Мультик

      Ле-ви. Леви Аккерман.       Эрен трижды повторил про себя имя, то иначе ставя ударение, то растягивая гласные, и каждый раз безбожно спотыкался языком о пленительно твёрдую «к» — эпицентр десятибалльного землетрясения по шкале Рихтера.       Собирая в единое целое и образ, и имя, Эрен смотрел на то, как его тренер — этот Леви Аккерман, — упоительно-небрежно играет с металлическим кольцом на распяленных пальцах, облокотившись спиной о канаты ринга. Кольцо скользит вверх, ненадолго замирает у фаланги, поднимается к самому кончику — и падает вниз. Затем снова вверх — и вниз. Вверх-вниз.       Эрен сглотнул, представив, что таким же образом мог ласкать его член. Нежно обхватывать губами тугую бархатную головку, касаться языком уздечки, опускаться по стволу и подниматься бесчисленное количество раз, пока рот не наполнит тёплая сперма.       Ле-ви. Леви Аккерман. Отвратительно твёрдая «к» — взрыв посреди мягкой мелодики и аккуратного, отточенного ритма. Дробь автомата. Два выстрела прямо в грудь.       Леви Аккерман говорил, бой должен длиться не больше тринадцати секунд: две секунды на сближение, одна — на удар, десять — на отсчет рефери. Эрен запомнил, и отсчет первых тринадцати начинал с одного из самых обыкновенных прохладных майских дней прошлогодней весны, когда сестра привела его в пахнущий кожаными диванами и кислой краской для принтера офис. Он рано потерял родителей, говорила она, без конца поправляя легкий газовый шарфик, старательно подобранный в тон туфлям, он способный, убеждала, просто нужен подход…       Эрен, сидя в одном из прохладных кресел, уставился в пол, скребя ногтем упаковку жвачки. Все эти разговоры, эти жалостливые лица — сердобольные, восковые, ненастоящие, — застряли промеж горла, не проглотить, не выблевать. Надоело.       — Сколько тебе лет, сопляк? — послышался голос. Нет, не голос — сухой лёд.       Две секунды. Эрен смял обёртку и поднял взгляд. Белый свет флуоресцентной лампы ударил в роговицу, ослепив на миг, обрисовав нависающий над ним узкий силуэт. У него не было ни цвета, ни имени, ни формы — только зрачки, живые и глубокие, которые расползлись вширь, заполняя радужку, как чёрная акварель в воде. И равнодушный взгляд — немой, бесцветный.       Эрен не сразу понял, взрослый перед ним или ровесник. Чёрт разберет, сколько ему лет — выглядел он гибким и упругим, как кожаный жгут.       — До хрена, — неожиданно истерично взвизгнул Эрен, вскочив с места.       …И маленький. Эрену семнадцать, он выше.       — Эрен, прекрати, — шепнула Микаса, как рассерженная кошка. — Это Леви Аккерман, ты будешь ходить к нему на тренировки…       Голос сестры дрогнул на полуслове и стих. Этот Леви Аккерман её уже не слушал — отступил на шаг, взглядом профессионала оглядел Эрена сверху вниз. Оценивающе прошелся ладонью по плечам, торсу, спине. Эрен вздрогнул, когда пальцы скользнули по груди. Сердце сбилось с ритма, замерло, и только через миг — одну секунду, равную бесконечному падению в пропасть, поймало новый.       — Ну раз до хрена, то не плачь. — Леви коротко указал кивком на дверь, приглашая следовать за собой.       И Эрен пошел, оставив позади прохладу офисного кресла, вылизанную белизну стен и тонкий, скулящий писк принтера.       …На первый взгляд — подросток. В таких светлых джинсах с крохотными потертостями ходили старшеклассники в его школе. Высокие кожаные ботинки с окованными металлом носами, начищенные до зеркального блеска, изящно обхватывали тонкие лодыжки, зрительно увеличивая стопу, а сквозь тонкую рубашку с закатанными рукавами можно было прощупать покатые упругие мышцы. А ещё — Эрен слабо усмехнулся — ключи в заднем кармане. Если присмотреться — всё его тело и линии, обточенные крепким рельефом, выдавали в Леви немалый опыт. Рядом с ним, таким крепко сбитым и взрослым, Эрен ощущал себя детским и нескладным.       А вот глаза… Глаза у Леви были другими. Эрен видел тысячи, но его — врезались в память сразу.       Свет в раздевалке лился тускло и неровно, и казалось — зрачки Леви то приближались, словно желая поглотить целиком, то отдалялись, выплевывая обратно в душный бетонный короб с подпорками из одинаково серых шкафчиков. Цоколь лампочки мерно покачивался из стороны в сторону, меняя цвет его радужки с темно-серого на пронзительно-синий. Раз — зрачок рос, выходя за пределы радужки, два — сжимался до черной точки. Действовало, как гипноз.       — Будешь готов, выходи в зал, — ровный голос Леви вырвал в реальность. Его взгляд соскользнул с лица Эрена к груди. Криво усмехнувшись, он поддел пальцем край футболки. — Мультики любишь?        Тело пробило разрядом. Леви коротко задел его живот — на миг, всего на миг, но Эрену хватило, чтобы кожу в месте касания полоснуло огнем, а в лицо хлынул жар.       Эрен инстинктивно отступил, вызвав у Леви странно понимающую усмешку.       — Это из комикса. — Эрен опустил глаза на вскинувшего крыло Твитти в рокерской бандане и очках по центру своей футболки.       — Комикса, — повторил Леви. — Сам-то хочешь на бокс ходить? Или сестра заставила?       Эрен с вызовом вскинул подбородок.       — Сам.       — Спортом занимался?       — Да, — быстро нашелся Эрен, решив не уточнять, что единственным спортом в его жизни была физкультура в школе.       — Ладно, мультик, — Леви небрежно хлопнул его по плечу. От его рук едва уловимо пахнуло пыльной резиной и сдержанной прохладой. — Не задерживайся. Жду на ринге.       — Я не мультик, — с опозданием взвился Эрен, чувствуя, как отравляет тело бессильная детская обида.       — Вот и посмотрим, — ответил Леви. — Мультик.       Его грубоватый, прохладный тон мгновенно остудил пыл. Леви вышел за дверь. Эрен проводил литые мышцы его спины, от каждого движения перекатывающиеся под тканью одежды. Случайно зацепил взглядом узкий ломоть зеркала в чьем-то незакрытом шкафчике и своё отражение: руки — длинные, узкие, с едва наметившимися округлостями на предплечьях, — и моментально спал с лица.       …Глупо, Эрен, в семнадцать читать комиксы. Пора бы уже вырасти, Эрен. Перестань таскать футболки с мультяшными персонажами, Эрен. Зачем тебе на бокс, Эрен, посмотри на себя. Ты не создан для этого спорта, Эрен, о чем ты вообще думал?.. Голоса сестры, покойных родителей слились в бубнящий монотонный гомон, как кислота забрались под кожу.       Сквозь него прорезался другой: сопляк-мультик, хочешь на бокс ходить?       Эрен оглядел свои плечи, руки. В сравнении с Леви, он действительно щуплый и хилый, даром, что ростом выше. Здесь, в секции бокса, наверняка такие как он надолго не задерживаются. Эрен попробовал произнести эту фразу про себя — отстраненно, без чувств, уже спокойнее решил — ну и плевать тогда на этот бокс…        Лязгнула железная дверь. Подтянутый парнишка с полотенцем на плечах внёс в раздевалку запах разгоряченного, объятого адреналином тела, слащаво зализанную набок челочку и кривую улыбку.       — Новичок? — мягко спросил парнишка, позже назвавшийся Жаном, и, скользнув мимо, дохнул холодком мятных леденцов.       Позже, когда он стоял на ринге — из его рта разило кровью. Но, нужно отдать должное, продолжал улыбаться, странно нежно изгибая рот, так, что на щеках темнели милые ямочки. А над этими сладкими ямочками горели чёрные, обожженные болью зрачки.       Интересно, думал Эрен, метя в фактурно выбритый, по-женски округлый подбородок, этот Леви всем здесь дурацкие имена давал? А Жана этого тогда как называл, диснеевской принцессой?..       Злость вскипятила кровь, сквозь мясо и кости будто пропустили ток. Пальцы дернулись. Удар, ещё удар. Брызги алым веером окропили пыльный мат. Эрен бил прицельно и упорно не поворачивался, хотя спина дрожала от напряжения. Хотелось чуть отклониться, как бы невзначай, мельком посмотреть, проверить, наблюдает ли за ним Леви?..       Повернется ли его язык назвать сопляком-мультиком, теперь, когда он превращает приторно-нежное личико Жана в кровавый кисель?       Но Эрен не поворачивался. Не поддавался.       От напряжения ныли спина и плечи, словно сзади кто-то водил по затылку ледяным языком, пытался втиснуться в голову, мысленно звал: давай же, повернись, повернись, повернись…       Эрен не выдержал, метнул короткий взгляд. Леви вертел на пальце кольцо с ключами, глядя в телефон. И лицо у него было — совершенно обыкновенное. Пресное, равнодушное, с явным следом усталости от жизни. Ничего интересного: типичный скучный мужик лет тридцати. Наверняка за пределами зала живёт свою бессмысленную жизнь, водит какой-нибудь бесцветно-серый седан, вечерами катает в нём баб…       Злая мысль отравила кровь, Эрен мгновенно расплатился за это ударом в лицо. Слепящая вспышка боли выбила из равновесия, доползла до лёгких, вышибив воздух; голова тяжело загудела, как медный колокол.       