никаких ограничений — вдобавок свежее мясо по расписанию. Правда, коты всё же предпочитают охотиться сами. Первая под ноги лезет Гадюка. Антон довольно опускается рядом с ней на колено, неаккуратно оглаживая пушистую морду, отчего рысь отряхивается и с вниманием ластится к Арсению. — Я, конечно, не король, но миниатюра из меня ничего такая, — и разговаривает с ними, будто те всё понимают. Арсений не сомневается, что понимают, иначе не лезли бы принцу под руки всеми правдами и неправдами. Не шипели бы на чужаков и не сидели бы так смирно у Шастунов на коленях, когда статус от них требует быть просто красивым дополнением к блестящей короне. — Выходи ласкаться, кот. Арсений мне не разрешит себя обнимать, а я хочу уснуть в объятиях. Без тебя никак. Рысь с оборванным ухом всё-таки выходит на свет, щурится и тонко мяукает, стоя в паре метров от принца. Антон ждёт терпеливо, голову только укладывает на колено, чтобы не кружило в разные стороны; советник стоит тенью рядом, жадно выхватывая у вечера картинки помолодевшего на несколько лет принца. Но Говнюк поступает вопреки каким-либо ожиданиям: пробегает мимо сразу в открытые двери. Арсений чувствует колючую обиду, но Шастун спокоен и, поднявшись, только отряхивается. И пошатывается. И падает в руки Арсения, который держит крепко. Антон тыкается носом в тёмный висок и тихо смеётся от собственной неповоротливости. — Жаль, что мы не можем быть вместе. У нас были бы очень красивые наследники, — Арсений в непонимании поворачивается к Антону — дети, он говорит об их детях? — У тебя глаза, как у Кэлен. И я бы хотел двоих: мальчика и девочку, чтобы они были друг у друга, как мы с Оксаной. И девочку, как маленькую версию тебя, с глазищами этими холодными, умом и серьёзностью. — Антон, хватит. — Женская версия тебя — это круто, а маленькая женская версия, наверное, сам дьявол во плоти. Думаешь, ей достались бы мои кудри? Шастуны должны быть кудрявыми, да. Против воли в голове рисуется та реальность, в которой они оба отцы маленьких принца и принцессы. Причём мальчик — копия Антона, а девочка, писанная с Арсения точь-в-точь. Оба упрямцы орали бы по ночам на весь замок; в детстве — дрались бы за игрушки, в юности — сговорившись, сбегали бы из дворца, взрослые — они правили бы Югом. И родители из Антона с Арсением были бы хорошими? Не имея примера, они бы не облажались? Может, они вместе смогли бы как-то угадать, что нужно детям? Смогли бы подстроиться, научиться, не будучи сами одарены родительской любовью? Не в силах сдержаться под градом ласки, Арсений тащит тело Антона на выход. Не знает, что отвечать, что говорить и стоит ли вообще. Это всё неправильно и смущающе приятно. Говнюк ждёт у запертой двери в покои, добравшись туда каким-то своим путём. Антон гордо улыбается, отлипает от советника и тащит рысь на руки. Оба кота ещё не совсем выросли, но уже потяжелели и приобрели очертания и окрас взрослых кошек. Антон опускает животное прямо на свою кровать и валится рядом, Кассиопея убегает шариться по покоям, Арсений останавливается у изножья и замирает снова в растерянности. Почему-то лежащий перед ним принц на полу или на кровати вызывает странные чувства и желание скрыться, не иметь дела, как с чем-то, обо что можно обжечься. — Антон, — зовёт в тишину — именем без дополнений всё ещё непривычно. Принц, видно, уже расслабленный, мычит недовольно в ответ. — Вы хотя бы одежду снимите. Не засыпайте в уличном. — Разденешь меня? — весело поёт он и на локтях приподнимается. — Я вам не нянька. — А таскаешься со мной, как нянька. — Потому что вы иногда ведёте себя как ребёнок. Антон с чувством откидывает голову и улыбается сам себе. В голове пусто так, ничего не волнует. Даже слова Арсения не будят совесть, не заставляют уши гореть от стыда. Только умиротворение, счастливая бесконечность в бушующем море алкоголя. Когда Антон снова открывает глаза, ожидая увидеть вместо фигуры советника только полумрак спальни, но Арсений стоит над ним с протянутой рукой. На вопросительный взгляд только пальцами зазывающе подёргивает: — Вставайте, я помогу снять пиджак. — Да хрен с ним, Арс. — Вставайте, Антон