Хозяин Черепахи

      Месяцы ничего не было, прежде чем были заложены основы медленного мира. Вэй Усянь шел рядом с шицзе и смотрел, как она улыбается и счастливо дышит зимним воздухом Юньмэна. Он наблюдал, как она тосковала по этому дураку Цзинь Цзысюаню, с добрым сердцем и руками, которые готовили такой вкусный суп. Он наблюдал, как мужчина попросил ее составить ему компанию под пристальным взглядом госпожи Цзинь. Смотрел и чувствовал, как ярость эхом войны пробегает по его позвоночнику.       Вэй Усяню было наплевать на Цзинь Цзысюаня. Его меньше заботили гордость глупца и глупость сотен заклинателей. Он мог поднести к губам флейту и уничтожить тысячу врагов, а они ничего не могли сделать. Он был Хозяином черепахи, и щелкающие челюсти сомкнулись бы по его команде.       Но он заботился о шицзе больше, чем ненавидел Цзинь Цзысюаня, и она улыбалась ему, говоря тихие слова. Она хотела, чтобы Цзинь Цзысюань стоял рядом с ней, и поэтому Вэй Усянь опустил свою флейту на самой длинной ночной охоте в своей жизни. Смотрел, как шицзе взяла Цзинь Цзысюаня за руку, и ничего не сделал. ***       Теплые губы прижались к его, а мускулы его тела были слишком слабы, чтобы сопротивляться, без ядра, теплящегося в его груди. Его сердце было слишком потрясено, чтобы сопротивляться, оно трепетало, как лепестки лотоса на ветру.       Его поцеловали впервые за долгие годы его короткой жизни. Ему лишь хотелось, чтобы это был кто-то другой.       Ему всего лишь хотелось ощутить вкус горных облаков. ***       Проходили месяцы, и покой нарастал под его кожей, как возраст, выстилающий его кости. Шум беспорядков эхом разносился за пределами полированных пирсов и в воздухе после войны, но они не касались Пристани Лотоса. Здесь треск молнии хранил покой, а зверь — страх. Сюань У плыл по течению одинокого озера, в нескольких шагах от Пристани Лотоса. С каждым днем его челюсти щелкали все громче, и с каждым мгновением он внушал все больший страх. Мир совершенствующихся содрогался от его шагов, как и от улыбки Вэй Усяня. Теперь угрозой стал он сам, но он только смеялся над этим.       Он всегда представлял угрозу, с первого легкого шага, сделанного за пределами Могильных курганов. Для любого, кто навредил его семье, кто прижал клеймо к лицу невинной девушки, Вэй Усянь всегда был опасен. Они ничего не значили для него. Угрозы и оскорбленные заклинателей были не более чем пеплом перед его смехом. Ордена могли сгореть дотла — ему было все равно. А Юньмэн стоял сильным и прекрасным на тихих водах.       Трое выживших шли по докам своего дома, и молодое дерево приветствовало их шаги. Вэй Усяня не заботило, что думает мир. Его не волновали тона твердого голоса, не заботили нежные отзвуки музыки в мертвой пещере. Но иногда, в самые темные ночи, когда он слишком долго сидел рядом с Сюань У и небо сияло звездами, Вэй Усянь позволял себе вспоминать.       В те ночи он скучал по Облачным Глубинам и их нудным правилам. Он скучал по ясному небу и низкому туману утренней зари, по яркому солнечному свету на горизонте гор. Он скучал по дракам с Лань Чжанем на крышах и по всем моментам тихого смеха юности.       Когда-то улыбаться было так просто. Теперь Вэй Усянь улыбался, но каждое выражение было вырезано из костей Могильных курганов, и каждое пронзало воздух, как смерть и гром. Теперь он улыбался врагам больше, чем друзьям, и они трепетали перед ним. ***       «Друг мой, я слышал, что ты держишь своего зверя поблизости. Орден Ланьлин Цзинь очень восхищается Сюань У и его разрушительной силой. Я слышал, что в близлежащем каньоне сошла лавина — возможно, было бы разумно несколько дней избегать земель Цзинь, пока дорога не будет расчищена.       Цзинь Гуанъяо».       «Я должен быть в состоянии покинуть это чертово озеро, чтобы отправиться в Ланьлин! Отличное было бы путешествие, да и Сюань У проголодался бы за весь путь. Не волнуйся.       Передай от меня привет главе Ордена Не, ладно? Уверен, тебе нужны предлоги, чтобы поговорить с ним, учитывая, что он хочет тебя выпотрошить, а у тебя другие планы.       Вэй Усянь» ***       День выдался ярким и зловещим, над горизонтом взошло красное солнце. Ветер подхватывал каждую складку его одеяния и развевал ее черным знаменем на рассвете, отбрасывая тени дальше, чем это было возможно. Вэй Усянь улыбался, идя по неистоптанным дорожкам. Деревья шелестели вокруг него, песни пели в уши, которые слышали смех детей на недавно построенных пирсах. Они также перекликались со словами Цзян Чэна о том, что активное восстановление ордена отнимает у него слишком много времени.       