Север

      Кажется, его снова затягивает в сон, недолгий и беспокойный, пусть и окутанный южным ароматом. В этот раз под веками нет бескрайних морей и шума ледяного моря, только пустыня, спаленная напрочь огромным солнцем, которое на порядок ближе, чем могло бы быть на самом деле. Оно впечатывается в землю, тянет свои руки ближе, норовит оставить новые шрамы, не северные метки, больше похожие на искусные рисунки, просто очередные линии, режущие его и без того слабую душу. Оно не домашнее. Еще один враг. Еще одно проявление мира, которому он не нужен, но сбежать от него невозможно, тело плавится и впитывается в песок, тает, как свеча, но без жажды осветить, только он неволи.       — Скучаешь по дому?       Голос звучит близко, даже слишком для пустого сна, оттого глаза резко распахиваются, но быстро веки заново слипаются в этот раз от удара головой о крышку сундука. Уснул в тряпках, какой позор…       — Не волнуйся, дорогой принц, у меня нет нужды тебе навредить, — ладонь королевы с некой заботой ложится поверх волос, поглаживает в месте удара, и в момент боль, все еще давящую в моменте на весь череп, снимает как рукой, оставляя только приятный холод, дающий лишь покой.

      Снова магия?!

      — Прекратите.       — Я понимаю тебя-       — Ни разу не понимаете, раз находитесь здесь, — медленно просыпается и обида на все вокруг, особенно на чертову магию, которая, кажется, понятна всем, кроме него одного, все еще сгорающего во сне от большого солнца. Собственные ладони быстро сбрасывают сухие руки королевы, а ноги относят ближе к камину, выдерживая расстояние. Она тоже, как будущий муж, способна на фокусы?       — …Понимаю твое желание понять, не более, — и все же не без грации она заново кутается в шубу, что все еще больше ее в пару раз и не скрывает ехидной улыбки. Издевается. — Только что дает тебе полное знание?       — Правда важна-       — Неужели? — из чужой груди вырывается смешок и королева уверенно сокращает расстояние между ними, вжимает прямо кладку камина. — Юг все же знатно отличается от нас, муж был прав.       Становится вмиг тепло по-родному, только не от пламени, что норовит пощекотать край рубахи, а от чужой ладони, устроившейся на щеке. Мягкая, теплая, совсем как шуба любой лисы, что наверняка была в столице… Не вызывающая ничего, кроме чувства, сжимающего сердце до слез. Тоска.              — Но это не значит, что для тебя здесь не будет места, Север большой, для каждого ребенка здесь найдется теплый угол. Нужно лишь довериться, — но кому? Мужу, что может быть лисой? Королеве? Тому портному из столицы? Бокуто? — Оставь себе частичку неведения, но поверь нашим сердцам. Они не могут врать.       Наконец тепло ладони спадает, вместе с тем возвращается прохлада, которой слишком хочется пробраться в старые, но один лишь взгляд этих, не соврать, волшебных янтарных глаз закрывает повязками, защищает и дает надежду, что однажды и правда все будет лучше. Уже не магия, чужая вера в самого Цукишиму.       — Я… постараюсь, — хотя даже выдавить это из груди совсем непросто.       В награду дают улыбку, не похожую на ту, которую дарила родная мать, особенно в последние годы.       — Найди первое тепло в книгах, затем подойдет следующее, — все так же легко и тихо, как будто ступая маленькими мягкими лапами, она скрывается за дверью, напоследок лишь оставляя все такой же теплый взгляд.       На столе аккуратной стопкой оказывается дожидаются своего часа книги на родном языке с картинками и новыми буквами. Простая азбука, словно для самых малых детей. В самый раз для мягкого изучения…       Но для начала все же стоит послушаться совета Куроо, спросить, как быть того, кто знает это на собственной шкуре. Книги заново откладываются, а Кей слишком торопливо для привычного себя идет по коридорам замка в сторону псарни, едва сдерживаясь, чтобы не залететь внутрь без стука.       — Мне нужно поговорить с вами, Бокуто.       В лицо впиваются несколько десятков все таких же карих глаз.