12 часов

      — Эй, Данте.       Бубновый крупно вздрагивает, когда Вару без стука входит в комнату. Он уже несколько часов пытается сосредоточиться на медитации, но что-то его постоянно отвлекает. Мысли. Их слишком много, а содержание не самое приятное. Вару сегодня умрёт. И Данте на это никак не может повлиять. Он старается принять это как должное, но от чувства безысходности в груди противно ноет.       Данте моргает, когда перед глазами щёлкают пальцы.       — Ау-у. Да что с вами сегодня? Чёт вы все пипец какие странные, — произносит Вару, и Данте, наконец, возвращается в реальность.       — И тебя это смущает? — с улыбкой интересуется Данте, стараясь унять разбушевавшееся сердце.       — Да, смущает! И напрягает. На меня даже не орали сегодня ни разу. А Куро вон, нравоучения мне наставил. Да такие, что теперь из головы не выкинуть, кардинал хренов, — по-детски сердится Вару и плюхается в кресло-мешок рядом с рассевшимся на полу Данте.       — Слова Куромаку заставили тебя задуматься? Приятель, ты не болен?       — Это вы все какие-то больные сегодня! У нас что, какая-то новая эпидемия? Странновирус? Или я сегодня помру, и вы не хотите меня расстраивать?       Натянутая улыбка дёргается, и Данте чувствует, как холодеет в груди. Ладони потеют, а пальцы нервно трясутся. Бубновый очень старается не терять самообладание, но снова вздрагивает, когда Вару вдруг смеётся.       — У тебя такое лицо, блин, смешное.       Данте старается улыбнуться. Выходит криво, зато Вару смеётся ещё сильнее.       — Какие у тебя планы на сегодня? — интересуется Данте, стараясь вернуть преждний вид. Вару жмёт плечами и откидывается в кресло, кладя руки под голову.       — Та хз, даже. Делать особо ничё не хочется. Погода мерзотная, все какие-то, блин, странные. Сериал надоел, музыка тоже. Блин, может прогуляться до магаза? Чёт чипсов хочется.       Данте окатывает холодным потом, а улыбка вновь дёргается. Нет. Нельзя. Вару не должен никуда уходить. Он должен уйти в магазин в шесть часов пятьдесят одну минуту. Никто не должен вмешиваться в будущее, как бы не хотелось.       — Не, лень как-то, — чуть подумав добавляет Вару, и Данте чувствует, как от сердца отлегло. — Или всё же сходить, блин?       — У меня печенье есть, хочешь? — предлагает бубновый, стараясь унять внутреннюю диллему пятого.       — Ой, а что за печеньки?       — Шоколадные.       — Шоколадные я буду! — воодушевляется Вару и подсаживается к Данте. — А ты чего такой нервный сегодня? Ладно Куро, но тебя я таким вижу впервые.       — Да так, просто, — жмёт плечами Данте и протягивает Вару пачку с недоеденным шоколадным печеньем. — Ты прав, погода сегодня и вправду плохая. И мне никак не очистить разум и не погрузиться в медитацию. В голове слишком много мыслей.       — Ого, — Вару прожёвывает затвердевевшее печенье и продолжает: — А мне вот всегда было интересно, каково это вообще.       — Что именно?       — Ну, медитировать. Как это вообще происходит? Ты типа садишься такой, — Вару усаживается в позу лотоса, — закрываешь глаза, делаешь дофига задумчивый вид и… и чё дальше? Чё ваще должно происходить?       Данте смеётся.       — Медитация — это состояние расслабленной сосредоточенности, — ровным тоном произносит он и также садится в позу лотоса, прикрывая глаза. — Состояние, при котором разум очищается и наступает духовное удовлетворение.       — Как сосредоточенность может быть расслабленной? Как это вообще, блин, понимать?       — Не попробуешь — не узнаешь, — подмигивает Данте.       Вару неуверенно чешет затылок и осматривает помещение вокруг себя, словно пытается найти, куда забить взгляд.       — Не знаю, как по мне это чёт слишком сложно как-то. Я бы в принципе не смог на этом сосредоточится.       — Почему?       — Та не знаю. У меня плохая концентрация. В голове слишком много мыслей. Да и на месте мне не усидеть. Как говорил Маку-мак, у меня «шило в одном месте». Да и вообще не понимаю, как можно так долго сидеть на одном месте, ничё не делать и ни о чём не думать. Это ж, блин, как из мира тупо выйти и просто существовать. Хз, не могу себе представить, как ты это вообще делаешь.       — Медитация не обязательно должна длиться долго, — улыбается Данте. — Для новичков хватит и десяти минут.       — Мне даже минуту, блин, не усидеть будет.       — А ты хочешь попробовать?       — Зачем?       — Очистить мысли и установить гармонию между разумом и телом.       — Мьех, — пожимает плечами Вару, неуверенно склоняя голову на бок. — Как-то сложно для меня. Да и зачем мне это?       — Медитация как раз-таки и помогает привести мысли в порядок. Она помогает стать более собранным и лучше понимать свои желания и стремления.       — О, — протягивает Вару и на время задумывается. — Было бы… здорово. Наверное?       — Я рад! — Данте широко улыбается и подсаживается напротив Вару.       — Ты не подумай, я не тот, кто любит сплетничать о своих проблемах, но… — валет на секунду запинается и — Данте клянётся — слегка краснеет, — ты знаешь каково это, когда в голове так много мыслей и тебе нормально не сосредоточится ни на одной из них?       — Тебя это беспокоит?       — Мне это мешает.       — И давно уже?       — Давно, наверное, — Вару чешет нос и отводит взгляд. — Я думал, что это нормально, но когда увидел, что других это не беспокоит, начал волноваться, что это со мной что-то не так.       — И почему ты никому не говорил?       — Зачем? — жмёт плечам Вару и снова смотрит на бубнового. — Я думал, что это само пройдёт.       — И прошло?       — Да чёт не очень.       Данте грустно улыбается, склонив голову. Как оказалось, и сам Вару страдает от своей гиперактивности и не считает нужным делиться о своей проблеме с другими. Он им не доверяет? Боится доверять?       — Мы твои братья, — мягко произносит Данте и кладёт ладонь на плечо валета, заставляя того вдрогнуть, — и ты можешь нам доверять.       Не может — грустно думает Данте. Они убили его. И Вару никогда не видел в них помощи и защиту. А клоны никогда не были для него настоящими братьями. Но уже слишком поздно. Они не могут ничего исправить. Могут только дать Вару последние несколько часов счастливой жизни.       — Мы что, в сопливой мелодраме? — смеётся вдруг Вару. — Я и сам справлюсь со своими проблемами. Я всё смогу сделать сам!       — Конечно, — улыбается Данте.       Не сможет. Уже никогда не сможет, и Данте это знает. А Вару — нет, но Данте всё равно продолжает давать советы и ложные надежды, которые, увы, уже не пригодятся. Уже слишком поздно.       — Что ж, спасибо за печенье, — поизносит Вару и встаёт. — Я подумаю над твоими словами. И-и может быть попробую эту твою медитацию.       — Правда?       — Может быть, — и собирается выйти из комнаты, как вдруг его останавливает Данте.       — Стой, Вару, — Вару оборачивается и вопросительно смотрит на бубнового. — Если у тебя есть что-то, что тревожит тебя, не оставляй это на потом. Со своими проблемами нужно разбираться здесь и сейчас и…       — Данте, — мягко прерывает его Вару и усмехается. — Да что с вами сегодня? Нет у меня никаких проблем, успокойся. А если чё, я сам всё порешаю. Я ж не маленький.       — И взрослым, и сильным людям тоже нужна помощь.       — А мне нет. Мне не нужна помощь, потому что мне не в чем помогать. А если что, я сам разберусь со своими проблемами.       — Почему? Ты нам не доверяешь?       И в комнате наступает тишина. Данте чувствует, как бешено бьётся сердце в груди, а Вару неподвижно стоит, положив руку на ручку двери, и оглядываясь через плечо смотрит на короля. И усмехается.       — Ага. Я, знаешь ли, никому не доверяю.       Никому не доверяю.       — Н-никому? — переспрашивает Данте и замечает, как предательски дрожит собственный голос.       — Никому. Иногда думаю, что даже себе порой не доверяю, — смеётся Вару и открывает дверь. — Спасибо за печенье. Я подумаю над твоими словами, — повторяет он выходит из комнаты. — Может быть, — последние слова глухо тонут из-за закрытой двери.       Данте томно вздыхает и понимает, что ничего не сделал. Да и не смог бы. Слишком поздно. Королю становится невыносимо грустно от того, что проблемы (а они точно есть!) и загадки Вару так и не решены. Он ещё не готов им открыться. И уже никогда не откроется.       Уже. Слишком. Поздно.       Данте чувствует, как вина и сожаление душат разбушевавшееся сердце, а в глазах начинает щипать. Они уже ничего не могут сделать. Ничего не могут исправить. Ничего.       Мысленно Данте прощается с Вару.