Крутятся старые пластинки патефона
У меня нет семьи, нету своего дома
Я скитаюсь по миру как по замкнутому кругу
И со мной лишь одна тоска шагает под руку
(пластинки — постсоветская интеграция)
в тот момент, когда ангел открыл глаза, мир вокруг него был полон тьмы.
больше не ангел
каждый вдох давался с огромным трудом. сделаешь чуть глубже — боль пронизывает насквозь все тело. лучше уж не дышать вовсе.
он лежал на холодной земле в неестественной позе, лицом вниз и поджав ноги. от земли тянуло холодом.
так холодно
холод был чуть ли не хуже боли. всю свою жизнь
ангел ощущал тепло, окружающее его во всем мире. оно было с ним всегда, сколько он себя помнил. ему
никогда не было холодно. всё, что он мог ощущать сейчас — это холод и боль. и тишина. так тихо, что слышно биение своего собственного сердца.
как же оно всё еще может биться?
чем дольше он лежал, тем острее были эти чувства. особенно боль. она накатывала волнами и была настолько невыносимой, что сил не было даже застонать. сильнее всего она ощущалась в крыльях.
нет, не в крыльях. они сгорели
проснулось еще одно ощущение — обоняние. запах гари и крови. сожженной плоти и перьев. он окутывал, удушал. там, где раньше были большие белые крылья, сейчас остались только обугленные кости, торчащие из лопаток.
превозмогая боль и приступы тошноты от запаха, он попытался приподняться на руках. сделав усилие, почти сел. спину вновь пронзила боль, будто кто-то со всей силы ударил плетью, и он упал обратно.
кто-то завывает или это только кажется?
нет, не кажется. глухие завывания разрывали тишину, всхлипы и стоны эхом разносились и, отражаясь, возвращались обратно. только спустя несколько минут — десятков? — он понял. источник — он сам. слезы текли, обжигая лицо. силы, казалось, покидали его тело вместе с ними. он закрыл глаза в жалкой попытке успокоиться.
что же случилось?
он попытался вспомнить. вспомнить, что с ним произошло. что же это значит? глубоко внутри он понял все сразу, но верить в это не хотелось.
он был так счастлив. любовь наполняла его, как и любое создание божье. он творил, передавая эту любовь всем вокруг, отдавая всё без остатка. что же он сделал не так? за что он поплатился такой невыносимой ценой? за то, что любил. за то, что посвящал всего себя, не требуя ничего взамен. за то, что был готов полюбить весь мир, но его не поняли. не захотели понять. вольнодумец, сказали они. опасно мыслишь, не подчиняешься великому замыслу. кто ты такой, чтобы его осуждать? правильно — никто. но в назидание другим, ты должен быть наказан. как? а сам то, как думаешь?
и его изгнали. низвергли. так просто, без предупреждения — взяли и бросили вниз. а пока он летел, его крылья превратились в угли.
сознание наполнял ужас
пока он летел, он был объят пламенем, но не мог поверить, что это происходит на самом деле. его разрывало от боли до того момента, как он достиг поверхности и окунулся в желанное забвение.
он аккуратно приподнялся на одном локте и попытался стереть слезы с лица. получилось только размазать их, руки были испачканы в чем-то черном. он оглядел землю вокруг себя. собрал ее в пригоршню, пропуская сквозь пальцы, пытаясь понять, что же это за земля такая странная. вдруг он дернулся, отшатнулся и от того, чтобы вскочить, его отгородила только ослепляющая вспышка боли, заставившая вновь застонать.
это не земля. это пепел
когда вспышка понемногу начала угасать, он осторожно сел на колени, не сводя глаз со сжатых рук. он попытался стереть пепел от своих же крыльев с пальцев, но только размазывал его все больше и больше. рыдания вновь начали вырываться из груди. он огляделся вокруг. в радиусе полутора метров все было усыпано толстым слоем пепла и обгоревшими перьями.
они были такими большими
посидел так еще какое-то время, глядя невидящим взглядом в пустоту. вернуть себе самообладание было сложно, но деваться некуда. повинуясь низменному желанию, он потянулся рукой к лопаткам. так хотелось, чтобы они все еще были с ним. бессилие придавливало к земле. подняться на ноги получилось далеко не с первой попытки, отсутствие крыльев нарушало привычный баланс и он все время терял равновесие.
он больше не плакал, нет. его переполняла тупая боль, тоска, отчаяние. но теперь появилась еще и злость. холодная ярость. что ж, они видят в нем злодея? — они его получат. теперь он демон, так пусть же они пожалеют о том, что сделали его своим врагом.
ему нужно новое имя. надо подумать... нужно что-то звучное. может, что-то вроде "кровлей"? не так уж и плохо. в конце концов, у него теперь есть время на раздумья.
