После тебя ночь распадалась на крошки стекла Медленно таяла соль на губах После тебя расцветали сады Но там мёртвые цветы После тебя ночь распадалась на крошки стекла Медленно таяла соль на губах После тебя расцветали сады Но там мёртвые цветы
Нечего терять, и я глотаю колесо, обнимая вечером кровавый горизонт. Память о тебе — это тот камень и стекло.
И запах от тебя напоминает ацетон.
Остынь, не выбрит и помят.
В моём бокале лёд, нет, в моём бокале яд.
Остынь, эмоции шалят.
В моём бокале яд, а в сердце нихуя
Вспомнить всё: Хао непросто пережить и принять смерть Джексона, потому что, как он открыл Миине, они со штурманом втайне от всех на судне поддерживали романтические отношения. Это откровение Додзи стало ударом для биолога, и она, в надежде хоть как-то обратить внимание Хао на себя, рассказала о спонтанном поцелуе Марко. Хао лишь выразил надежду, что с капитаном ей будет хорошо. Кроме того, Рассо самовольно снял с себя обязанности по руководству научно-исследовательской группой «Natura-I», и передал управление Миине. Монтгомери согласилась, но с условием, что капитан позволит ей отправиться в следующую вылазку с Додзи. Однако, вопреки надеждам Миине, очередное погружение прошло на удивление спокойно, так, что им даже не повстречалась ни одна особь — ни один объект. Зато повстречались новые территории с неизведанными постройками на дне. Молодые люди решили не тратить кислород впустую, и вернуться на подводную лодку, пока не случилось ничего плохого. Вернувшись, каждый приступил к своим делам… Хао сделал судорожный вдох и собрался с силами. Зачем он вообще продолжает мучаться с этим, если ни черта не помогает?.. Может, потому что бросить это занятие — всё равно что бросить его ещё раз?.. Хао крепко зажмурился. Надо. Это для его же блага. Ну же, он ждёт. Парень вытащил из-под подушки аккуратную книжицу в мягкой и прочной кожаной коричневой обложке и открыл, принимаясь вдумчиво поглаживать пальцами белые странички. Почти все были гладкими. Лишь первые страницы книжицы, рельефные из-за нажима на ручку, выдавали бурю эмоций, которая клокотала в нём в первые дни после того. Хао открыл последнюю страницу, чтобы перечитать вчерашнюю запись и, любовно-осторожно погладив ровные гладкие и спокойные строчки, принялся неспеша перечитывать: «Здравствуй, солнце. Вот уже седьмой день, как тебя нет, но мне так же трудно, как в первый. Знаешь, я рассказал о нас Миине. Надеюсь, ты не злишься. Но я просто не хочу её обманывать. Она хорошая, добрая и милая девушка, она заслуживает честности. Я просто надеюсь, что у неё всё будет хорошо, ведь ей просто не повезло встретить меня на своём пути… К несчастью, она влюбилась в такого мудака, как я. Мне жаль её, потому что я не могу ничего ей дать после тебя, ни крупицы тепла или нежности. Солнце, я так скучаю… Меня уже тошнит от постоянного вкуса соли от моих слёз, попадающих на губы. Я просто засыпаю каждую ночь с надеждой, что всё это просто один бесконечный ужас, что я лежу в коме и перед смертью вижу этот слишком правдоподобный и болезненный для сна, кошмар. И я проснусь, а рядом — ты, и всё хорошо, и твой Бродяга снова гоняется по всему дому за моим Матамуном… Я немного виновато улыбнусь тебе, а ты пожмёшь плечами, мол, всё нормально, в конце концов, это в их природе, они же кот и собака… Но, разумеется, каждое утро я снова и снова разбиваюсь вдребезги о такую жестокую реальность. Реальность, в которой тебя нет. Наверное, я просто лишняя деталь в этой жизни без тебя… Хах… Ты бы сейчас строго-строго посмотрел на меня и наверняка рыкнул, чтобы я не позволял себе жалеть самого себя, потому что эти мысли убьют быстрее, чем любая подводная тварь. Солнце, прости меня. Я не могу без тебя. Очень-очень устал. Я хочу, чтобы это всё закончилось, как можно скорее. Меня тошнит от этой чёртовой (кандзи размыт капнувшей слезой) железки, в которой мы живём, тошнит от этого очкастого ублюдка, тошнит от Пейота, тошнит от Джона с его гомофобными настроениями, хотя сам он тот ещё петушара… Яркий, как***
