«Всё начнётся завтра. Я собираю Отряд».
Буквы с закорючками на концах такие знакомые, что в носу покалывают первые признаки слёз.«Возвращайся в Ласточкино Гнездо и проси политическое убежище. Егор сопроводит до монастыря. Когда станет спокойно, я помогу сбежать. Если решишь вернуться на Юг, я приму твой выбор. Возвращайся, Арс, и защити своего принца».
Арсений косится на наёмника. Специальный отряд никогда не возникает просто так, за ним по пятам следует смерть. Попов через силу делает такое лицо, будто ни капли не впечатлён и не находится на грани нервного срыва. Листок складывает обратно и поджигает от лампады рядом с собой. — Ты, типа, Егор? — спрашивает, а сам возится, пытается уложить тлеющую бумагу на блюдце и удостовериться в том, что каждая буква канула в лету. — А ты, типа, тормоз? Такая у нас игра? — притворно весело хрипит блондин. — Почему это? — Не вижу, чтобы ты подорвался куда-то ехать, — его голос отдаёт звучными нотами, переливаясь с заигрываний на прямую претензию. Арсений против воли хмыкает. — Можешь ехать, — равнодушно указывает на дверь и всё-таки поднимает кружку, делая короткий глоток. Чай сладкий, должен отдавать малиной вроде бы, но на языке мерзкая горечь. — Так Скря был прав, когда говорил, что ты со странностями, — Арсений на выпад никак не реагирует. Пьёт чай, будто бы сидит один. — Серьёзно собираешься вернуться на Юг? Мы не сможем вытащить тебя оттуда. — Мне нужно подумать. Желательно в тишине, — говорит, когда понимает, что Егор не уймётся. — Но ты прав, я вернусь на Юг. — Идиот, — поражённо хмыкает Крид. — Короли за верность награждают виселицей. Не думай, что кто-то эту жертву оценит. Всё пустое. Ненужные слова, которые совсем не трогают душу. Советник слышал это слишком много раз, чтобы выработать иммунитет к упрёкам. Сейчас нужно ехать в замок, успеть до выезда, быть на месте при принятии решений. Значит, выдвигаться сейчас и о ночи в тёплой или хоть какой-нибудь постели можно забыть. — Твоё дело, — Крид хлопает по плечу, будто бы даже расстроенный отвергнутой помощью. — Я подожду на улице на случай, если ты всё-таки образумишься. Арс ловит руку и мягко тянет обратно, заглядывая в лицо. Осознание того, что война дышит в затылок, всяко наступает медленно. Страх сковывает конечности, мешает говорить. К тому моменту, как Егор оборачивается, Арсений чувствует, что его уже накрывает. Отдаёт внезапной переглядке пару секунд и хрипит почти беззвучно: — Спасибо. Блондин только кивает. Возможно, это была их последняя встреча. Дорога пролетает незаметно. Арсений торопится, то и дело пришпоривает коня. Въезжает в столицу день в день, до рассвета. И чем ближе пики замка, тем сильнее в груди клокочет страх. Внутри неспокойно. Игнорируя знание о том, что скоро выезд, складывается ощущение, будто до короля неприятная весть уже дошла. Хотя теплится надежда. Со стороны оппонента Севера должен был знать только Арсений, если за время дороги не успело произойти что-то ещё. Что-то страшное, что это всё-таки подняло бурю в самом сердце Юга. Арсений торопливо мельтешит, оглядывается по сторонам, пытается различить в лицах множества людей намёк на знание его тайны. Но те не читаются вовсе. Арсений, кажется, сам так взволнован, что на дедукцию не остаётся ресурса. Он не видит никаких признаков паники и почему-то нервничает сильнее. С каждым шагом, с каждой неуловимой и кажущейся странной деталью. Только за пятым поворотом по коридорам осознаёт, что движется не в сторону покоев принца. Он должен сообщить именно ему, но ноги несут всё дальше от того крыла. Тревога тянет вперёд и подкидывает в голову желание не попасться наследнику на глаза. Антон не поймёт. Арсений верит в него, но Антон не сможет отдать приказы, необходимые королевству на грани войны с Севером. Не сможет быть бесстрастным, рациональным. Потому что любит Юг. А Арсений любит Антона и сделает то, что нужно, чтобы защитить обоих. Находит Дийкстру в тронном зале без короля. Он разговаривает с мужчиной в