Север

      Собак оказывается больше, чем можно было себе представить, все вместе — от щенков до совсем старых все еще честных глаз — ютятся в углу замка, не зная лучшей жизни, и как будто счастливы даже здесь. Странно чувствовать это от простых псов.

«На Северных землях животные — не просто возможность прокормиться и выжить. Это семья, срастающаяся корнями к самым истокам»

      Хотя может быть лисы могут говорить с ними на одном языке, перекрикиваясь так громко, что не останется ни единого тихого места в замке?       — Я вас ждал.       Просто так? Магия подсказала или будущий муж решил все за него, как будто и правда может владеть его волей?       — Простите, что занимаю ваше время.       — Об этом не волнуйся, если хвосты не против, я могу выкроить для вас столько времени, сколько понадобится.       Хвосты… Слишком бездушно для такого завязанного на близости народа, наверняка у каждого пса здесь все же есть свое имя, своя семья и дом, своя дорога, разгоняя в пути сани, но делиться этим никто не спешит, а чужие глаза все еще следят за ним, как будто ожидая опасности. Все они подозревают его, а Кей сам не доверяет им. Хочется бросить эту затею, снова запереться в комнате и упиваться собственной невозможной мечтой вернуться домой, забыть о всяких непонятных смыслах…       В руку тычется один лишь нос. Большой, едва теплый, принадлежащий, кажется, самому старому псу в этой стае. Он обнюхивает внимательно, смотрит прямо в глаза, совсем по-человечески проникая снова в душу, настроен найти подвох в новом, непохожем на остальных северян лице, но быстро опускает морщинистые веки и укладывается у самых ног.       — Норду сложно понравиться, он не любит чужаков, — Бокуто не спешит удивляться, только подсовывает к ногам южанина табурет. — Но его воля закон для всей стаи. Они согласны со встречей с вами. Так о чем хотели поговорить?       Нужно всего лишь сказать первое слово, сорвать хотя бы одну букву, чертов звук, чтобы попробовать открыться, но сомнения давят, тело как будто зависает в шаге от бесконечной темной пропасти, в которой только неизбежная смерть. Страшно…       Но сердце впервые подсказывает, что так будет правильно. Руки королевы заново опускаются на плечи, снимают груз и словно наполняют дух новыми силами на самое важное — слово.       — Я не знаю, зачем пришел, не знаю, можете ли вы мне помочь, и не знаю, что будет дальше, — заново взбирается по костям злоба на все вокруг, особенно на сани, что привезли сюда, и Старых Богов, которые в каждом дне, минуте и секунде, проведенной здесь, но лишь чужая вера, такая хрупкая, что кажется до безобразия глупой, подталкивает говорить дальше, вытягивая за нити все чувства. — Я знаю, зачем я здесь, но не могу представить, что это место когда-то станет для меня домом. Я сын Юга, привыкший к солнцу, но здесь меня снова и снова накрывает лавина чужих эмоций и обрядов. И меня пугает наследный принц. Тем, что он лиса, что он мой будущий муж и-       И еще много причин, которыми впору затопить все северные земли, но в горле встает ком, преграждающий новый поток. Молчание питает страх, которого у Кея в избытке, оттого и момент сжатых до боли ладоней длится целую вечность.       — Мне просто страшно.       — Мне тоже было страшно, — привычного задора в голосе Бокуто не осталось, наружу вылезла совсем маленькая, неприглядная застоявшаяся боль о былом. — Я сам рос не здесь, моя мать зачала ребенка с мужчиной с Востока, а как только я родился, отец забрал меня к себе. Я должен был стать наследником его рода, как только станет шестнадцать, пойти в войны и сражаться за его имя, но его не стало раньше. Во всем виновата снова война. Одинокий я вернулся к матери на Север, было тогда около тринадцати зим, и думаю, ты можешь представить, каково это.       Перед глазами плывут картины все такого же светлого Бокуто, но в этот раз без искры внутри, потухшего среди снегов так же, как и он сам, согреваемый только матерью, с которой пришлось встретиться впервые с рождения. Ребенок наедине с новым миром и без старых планов. Страшнее, чем Цукишима может прочувствовать сейчас.       — Но со временем я смог полюбить это место, этот народ, этот холод, что щипает щеки, полюбил и собак… Нашел того, кто дал мне любовь, что греет сильнее шуб. Север стал для меня подарком, — метель снаружи свистит все сильнее, норовя запереть жителей замка внутри до конца дня, но снова в этом хаосе Кей слышит ноты. Слышит лиру, что играла на костре, слышит голос Куроо, что все еще звучит мелодично спустя время, оттого на секунду проскальзывает в сердце теплый луч, отблескивающий от сердечных льдов. — Северная магия не в племенах, у меня все ее капли ушли в волосы, да и только, здесь люди любят, оттого и живут в тепле среди сотен лет холода.       В чужих ладонях оказывается щенок. Совсем маленький, еще не открывший глаза и отчаянно сворачивающийся в клубок, чтобы постараться согреться. Живой. И совсем маленький для этого большого мира.       — Сейчас ты щенок, не способный выжить один, замерзающий от здешнего холода, но однажды ты обрастешь шерстью и сможешь давать тепло себе самому, а что еще важнее, не сможешь представить другой жизни.       Звучит сказочно, в духе здешних легенд, но пальцы путаются в тонкой шерстке малыша, едва ли могут дать то самое тепло, но дать понять о своем присутствии, что он не один. Может и правда стоит попробовать играть по правилам этого мира? Не пытаться познать, но жить дальше с надеждой, что все ответы придут сами собой, как снегопад оставит новые сугробы под окнами.       Может быть он правда не может согреть себя сам, как казалось раньше? Южный дворец был отнюдь не теплым местом, скорее пропитанным холодом равнодушия и слез о погибшем брате.       — Тебе стоит поговорить с Тецуро. Он будет рад разделить с тобой тепло.       Не сейчас. Не сегодня. Не в этот бег неизвестности.       — Может чуть позже, — а горло в момент дерет от невысказанной правды. Ложь стала восприниматься иначе. — Вряд ли это будет иметь смысл. Я не готов.       — Тогда пусть кто-то из этих малышей поможет тебе, — Бокуто без грамма шутки проводит ладонью по маленьким комочкам, прижавшимся к матерям у самых стен. Все они хороши, милы, как дети, но внимание привлекает один, зажавшийся в угол, спихнутый братьями и сестрами от матери.       Похожий на него самого, только щенок все такой же черный, как все северяне.       — Я могу забрать его?       — Малышка должна сама захотеть пойти с тобой.       Приходится подняться, тихо, стараясь не напугать, подойти ближе и протянуть руку. Снова в пальцы падает чужой нос, в разы теплее, чем у вожака, но совсем крохотный, не вызывающий ничего, кроме желания защитить. Девочка открывает глаза, и в них Цукишима видит не янтарь. Голубое небо, бескрайние льды и такое же море, плещущееся о берег. Смотрит прямо в глаза.       Принимает.       — Подари ей все, чего тебе не хватает. Она будет счастлива провести всю жизнь с тобой. Он только поднимает ее на руки, чувствует чужое дыхание, но кутает в шубу посильнее не без волнения. Наставления Бокуто слушает сквозь странную дымку расслабления, но запоминает все, что стоит знать. Теперь он не имеет права сдаться, потому что с ним еще одна душа, малышка должна вырасти сильной и здоровой.       — Спасибо, — срывается с губ напоследок, уже у самых дверей, но сталкивается лишь с большой улыбкой и громким лаем, словно каждый житель этого места может понять его.       Может так и есть. Все же Север найдет место для каждого, кому это нужно.