Андреевич, завтра пожалеете, что не сделали. Арсений за руку вытягивает резким сильным рывком, как из-под толщи воды. Антон чувствует себя бесхребетным моллюском, вязко скатываясь с кровати. Встаёт в полный рост и опускает голову, чтобы посмотреть советнику в лицо в темноте на мизерном расстоянии. Губы открываются сами собой на каком-то безызвестном рефлексе. На них, казалось бы, ещё не высохло вино, вот только покалывает незабытым вкусом Арсовых губ. И живот сводит к низу так щекотно, что челюсть непроизвольно сжимается. Арсений упрямо щурится и принимается за пуговицы мундира. Интимности в моменте никакой. Арсений сосредоточен на продевании пуговиц в золотые петли, Антон задумчиво пилит взглядом сверху. И так же задумчиво начинает ковыряться с пуговицами чёрного кителя советника. — Что ты делаешь? — оставляет почти завершённое дело и обеими руками накрывает руки Шастуна, чтобы убрать с себя и застегнуть обратно старательно расслабленную застёжку. — Ты же тоже пойдёшь спать, я раздеваю, — участливо отвечает, вертит запястьями, на что Арс только глаза закатывает. Запястья сжимает сильнее, отводит дальше от себя, но не отпускает. — Стойте смирно, — снова его короткие приказы, от которых сладко на языке. Антон стаскивает верхнюю одежду с себя и бросает на ближайший пуфик. Теперь стоит в полураспахнутой ещё с мальчишника рубашке под придирчивым взглядом Арсения. Снимет и её? Расстегнёт и оставит? Пока Антон плавает в тысяче вопросов, Арсений хватается за низ, сжимает ткань в кулак и тянет из-за пояса штанов. Костяшки едва касаются голой кожи на животе. Они холодные, тело исходит мурашками, пресс непроизвольно напрягается. Антон подаётся назад. Беспокойство бежит от места прикосновения по нейронам в мозг. Из головы ощутимым импульсом к рукам, принц, — сам от себя такого не ожидая, — перехватывает советника за запястье. — Ты сказал пиджак, — хрипит он, чем обращает к себе строгий взгляд. — Я просто выправил. — Переспим? — о да, к этому же всё шло? Всё шло к тому, что Антон всё-таки поделит совесть на ноль. Что выкинет что-то из ряда вон, чтобы с утра точно было стыдно не за пару ухмылок и бестолковых шуток. Антон пьяно кидается в омут с головой и нагло смотрит в глаза ошеломлённому Арсению. — Что? — с возмущённым придыханием переспрашивает он. Даёт шанс забрать слова обратно. Отступить на шаг и сделать вид, будто ничего не было. Но Антон упрямый, а ещё тупой от алкоголя, как грифельный карандаш. Поэтому повинуется правилу «Горит сарай — гори и хата». — Потрахаемся, — не предложением больше, а ясным, как день, фактом. — Ира на ночёвке у подруг, отец с Дийкстрой в отъезде — никто не узнает. Мы же оба этого хотим. — Говорите за себя, — хмуро отрезает Арсений и даже отходит на два шага, излучая только раздражение и непонятную обиду. — Ой, только не делай вид, что я один тут озабоченный! Мы всё обсудили, а дальше будем только мучаться от невозможности быть ближе, — Антон уверен, он всё знает. Но не приближается к Арсению, на границе сознания соблюдая хоть какие-то нормы морали. — Мы просто удовлетворимся в своём желании, и станет легче. Договаривает короткую пылкую речь, запыхавшись. Здравый смысл бежал за ним по пятам, но он был быстрее и успел сказать всё ещё до того, как злодей выльет на него ушат холодной воды. Справедливости ради, не выливает, и, когда в комнате воцаряется тишина, видимо, решив, что того не стоит, — принц уже всё просрал. — Ложитесь спать, Ваше Высочество, — сухо проговаривает советник. В глазах лёд, на лице крайняя степень разочарования. И оно вкупе с поджатыми в тонкую линию губами отрезвляет. — Арс, стой… — Нет, — пресекает попытки говорить, но с места не двигается. Только следит за движениями, а Антон вымученно закрывает лицо руками. Идиот, он такой идиот. — Ну прости… Это же правда! — Нет, Антон Андреевич, — пригвождает к месту взмахом руки и чётко указывает не приближаться. — Мы поговорим, когда вы протрезвеете. — Да что я сказал не так?! — в итоге психует Антон и встряхивает головой, чтобы убрать в глаз вихрастую чёлку. За спиной недовольно шипит рысь, но она последнее, на что оба готовы обратить внимание. — Утром, — с расстановкой цедит советник, — когда вы перестанете мыслить категориями и опираться в решениях только на свои хотелки, как грёбаное животное, вы поймёте, что не так сказали. И тогда мы поговорим. Антон опускает голову, окончательно запутавшийся во всём на свете. Арсений подходит и сам одним лёгким движением опускает его на кровать и откидывает спиной на подушки. Антон даже глаз не открывает, зажмуривается и отключается среди неаккуратного копошения, глухого стука двери о раму. Мыслями в произошедшем, носом в пушистой шерсти.***
