Прошлое и настоящее окрашены красным

Сквозь сон полковник Кузнецов нахмурил светлые брови, потревоженный ярким утренним солнцем, что беспощадно отбрасывало свои лучи прямо ему на лицо, пробиваясь через небольшой зазор между шторами. Однако даже мысль повернуться на другую сторону или же встать, да наглухо задёрнуть чёртов тюль, вызвала у мужчины огромнейший подсознательный протест — а все потому, что Александру до умопомрочения нравилось положение, в котором он сейчас находился. А если точнее, находился он одной конкретной своей частью внутри ныне мирно спящего майора Нечаева. Александр с превеликим нежеланием разомкнул веки. Глаза приходилось щурить, чтобы раздражающий солнечный свет не слепил их, и лишь вид чужого бритого затылка перед носом, с раздраконенным удлинённым хохолком на макушке, забавно пошедшим ассиметричными кудрями из-за того, что его обладатель заснул с мокрой головой, заставил Главу Аргентума довольно усмехнуться. Вчера они целый день с энтузиазмом тестировали новые военные разработки товарища Сеченова, и к вечеру оказались настолько измотаны, что их с Серёжей запала хватило только на вялую прилюдию и совместный душ, который завершился полусонным сексом на первом попавшимся раскладном, к их удаче, диване. Но довести дело до логического завершения так и не получилось, ибо сон всё-таки сморил их гораздо раньше. И, как следствие — П-3 почти всю ночь продержал в себе член полковника. Аргон впервые получил подобный опыт, но он соврет, если скажет, что он ему не понравился; находиться так долго внутри гостеприимного и жаркого тела Нечаева, что даже во сне умудрялось плотно сжиматься и пульсировать, доставляля детородному органу Александра небывалые ощущения, оказалось просто божественно, тем более, что теперь в Серёже было так мягко и мокро из-за беспрерывной ночной растяжки, что создавалось впечатление, будто прямо сейчас в него можно будет загнать ещё один член — и он даже не почувствует. Кузнецов подаётся бёдрами вперёд, входя в П-3 по самое основание, целует мускулистую шею любовника, пока начинает набирать темп, и успокаивающе гладит ладонью крепкий пресс, иногда ощущая ей собственные движения в животе спецагента. Серёжа тихо стонет во сне, когда тяжелая от онемения рука полковника, еле высвободившаяся из под зажавшего её торса, берётся ласкать его спереди, проходясь по полутвердой плоти раз за разом, вынуждая ту наконец полноценно встать. Он по инерции выгибает спину, подставляясь под интенсивные толчки и бесстыжие руки, и скулит, когда к пронзающему внутренности члену прибавляется еще и пара пальцев, которая сразу же принимается давить на его простату. Крупные капли предсемени выступили на алой головке Серёжиного члена и упали, пачкая обивку дивана вязкими следами. Ранее безмятежное лицо Нечаева всё раскраснелось, его темные брови изломились в мученическом выражении, дыхание участилось, а рот трогательно приоткрылся в немом крике. Александр провёл языком по кромке практически бордового уха П-3, прикусил мягкую мочку и спустился к плечу, оставляя на разгоряченной коже мелкие, безвредные укусы. Погружаясь в Серёжу каждой фрикцей всё неистовее, из-за чего майора немного протаскивало вперёд-назад, он с чувством мял освободившейся рукой, измазанной в чужом секрете, полушария его впечатляющей груди, и жадно прижимал податливого любовника всё сильнее к себе. Удивительно, что Сергей, несмотря на то, что с ним сейчас вытворял полковник, продолжал сладко спать, но это было Александру только на руку. Конечно, Нечаев всегда для Аргона был исполнительным мальчиком, позволяющим партнёру абсолютно всё, что тому в голову вздбредёт, однако настолько безвольное и беззащитное состояние майора пробуждало в душе Кузнецова что-то темное, властное и совершенно неутолимое. Размышления о том, как Серёжа проснётся и обнаружит, что его трахали, пока он спал, как отреагирует — словно подливали горючее в огонь и без того до предела распалённого сердца полковника. До одури хотелось увидеть смущение и непонимание на любимом лице, а после долго-долго извиняться и обещать, что он больше так не поступит, если Серёже всё-таки не понравится новобретённый опыт, да выцеловывать и нежить каждый сантиметр его великолепного тела, пока тот не забудется в удовольствии и не станет со слезами на глазах умолять взять его сию же секунду. И вот, совершая последний мощный рывок, Александр с глухим рыком кончает глубоко в П-3, с наслаждением прошептав: — Вот так, Серёженька, прими как можно больше... Умница. Он вынимает пальцы из растянутого отверстия и наблюдает, как по ним стекает небольшое количество его собственной спермы, а после смыкает эти пальцы вокруг эрекции майора, используя выделения в качестве своеобразной смазки. Он не спешит выходить из нежного нутра, даже когда его член становится полностью мягким, ибо это выше его сил — покинуть своего чудесного П-3. Кузнецов неторопливо дрочит Нечаеву, не упуская момент, когда может высказать всё, что хочет, лишь такому спящему и глухому к любым словам майору, которого он алчно стиснул в своих медвежьих объятиях, и заходится хаотичной, восхищенной похвалой: — Самый лучший, красивый, и такой послушный. Будешь теперь греть мой член постоянно, да малыш? Да, Серёжа... Ты мой. Только мой... Волшебник наш может меня сколько угодно глазами сверлить, но я тебя ему не отдам. Ни за что не отдам...