Акитеру..
Он слишком часто повторял его имя, смысл растерялся среди песчинок еще в самый первый день погони. Что вообще он значил для Кея? Любил ли он его так же, как жизнь? Или Кей даже здесь оказался недостаточен, раз брата уже нет в этом мире? От лунного света возвращается холод, меняет все, что осталось, на бесформенный кусок льда, которому впору резать ненужную плоть. Песок превращается в снег, отбирающий остатки тепла из пальцев, навсегда оставляя одного посреди белой пустыни под светом с большой виной. Проходит вечность, снег вокруг уже давно похож на кровавую кашу, но вдали слышится хруст, а совсем скоро на кровоточащую грудь ложится лисья морда. Языком зализывает раны, стягивает, залечить пытается, отвлекает от магии вокруг. Небо перестает быть пустым, в нем рвут тишину на части вороны, среди выросшего из ниоткуда леса выглядывают рога оленей, медвежьи лапы трясут высокие деревья, осыпая снег на землю, совсем близко к пятну появляется море, неспокойное, штормящее, но моржи и касатки все так же поют басистыми голосами, наполняя жизнью это бесконечно одинокое место. Лис наконец останавливается, носом утыкается в щеку, щекочет усами и сверкает янтарными глазами на прощание. Черная шубка становится очевидна только в самый последний миг перед беспамятством. И открываются снова глаза только от несдержанного кашля, рвущего на части легкие. Горло сковано вечным льдом, не вымолвить ни слова, а дышать удается только через раз. Камин потух, за окном только начинается рассвет, а на груди нет ничего, кроме рубахи, оставленной королевой еще вчера в подарок после ужина. По-странному целой, без единой дырки. Еще один сон. Похожий на все остальные с одним лишь упущением: обычно его заживо сжигало южное сердце. Или убивала змея, выползающая из пятна на песке. Или собственный нож, когда пытка казалась уже невозможной.В этом месте что-то не так.
— Юный принц, — дверь распахивают самовольно, но старик, с прищуром выглядывающий следы жизни на его лице, не кажется опасным. Скорее больше похожим на кого-то из сна с запахом хвои и вечным шорохом веток… — Старые Боги послали к вам. Чую, ваша душа не справляется с холодом. Не душа, ее уже давно нет, да и обсуждать что-то столь неуловимое с кем-то из местных слишком глупо, но непорядок, должно быть, читается на его лице. — Как вы поняли? — От тебя пахнет одиночеством и жаром за версту, стоит надеяться, что волки не заметили легкую добычу. Северянин раз за разом ломает неведомые травы, зажигает заново камин и спустя пару минут всовывает в руки деревянную кружку, полную отваром. Не горячим, скорее остужающим до здорового рассудка. Холод и правда медленно стихает, солнце выглядывает из-за окна, но лишь лучом, не лезет дальше стола, а взгляд старика неоправданно смягчается. — Почему вы здесь? — И все южане такие любопытные? — С усмешкой тот утирает выскочившие в уголках глаз капли и собирается вставать с края кровати, но Цукишима совсем бестактно хватает чужую руку, поворачивая ближе к себе, останавливая от побега от ответов. По дряблой коже ползут странные узоры, темные линии, словно пустынные змеи, оплетают руку и скрываются за теплыми одеждами. Непохоже на все, что Кей когда-либо видел. Магия? — Северу не нужно казаться сильным. Рука как будто выплывает без труда из хватки, и старика в момент не стало. Быстро и тихо скрылся среди стволов мыслей, не боясь зацепиться рогами за ветки. Сумасшествие. Или еще одна чертова магия. Не хватает объяснений, не хватает сил, чтобы их найти, и голова снова безвольно падает на постель. Боли в теле больше нет, горло становится мягче, оживает родным голосом, и только сейчас до носа доходит аромат. Рыбы. Все того же холодного моря, несущего на волнах больших касаток. «Прочитать историю Севера» пишется в углу книги в попытке не забыть о важном. Незнание раздражает сильнее, чем мороз. Он должен докопаться до сути и доказательств.