POV Хао. Любопытное обращение… «будет важное объявление о корректировках в деятельности «Natura-I»?.. Наконец-то, давно пора что-то поменять! Но почему его в этот раз делала Миине, если раньше всегда Марко?.. Странно это… Конец POV Хао. Строя предположения о характере перемен и их влиянии на себя, Хао добрался до офицерской кают-компании, где уже сидели некоторые члены исследовательской группы, но капитана, как обычно, не было. Зато была Миине… — Коллеги, спасибо, что оторвались от дел и пришли! Думаю, если все в сборе, можем начать?.. — обратилась к присутствующим биолог, окидывая всех сверкающим интересом и азартом, взглядом серых глаз. — А Марко ты подождать не хочешь? — выкрикнул Джон, — и вообще, что за собрание? Зачем? Мы же сидим на месте, ничего не открываем, какие могут быть темы для обсуждений? — Как раз поэтому я попросила вас всех прийти, Джон. Марко не будет, нашим собранием, как и всей «Natura-I», теперь буду руководить я. Таково распоряжение капитана, — объявила Монтгомери, окидывая сияющим взглядом присутствующих, и Хао, несмотря на свои терзания, не мог не отметить, что такая — уверенная и сильная, готовая взять всё в свои нежные руки, Миине, выглядела очень впечатляюще. Реакция на услышанное оказалась вполне однородной, — все удивлённо-поражённо притихли, и только Джон вырвался из общей массы: — И за какие такие заслуги именно ты будешь руководить нами, м? Потому что спишь с ним, да?.. — Ой, дурной… — Ради всего святого, заткнись, Джон, не позорься… — Как ты разговариваешь с Миине-сан?.. — посыпались замечания в адрес Денбата. Хао только усмехнулся и устроился на сидении стула поудобнее. Происходящее могло бы поразвлечь и позабавить в любых других обстоятельствах, но не сейчас. Сейчас он только-только оторвался от разговора с Джексоном, и не хотел, чтобы хрупкая дымка тающего на сердце нежного воспоминания развеялась вот так просто и жалко. Но Миине, дождавшись, когда коллеги чуть поутихнут, продолжила своё выступление: — Друзья… — а я с уверенностью могу каждого из вас назвать своим другом, — в связи с занятием поста руководителя нашей научгруппой, я взяла на себя смелость обобщить сведения об объектах, которыми мы обладаем на данный момент, для упрощения составления плана дальнейших наших действий… Итак, что мы имеем на сегодняшний день: 1) Объекты (я их буду называть «русалки») при контакте с человеком демонстрируют крайнюю степень агрессии, которая связана со склонностью к людоедству. Думаю, (Миине бросила осторожный взгляд на Хао, и после судорожного вдоха, от которого напрягся молодой человек, продолжила)…нет необходимости упоминать о том, жертвой этих жестоких созданий стал и наш коллега… 2) Точный способ связи друг с другом среди русалок мы пока не установили, но есть основания предполагать, что их сообщение друг с другом происходит за счёт выделения в окружающую среду определённых биологических жидкостей. На данный момент мы точно можем говорить лишь о двух: «пацифик», который имеет голубой цвет, и не обладает запахом; и вторая — мутно-белая, роль которой не установлена нами пока однозначно. И, в качестве завершения своего выступления, я предлагаю вам, друзья, обсудить