Север

      Магия Севера как будто уже совсем не стесняется, проявляясь в каждом движении саней по снегам, поскрипывает в такт песне-легенде голосом Куроо в голове, прыгает меж деревьев след в след отпечаткам лап жителей, свистом Бокуто и светом луны убаюкивая медленно, как в колыбели матери, в самых любящих руках, которые вряд ли отдадут на растерзание жестокому ветру. Цукишима слаб перед чем-то столь огромным, сплетающимся с истоками жизни, привычка находить более понятный подход сходит на нет.       Все объясняется магией: и пальцы будущего мужа, сжимающие край его шубы, и другая дорога, и шумящие сосны, которые в момент кажутся старыми великанами, стенами, охраняющими нежность и тепло от лишних глаз.       А Кей здесь. Кея впустили. Кея не забрасывают снегом, лишь укутывают шубой, и оставляют румянец на все еще непривыкших к холоду щеках.       Глаза слипаются совсем на секунду, уставшие сметать снежинки и высматривать все больше деталей, но будит ладонь в волосах значительно долго, как будто его погрузило в сон на час, не меньше. Неведомые пальцы перебирают пряди, то ли наслаждаясь, то ли оценивая, сколько стоит волос с головы южанина. На такое были способны только самые близкие, даже служанки не дотрагивались до светлых кончиков.       — Акитеру? — соскакивает с губ случайно, поддавшись секундной фантазии, но тут же давится негласным правилом, привитым в последнее время в родном замке. Упоминать первого принца запрещено. За это обязательно последует укоризненные взгляды отца и матери, оттого в опаске телу удается встрепенуться, распахнуть тяжелые веки и наконец встретиться не с душащим медом. С твердым янтарем, что лишь ждет его спокойствия.       — Так звали твоего брата? — Куроо как будто не настаивает на ответе, оставляет целый путь обратно, скрыться и заново переживать все в одиночку без лишней жалости. — Остановимся в Иите на ночь, а завтра пройдемся по делам. Мужских рук в столице совсем мало осталось.       Неспособный ни на что более вразумительное, чем кивок, южанин наконец соскребает свое тело с саней и с удивлением замечает, что упряжка пуста и ни собак, ни Бокуто поблизости нет. Только пустота и едва заметный огонь в окне небольшого дома в паре шагов. Похоже, он и правда надолго успел заснуть.       — Будут ли мне рады здесь?       — Я буду с тобой до тех пор, пока Север не примет тебя полностью.       Почему-то это внушает доверие большее, чем охрана и закованная в цепи свобода в южном дворце.

***

      Внутри ничего особенного, все как в книгах: все так же мало места, белые, как будто снежные стены, и печь, способная согреть, кажется, целый мир. Магия? Вряд ли, здесь хватит простого умения хорошо ее растопить. Это же делал Куроо?       — Ложись ближе к огню, так теплее, — и не признать, вымученная ли это забота или честная попытка предостеречь очередную простуду, но Кей не поддается ни одной из причин, только продолжает проходить взглядом по каждому углу. Здесь впору жить целой семье, растить новых северян, впутывая в волосы любовь к миру и Старым Богам, но ночуют тут только они.       Этот дом тоже опустел из-за войны? Что если здесь жил кто-то из тех детей у костра?       — Южанин, — серьезной нотой осаждает все мысли будущий муж и бесстыдно стягивает шубу, а после и рубаху со звенящей броней. Все еще привычка, — Пора спать.       — Вряд ли я смогу сейчас заснуть. Не беспокойтесь обо мне, отдыхайте.       Чужая голая кожа совсем немного смущает, взгляд то и дело проходит по рунам, устроившимся на ребрах, но не скользит дальше, держится за нормы приличия из последних сил, и только спрятавшись в огне успокаивается. Плечи все еще скрывает шуба, давит к полу, но сна ни в одном глазу. Только чудо может так быстро-       — Я спою тебе еще раз, но уже не легенду.       Кажется, на небе упала одна звезда, и Кей не смеет упускать такую возможность.       — Обещаете?       — На Севере не принято врать, уже знаешь это, — оказывается, так приятно знать, что вокруг лишь правда. Голая, неидеальная, как Куроо, истерзанный шрамами, но все еще прекрасная. Жемчужина этих земель.       Одежда без лишней спешки стягивается с худого тела, складывается в сторону, остается лишь рубаха от королевы, которая, как талисман, всегда должна оставаться рядом. Почему-то ей Кей хочет доверять беспрекословно. На мехах Тецуро уже ждет его, уже наполовину смотрящий сон, но стоит только устроиться рядом, почти столкнуться стопами с чужими, глаза в момент распахиваются и впиваются в бледное южное лицо. Янтарь Куроо в отсвете костра сияет еще ярче.       Ждет, что Кей честно закроет глаза и приготовится слушать.       Он принимает правила игры, складывает руки ближе к груди и заново прячет за сомкнутыми веками легкое смущение. Ждать приходится совсем недолго, секунда, и тишину дома сдвигает мягко чужой голос, все так же влекущий за собой, касающийся струн, но в этот раз души, и пусть ни одного слова он понять не может, северная колыбельная удивительно быстро убаюкивает, пропитанная свистом ветра и любовью, что живет тут дольше, чем люди.       Последнее, что успевает запомнить Кей — запах. От будущего мужа оказывается пахнет по-особенному смолой.