Смерти нет

      29 января 1933. Берлин. Анхальтер Банхоф       А если быть точнее, дорогая, то не banhof, а вечное его продолжение: грязная забегаловка в полуподвалах Мёккернштрассе, где изголодавшимся и оттого нетребовательным путешественникам подают мутное эрзац-пиво из дрожжей (пивоварня «Der Eselsurin», как же, как же, наслышаны) и что-нибудь дежурное: сегодня это блюдо из кислой капусты да несколько ломтей жареной колбасы. Не знаю, чего в этой сомнительной закуске больше: протестантской постности или же сдобренной чесноком тухлятины? Где ты, нежнейшая мортаделла моей беззаботной юности?..       Бегло просматриваю меню, и спустя каких-нибудь двадцать минут слоноподобная официантка (её предплечье толщиной с мою ляжку, клянусь) приносит заказ: подслащённую водичку, сцеженную из молочных желёз Богородицы, да несколько кусков тяжёлого мокрого хлеба. Я задумчиво провожаю взглядом монументальный зад кельнерши и вспоминаю нашего общего друга П. Он, склонный к физиологическим экспериментам с натурой, не пропустил бы эту фройляйн в несвежем фартуке, чтобы после самозабвенно извергнуться маслом на холст в своей обычной экспрессивной манере. Есть какая-то неуловимая связь между его мазнёй и унылой, истинно немецкой основательностью этого места. Пройдут годы, мясо человечества ещё не раз прокрутится в мясорубке мировой войны и окончательно превратится в диетические котлетки; нас с тобой, вместе с миллионами прочих, смоет в канализацию истории; а здесь, в полуподвале на Мёккернштрассе, всё останется по-прежнему: усталый путник запихнет свой потёртый саквояж под стул, привычно ущипнёт мадам Elefantenkuh за ягодицу и набьёт брюхо жареной убоиной. Когда с земными потребностями будет покончено, он достанет из внутреннего кармана пиджака мятую газету и с удовольствием прочтёт статейку с провокационным названием: «П.П. — дерзкий гений или опасный сумасшедший?».             Заметь, обыватель будущего не задаётся вопросом, кто такой П.П., ему интересны лишь его диагноз и перечень сексуальных комплексов, желательно в алфавитном порядке. Воистину, нет ничего вечного — только живопись, комплексы и колбаски. П. понял это первым. Он гений, хоть и должен мне три тысячи. Спроси при случае у Мари, собирается ли этот гениальный скот возвращать деньги? Видит Бог, они мне пригодятся.       Ты, должно, недоумеваешь, отчего я вкушаю хлеб отчизны в одиночестве да ещё в привокзальной пивной вместо того, чтобы наслаждаться изысканным обедом в мирном семейном кругу?       Экую пасторальку ты себе нарисовала, Рада. А ведь здесь поистине полотно, достойное кисти Рембрандта: возвращение блудной дочери в лучших прусских традициях. Представь себе, как я (нищая и оборванная) припадаю к блестящему боку респектабельного папашиного «бенца» новейшей конструкции, а он (по-самарянски великодушный) тянет к неразумному чаду благословляющую длань, ни на секунду не отрывая своей высокопоставленной задницы от кожаного сиденья, — и прослезись.       Разговор наш длился ровно две минуты. После чего родитель, изрядно багровый и пучеглазый, с этакой опасной, вздувшейся на лбу жилкой, отчалил в направлении семейного гнезда, а я нашла временное пристанище в этом заведении и предалась греху психоанализа нашего дорогого П. Бедная мама, она так надеялась, что мы, наконец, помиримся. Напрасно. Мул ослу не товарищ.       Сейчас допью вино и отправлюсь на поиски квартиры. Говорят, приличное жильё в центре и с удобствами сдают за неприличные деньги, но на первое время моих скромных сбережений хватит, а там посмотрим. Пока же, пиши на главный берлинский почтамт, до востребования. И, пожалуйста, не забывай завтракать, обедать и ужинать, иначе окончательно испортишь свой дурацкий желудок.       P.S. Что касается дела, то до Вогсдорфа я так и не доехала — увязла в грязи в нескольких километрах от Ополе. Мой провожатый, из местных, едва не загубил свою несчастную клячу и, выручая её из этой воистину библейской топи, сам извалялся как свинья. Так что пришлось нам возвращаться в местечко ни с чем, но я не унываю и намерена предпринять ещё одну попытку летом, когда дороги подсохнут. Погода, кстати, в Берлине прескверная: чертовски холодно и с озёр — туман.

      Остаюсь твоя, C.