Тайна, у которой есть имя

Если бы она только могла вернуться в тот день, когда в Сэнкчуари пришёл Джейк, она бы без раздумий отдала все что угодно. Она могла закрыть глаза и с лёгкостью вспомнить, как тогда было. Ярко светило солнце. Солнечные зайчики, отражающиеся от луж, резали глаза. Пахло пылью, горячим металлом, потом, а на языке до сих пор горчил непривычный привкус местной воды. Нора все ещё не была уверена, что её можно пить даже после пропускания через водоочистную установку. Впрочем, пили все, и пришлось смириться. В новом мире вообще пришлось быстро привыкать много к чему. Стурджес подвёл последние провода, Нора смотрела на это, напряжённо сжимая разводной ключ. «Только бы не взорвалось» — маячила глупая мысль. Ещё миг — и с таким трудом, собранный при помощи такой-то матери и двух военных пачек изоленты, найденных в гараже Нейта («не плакать!»), вербовочный радиомаяк хрипнул и зашипел. На Пип-бое появилась иконка новой радиопередачи. — Ну… Я же говорил! — Стурджес обтер ладони, почерневшие от масла, о грубую ткань штанов, и упер руки в бока. — Я обслуживал такой в Квинси. Не веришь — спроси кого угодно. — Изумительно, сэр! — летающий неподалёку Кодсворт от восторга повертел всеми тремя глазами. — В Сэнкчуари снова вернётся жизнь! Нора покосилась на дворецкого, закусила губу и молча кивнула Стурджесу. Месяцы спустя подчинённые в штаб-квартире будут ждать этого скупого жеста, улавливать каждое поднятие брови своего шефа, каждое поджатие губ и лёгкий наклон головы. Искать в них молчаливо одобрение или наоборот, запрет. Нора так и не стала разговорчивой душой компании. Да вроде как и не пристало генералу минитменов быть легкомысленной балагуркой… — Ты ещё кто?! — послышался визг Марси. У Норы внутри все упало. Она встрепенулась, сжала рукоять 10-миллиметрового пистолета и побежала к мосту. Марси держала его на прицеле. Но незнакомец не спешил доставать оружие, наоборот, вскинул руки вверх с немного неловкой и обезоруживающей улыбкой. — Хэй, я всего лишь хочу поговорить! — Спокойно, Марси, — бросила Нора. Только теперь она заметила, что руки немного задрожали. — Если я не ошибаюсь, ты именно та, кого я ищу, — незнакомец взглянул на свой Пип-бой (Пип-бой?!), с которого звучал её собственный голос. Именно та, кого он ищет. Стоя перед Узлом связи и рассеянно разглядывая строчки отчётов об обновлении участков, Нора в этом искренне сомневалась. Ей было страшно. Впервые за двести с лишним лет, страшно как никогда. Двери в комнату были надёжно заперты, чтобы никто не мог видеть складку меж её бровей и напряжённо скрещенные руки. Впрочем, едва ли она бы кого-то удивила сомнениями. Штаб-квартира замерла, и прав был Алджернон, ещё тогда, перед боем за СГН — ожидание хуже битвы. В воздухе словно запахло озоном, верным признаком надвигающегося рад-шторма. Только теперь никто не был уверен, что их спасут крепкие стены. Именно та, кого он ищет. У того факта, что вместе с Джейком она пережила столько дерьма, была обратная сторона. Месяцы, наполненные перестрелками, изрезанием Содружества пунктирными линиями бесконечных маршрутов от одного поселения к другому, спорами и договорами, убийствами и спасениями, сцарапали с неё шелуху матери и домохозяйки грубейшей наждачкой. Нора стала жёсткой, если не жестокой, это заметил даже волчара Эйден. Содружество убило в ней что-то мягкое, тёплое, нежно пульсирующее любовью и надеждой на лучшее завтра. Нейт однажды признался ей по пьяни заплетающимся языком, как было на Анкоридже: «Постоянно становилось хуже, но когда живёшь в этом «хуже», то уже не замечаешь». Теперь Нора понимала, о чем он. Опасность оплела её грубыми нитями, затянула в глубокие воды, и Выжившая позволила себе вдохнуть ее, сплестись с ней в тёмном страстном обьятии. Теперь она видела, слышала, чувствовала больше, чем когда-либо в своей неправильно долгой жизни. Наверное, другие назвали бы это чувство интуицией. И интуиция вопила, что в тёмных глазах Джейка иногда мелькает неуловимое. Тайна. Никому не рассказанная, спрятанная за этой чёртовой обезоруживающей улыбкой, в которую Нора беспамятно влюбилась и, наверное, потому предпочитала видеть лишь её. Но тайна никуда не девалась, и у неё было вполне человеческое имя. Лора. Нет ничего более сильного, чем родительский инстинкт. Он толкал Нору от самой криоустановки до гудящего и искрящего телепорта, способного расщепить её на атомы в самом страшном смысле этих слов. Все, о чем могла думать Выжившая сейчас, слепо смотря на Узел связи, так это то, что он есть и у Джейка. О том, что ради поисков своей дочери он перевернул Содружество вверх тормашками и ввязался в войну. У неё родительский инстинкт умер в ослепительной вспышке взорвавшегося реактора. У него — жил до сих пор. А потому Джейк был сильнее. И опаснее. Горло сдавил спазм, который Нора все никак не могла проглотить. Не замечая, она поглаживала большим пальцем уже отполированное постоянным троганием обручальное кольцо. И все никак не могла вернуть себя в состояние, нужное для войны. В роль генерала минитменов, лидера штаб-квартиры, Стража Братства, да кого угодно. Кого-то, кому некого терять, кого не напугать. Кого-то, у кого холодные глаза и трезвая голова, и он понимает, что с Джейком теперь нужно быть в сотни раз осторожнее и осмотрительнее. Ведь он может бросить их дело, может сломя голову броситься навстречу Лоре и забыть о том, сколько людей на них надеется, если не молится. А пока что она вспоминала день, когда на разбитой дороге, ведущей к её полуразваленному дому, появился встрепанный незнакомец со сверкающими тёмными глазами. Когда впервые за несколько дней, что были полны ужаса, скорби и тоски, сквозь тучи робко проглянуло солнце его обезоруживающей улыбки. Вспоминала и оттягивала момент, когда придётся спрятать это воспоминание поглубже в бутылку и наглухо закупорить пробкой, чтобы поставить на полку. И лишь изредка смотреть на него холодным уверенным взглядом женщины, что вела армию против Стрелков.