Но сейчас его беспокоило не это. Теперь не было никаких забот, кроме смеха, и никакой ярости, кроме холодной ярости воина. Теперь Вэй Усянь шел обратно к Сюань У и знал, что двое выживших продолжают жить. Но это начало, а никакое начало не длится вечно.       Все началось с ветра, донесшего свежий аромат до лица Вэй Усяня. Он был темным и металлическим, сделанным из свежей крови и сломанных костей. Пахло смертью и болью, омываемой чистой водой. Этот запах Вэй Усянь знал лучше собственного сердцебиения. Запах заставил его замереть на мгновение и сделать долгий вдох. Затем он прыгнул вперед, позволяя темной энергии пронизывать каждый его шаг и цепляться за полы его рукавов. Он нес его вперед, по неистоптанным дорожкам и через лес, который не должен был пахнуть кровью. Он отнес его к пустынному озеру, где спала черепаха с щелкающими челюстями и красными глазами.       Он привел к трагедии.       На берегу озера стояла армия бедняков, человек сто, закованных в железные цепи. Одежда их была изношена и разорвана, плечи согнулись под тяжелым бременем. С каждым ударом сердца они отступали, и с каждым ударом сердца раздавался хруст костей и ломающихся тел. Кровь капала на золотой песок, и связанный Вэнь выглядел уязвимым, испуганным, с широко открытыми глазами и трясущимися плечами.       Он сделал шаг вперед и почувствовал, как песок под ногами шелестит. Казалось, что было слишком поздно.       — Отпусти его, пожалуйста, отпусти его!       Слова звенели над чистыми водами и эхом отзывались эхом по коже Вэй Усяня, прогоняя ярость огнем по его спине.       Слова были новыми, но голос был знакомым. Он слышал, как голос отдавал быстрые и эффективные команды, слышал, когда Вэнь Цин разрезала ему грудь и твердыми пальцами вырезала золотое ядро. Он слышал голос, когда она спасла Цзян Чэна много лет назад.       Он никогда раньше не слышал, чтобы голос звучало так отчаянно. Но Вэнь Нин никогда раньше не стоял перед щелкающими челюстями голодного зверя, никогда не смотрел широко открытыми глазами в окровавленную пасть Сюань У. Вэнь Нин никогда раньше не собирался умирать.       —Что, по-твоему ты делаешь?       Он говорил тихим тоном, но крики и мольбы разбивались, словно валуны сквозь лед. Это остановило сцену перед ним, и даже вода задержала свои течения на несколько ударов сердца.       На мгновение воцарились тишина.       Глаза Сюань У метнулись к нему, бессмысленные и голодные. Кровь покрыла его челюсть, медленно стекая вниз, словно мед и смерть. Когда-то Вэй Усянь праздновал это зрелище. Кровь капала с этой челюсти, когда он стоял на спине Сюань У и смотрел, как он пожирает Вэнь Жоханя во всей его тиранической славе. Капала кровь, и Вэй Усянь смеялся, глядя на бесконечное солнце.       Теперь он наблюдал, как разорванные в клочья останки невинного человека исчезают между клацающими челюстями, и познал сожаление. Теперь он видел, как десять солдат держат в заложниках сотню невинных людей перед Сюань У. Песок был залит кровью, а на руках дюжины Вэнь были свежие порезы. Это была кровь, чтобы заставить зверя укусить, и свежие подношения для бога, который не нуждался в пище.       Вэй Усянь сделал шаг вперед и почувствовал, как песок под ним зашевелился.       Солдаты пришли, чтобы накормить Сюань У человеческим мясом. Неужели они пришли, чтобы подставить его в убийстве? Хотели ли они легкого способа уничтожить двух врагов? Вэй Усянь не знал, но ярость, бурлившая в его венах, была неудержима. Он посмотрел в испуганные глаза Вэнь Нина и понял, что это уже ничего не исправит. Он видел страх Вэнь Цин и знал только ярость. Однажды темной ночью эти двое спасли жизнь Цзян Чэну. Они защищали их от холодных ветров Пристани Лотоса, приютили их и заботились о них. Они дали надежду двум выжившим и не заслуживали смерти от щелкающих челюстей.       Вэй Усянь сделал шаг вперед и почувствовал, как улыбка, подобная огню, вспыхнула на его лице.       — Может быть, это судьба — найти солдат Цзинь, стоящих прямо перед моим зверем. Я не ожидал, что Орден Ланьлин Цзинь окажется таким щедрым. Недавно он был голоден, и вот вы здесь, стоите как бесплатная еда.       Это было предположение, основанное на намеках в дюжине писем, которые Цзинь Гуанъяо посылал ему в течение нескольких месяцев. Это было предположение, но десять солдат отшатнулись, и Вэй Усянь понял, что сказал правду.       Клан Цзинь заплатит за это кровью и яростью.       