Seekrankheit (Морская болезнь)

      Вспомнить всё: Миине в большей степени берёт на себя руководство научными группами, понимая острую необходимость скорейшего возвращения на сушу, чтобы Хао обратился за квалифицированной психологической помощью, и проводит собрание, на которое приглашает помимо подопечной ей «Natura-I», ещё и «Natura-II» для более эффективной работы. Хао по-прежнему не отвечает на её попытки обратить на себя внимание, потому как продолжает скорбеть по Джексону, и что и даёт понять Миине. Очередное погружение, которое должно поставить точку в экспедиции, планируется на следующий день, и…       Как и было решено, в полдень Хао и его напарница слушали инструктаж Венстара об использовании греческого огня:       — Будьте осторожны и не допустите попадания пламени на кожу или на гидрокостюм, — это повлечёт за собой серьёзные ожоги, тем более, что греческий огонь не потушить водой. Помните, что это вещество — очень сильный окислитель, сильнее, чем хлорная кислота. Греческий огонь без труда разъест неопрен ваших гидрокостюмов, так что, Хао, баллончик я дам тебе, чтобы быть уверенным в том, что Миине не пострадает. По этой причине ты должен быть максимально внимателен и осторожен в обращении с таким опасным веществом, надеюсь, это понятно?       — Понятно, — коротко кивнул Додзи.       — Подождите-подождите, это же совершенно… — начала Монтгомери, но её протест оказался пресечён на корню:       — Миине-сан, простите, но я не могу доверить в Ваши руки такое опасное вещество. Подумайте сами: Вы — руководитель «Natura-I» и единственный биолог в штате нашего экипажа. Без Вас эта экспедиция невозможна, тогда как… — мужчина оборвал свою речь на полуслове, не решаясь продолжить.       — Если Вы намерены сказать о том, что Хао не так важен для успеха предприятия, то лучше молчите, Кристофер-сан. Я не хочу слышать об этом. Делайте, что считаете нужным, но помните, что в случае чего Вам, а не мне, придётся смотреть в глаза его матери. Это не угроза, только действительность… — угрюмо, но справедливо, отметила девушка.       — Миине-сан, Вам, должно быть, не раз говорили, что Вы очень храбрая и самоотверженная девушка, раз готовы подвергать свою жизнь подобному риску… — печально-задумчиво выдохнул Крис.       — Говорили и не раз, только почему-то никого не интересует, что такое «жизнь» для меня… — мрачно и с вызовом согласилась Монтгомери.       — Закономерно спросить, что такое «жизнь» для тебя. И я бы обязательно так и поступил, если не понимал, на что ты рассчитываешь. Нет, малыш, прости, не сегодня. Кристофер-сан, я всё понял. Спасибо, я не подведу. У меня личные счёты с этими тварями. Они убили Джексона, и я намерен оставить в живых только одного уродца и то лишь потому, что необходимо доставить хоть одну живую мразь на большую землю для изучения, — ровно хмыкнул Хао.       — О, неужели ты умеешь разговаривать? — едко заметила Миине.       — Даже так?.. Впрочем, этого следовало ожидать. Долго копила яд, зай? — несколько удивлённо выдал Додзи.       — А тебе не насрать? Я за тобой бегала, как верная собачка, старалась как-то поддержать, а ты только и делал, что уходил и отворачивался, прикрываясь уже явно преувеличенной скорбью. Ты просто слишком жалеешь себя. Не надоело ещё? — прошипела девушка.       — Я старался тебя не обидеть, как только мог, и в чём, блять, тогда проблема? В том, что я просто не хочу, чтобы этот четырёхглазый псих мне голову открутил, когда от тебя даже тела не останется? Так охота к Джексону, ну так вперёд, блять, поцелуй его от меня, — прости, второй раз я просто не вывезу, поэтому, будь добра, уйми, наконец, свою суицидальную тягу ко мне, пока я не сошёл с ума окончательно!.. — выдохнул стон отчаяния Хао.       — Пр… Прости… — тихонько проговорила несколько удивлённая такими резкими, но искренними словами молодого человека, Миине.       — Надеюсь, мы больше не будем к этому возвращаться, пойдём, нам пора выходить. Постарайся не лезть на верную смерть, — проронил Додзи, ставя точку в разговоре.       — Ты тоже, Хао.