лёгких доспехах — наверняка гонец. Когда советник поднимает голову на звонкий стук каблуков о мрамор, они встречаются взглядами. Этого достаточно, чтобы всё понять, — Дийкстра знает. — Нам нужно поговорить, — с ходу, без приветствий и ненужных регалий. У них мало времени, каждая минута промедления на счету, а Арсений уже потратил всё, будучи далеко за горами. Советник сканирует его строго. Уже не имеет значения, как Дийкстра отнёсся к разрешению принца уехать в Гнездо. Поэтому Арс тоже смотрит, упрямо и требовательно. Не пойми что! Арсений уже открывает рот, чтобы поторопить события, немного встряхнуть слишком уж спокойного советника, но захлопывает его обратно: Дийкстра не медлит, а сохраняет лицо перед солдатом — тот ведь сообщит остальным, если сверху начнётся неразбериха. И Арсений терпит, мысленно переворачивает песочные часы и считает крупинки, скользящие из общего целого под непреодолимой силой вниз. До кабинета добираются молча. Арсений думал, что его ожидает очередное надменное замечание. Может, слова, которые ему нужно услышать, чтобы успокоиться. У Дийкстры их нет. Понимает это, когда дверь закрывается, а советник замирает каменным изваянием у своего стола и жестом разрешает наконец говорить. И Арсений выдаёт абсолютно всё: про свою связь со Специальным отрядом, про то, что знал о сделке с Севером давно. Про свои догадки, сырые планы, про всё, что они должны разобрать только вдвоём. На месте узнаёт о том, что Запад уже захвачен. Сейчас, в этой самой комнате будут приняты решения. Потому что иногда судьбы вершат не короли. — Мы с королём поедем в Виверну, — Дийкстра хмуро глядит на карту, а после закрывает глаза и трёт ладонями лицо. Арсений знает, ему тоже тяжело. Они оба устали, хотя за окном ещё даже не рассвело. — Мы не можем быть уверены в том, что это не ловушка! Лучше остаться и подготовить армию к наступлению с Севера, — Арсений тыкает пальцем в стол с силой, в моменте в руку отдаёт болью. Бодрит плывущий мозг и разгоняет кровь по телу. — Нет, Арс, нужно ехать. Юг — протектор, если откажемся от мира, который сами же организовали, то покажем свою слабость. — Да к чёрту слабость! Мы говорим о жизни короля и наследника, нужно обезопасить династию! Оксане не позволят взойти на трон, если с ними что-то случится, — не унимается Попов. Чувствует, что у Дийкстры уже сформировался план, который он боится или не хочет озвучивать. — Король не таракан, чтобы прятаться в угол, когда подступает враг, — отрезает он и как-то совсем обречённо качает головой. В глаза не смотрит, вздыхает, будто решаясь на рывок. — Антон останется. И в случае чего примет правление. Арсений от неожиданности теряет равновесие и отшатывается от стола в темному. — В случае чего? — Мы оба понимаем, что конфликта не избежать. А бойня потребует жертв, — обходит стол и встаёт рядом. — Мы с Андреем возьмём удар на себя. Лучше умереть в битве за свой дом, чем сдохнуть от голода в оккупированной крепости. — Ты… ты поведёшь своего короля на верную смерть?! — Спасу Юг от забвения, — поправляет Дийкстра и поднимает лицо, заглядывая в блестящие слезами и злостью голубые глаза. — Я не хочу отпускать тебя туда, — против воли цепляется за руки и за одежду. Объятия рушат сформировавшиеся рамки отношений. Арсений утыкается в плечо Дийкстры, чтобы слёзы впитал китель, чтобы они не побежали дорожками по щекам. Советник принимает момент слабости и сам прижимает к себе, как сына, которого у него никогда не было. — Всё, Арс, — мягко отодвигает в сторону и начинает быстро собирать какие-то вещи. Арсений так и стоит столбом, наблюдая и внимая похолодевшему тону. — Ты лучше меня знаешь, на что мы с тобой подписываемся. Этот разговор не должен покинуть стен кабинета — сочтут за предательство. Устроим всё так, что король сам отдаст приказ и сам выступит к границе. — А Антон? Он последует за вами, как только доберётся до правды. Я его знаю, он бросится защищать любой ценой. Подставится, если того потребуют обстоятельства, — остались