***
— Чёрт… Надо сообщить капитану… Чудо, что мы до сих пор на плаву… Кхм-кхм… Сука, хоть в маске сюда спускайся… кхм-кхм… — выдохнул китаец, разгоняя руками удушающий дым, что заполнил низкие своды машинного отделения полупрозрачной рассеянной жиденькой пеленой неплотного серого марева, от которого Рен заходился хилым кашлем. Хоро кивнул, отпуская старшего механика к капитану, и, испустив обречённый вздох, тут же зашёлся тяжёлым кашлем, сквозь который прорывалось выдавленное на последнем дыхании, «блять», а на глаза наворачивались мешающие слёзы.***
Рен нашёл Хао на мостике, где капитан сверлил немигающим взглядом один из множества дисплеев панели управления судном, сложив руки на груди задумчиво или скучающе — то было неведомо для китайца. — Капитан… Простите, что отвлекаю, но… — осторожно начал Тао. Хао даже не вздрогнул на неожиданное обращение боцмана, только спокойно повернул на него спокойное лицо и, будто бы любопытно, наклонив голову, произнёс: — Я вижу неисправность в машинном отделении, Рен. — Да, я как раз… — но китайцу не суждено завершить мысль, потому как его вновь прервали. Да что за манера хоть?!.. — Почему я вижу неисправность в машинном отделении, Рен? — уже строго, даже требовательно и сухо, поинтересовался Хао. — Потому что… — Рен резко смолк, не зная, что ответить на совершенно резонный вопрос капитана. «Потому что я спал и не видел неисправность, мне о ней сказал Юсуи»? — по-детски безответственно и смешно, но, тем не менее, честно. «А почему не назначил вахтенного дежурного, пока дрых, как сурок?» — на этот вопрос, который обязательно последует после его ответа, у Рена не было оправдания. Вообще китаец сейчас чувствовал себя очень глупо и оттого некомфортно. — Значит так… Хватай Юсуи и мухой в машинное отделение чинить выхлопные тракты, и не отвлекайтесь от работы, понятно? — строго выдохнул Хао, поменявшись на глазах: тёмные брови нахмурены, горящие глубокие глаза прищурены, сухие бледные губы сжаты тонкой серьёзной плоской, выдавая крайнюю степень сосредоточенности и раздражённости. — Выхлопные тракты?.. — пришибленно переспросил обычно собранный китаец. — Да, Тао, выхлопные тракты. Соберись, и шуруй вниз, только Юсуи с собой возьми! — сухо кивнул Хао, чувствуя, что начинает раздражаться ещё сильнее. — Но, капитан, если неисправность в выхлопных трактах, мы не сможем устранить её на ходу… Нужна остановка в доке! — растерянно возразил китаец. — Знаю. Ближайший город, в котором возможно осуществить сервисные работы, в двух часах полного хода. С неисправными выхлопными трактами у нас может не оказаться этих двух часов… — напряжённо-угрюмо выдохнул Хао, поднимая на помощника тяжёлый стонущий суровый взгляд исподлобья. — Зачем нам город? Любой клочок суши для временной швартовки подойдёт. Мы с голубым кретином починим на земле, тем более, что, посмотрите на панель навигации: сейчас судно очень удачно проходит близ острова Мон-Сен-Мишель… Там и пришвартуемся и проведём ремонтные работы, правда, придётся потом нагонять эту задержку… Но я постараюсь разобраться с неисправностью как можно скорее, чтобы минимизировать отставание по намеченному графику, или я сообщу нашему партнёру о возникших технических неполадках, — пообещал Рен. — Добро. Тогда держим курс на Мон-Сен-Мишель, и ещё… Спасибо, Рен. Ты не такой засранец, каким кажешься на первый взгляд, — поблагодарил капитан, протягивая ладонь для рукопожатия. Китаец мельком глянул на протянутую руку, затем на лицо Хао, как бы оценивая степень его серьёзности и, посомневавшись не более чем несколько мгновений, пожал руку.***
Гостеприимные огни небольшого скалистого острова Mont Saint-Michel призывно прорывались сквозь неплотную осеннюю темноту, что вскоре сгустилась над спокойными чёрными водами, которые лениво и медленно рассекал Рюдзин-I. Рен подставил лицо лёгкому ветерку, который мягко ласкал его [лицо], лениво шевеля жёсткие и послушные чёрные волосы. Так хорошо… Китаец откинул голову, задирая её для взгляда на небо, которое тоже смотрело на молодого человека. Забавно… В Токио звёзд нет, а здесь — алмазной россыпью щедро рассыпаны чьей-то щедрой рукой по одинокому ночному полотну. Их ведь наверняка почти никто не видит, ведь покорители морей редко ходят по такому непопулярному маршруту, а он вот видит… Хотя какой ценой… Хару наверняка бы понравилось здесь и сейчас… Да… Он ведь художник, — человек, которого Рен никогда не поймёт. И дело тут вовсе не в таланте или умении держать кисть — нет, художник, творец — это не про увлечение. Это про состояние души, про способность созерцать первозданную красоту и таинственное очарование тонких звёздных нитей, серебром которых расписано небесное полотно. Неужели такое жалкое создание, такая крупинка жизни, затерявшаяся в безмерных просторах огромного необъятного мира, как ничтожный человечек, способна объять разумом такую глубокую по смыслу и по сути красоту, как ночное небо?.. Неужели эта крупинка способна уместить всю эту необъятность в своём разуме, а затем — на холсте, выкрав кусочек звёздного неба оттуда, с высоты, сюда, на землю, на полотно?.. Конечно, нет… На это способны исключительные личности, такие, как… Такие, как Хару… Китаец крепче вцепился в холодный леер, чтобы хоть немного отрезвить спутанные, причудливо танцующие в какой-то магии вечера, мысли. Судорожный вдох, и тяжёлый от влаги воздух наполняет лёгкие, чтобы потом, на выдохе, их покинуть. Непрошенное воспоминание, о том, как…Несколько месяцев назад. Воспоминание Рена.