особенности поведения этих существ. Область этологии в разговоре о русалках — самая неисследованная, здесь для нас сконцентрировано наибольшее количество белых пятен. Итак… Кхм… Хао, ты можешь покинуть собрание, если возникнет необходимость, потому что сейчас я попрошу тебя о том, что может быть болезненно для тебя… — Это что за привилегии? Почему это он может ливать по желанию, Миине? Чем он лучше нас? — возмутился Джон, метнув прищуренный взгляд, сочившийся презрением, в сторону Додзи. Лицо Хао дрогнуло болезненной горькой усмешкой, и молодой человек глухо ответил: — О чём Вы хотели меня попросить, Миине-сан? Не беспокойтесь, я способен оценить значимость своего присутствия для деятельности «Natura-I», — услышав ответ Додзи, Джон фыркнул и, усмехнувшись, закатил глаза. — Успокоишься ты сегодня или нет? — строго прошипел Лаки, разом осаждая. — Благодарю за приверженность делу Хао-сан. Меня интересует, при каких обстоятельствах Вы встретились с выбросом русалками мутной белой жидкости, о которой сообщили Марко-сану? Не могли бы Вы всем рассказать?.. — сделав над собой усилие и сжав кулачки, проговорила тихим голосом биолог. Она не решалась взглянуть на Хао, так же, как, наверное, не решился бы Иуда поднять взгляд на Иисуса после того, как продал его. Ведь именно Искариотом она себя чувствовала сейчас. Но Хао предполагал, что об этом она и попросит. Не из-за затаённой на него обиды, нет, — просто потому что это было необходимо для дела, за которое она теперь несёт больше ответственности, чем раньше. Хао сделал глубокий вдох и, крепко-крепко зажмурившись до напряжения в висках, начал говорить: — Когда… — голос начал пропадать и замирать от нахлынувших эмоций, но Додзи ощущал поддержку, исходившую от Миине, и потому продолжал, -…простите… когда один из членов экипажа (Хао сделал титаническое усилие над собой, чтобы сохранить ровный тон и назвать Джексона таким безликим «одним из членов экипажа») пострадал… (ещё одно усилие, и Хао зажмуривается и судорожно вдыхает, так просто заменив «оказался убитым этими сучьими тварями» на лёгкое «пострадал»)… русалки начали явно отчего-то паниковать, хо… хотя причин для беспокойства я не нашёл… Они запаниковали, и начали выбрасывать в воду эту белую субстанцию… Вот всё, что я видел тогда, Миине-сан. — Спасибо, Хао-сан. Простите, что возникла необходимость возвращаться к болезненным для Вас воспоминаниям. А теперь, друзья, я прошу вас выдвигать предположения относительно назначения и функции белой субстанции. Итак, Кевин-сан, мы Вас слушаем… — подала голос Миине после того, как Додзи окончил свой ответ. — У меня есть уточняющий вопрос к Хао-сану: это произошло в день, когда наш коллега пострадал, верно? — Кевин принял правила осторожного выражения при речи о смерти Джексона, за что Хао слабо улыбнулся ему, выражая благодарность за деликатность, и едва видно кивнул. — Значит, события, которые Вы упоминаете, Хао-сан, имели место девять дней назад, но так же девять дней назад я сделал отметку в метеорологическом журнале о предстоящем шторме из-за подземных толчков. Что я хочу сказать: возможно, об… русалки также чувствуют тектонические колебания, которые приводят к неспокойствию воды, и тогда вполне может быть, что, если шторм представляет для них опасность, то белые выделения также являются способом коммуникации между собой, — ровно проговорил Кевин. — Почему в таком случае выделяемая жидкость имеет иной цвет, не голубой? — спросила Миине. — Возможно, если грубо принять, что жидкость представляет собой сгусток каких-либо мыслей, то само собою напрашивается