лишь детали. — Главное сам не подставляйся, — отдаёт последние наставления советник. Какие-то листы рвёт на части, отправляя в мусор, какие-то письма бросает в камин. Он убирается так, будто больше никогда не вернётся. И от этого не страшно — только сильно горько. — Антон любит ударяться в крайности, но тебе поверит, послушает — я знаю. Арс, изворачивайся как сможешь. Лги, если понадобится. Считай, я отдаю тебе своё место и полный карт-бланш: только будь рядом. Перед выходом из комнаты ещё смотрят друг на друга пару мгновений. Дийкстра одобрительно кивает. Выходит на негнущихся ногах. Все остальные действия превращаются в сюрреалистичную карусель разномастных картинок. В голове лишь Антон и то, что Арсений должен сделать, чтобы его спасти.***
Часы на главной площади столицы гулким боем отмеряют вечер. Ворота дворца распахиваются под звон колоколов. Снег идёт. Арсений поднимает глаза, заглядывая вдаль, где среди рваных облаков виднеется кусочек голубого неба. Его толкают в спину, чтобы шёл дальше. Кандалы звенят от каждого движения. Дорогу к плахе окружает живой коридор. Его ведут прямо, стража грубо поторапливает, сбивает ровные короткие шаги босыми ногами по холодной мощёной площади. Арсений не смотрит людям в глаза. Но они смотрят. Внимают и в замешательстве даже не сыплют обвинениями. Только вздохи и рокочущий шёпот бежит в толпе вместе с промозглым ветром. Он раздувает полы рубашки и липко трогает кожу, посылая дрожь. Если холодно, думает Арсений, значит, смерть близко. Если больно — значит, всё ещё жив. Смирению он хорошо обучен — это то, что он смог обрести за пару часов в камере. Он выполнил долг советника, не смог занять место Дийкстры, но поступил верно. Не жалеет. Осознаёт, что умрёт сегодня, здесь, на этой площади. И принимает. Идти недалеко, у него есть всего минут пять. Эти пять минут разделяет, чтобы попрощаться с миром, который он сотворил вокруг себя и полюбил. Кем он стал? Кто он и кем покинет этот мир? Арсений потратил много лет на поиски своего предназначения. Учился, общался, стремился вырваться из любых стен. Выстраивал принципы и взгляды, рушил, разубеждался и строил вновь — так научился талантливо перестраиваться и видеть ситуации с разных сторон. Так однажды понял, что нужно просто двигаться, чтобы понравиться судьбе. Кажется, получилось. Он смог испытать счастье, грусть, переполняющую до краёв страсть. Ошибался. Он убеждён: то, что привело его на плаху, не было ошибкой. Это любовь. Тик-так. В памяти листает места и лица. Друзей и мимолётных знакомых. Родителей, вспоминает смех сестёр, терпкий запах отцовской фермы в разгаре сезона. Как кололся белый воротник формы, как писал кривым почерком письма в тот дом, где родился, но прожил недолго. В деталях вспоминает Эда, которого так и не смог увидеть перед войной. Того Эда, который носил чёрное и втайне протаскивал с собой на занятия старшекурсников, обнимал, ругал, смотрел задумчиво и тепло-тепло. С высоты постройки Арсений оглядывается по сторонам в надежде краем глаза зацепить глухой капюшон и родной карий взгляд с прищуром. Нет, речи о спасении и быть не может. Просто хотел бы увидеть его снова хотя бы раз. Егора этого странного и их строптивую девочку, которой предстоит однажды возглавить Отряд убийц. Тик-так. Сердце бьётся. Как прекрасна жизнь. Даже в день своей смерти Арсений не может наглядеться на башни столицы, своды Южного замка по правую руку. Всё в снегу, напоминающем своим белым ковром дни Рождества, когда было много украшений и подарков. В то время на площади гремела ярмарка, пахло карамелью и пряностями. И мороз трогал щёки, как сейчас. Хлопья сыпались с неба тогда. Сейчас их нет: серые облака тянут, будто дым от костра, там на опушке леса, где нашёл котят и украдкой увидел оленя в ветвистой кроне. Пели птицы, жужжали цикады. Рассветы, закаты — дни и ночи на Юге невероятны. Всегда были и будут, но Арсений их уже не увидит. Тик-так. Сердце бьётся. Страха нет. С него срывают рубашку, демонстрируя