Seekrankheit (Морская болезнь)

KOBAN одного из районов Токио. 5:05 того же дня.

      — Значит, Йо-кун, Вы пострадавшая сторона? — откашлявшись и подняв усталый взгляд от листка с объяснительной, которую написал Асакура, спросил мужчина средних лет.       — А по мне не видно? Я ни в чём не виноват, омавари-сан — с мрачной усмешкой выдохнул парень, поднимая угрюмый взгляд на полицейского. Действительно, внешний вид молодого человека говорил сам за себя: шоколадные глаза заплыли и начали опухать после нанесённых Кайоши побоев; скулы парня поцарапаны, испещрены небольшими островками запекающейся крови; губы и нос разбиты, да что уж там, Йо до сих пор сидел с салфеткой в носу.       — Понимаю, но Вы потревожили покой граждан в 4:10 своей игрой на гитаре. Я не могу проигнорировать данное правонарушение… — выдохнул непреклонный страж порядка, — поэтому Вам придётся провести в участке ближайшие четыре часа, ну или меньше в случае, если кто-то из Ваших родных внесёт за Вас залог.       — Исикава-сан, тут… — позвал робко заглянувший худой полицейский.       — Что, Хаяси, не видишь, я занят? Что там у тебя опять за проблемы? — раздражённо буркнул дежурный, работавший с Асакурой.       — Тут просто… — растерянно начал тощий, но хорошо знакомый женский голос прервал объяснение второго сотрудника кобана.       — Я требую немедленно отпустить моего сына, он ни в чём не виноват!       — Гражданка, успокойтесь, Вы в общественном месте! Пожалуйста, сохраняйте благоразумие, иначе я буду вынужден задержать и Вас! Кто Вы и почему так возмущены? — устало выдохнул Исикава.       — Моё имя — Асакура Кейко, мама этого молодого человека, и я пришла, чтобы сообщить, что мой сын ни в чём не виноват, я вообще требую, чтобы Вы его немедленно отпустили! — пылко ответила Кейко метнув в полицейского пылающий взгляд своих тёмно-карих глаз.       — Асакура-сан, боюсь, кое в чём Ваш сын, всё-таки, виноват… Как минимум в нарушении ночного режима, поэтому Йо-куну предстоит задержаться здесь до утра, — спокойно возразил полицейский, добавляя, — если, разумеется, не выяснятся факты сопутствующих правонарушений после того, как я ознакомлюсь с показаниями второго задержанного…       — И всё равно это возмутительно, господин полицейский! Я буду жаловаться Вашему начальству! — пригрозила Кейко.       — Жалуйтесь, кому угодно, гражданка Асакура, своими действиями я не нарушаю ни субординацию, ни права Вашего сына. Мои действия полностью законны, и мне нечего опасаться, — спокойно и уверенно ответил полицейский, переводя скучающе-усталый взгляд на другой листок, который перед ним опустил Кайоши.       — Акияма-сан… Это не первое Ваше задержание, верно?.. Мой напарник сообщил, что в базе данных числится, что Вас и прежде задерживали за нанесение побоев. Вы подтверждаете это? — обратился полицейский к второму задержанному.       — Омавари-сан, я ведь сейчас задержан по другому делу?.. Вот и судите с учётом этих других обстоятельств… — сухо выдохнул Кайоши хриплым голосом.       — Спасибо, Акияма-сан, я способен самостоятельно рассудить, каким образом мне следует поступить. Так как это не первое Ваше задержание, а рецидив, ответьте: Вы посещаете сессии психотерапевта, предписанные Вам по результатам прошедших привлечений? — сдержанно-холодно выдохнул Исикава.       — Какое, собственно, это имеет отношение к конкретно данной ситуации? Я требую, чтобы моему психотерапевту сообщили об этом незаконном задержании! — уверенно парировал правонарушитель.       — Вас задержали на законных основаниях, поэтому не нужно нарушать ещё и покой участка. Как видите, у меня выдалась крайне беспокойная ночь… Проявите уважение к моему труду, Акияма-сан. Вы так же, как и Ваша жертва, останетесь здесь до самого начала нового рабочего дня, которое наступит не ранее, чем через шесть часов. И это я ещё иду Вам навстречу, потому как по закону, в случаях рецидивов, как сейчас, Вы должны быть задержаны на восемь, а не на шесть, часов. Я же иду Вам навстречу, поэтому проявите уважение, Акияма-сан…       — Кайоши!.. Святые небеса, Кайоши, дорогой!.. Не переживай, сейчас тебя отпустят! — раздались беспокойные женские причитания. Их силился перекрыть другой, смутно знакомый Йо, дрожащий угрозой назревающих возмущений дамский голос:       — Да вы не имеете права! Немедленно отпустите моего мужа! Он ни в чём не виноват! Он спокойно отдыхал после рабочего дня, когда его разбудил посреди ночи звук завываний! Посреди ночи, представляете?.. Да где это вообще видано, господа полицейские, чтобы пострадавшего в чём-то обвиняли и задерживали, словно преступника?! Это просто возмутительно! Я буду жаловаться вашему начальству, и всех, всех вас уволят, если вы немедленно не отпустите моего мужа!       — Женщина, женщина, успокойтесь, пожалуйста… Нет, нет, Вам нельзя туда, женщина, нет! Это кабинет дежурного по участку, нет, Вам нельзя туда!.. — громкие возмущённые голоса неудержимой лавиной приближались к двери, пока дверь не распахнули извне, и в кабинет не ворвалась метая сердитые бешеные молнии, какая-то женщина средних лет. Окинув помещение ошалелым взглядом, дама с поистине садистским восторгом остановила взор на усталом полицейском, уже понявшим, что обречён, и потому не шелохнувшимся, когда возмущённый ураган в лице взбалмошной дамы ворвался в его кабинет, привнеся с собой потоки яркого и громкого бешенства.       — Исикава-сан, к Вам посетительница… — пролепетал, силясь перекричать негодование женщины, младший полицейский.       — Хаяси, она уже передо мной. Зачем Вы мне об этом сообщаете постфактум? — устало взвыл Исикава.       — Омавари-сан, не игнорируйте меня, я не намерена терпеть это возмутительное хамство и бесправие! Я прошу, нет, — требую, чтобы Вы немедленно отпустили моего мужа! Он честный и тихий, порядочный человек! Он совершенно ни в чём не виноват, всё из-за мальчишки! Этот маргинальный молодой человек и дочь нашу преследует, и нам покоя не даёт, омавари-сан! Просто никаких сил не осталось терпеть это!.. Мой муж и так очень выматывается на работе, так ещё и ночью не может отдохнуть из-за систематических завываний этого паршивца! Вы обязаны что-то с этим сделать, омавари-сан! Здесь у кого угодно нервы сдадут, что уж говорить о моём муже! У него очень, очень нервная работа… Конечно, ему необходимо время от времени давать выход напряжению, а этот паршивый мальчишка сам напрашивается, приходя каждую ночь под наши окна со своей чёртовой гитарой, будь она сто раз не ладна! — яростно затараторила женщина.       — Постойте-постойте… Как Вас зовут? — оторопел Исикава, уже понимая, что, судя по всему, к следующему дежурству выспаться ему не удастся.       — Акияма Наоми, я жена этого совершенно не виновного ни в чём мужчины… Омавари-сан, отпустите моего мужа, он совсем ни в чём не виноват, это всё просто нелепая и несуразная ошибка!.. — негодующе всплеснула руками Наоми.       — Аскура-сан, насколько я вижу, Вы в своих показаниях не указали, что систематически нарушали покой семейства Акияма, давая ежедневные концерты под их окнами. Дача ложных показаний — это уже более серьёзное обвинение, Вы же понимаете это?.. — строго проговорил Исикава, поднимая на Йо суровый взгляд.       — Но не более серьёзное, чем клевета, верно, омавари-сан? Я пришёл с гитарой под окна семейства Акияма только сегодня! Если необходимо, любой житель близлежащих домов подтвердит мои слова, но тогда госпоже Акияме придётся ответить за клевету в мой адрес… И ещё за оскорбления! Она назвала меня паршивцем!.. — взбунтовался Йо.       — Асакура-сан, сохраняйте спокойствие! Вас отпустят утром, если не усугубите своё положение неосторожными заявлениями или непотребным поведением, — осадил Исикава.       — Да, простите, омавари-сан… Я забылся… — смиренно пролепетал молодой человек, притихая и несмело поднимая взгляд на полицейского:       — Извините, омавари-сан, могу я попросить отдать мне мои наушники и плеер?.. Больше я не побеспокою…       — Хаяси, принесите молодому человеку его личные вещи и сопроводите в медпункт, пусть дежурный фельдшер снимет побои, чтобы я мог занести их в протокол, — попросил вымотанный Исикава.       Младший полицейский покинул кабинет старшего коллеги и вернулся через три минуты с личными вещами Йо.       — Асакура-сан, вытяните, пожалуйста, вперёд руки, — проговорил Хаяси.       — Извините, а это зачем?.. — осторожно поинтересовался молодой человек, но руки всё же покорно вытянул.       — Такова инструкция, — выдал полицейский, защёлкивая наручники вокруг тонких запястий молодого человека с виноватой улыбкой.       — Хорошо. Теперь пройдёмте со мной, — скомандовал младший, покидая кабинет и выходя в пустынный коридор. Асакура следовал за полицейским мимо импровизированного поста дежурного сотрудника, который [пост], однако, пустовал; мимо красочных плакатов, инструктирующих о правильном поведении при террористическом захвате здания, при пожаре и почему-то при артериальном кровотечении. Идти пришлось не так уж долго, — кабинет дежурного фельдшера находился в двадцати метрах от кабинета дежурного полицейского, и представлял собой небольшое светлое помещение, в котором скучающе сверлил взглядом дверь молодой человек не старше Йо с чёрными кудрявыми волосами, — «барашек Сато», — как его ласково называли сотрудники кобана, — изнывал от безделья. Он же отчётливо слышал шаги, и почему тогда никто не заходит?.. И Сато мог бы усомниться в себе, не позвони ему Исикава меньше пяти минут назад.       Но вот наконец, шаги приближаются к двери…       — Сато-сан, снова бездельничаешь? Ха!.. Вот же жук! Ладно, не вставай передо мной на колени и не благодари, я привёл к тебе молодого человека. Развлекайся… — хмыкнул Хаяси, весело и явно по-свойски-фамильярно обращаясь к молодому брюнету.       — Воу, выражайся поскромнее, а то парнишка поймёт нас неправильно… — лениво протянул Сато, переводя повеселевший взгляд мягких прищуренных каре-зелёных глаз, в которых мягко таяли остатки сонных призраков растворяющейся лени.       — Хе-хе… Да всё нормально… — нервно-устало выдохнул Йо, чувствуя, как мягко припекает скулы. Пострадавший старался не смотреть на Сато, опасаясь встретиться с медиком взглядом, потому как чувствовал его взор на себе.       — Ладно, шутки шутками, ну а мы, пожалуй, не будем время терять, м? Как звать-то тебя? А покраснел-то как! У тебя температуры нет? — оживился, обращаясь к Асакуре, подошедший к молодому человеку, медик.       — Йо… Здравствуйте… — тихо пролепетал Асакура.       — Привет, Йо-кун. Тц-тц-тц… Нехило тебе досталось… — заметил Сато, обхватив руками лицо парня и принимаясь осторожно крутить его руками в перчатках, осматривая его.       — Ага… — согласно выдохнул Асакура.       — Ничего, до свадьбы заживёт, никуда не денется… Я выпишу одну мазь тебе, будешь наносить ежедневно перед сном в течение трёх-четырёх дней, и всё будет отлично, — с ободряющей улыбкой проговорил фельдшер.       — Так, с лицом разобрались, а теперь снимай футболку! — скомандовал медик.       — Зачем? — испуганно выдохнул парень.       — В смысле — зачем? Ты же слышал Хаяси, Йо-кун, — развлекаться будем с тобой! Ой, ой, пошёл краснеть… Да успокойся, я же медик в кобане, я не хочу в тюрьму… Просто завершу осмотр и отпущу тебя. Давай снимай, не бойся! — усмехнулся Сато, ободряюще-тепло улыбаясь оробевшему парню.       Йо покорно разделся до пояса, позволив рукам в чёрных перчатках ощупать себя и зафиксировать все обнаруженные повреждения мягких тканей в протокол. После осмотра «барашек Сато» выписал Асакуре лечение и отпустил паренька. А за окнами кабинета дежурного медика уже вовсю светило ласковое солнышко так, что когда Йо садился в отцовскую машину, чтобы, наконец, вернуться домой и собраться на учёбу, парень уже щурился от ненавистного вездесущего солнца.