      ***

      Молодые люди вышли и почти сразу убедились в верности предположения Кевина о существовании взаимосвязи между количеством русалок и состоянием океана: в плотной, потяжелевшей воде ощущалось увесистое напряжение, повисшее поистине мёртвым грузом, который удручал наподобие тому, как удручает затишье перед грозой. Молодой человек пригляделся к группке водорослей, облюбовавших высокую полуразрушенную солёной водой и временем, арку-призрак былой жизни. Парню показалось, что там кокетливо мигнуло что-то серебристой вспышкой. С твёрдым намерением отгадать загадку таинственного блеска в зарослях невиданных растений, Додзи двинулся к вспышке, готовый к нападению русалок в каждый момент своего движения. Даже нож достал на всякий случай и осторожно медленно подплыл к островку густых спутанных водорослей и начал перебирать растения, попутно помогая себе ножом: в слишком запутанных местах, которые неповоротливыми, в перчатках для дайвинга, пальцами распутать было почти невозможно. Когда же сзади кто-то коснулся его спины, рука молодого дрогнула, и его же кровь с порезанной руки растаяла в воде. Хао резко повернулся, слыша гулкие, утяжелённые собственным страхом, удары своего сердца. Додзи принялся остервенело крутить пальцем у виска, перед Миине, которая парила в пространстве, как бы извиняясь перед напарником за внезапное появление.       В какой-то момент что-то изменилось. То ли вода ещё сильнее сгустилась, то ли температура понизилась… Толща океана задрожала, наполняясь вибрациями мини-волн — подобиями грома в воздушном пространстве, и вокруг стали поодиночке мелькать русалки и подплывать почему-то к Хао, зависая на несколько мгновений около молодого человека. Если сначала это делали по две-три особи, то позже уже около десяти русалок кружили, словно акулы, вокруг Додзи. И тогда парень понял, что у него лишь один шанс. Расстегнув карман с сетью и баллончиком, охватил сетью улов в виде водных тварей и почти поджёг, если бы Миине не одёрнула его. В ответ на непонимающий взгляд, которым он её одарил, девушка взяла одну из особей за скользкую конечность, желая проверить своё предположение о способности русалок к телепатии при физическом контакте…

***

      Ласковое закатное солнышко играет в таких мирных и покорно-ленивых волнах кроткого моря. Рядом наблюдает умиротворённый пейзаж симпатичная юная и миловидная девушка с длинными гладкими чёрными блестящими волосами и очень красивыми глазами, затягивающими в свой сплошной чёрный омут. Спутница похожа на ребёнка своим наивным и простым, искренним личиком. Незнакомка молчит, но Миине слышит её ласковый голос в своей голове:       — Моё имя в мире людей было «Юко». На языке моего народа это означает «дитя ночи». Матушка дала мне его, потому что по воле богов я родилась ночью, когда тысячи звёзд рассеивали мрак, что окутал небеса. Мой народ жил мирно долгие столетия, возделывал землю, принимал щедрые дары морских вод и горных лесов. Мы никогда никого не обижали, не разбойничали и не убивали наших соседей, и сердце моё полнится невыразимой печалью, подобно тому, как глаза — слезами, оттого что боги так жестоко нас покарали, превратив в ужасных монстров, гложимых неистовой жаждой человеческой крови, которая сводит с ума и заставляет нас испытывать страшные мучения.       — Какие мучения? Расскажи мне… — несмело попросила Миине.       — Я не могу тебе рассказать об этом, — ровно и твёрдо проговорила Юко, поднимая задумчивый взгляд глаз-омутов на такую же кроткую и умиротворённую водную гладь.       — Жаль… Я бы очень хотела узнать, что вам пришлось пережить… — расстроенно проронила Миине.       — Я не могу рассказать, — повторила Юко.       — …но могу показать… — погодя добавила девушка с доброй улыбкой.       — Показать? — переспросила Миине.       — Дай мне руку, — распорядилась Юко.       Монтгомери повиновалась, ощущая себя странно, словно во сне, не до конца понимая реальность происходящего.