выжженное на груди клеймо Южного Королевства. Фигурные ожоги переплетаются, изображая извечную печать с гербом и огнём. Арсений поднимает голову высоко, но не к небу — туда, где восседает король. Принадлежит ему душой и телом, всем тлеющим сердцем. С такого расстояния сложно рассмотреть выражение лица, поэтому он прикрывает глаза и представляет Антона перед собой. Беззаботного и счастливого, с красивой улыбкой. В лучах солнца взволнованного и задумчивого, что делал первые шаги навстречу. Антона, который рассказывал длинные выдуманные на ходу истории, шутил, шептал на ухо свои приказы, от которых дрожало всё существо. Не короля — принца. Озабоченного долгом, принимающего его клятвы и верность. Антона в объятиях той девушки, которую выбрал в жёны, чтобы однажды полюбить по-настоящему. До слёз не обидно. Только немного щемит в груди от воспоминаний, где они вместе против всего сложного мира. Арсений Антона прощает. И становится легко так, будто впору оторваться от земли и взлететь. Будет ли ему тяжело смотреть? Арсений не знает. Он лишь мирно улыбается — не хочет, чтобы король мучился. Его единственный король. Где-то в стороне зачитывают приговор. Арсений склоняет голову и молится. — Арс, — тихий шёпот достигает обомлевшего сознания не сразу. Его трясущиеся от холода руки приковывают к столбу. Только от хлопков по запястьям понимает, что говорит Позов. Говорит, почти не раскрывая губ, боится, что засекут. В своём трансе Арсению было бы легче прочитать по артикуляции, чем расслышать. — Арс, мы тебя вытащим. Качает головой и улыбается шире. Выглядит, наверное, со стороны жутко. Цепи звенят, перекинутые через опоры, на запястьях щёлкают фиксаторы. — Король едет крышей. Буду бить я, — бурчит себе под нос и часто выдыхает, чтобы по облакам пара изо рта невозможно было понять со стороны. — …Слышишь? Вытащим после темноты. Ты только продержись. Внутри нарастает булькающий смех, слабое «Зря вы это». И кто эти «мы» даже знать не хочется. В голове не мысли о скором закате солнца, в феврале он ранний, — там слова, обращённые к высшим силам, умоляющие спасти душу. И не мольбы о безболезненной смерти. Будет больно, обязательно будет. Просто хотел бы в процессе не потерять себя. Не забыться, не угаснуть в безумии от страданий. Первый удар хлыстом оставляет поперёк спины тонкую немеющую полоску. Едва ли ощутимую. На втором спирает дыхание. Третий сильнее, до щекотного подтёка крови. Удары сыпятся быстро, в ровном смертоносном ритме. Сначала хлопками, а потом с оттяжкой, рассекающей плоть. Арсений заслужил это. «Короли за верность награждают плахой», — так почему думал, что с ним будет иначе? Разве клятва верности обещала защитить от такой нелепой несправедливой участи? Сердце разгоняет адреналин по телу. Руки сводит. Спину жжёт огнём. Бьёт и бьёт. По плечам, лопаткам и пояснице. Боль зубами вгрызается и рвёт мышцы. С каждым вдохом всё труднее шевелиться. И замереть не получается. Тело против воли рассудка само пытается сжаться и убежать от пытки. Кто он? Неужели раб божий и всего сущего? Неужели готов уйти из жизни, даже не поборовшись за свою правду? Готов оставить всё, что любит, на растерзание войне? Так свято верил, что ему предстоит нечто великое, но сдохнет, как предатель, без славы и признания? Как же больно… Первые хрипы и стоны вырываются незаметно, но звучно. По щекам текут слёзы, глаза зажмурены, потому что картинка реальности давно размыта в серое полотно. Дима бьёт тяжело и умело — насмерть. И Антон, молодой парень, которому так безвременно выпало возглавить королевство. Виноват ли? Горячий и безрассудный, он не был готов взойти на трон. Не было ни опыта, ни времени расставить всё по местам, определиться с ролями. У грядущего были свои планы, в которых оно обоих не пощадило. Арсений мог подвести Антона к осознанности, указать верный путь, но вместо всего влюбился без памяти, как подросток, и не смог. Арсений положил жизнь не за великое спасение наследника, а за свою слабость