Пробуждение после попойки не самое приятное мероприятие из тех, что удавалось пережить. Сначала дыхание перекидывается на хрип, а потом в голове простреливает боль. Антон только страдальчески приоткрывает глаза, как в дверь стучат слуги. И всё по-новой. Ответить не получается сразу — в горле раскинулась пустыня. Он прокашливается, ощущая мягкое горячее давление: поперёк груди мирно посапывает Говнюк. Антон старается аккуратно его с себя спихнуть, но в ответ получает недовольный мяу и пару царапин, поэтому за шкирку, как маленького, поднимает и откидывает на постель. Кто кому тут ещё хозяин. На прикроватной тумбочке графин воды и таблетка, примечательно, что без стакана. Арсений обижается в деталях — вот в таких. Антон всё прекрасно помнит: каждое своё слово, каждый шаг, взгляд, обещание поговорить утром. Но на тщательный анализ жизненных сил пока нет, поэтому Шастун плюёт на всё и пьёт воду прямо из горлышка графина. Пусть совесть отчитает его за дикость, она ведь уже вернулась? Ладони растирают онемевшее в щеках лицо, кожу на груди холодит пролитой через край водой, и да — совесть там же в груди точит коготки о рёбра. На Совет даже не опаздывает. Когда двери распахиваются перед делегатами, сидит во главе на месте короля. Арсений занимает кресло Дийкстры и удостаивает принца лишь наклоном головы и короткой переглядкой — проверяет, всё ли в порядке. Со стороны они ведут себя как обычно: много не говорят, обращаются за мнением, свободно отдают друг другу слово. И только внутри этого мыльного пузыря Антон остро чувствует нехватку Арсения. Потому что советника много всегда, в независимости от обстоятельств, а сейчас его свет принудительно затушен и прожектор внимания смещён на что угодно: на того же Добровольского, который с готовностью бывалого стратега выдвигает проблемы и пожелания торговой отрасли. Антон слушает внимательно — ведёт Совет и всецело уполномочен исполнить волю Короны. Необычно только строг, отчего некоторые тушуются холодного тона и мутно-зелёного взгляда из-под кудрявой чёлки. Тем лучше, нельзя допустить среди делегатов мысль, что принц, в отличие от короля, будет раздавать поблажки. — Вопрос всеобщего призыва в армию откладывается до подписания мира с Северным королевством, — ровно декларирует Антон, закрывая перед с собой листы с отчётностями. — Что в итоге, Ваше Высочество? Будет конфликт или нет? — принц стреляет взглядом через стол в какого-то молодого парня, со стороны и не скажешь, чей он и как здесь оказался. Арсений тянется ответить, подбивает к тому же задумчивого Позова напротив себя, но Антон затыкает обоих взмахом руки и говорит сам. — Корона принимает меры, чтобы обезопасить своих людей и земли от вторжения, — на мальчишку не смотрит — слишком много наглецу чести. И того отчитают позже, наверняка. А пока Антон берёт на себя ответственность разъяснить общую картину для всех сомневающихся. — На данный момент мы поддерживаем новую королеву во вступлении в Союз, но, имея трагичные сведения о перевороте на Севере, вынуждены сохранять осторожность. Мобилизация на Юге станет красным флагом для соседей, открытым заявлением о недоверии. Повторяю ещё раз: вопрос о призыве отложен до подписания мира с Севером. Я ответил на ваш вопрос? — Благодарю, Ваше Высочество, — с деланной уверенностью озвучивает он, но плюхается на кресло шумно, будто ноги вмиг перестали держать. — На этом всё. Свободны, — Антон добавляет последнее, чтобы не уходить по-королевски первым, а иметь возможность задержаться самому. И задержать тоже. Поэтому впервые за всё