***

      Девушка мягко провалилась в тревожную темноту ночи в каком-то поселении. Миине и не поняла сперва, почему вдруг такое умиротворённое, сонное безмолвие сменилось людскими голосами, полными ужаса. Язык был неведом Монтгомери, но наречие это чем-то напоминало японский, отдельные слова канадка даже узнавала и понимала. Например, призывы покидать берег как можно скорее. Всюду раздавался детский плач и взволнованные голоса взрослых, тревожные звуки, издаваемые домашними животными, — всё это только усиливало общее беспокойство. Вдруг тёмные небеса расколола вспышка молнии аккурат в чёрную взбунтовавшуюся воду, и поднялась смертоносная волна, в один миг накрывшая всё поселение, в котором ещё мгновение назад пребывала Миине. Девушка оказалась под водой, и сразу начала задыхаться, барахтаться в тяжёлых, густых и вязких ледяных водах, которые словно утягивали на дно с завидными упорством и настойчивостью и от которых тело сковала коротенькая вспышка онемения и оцепенения из-за ледяной воды. Вдобавок дыхание захватило и спёрло. Миине показалось, что вода имеет вкус, от которого девушка вот-вот сойдёт с ума, потому как вкус этот был очень хорош, и был он везде, так, что куда бы она ни повернула голову, потяжелевшую от алчного желания, нет, — необходимости, — ощутить этот восхитительный вкус на своих губах, чувствовала его вновь и вновь, но в то же время не находила нигде. И именно это сводило с ума. Горло обжигало и иссушало, драло какое-то жестокое першение. Шею припекало непонятное зудение, и Миине осторожно потрогала кожу в месте болезненных ощущений, но только сильнее испугалась и запуталась, обнаружив прорези на шее. Сердце едва не остановилось от страха, когда руки обожгла протяжная зудящая боль. Девушка посмотрела на руки и замерла, боясь дышать. Между пальцами появились перепонки, а ноги… Ноги слились воедино и начали покрываться какой-то оболочкой, коконом, как у куколок насекомых… Миине охватил настоящий панический ужас, в горле пересохло от жажды и голода, которым скручивало живот так сильно, что глаза застилала кровавая пелена. Монтгомери захотела умереть, чтобы избавиться от всех мучительных ощущений, что сводили с ума, избавиться от панического страха, который застыл комом крика посреди глотки с жабрами; избавиться от голода, дырой которого крутило живот; избавится от жажды, что нещадно сушила и терзала, драла горло. Мимо проплыла какая-то рыбина, и у Миине словно отключился разум, — девушка в мгновение ока изловила невинного обитателя морской пучины и с неимоверной жадностью впилась в плоть жертвы. М-м-м… Какое облегчение… И пелена, застилающая взгляд начала ослабевать… Вообще, постепенно все мучительные ощущения стали спадать и приглушаться.

***

      — Думаю, достаточно?.. — раздался знакомый нежный голос, и всё исчезло, возвращая Миине в настоящее, где она с Хао вышла в океан, и где её напарник с непониманием смотрит на неё так строго-строго и слегка безумно. И в его взгляде читается целая буря возмущений, которая обязательно вылилась бы в суровых распеканиях, не находись они в воде, где невозможно разговаривать. Додзи без лишних слов дёрнул канадку на себя, вырывая её из хватки русалки, и поджёг-таки сеть, в которую загнал нескольких русалок, кроме той, которая мгновение назад сжимала руку Миине. Эту особь он решил оставить для Фауста, но, видимо, зря, потому как именно она с силой шатнула Хао как раз в тот момент, когда молодой человек поджигал её сородичей так, что рука молодого человека дрогнула, и…       Хао не заметил, как рот сам собой открылся выпуская вопль невыносимой боли от ожога с пузырями воздуха. Неопрен на ноге расплавился или растворился, превратившись в обжигающую тёмную тягучую жижу.       Чертыхаясь про себя, Хао ещё раз подплыл к русалке-чертовке, чтобы накинуть-таки на неё сеть и, не поджигая, всплыть с уловом на борт подводной лодки. Слава богам, всё закончилось… Парень улыбнулся этой мысли. Теперь всё будет совсем по-другому… Теперь всё будет хорошо…