и неопытность в чувствах. Ах, как же сильно он любил! И не думал о будущем, наивно на подкорке сознания верил, что всё к лучшему и эти чувства им только помогут. Почему же тогда кости выламывает предательски с хрустом, невыносимо? Он должен выжить. И всё равно, что будет дальше. Должен впервые плюнуть в лицо злому року, ухмыльнуться, потому что, только увидев белый свет среди чёрных пятен, почувствовал силы развернуться и бежать прочь от вечного блаженства. Не сегодня. Сжимает челюсть, но боль настолько невыносима, что рычание раненого зверя сотрясает грудь и выходит наружу. Тонкий порез кнута в правом боку — ещё пару мгновений его острое жжение будет самым ярким, и тело отдаст ему страдания, пока те не утихнут и кровоточащая рана не сольётся с остальными. Ещё. В секундном перерыве, когда в сотый раз ему дают распробовать пытку, проводит языком по искусанным губам. Солёные, влага на коже, высохшей от бесконечного крика, держит на плаву. Удар. Холодный пот уже не даёт дышать и выжигает раны, заставляя тело напрягаться. Раздражение исходит импульсами в каждый нерв организма — ещё пару ударов, и схватят судороги. «Король!» — хором мыслей, гулом толпы. В каше бессознательного ничего непонятно. Только удары хлыста становятся реже, задевают больше столб, чем тело. Попадают по ногам, полу, цепям. Тик-так. Всё заканчивается резко. Возможно, Арсений осознаёт это позднее, чем должен был. Но обжигающие прикосновения пропадают, на смену приходит мороз, тьма и холод. Антон в больной фантазии смотрит на него выжидающе, а после улыбается и смеётся. Поправляет золотые кудри и ту же руку протягивает вперёд, к нему, чтобы погладить щёку. Глаза зелёные с морщинками от ярких эмоций, как два кислых яблока. Будто всё наяву. Белый мундир в вышивке, тёплое дыхание на лице, сдержанный поцелуй в лоб. Антону никогда не нужно было ничего говорить, чтобы выразить чувства. Он мог любить без слов, одним своим вниманием. Тик-так. Больше не больно.***
То, как Антон стоял над кроватью Дийкстры, он не забудет никогда. Долго. Глотая слёзы. С родным именем на губах. Чувствуя себя снова мальчишкой. Он потерял слишком много. И сейчас собственными руками собирается лишить себя того немногого, что осталось. Арсения теперь нет. Антон даже не смог досидеть до окончания казни, сбежал. Думал, ничего не почувствует. Почувствовал. Мерзко и медленно, как утекает из него человечность. Струится током крови от сердца по жилам в пальцы и из их кончиков капает на пол. И ниточка прошлого, до сих пор напоминающая о том, что когда-то раньше был другой Антон, который больше не отражается в зеркале, который неузнаваем в зелени глаз, лежит без сил перед ним и сонно, тяжело дышит. Дийкстра пожелал умереть, когда очнулся. Жизнь советника имеет цену до тех пор, пока она вращается вокруг короля. Нет короля — нет советника. Так принято, так правильно. Антон обходит кровать и присаживается рядом. И не поговорить напоследок. Поправляет одеяло и подушки, берёт в руки маленькую бархатную, сжимает в пальцах. Посмотреть бы последний раз в глаза. Сказать бы, что любит и ему очень жаль. Извиниться бы за то, что не стал тем правителем, которого Дийкстра так старательно воспитывал. И никогда не станет. Тот же гул ветра, тихий треск камина. То же кресло рядом с вязанным Аннушкой пледом. Лекарства на тумбочках пополнились в количестве. Всё точно так же, но совсем по-другому. Антон на прощание смотрит в умиротворённое лицо мужчины. — Спасибо за службу. Накрывает подушкой и душит. Наваливается сверху, чтобы не отступить в последний момент. Зажмуривает глаза, закусывает губы и давит, ощущая слабую дрожь под собой. Ломается каждой клеточкой, вопит и рычит из глубины груди, плачет, душит. Мельком по всей жизни, моментами улыбок, обрывками важных слов. Душит советника, а вместе с ним убивает частичку себя. Ту, что ещё осталась слабым светом дребезжать в темноте отчаяния. «Дийкстра умер на руках короля», — в замке поселяются домыслы и легенды. Врачи прогнозировали бывшему советнику почти полное выздоровление, нескорое, но положительная динамика была на лицо. До последнего визита Антона, который посетил его поздно ночью, а наутро всё изменилось вновь. Король вылетел из покоев мрачнее тучи и лишь отдал приказ похоронить Дийкстру в склепе рядом с отцом. Тик-так.***