утро поворачивается к советнику и намеренно ловит взгляд. — Арсений, присядь. Он подчиняется, хотя вскочил раньше всех и к моменту последней реплики успел собрать все свои записи. Антон, кажется, за эту ночь посмурнел. Или так сказывается раннее собрание после гулянки накануне? Итог один — стерильная чистота в голове. Не пусто, как вчера, что ветер подвывает и барабаны отбивают весёлый пляс, а ровно по полочкам разложено, правильные слова подобраны — усталость от собственной нерешительности уже вчера рубанула с плеча, так что теперь только решаться и говорить. — Вчера я повёл себя неправильно, — начинает спокойно, но вместо взгляда в лицо бегает по залу. Так давно он не делал ничего подобного. — И хочу принести извинения за всё, что могло тебя оскорбить. Я выражался грубо и говорил не подумав, — и только теперь возвращается, ищет реакцию в пристальном взгляде. — Хорошо, — Арсений кивает и руки складывает на столе, будто на этом они точно не закончат. Открывает рот, чтобы продолжить, но принц крадёт момент раньше. — Хочу, чтобы ты знал, что я не отрекаюсь от вчерашних слов и ни одно не считаю ошибкой. Тон, обёртку, ситуацию — да, но смысл — нет. Арсений обречённо качает головой, улыбается куда-то вниз, пока Антон напряжённо поджимает губы. Сидит ровно, одна рука на столе, другая — уложена на подлокотник кресла. Не ёрзает, только наблюдает и говорит эти честные до боли слова, от которых советник уже не знает, куда себя деть. Ведь оправдать их алкоголем уже нет шансов. — Признаюсь, я думал о вас сегодня и вчера. Пытался найти пути, по которым мы могли бы обойти все острые углы. — Нашёл? — в голосе ленивое безразличие, а горло поджимает ком. — Если вас тяготят те чувства, которые возникли между нами… Чувства ко мне, выходящие за рамки обязательств, — Арсений мнётся всего секунду, но вздыхает и в решительности сверкает глазами, — я могу покинуть ваше расположение. Дыхание застревает в лёгких. Антону как пощёчиной дали. И слова жгут на коже, бодрят задремавшее было возмущение. От мысли, что Арсений оставит Юг, иррационально тоскливо, от возможности увидеть его советником кого-то другого хочется выть. Но Антон лишь прокашливается в кулак, чтобы вернуть себе возможность говорить и дышать заодно, и упирается локтями в стол перед собой. — И куда ты пойдёшь? — Вернусь в Ласточкино Гнездо. Конечно. Как Антон только мог подумать, что советник отступится от своей клятвы — он вернётся к истокам, уедет в монастырь, потому что до смерти не волен служить никому, кроме принца Юга. — Ты разочарован во мне, не так ли? — Я не понимаю, о чём вы. — Всё ты понимаешь, Арс, — ухмыляется принц и косится на советника. — Ты верил в меня с самого начала и был готов присягнуть незнакомому принцу, руководствуясь предназначением. А я оказался совсем не таким, каким должен быть идеальный наследник. — Я не питаю иллюзий о вашем светлом образе, — Арсений хмурится, вот-вот полезет защищаться, красавец. — И никогда не питал. — Разве? — Да. — Что ж, — Антон расслабленно приподнимает уголки губ и облокачивается обратно на спинку. — Рад, что хоть кто-то не строит ожиданий на мой счёт. Это даже приятно. Скажи, тебе тяжело? — Не больше, чем вам. — А мне просто невыносимо. Значит вот как? — подлавливает Арсения на искренности и поднимает брови. — Ты можешь уехать в Гнездо, если хочешь. — Моё желание не имеет никакого значения, — напряжённо проговаривает Арсений. — Только вы можете отречься от меня. Антон вдруг двигается ближе. Кончиками пальцев чертит по щеке и указательным приподнимает за подбородок, чтобы смотрел прямо. — Если ты хочешь, — акцентирует каждое слово, — если тебе нужно ещё подумать, если так станет немного легче, можешь поехать в Гнездо на пару дней. Прости, но отпустить навсегда — никогда не смогу. Тёмные ресницы хлопают, дрожа. Арсений наконец ухмыляется и позволяет открытость эмоций, когда вертит головой, избавляясь от пут королевских рук. Тогда Антон понимает, что Арсений уедет, но обязательно вернётся. Вернётся к нему, чтобы служить Южному королевству без кумара обид: отдохнуть друг от друга и с чистым разумом двинуться дальше. Вместе.