логичное заключение, что разные мысли окрашены по-разному. — То есть Вы предполагаете, что окрас жидкости находится в прямой зависимости от её содержания, я правильно Вас поняла, Кевин-сан? — уточнила Монтгомери. — Не совсем: окрас жидкости находится в прямой зависимости не от её содержания, а от оттенка её содержания, — поправил химик. — Простите, я не очень Вас понимаю, Кевин-сан… Что Вы имеете в виду под «оттенком содержания»?.. — несколько растерянно спросила руководитель. — Предположим, Вам, Миине-сан, необходимо подать сообщение своим друзьям, которые ушли в поход в горы о том, что в ближайшие два часа предвидится лавина, и они в опасности… — Миине кивнула в знак того, что пока всё понимает, — и какого цвета ракету тогда Вы запустите? Какой цвет предупреждает об опасности? — Красную?.. Но при чём здесь это, Кевин-сан? — ответила биолог, не совсем понимая, что пытается ей донести Мендель. — Почему не жёлтую и не синюю? — спросил Кевин с лёгкой снисходительной улыбкой в бледно-зелёных глазах. — Потому что… — Миине не стала заканчивать свою мысль, потому начала понимать, что хотел донести химик. — Да, синий, равно как и жёлтый и зелёный несёт другую информационную нагрузку, и это я назвал «оттенком мысли». Но, как бы то ни было, эта жидкость имеет белый цвет. Возможно, потому что нет ферментов, которые окрасили бы её в нужный оттенок, а возможно, наш зрительный анализатор просто не приспособлен для распознавания данного цвета… Здесь уж не берусь утверждать однозначно. Но, главное, что я хочу сказать: эта жидкость, — мысль, растворённая в воде, выделилась в момент угрозы, существующей или предстоящей, в связи с чем я предполагаю, что белая жидкость — предупреждение об опасности, — заключил Кевин. — Прекрасно, спасибо, Кевин-сан. Мы можем добавить ещё одно предположение к совокупности имеющихся. Когда ожидается следующий шторм, чтобы мы могли подтвердить верность этого предположения, Кевин-сан? — спросила довольная Миине. — Так… Послезавтра по прогнозам синоптиков, — ответил химик-географ-метеоролог. — Хао-сан, готовьтесь к погружению послезавтра, и… друзья, у меня на этом всё, все могут возвращаться к своим делам. Спасибо за внимание, и, Хао… спасибо. Я видела, как непросто тебе было говорить, особенно после реплик Джона… — обратилась биолог к Додзи, окончание своего обращения произнося несколько тише, так, чтобы услышал лишь Хао. Все присутствующие начали с шумом подниматься с мест, и только Додзи словно замер, и не перенимал общее суетливое настроение, продолжая сидеть на месте. Потому что знал, что она сама подойдёт к нему… — Хао, я… — Миине запнулась, не понимая, стоит ли вообще говорить то, что хотела, или лучше просто оставить его в покое. — М? — молодой человек без интереса обернулся на девушку, подошедшую со спины. — …Я хотела сказать спасибо, ведь видела, что тебе непросто… Ты очень сильный… Вот… Спасибо… — биолог потупила взгляд и несмело улыбнулась. И как так вышло, что между ними вдруг образовалась огромная пропасть, вынуждающая их заново, шаг за шагом, привыкать друг к другу?.. — В третий раз за вечер?.. Не за что, Миине. И… Ты отлично провела это собрание, гораздо лучше, чем очкастый капитан, — ровно ответил Хао без улыбки. Он бы и не против улыбнуться, да только совсем не было желания. Хотелось просто уйти, вернуться в отсек и продолжить разговор с Джексоном, рассказать ему о таких разительных переменах. — Спасибо… — тихонько, вжав русую головку в точёные плечики, проговорила девушка, вдумчиво погладив спинку стула Хао. — Ладно, я пойду, наверное, — попрощался Додзи, поднимаясь с места.