— Три условия, — тронный зал под светом сотен свечей наполняется хриплым голосом. Персонажи в центре разительно отличаются от всех остальных присутствующих, коих немного. Король, стража и главнокомандующий по правую руку. И не потому, что от них за версту веет падалью, а потому, что при монархе ведут себя развязно. — Мы что, в сказке? С чего вы решили, что можете предъявлять мне условия? — Антон держится так же нагло, просто знает, что имеет дело не с теми людьми, перед которыми его статус хоть что-то стоит. Главный поднимает палец вверх, повелевая заткнуться, на что король лишь фыркает. Но тот не меняется в лице, стоит со всезнающей ухмылкой, с какой приехал в замок с блондинистым товарищем в сопровождении. — Сделка со Специальным отрядом — двусторонний договор, в котором мы с вами заинтересованы. Вы, многоуважаемый король, — звучит, как оскорбление, — хотите, чтобы я предал Север в угоду вам. Если уж у меня не будет права голоса со стороны своих людей, с чего вы решили, что я пойду на это? — Вы наёмники и служите тому, кто платит больше, — едко цедит Антон. Необычное для себя бессилие чувствуется гадко. У него проблем и душевных терзаний слишком много, чтобы стерпеть унижение от наглого главаря. Информация о том, что один из корпусов Лады расположился на Западе, просочилась через десятки людей прямиком в столицу. Королева, конечно, оставила на охрану захваченной территории лучших воинов, чтобы навязывать свою власть перманентным присутствием армии на земле. Природа всё ещё против войны. Но Антон больше не может сидеть в замке ни с чем — жажда огня и крови с каждой минутой усиливается. Захватывает утомлённый измученный рассудок. Он почти не спит, вынашивая план мести. Хочет наказать королеву, хочет безжалостно нанести удар по слабым местам, как сделала она. С каждым днём у него всё меньше сил делать нравственный выбор в сторону добра и света. Каждый новый приказ строит лестницу в Ад. Он отпускает моральные принципы. Нет никакой любви, дружбы, верности. Грязная игра овладевает им полностью, тьма концентрируется по углам, шепча свою волю. — Не разочаровывайте меня, Ваше Величество. Я знал вашего отца, он был… — Не сметь! — рыкает, отклоняясь от спинки трона. Клялся себе, что не проявит эмоций. Но одно лишь слово, отковырявшее запёкшуюся на ране корку, подбрасывает дрова в топку раздражения. Настроение переговоров чувствуется, наёмник замолкает, но при этом по-прежнему держится ровно и гордо, будто не его только что заткнули. — Не стоит принимать наше подразделение за цепных псов. Это нас не обижает, лишь умаляет вашу образованность. Мы служим во имя хрупкого равновесия, — смотрит, прищурив тёмные глаза, будто пытаясь вглядеться в самое искалеченное нутро молодого короля. — Следите за мыслью: вы хотите защитить свой дом, а я хочу сохранить то, что на Континенте называется миром. — Говорите условия. Хорошо, что Антон пустил на переговоры только Позова. Напоминать другим, кто здесь король, он жутко устал. — Во-первых, королева Севера уже заплатила нам. За предательство мы возьмём в два раза больше, — довольный, складывает руки за спиной и вышагивает по мраморному полу: у него каблуки не стучат, и каждый шаг он делает будто по воздуху. — Как удобно, — без энтузиазма отзывается Шастун. — Не сомневайтесь, удобно. Вам в первую очередь. — Говорил, что не цепные псы. Так всё решают деньги или нет? Я запутался. — Антон! — рявкает главарь, на что король удивлённо приподнимает брови. — Андреевич, — где-то он уже это слышал. Главарь подходит к трону неприемлемо близко, упирается мысами ботинок в ступеньки так смело, что самому Шастуну приходится встать, чтобы сохранить превосходство во