— Расскажи мне про свою семью, пожалуйста, — попросил Тамамура, выдыхая набранный в лёгкие сизый дым, который резко выделялся белесым облачком на фоне тёмного вечернего неба. — У меня больше нет семьи. Моя семья отказалась от меня. Не о чем рассказывать, — бесцветно выдохнул Тао, отпуская во влажный воздух горькое грязно-серое облачко сигаретного марева. — Но была ведь… Пожалуйста, Рен. Я хочу узнать тебя лучше, чем сейчас… Ты мне нравишься. Меня тянет к тебе не только физически, но и духовно-эмоционально… Мы ведь в чём-то похожи, разве нет? Разве ты не неуверен в себе? Разве не одинок? Разве тебе не страшно?.. — печально-неуверенно и тихо выдохнул Хару, поднимая взгляд на упорно-немое и скучное чёрное небо. Звёзд нет. Единственные огоньки — искры с сигарет, которые они с китайцем роняют в прожорливый тёмный океан с балкона. Рену почему-то подумалось, что смотреть на то, как завораживающе тлеет во мраке никому не нужная сигарета, Хару, да и не только Тамамура — сам Тао тоже, — мог бы вечно, тем более, что Рен задумчиво сделал пару затяжек и тоже погрузился в молчание, так, что первым звуком, который вырвался из плена тонких губ китайца, стало шипение — Рен так задумался, что не заметил, как выкурил сигарету до фильтра и обжёг пальцы.Выныривая из флешбека. На главной палубе «Рюдзина-I».
Приятное воспоминание растаяло, едва к китайцу присоединился незваный гость, причём, в свете недавних событий — гость не самый желанный и приятный… — Why are you here, methylene, with nothing to do? — враждебно рыкнул Рен, когда Хорокей своим присутствием рассеял ветерком по водной глади, заставляя её задрожать лёгкой рябью, приятное воспоминание, в которое погрузился боцман. — Почему ты так озлоблен на весь мир?.. Я вот это понять не могу… Ты же не плохой человек, Рен. Так говорит Йо, хотя этот дуралей убеждён, что плохих людей в принципе не существует… Пусть он и приятель мне, я всё равно считаю его дураком, хотя, наверное, это нормально… Так ведь, наверное, делают все друзья? — закинув руки за голову, беззаботно защебетал северянин. — Понятия не имею. У меня друзей нет и никогда не было. Зачем ты пришёл вообще? Потрепаться не с кем? Я тебе не подружка для щебетаний или клоунских шуточек, так что испарись и дай мне побыть в одиночестве, — сурово и холодно-жёстко ответил Рен, однозначно давая понять северянину, что его обществу тут не рады. — Просто подумал, что… А знаешь, не важно… Пр… Прости, я… наверное, я пойду… прости… — пролепетал северянин, понуро опуская голову и разворачиваясь, чтобы покинуть палубу и оставить китайца в гордом одиночестве, как тот пожелал. Рен облегчённо выдохнул, когда Хоро соизволил уйти в закат, и вернулся [Тао вернулся] в собственные мысли. Они как раз подходят к северо-западному побережью Франции, а значит, возможно, ему удастся позвонить Хару. А нужно ли?.. Ведь Рен даже не знает, что с Тамамурой и где он. Парикмахер не простился с китайцем в порту Токио, и Тао не знал, в чём причина. Может, заболел, а может, Ен постарался… Стыдно признавать, но молодой китаец боялся звонить Хару, точнее, — боялся узнать, что японец, к которому Рен успел привязаться, остыл к нему. Сколько раз уже боцман успел пожалеть о своём колебании в ответ на предложение Хару встречаться… — столько, что звёзд на небосводе меньше…