***
Я чувствую их: десятки сердец бьются в страхе, но лица их обманчиво спокойные. Зря они храбрятся, зря они доверяют этому старику — им не спасти ни одну из этих девок. Я хочу наслаждаться их сладкими криками, хочу попробовать на вкус их густую кровь, мне нравится с ними играть. Каждый раз моё сердце трепещет от предвкушения. Сначала я прихожу к ним, словно видение, посылая им весточку, как знак того, что я совсем рядом и им не сбежать. Они не рассказывают своим мамочкам и папочкам об этих видениях. Думая, что это лишь страшный сон. Прогоняя его, пытаясь избавиться от него. Глупые девицы. Лишь одна из них оказалась не такой дурой. Лавгуд, в отличие от них, после моих посланных ей весточек не смолчала, не смыла видение с утренней прохладной водой. Нет. Она растрепала всё своему отцу. В тот же день они пошли к Дамблдору, чтобы рассказать о предупреждении. Но разве он им поверил? Нет. Он сказал им, что это лишь дурной сон. И только после слишком настойчивых просьб Ксенофилиуса Лавгуда он все же усилил ловушки. Кроме ловушек они не предприняли ничего. Какие же идиоты. Играть с Лавгуд было интереснее всего. Она боролась, умело скрывая страх, она, в отличие от всех, пыталась расшифровать посланные видения, пыталась узнать кто я. Да, она была храброй, и она хотела жить. Лавгуд смогла вырваться из моих лап, у неё практически получилось скрыться, но Косая все равно мгновенно пришла за её тощим тельцем. Я с удовольствием наблюдал её смерть, смотрел, как кусок за куском отделялась её плоть под действием заклинания, наложенного этими тупицами. Они заслужили.***
— Этот Малфой мне не нравится. Гарри стоял, облокотившись о столб торговой палатки, и ждал, пока Гермиона купит для бабушки необходимые товары. Он не понимал, как мадам Маргарет не боялась жить одна в лесу, напрочь отказываясь перебраться ближе к их поселению. Неужели она не видела, что происходит? Но сейчас больше всего его глаза раздражал Драко Малфой, сын местного купца, недавно приехавшего из столицы к ним торговать. «И чего он так пялится?», — Гарри вскинул недобро бровь, но Малфой лишь усмехнулся и продолжил глазеть на них с Гермионой. — И почему же он тебе не нравится, Гарри? — Он пялится на нас. — Тебя это смущает? Может, ты понравился ему? Как по мне, он довольно красивый, — из уст Гермионы вырвался смешок. — Да ну тебя, — Гарри взял из рук Гермионы корзинку, отвернувшись от назойливого взгляда, но даже спиной продолжая его чувствовать. — Знаешь, если честно, у меня от их семейки мурашки по коже. Странные они. Явились из столицы сюда, вроде бы на вид знатные торговцы, скажешь ты. Но за все два месяца, как они приехали, я ни разу не видел, чтобы они торговали, они даже в воскресной ярмарке не участвовали! Они игнорируют собрания, и в поисках Полумны отказались помогать. — Думаю, — Гермиона подхватила понадежнее руку Гарри, чтобы устойчивее идти по мокрому снегу, — это вполне объяснимо. Они неместные и похоже обживаться тут не собираются, поэтому и не лезут в наши дела. — Но это же бесчеловечно! — Гарри явно возмутили рассуждения Гермионы. — Умирают невинные девушки! Все заслужили помощи. Гермиона промолчала, она не собиралась защищать семью Малфоев или подтверждать слова Гарри. Возможно, с их стороны было бы правильнее вообще не приезжать в их богом забытую деревушку, где кроме смертей девяти девушек иногда, на её взгляд, происходили вещи куда более бесчеловечные. До Маргарет они шли молча, каждый в своих мыслях, но как только они постучались в дверь, и на пороге появилась бабушка со своей теплой улыбкой и нежным взглядом, вся неловкость и липкая тень от разговора по дороге к ней рассеялись. Маргарет попросила Гарри остаться на обед и проводить Гермиону обратно, и конечно он согласился. Он бы ни за что не допустил, чтобы Гермиона возвращалась из леса одна. Он видел, как Грейнджер храбрилась, но она всего лишь юная волшебница, как и он, которым совсем недавно исполнилось восемнадцать. Что они могли против чудовища, с которым даже старшие не могли справиться? В доме Маргарет как всегда было уютно, стоял запах свежего пастушьего пирога, в стареньком кресле под верный счет часов сами по себе вязали зачарованные спицы, нанизывая петлю за петлей шерстяные нити красной пряжи. В её доме было достаточно светло, несмотря на то что он находился в самой глубинке леса. Гарри любил здесь бывать. Возможно, что и Маргарет не хотела покидать это место из-за ощущения созданного в нём годами уюта, безопасности и какой-то особой магии дома. Гермиона с порога сразу начала расставлять склянки с зельями и настойками по полочкам, и так заполненным доверху травами и снадобьями, и поочередно объясняла бабушке, что приготовила для неё дочь, а так же как и когда нужно принимать зелья. Гарри же в это время помогал Маргарет расставлять тарелки. Он видел, что Гермиона чувствовала себя так же, как и он в этом доме, видел, что ей нравилось находиться рядом с бабушкой. Гарри не раз отмечал, что они были куда ближе с друг другом, чем Гермиона со своей матерью.***
Я слышу твое сердце. Твое маленькое юное сердце поет мне песню, и я пою тебе в ответ. Я наслаждаюсь этим сладким звуком, я предвкушаю тебя. Скоро луна поцелует твои веки последний раз, и я почувствую тебя всю. Ты искупишь лишь свой грех, моя милая гостья. Подойди же ближе, загляни мне в глаза, я хочу, чтобы ты видела, я хочу, чтобы ты знала, кто твой палач.***
— Нет! Громкие рыдания с улицы сотрясали своим звуком, заставив Гермиону проснуться. Она уже знала, что означали эти рыдания. Накинув на ночную сорочку верхнюю красную мантию, она вышла в коридор. Матери не было. Возможно, она там, на улице? Утешает или яростно плюет проклятьями в адрес Альбуса Дамблдора — старейшины их деревни. Ей предстояло это узнать. На свежем сверкающем от восходящего солнца снегу, заходясь в истерике над черной бесформенной тканью, что отдалено напоминала мантию, плакала Молли Уизли, рядом с ней безмолвно горевали её четверо сыновей и муж Артур Уизли. Десять. В этот раз настал черёд Джинни Уизли. Гермиона хорошо знала её, с самого детства они были подругами. Она помнила рядом с Джинни каждое проведенное мгновение, начиная с первого выброса магии, заканчивая выпускными экзаменами и пережитыми на двоих эмоциями после них. Щеки горько защипало от холодных слез. — Джинни… — поддавшись вперёд, Гермиона рвано подбежала к темной материи и с шумом опустилась на колени рядом с Молли. — Джинни, моя милая, Джинни,**
— Не вмешивайся в дела этих людей, Драко. — Я и не вмешиваюсь, я наблюдаю. — Я прекрасно знаю, зачем ты это делаешь. Только пойми одно, сын, даже если ты и прав в своих догадках, её уже не вернуть.