Бессердечное безумие

Close your eyes before you… Take me Although you hate me, For in heaven There is no heartless madness. Blind me Before the truth hurts, Show me heaven — I need your heartless madness. Закрой глаза, прежде чем… Возьмешь меня, Хоть и ненавидишь, Ведь на небесах Нет бессердечного безумия. Ослепи меня, Прежде, чем истина ранит, Покажи мне небеса — Мне нужно твое бессердечное безумие. Dynazty, «Heartless Madness»

      — Ты. Тебе не победить. Я не дурак.       Сава стоит ровно. Заставляет себя стоять ровно и говорить так же, хотя каждый ненужный вампиру вдох пронизывает болью. Возможно, это сломанные ребра. Возможно, они проткнули легкие — человек бы сейчас хрипел и кашлял, плевался кровью, но Сава уже не человек. Нет. Намного больше и выше.       Увы, пока все же недостаточно, чтобы противостоять другому вампиру. Этому вампиру. Арнаут ему оказался не по зубам — ха, какая ирония, с зубов-то все и началось.       Сам Арнаут стоять ровно не пытается. Подобрался, как зверь перед прыжком, и скалится так же, по-звериному, обнажая клыки — не перед кем их прятать, и глаза-ледышки мерцают под капюшоном. Мечи на изготовку, хотя руки подрагивают от напряжения. Обоих истощила эта схватка. Оба ранены и не единожды, у обоих одежда пропитана кровью — своей, чужой, кто знает…       Арнаут стоит так, словно готов броситься в любой момент. Сава стоит так, чтобы лишь одно мгновение отделяло его от пока не горящего огня.       — Двери. Загадки. Перерожденные. Я сделал все для того, чтобы выиграть время и отправиться в Бездну. Этот план разрушен. Ты не думал, что я подготовился и к такому варианту?       Арнаут чуть сдвигается. Нет — еще чуть больше припадает к земле. Ожидает нападения, ожидает ловушки, готов броситься — на Саву или нового противника, сражаться и дальше, до бесконечности или до смерти.       И молчит. Он и так немногословный, но сейчас молчание Арнаута выглядит жутко. Действительно как зверь.       Сава молчать не собирается — дальше в бою он не выстоит. Это его последний шанс выжить — слова, правильно подобранные слова.       — У меня глаза в каждом городе. В каждой деревушке. Не только глаза. Зубы тоже. Если я разожгу этот огонь, он подаст сигнал Перерожденным во всех городах. Аван. Каменград. Айронхолд. — Боль в груди становится почти невыносимой. Говорить больно. Молчать — смертельно. — Они нападут и убьют каждого, кто помогал тебе. Все умрут.       Еще чуть больше подобрался. Готовится прыгнуть. Сава опускает меч и поднимает руку над кострищем. Лишает себя и без того небольшого шанса парировать атаку ради возможности сдержать слово — пусть даже и последнее.       — Есть другой путь. Не уничтожать твоих друзей. Оставить их в живых. Заключить нерушимый договор Бездны. Позволь мне отправиться в Бездну здесь и сейчас. В твоем присутствии портал откроется достаточно для того, чтобы я смог пройти. Я останусь там на тысячу лет. Перерожденные не тронут твоих друзей, а тебя назовут героем.       Вот он. Последний козырь. Последняя разыгранная карта. Теперь все, на что остается рассчитывать Саве, — что в этом уже-не-живом мальчишке все еще достаточно человечности.       Арнаут все молчит и не двигается. Только глаза-ледышки мечутся туда-сюда — от лица Савы к протянутой над кострищем руке, от самого кострища себе под ноги. Оценивает ситуацию. Прикидывает расстояние. Зря стараешься, глупый мальчишка — не допрыгнешь, не успеешь, недостаточно ты быстрый.       Так что не глупи и прими правильное решение.       Сава слишком поздно понимает, что прыгать тот и не собирался.       Черный туман, Арнаут растворяется в воздухе — и врезается в него всем весом, своим и доспехов, опрокидывает на землю. У Савы темнеет в глазах от боли — в груди все пылает, как будто смертоносное красное пламя разгорелось в ней, а не на земле рядом.       Спустя мгновение Сава понимает, что почему-то до сих пор жив. До сих пор чувствует боль в груди от упирающегося в нее предплечья, вдавливающего его в землю, чувствует холод от лезвия меча у шеи. Ледяные глаза мерцают прямо напротив лица — а в глазах мерцает что-то, что разобрать не получается. Как будто слишком много всего сразу. Гнев, ненависть… страх? смятение?..       — Я не позволю тебе уйти.       Арнаут рычит, и первобытная, потусторонняя, смертельная ярость полыхает в его голосе. Наверное, Чернокнижник чувствовал себя так же перед тем, как его отрубленная голова оказалась в руке этого слишком быстро изменившегося мальчишки, прошедшего потом с ней через весь Истхевен.       Подумать только, и его Сава посылал убить зверя в обмен на лечение…       — Тогда все умрут. Мне достаточно одного жеста, чтобы огонь разгорелся.       Говорить еще труднее, голос хрипит и проседает — предплечье, словно литое из металла, выдавливает оставшийся в легких воздух.       — Я не позволю тебе уйти в Бездну, — повторяет Арнаут и склоняется ниже, ледяные глаза пылают чем-то уже совсем непонятным. — И плевал я на них всех.       А потом делает то, что Сава ожидал в последнюю очередь. Нет, не так — вообще не ожидал.       Холодные губы прижимаются к его губам, и у поцелуя вкус крови и ярости. Ненависти и нестерпимого желания обладать.       Поцелуй превращается в укус. Как тогда, когда Сава впился в его губы, прокусывая в кровь и прокалывая об клыки свои, смешивая их кровь — холодную вампирскую и тогда еще теплую человеческую, воспользовался самым простым способом отнять, украсть это проклятие и дар, воспользовался замешательством…       Поцелуй превращается в укус и снова в поцелуй, и, казалось бы, вот она, возможность снова воспользоваться замешательством — второй меч Арнаута лежит рядом на земле, подними и всади под ребра… Вместо этого Сава поднимает руку и сдергивает с Арнаута капюшон, сжимает в кулаке волосы. И отвечает, подается вперед, игнорируя боль и упирающееся в шею лезвие.       Отвечает со всей страстью и всем гневом, всем негодованием — почему, почему первым вампиром стал не он, а этот мальчишка, почему этот дар пришлось у него отнимать силой, почему он пережил все эти ловушки и препятствия и продолжал свой путь, одним своим существованием напоминая, что Сава всегда будет вторым, почему не убил его сейчас и почему сам Сава не попытался его убить…       И в то же время.       Сава прекрасно понимает, почему.