взгляде сверху вниз. — Мы не нравимся друг другу в равной степени. Но не забывайте, кто кому тут делает одолжение. — Вы заключаете со мной союз или выметаетесь из замка прочь. Одолжения меня не интересуют, — подходит близко, хотя в первую секунду Дмитрий тянется одёрнуть и остановить. На расстоянии чуть больше метра становятся различимы отдельные тени эмоций. Антон в замешательстве обнаруживает в глубине карих глаз искренний интерес к себе. Надменность, конечно, и совсем взрослое желание пойти навстречу, когда тот прекратит упираться и проявит толику уважения. — Что гарантирует мне вашу верность после оплаты? Найдётся кто-то ещё, кто предложит больше. — Как я уже сказал, у Отряда на этой территории свои интересы. Почему-то язвить больше не хочется, а вот странная вера в адекватность будущего союзника подначивает упомянуть того самого человека, который их странным образом связал. Антон читает понимание по лицу. Они думают об одном и том же. О том, кого Антон хотел бы забыть. Если наёмник назовёт его имя, никакого договора не будет. — Второе? — подталкивает больше от страха раскрыть уязвимость. — Я работаю только со своими людьми. Ваши солдаты мне не нужны. — Третье? — Отряд выступит не от ворот Южной крепости. Мы соберёмся в округе перед нападением и разойдёмся там же в разные стороны, — неудивительно, что за столько лет шакалов не отловили. Хорошая организация — без абсолютного доверия каждому отдельному участнику такая схема была бы невыполнима. — Тогда у меня тоже есть условие, — неожиданно вставляет Антон. Наёмник кивает во внимании. — Я хочу участвовать. Позов дёргается за спиной, что-то говорит. Блондин громко хмыкает. Где это видано, чтобы монарх вступал в ряды убийц? Но оба они не двигаются с места, продолжая безмолвный поединок взглядов. — Будет любопытно, — вдруг темноволосый оборачивается на друга и скалит зубы в усмешке. Они общаются без слов, только едва уловимыми изменениями в лице. — Я могу уверить, что и без вашего участия бойня состоится. Той степени жестокости, которую пожелаете устроить. — Я хочу быть там не в качестве наблюдателя — я хочу участвовать в нападении наравне с Отрядом, — без запинок чеканит Антон. Его придирчиво осматривают с головы до ног, карие глаза цепляются за лицо и шею, плечи, бёдра. А потом главарь кивает снова. — Полноправное участие не обещаю — это подорвёт работу. Будете держаться при мне, — ухмыляется сам себе, как будто вписался в опасную авантюру. Она и есть. — На время похода можете забыть о короне, там вы будете таким же воином, как и остальные мои люди. Оденетесь в то, что мы выдадим, никаких гербов и отличительных знаков. — Подумать только, король Юга в Отряде! — шутит блондин больше для главаря, чем для кого-то ещё. Они оба посмеиваются и из своих припасов достают мешки с амуницией. — Самого в холодный пот бросает, не поверишь, — а потом наклоняется и шепчет на ухо, провоцируя очередную улыбку, уже более искреннюю. Это их взаимодействие выглядит странно. — Можете взять с собой одного или двух человек в поддержку. С королевскими протоколами безопасности я знаком, не будем тревожить многолетний фундамент, а то сгнил уже — гляди, треснет от такой наглости, — подмигивает прежде, чем бросить мешок Шастуну под ноги. — Позже я выделю группу на сопровождение вас до столицы. Согласны? — Согласен. Мы договорились? — ждёт какого-то подтверждения, может быть, обряда на крови или что у этих дикарей принято. Но наёмник лишь протягивает руку. — Антон, — обращается по имени и смотрит в глаза. — Будем знакомы, Скруджи. Пожимают руки. Ехать Позову Антон запрещает сразу — как будто не надо ему этого видеть. Выступать решают вечером следующего дня, чтобы добраться до границы ночью. Наёмники назначают место встречи, от предложения остаться в замке невежливо отказываются. Так или иначе от Скруджи сквозит отвращением ко всему, что блестит, особенно к Короне. А Антона не оставляет мысль, что он пропустил точку невозврата и без остановки летит в пропасть.