Сгусток темной энергии заплясал на кончиках его пальцев, притягивая к себе остатки разгромленного клана, как корягу на волнах. Они двигались от крови и песка, а грубая ткань их одежд цеплялась за землю и выплескивала воду в воздух. Когда они успели обнищать? Когда сильная женщина, которую он оставил, пала духом? Когда мир обратил свои холодные клыки на этих невинных?       Вэй Усянь отвел взгляд в сторону неподвижной воды, и Вэни отвлекли его.       Они не устоят.       Он улыбнулся, когда Сюань У разинул голодную пасть. Разбитый осколок бога был так голоден, его панцирь был покрыт пятнами разложения. Он хотел поглотить тысячу тел, тысячу кусков и за тысячу лет. Его довели до бесконечного голода, и Цзини воспользовались этим.       Теперь Вэй Усянь тоже воспользуется этим. Он улыбнулся шире, когда кровь невинных потекла по изгибу божественных челюстей. Улыбка казалась хрупкой и болезненной в свете красного рассвета. Казалось, что война, выцветшая с его кожи, была создана заново. Хруст кости был приятен. Крики солдат Цзинь тем более, когда они ломались один за другим.       Неистовые требования Вэнь Цин были менее убедительными.       — Прекрати это, Вэй Усянь. Дурак, ты не можешь так поступить! — слова эхом разнеслись по красной воде, по песку, залитому кровью Вэней, и по коже Вэй Усяня. Они отозвались эхом, и Цзинь закричал.       Ярость кипела в его крови потоком, похожим на натиск урагана. Он обратился к ней с яростью и гневом, с праведностью. Он повернулся к ней с войной, которая никогда не покидала его, и миром, который так и не поселился на его коже. Он зверем повернулся к ней, и увидел страх в ее глазах.       — Они убили твою семью, Вэнь Цин. Не думал, что ты будешь возражать против того, чтобы я немного уравнял счет смертей.       Слова вырвались из его горла, легкие и танцующие, темные и голодные. Он чувствовал себя сломленным человеком, использованным оружием. Он чувствовал себя мстительным.       Но Вэнь Цин только сделала дрожащий шаг вперед и произнесла сильные слова испуганными глазами:       — Цзини убьют нас всех, если ты продолжишь, Вэй Усянь. Остановись!       Остановись, сказала она, и слово эхом отозвалось в кровавой воде и на коже Вэй Усяня.       Остановись, сказала она, и Вэй Усяню захотелось разозлиться. Цзини пришли к нему домой, подняли руку на людей, которые были ему небезразличны. Они окрасили воду перед ним в красный цвет, а золотые пески — в коричневый и темный.       Остановись, сказала она, когда все, чего он хотел, это уничтожить.       — Пожалуйста, — последовала просьба тихим голосом, ставшим застенчивым из-за тихой жизни. Плечи Вэнь Нина были прямыми, отбрасывая небольшие тени на мерцающем солнце. Но застенчивые глаза были полны страха, они метались от лица Вэй Усяня к воде.       Он остановился.       Был ли он теперь тоже существом, которого следовало бояться?       «Что я натворил», — подумал он и почувствовал, как уголки его улыбки треснули и поблекли. Уверенно держа почерневшую флейту, он призвал на помощь волну темной энергии, чтобы столкнуть Сюань У в тихие воды. Он шел медленно, злясь на его команды и голодный от прикосновения свежей крови. Но Вэй Усянь рассмеялся и надавил сильнее, ощущая на зубах вкус неудачи.       Вэнь Нин выглядел испуганным. Человек, который рисковал жизнью, полной победоносного комфорта, чтобы помочь Вэй Усяню, который спас Цзян Чэна, выглядел испуганным.       Вэй Усянь не мог этого допустить, поэтому призвал вихри власти и посмотрел в лицо красными глазами. Он прижал Сюань У к озеру, пока только тихие воды и кровавая пена не говорили о том, что произошло.       Он остановился, прежде чем все солдаты были мертвы. ***       Четыре смерти ознаменовали этот день красным светом солнца и золотом полированного металла. Он стал катящимся камнем, который нарушил мир так же, как он приковал Вэй Усяня и разозлил его.       Вэни были свободны под защитой Не. Солдаты Цзинь были наказаны грубыми словами, ничего не значащими и пустыми угрозами одобряющего командира. Орден Цзян использовал силу и ярость, чтобы добиться преимущества, но слухи об опасном оружии не исчезли.       Ходили слухи, что безумец войны вернулся, и он пришел с зверем, которого невозможно было контролировать. Цзян Яньли слышала эти слухи и произносила гордые слова разума, рассказывая истории о самообладании и силе Вэй Усяня. Она говорила тихими словами заклинателя, и некоторые слухи утихли от ее прикосновения.       Цзян Чэн слышал слухи и произносил гневные слова лидера ордена, но они были пропитаны страхом брата. Он говорил о контроле и верил, что это не ложь.       Вэй Усянь стоял на берегу озера и связал себя с Сюань У кровью и искусными изобретениями. Он стоял на берегу, чтобы никогда больше не покидать его.