Раз-два… Давай же, повернись, повернись…       Следующий удар обрушил Эрена в сочащуюся болью тьму.       …Дышать через нос — больно, через рот — больно, в глотке застрял сухой ком величиной с кулак. Глаза резал свет, Эрен урывками выхватывал рядом движение — серебряный блеск на мысках ботинок и джинсовые складочки на сгибе аккуратного узкого колена. Дрожащее и бликующее, оно складывалось воедино в усталые веки с тонкими ниточками вен, серые, плотно сомкнутые губы и в точёное, красивое, обманчиво молодое лицо, сквозь маску равнодушия которого проталкивалось что-то болезненно-острое.       — Ты как, мультик? — Ладони обхватили щеки, почти нежно. — Живой?       Волосы Леви под потолочной лампой горели сияющим нимбом, руки подрагивали. Эрен перехватил прохладные запястья, фокусируясь на серых глазах. Узких, тускло серых глазах, на дне которых притаились глубина и синий холод.       В тот момент показалось, они были похожи на воспоминание из далёкого детства. Оголенные веточки, обтянутые серебристым инеем; ледяной запах росы, кустарники, сверкающие на свету, что смотреть больно, и ноябрьское солнце, катящееся за синий горизонт. Эрен знал, стоит тьме лечь на землю — все утонет в холоде, и этот холод ему, ребенку, представлялся невообразимо огромным, охватывающим весь мир. А теперь этот мир, этот синий-синий мир, вырос, расширился и замкнулся на взгляде, повисшем сверху.       — Живой, — отозвался кто-то другой. Не Эрен.       Огромная серая тень заслонила свет, и Леви в ней растворился. Рядом возникло благородное ладное лицо с отточенными скулами, тяжелым подбородком и безоблачным, но суровым взглядом. Вслед за лицом выросли очертания крепких плеч и безукоризненная офицерская выправка. Тень наклонила голову вбок, что-то высматривая на лице Эрена, и беззастенчиво коснулась плеча Леви — тот моментально высвободил запястья, — отчего Эрен шестым чувством угадал в этом движении нечто неуловимо интимное. Что-то явно было между ними двоими. Неявное, но одновременно очевидное.       — Живой, — снова подтвердил этот, офицерской выправки, и добродушно улыбнулся. — Встать можешь?       Не встану, тупой ты солдафон, зло подумал Эрен. Не могу и не встану, лишь бы ты сгинул отсюда и больше не смел приближаться.       — Слушай сюда, мультик, — негромко заговорил Леви. — Хочешь продолжать ходить на бокс, запомни: стремись к тому, чтобы твой бой длился не больше тринадцати секунд…       Эрен приподнялся на локтях, с облегчением ощутив под собой войлочный пол, заключенный в прямоугольник канатов ринга. В углу напротив сидел Жан, над ним хлопотал молодой медик с глянцевой лысиной, прикладывал к его лицу пакет со льдом. Оглядел потолок, стены — мир вокруг прекращал вращение, вставал на место.       — …И одна — на удар.       Эрен споткнулся взглядом о Леви, об узкие кисти рук, губы, суховатые и серые, с острыми углами…       — Твой удар должен быть решающим, понял меня? — уточнил он уже мягче. Эрен почему-то подумал — сейчас он вновь обнимет его лицо ладонями. Щеки загорелись в предвкушении прикосновения, но вместо этого Леви встал с корточек и заговорил с солдафоном.       Решающий, повторил Эрен про себя, и только позже понял, что решающей стала та самая секунда.       Секунда, определившая будущий год, где губы Леви, руки Леви, тело Леви, изученное исподтишка в душе и раздевалке, на ринге и тренировках, виделись ему постоянно — бесчисленное количество раз воскресали ночью, творили бесстыдные вещи. Этот Леви из снов захватывал пальцы ртом, влажно скользил языком по фалангам, предвосхищая долгое, мучительно-сложное наслаждение, с которым он, по воле фантазии, следом падал вниз, к бёдрам Эрена, и изматывал долгой лаской его член. Аккуратно вылизывал головку, затем обхватывал губами, медленно опускаясь по всему в набухших венках стволу и вновь поднимаясь — до тех пор, пока всё тело Эрена не пронизывала обжигающая вспышка оргазма. А потом, не снимая с прицела особенного, равнодушно-внимательного взгляда палево-синих глаз, бережно брал в руки его лицо, ласково и на выдохе спрашивал:       — Ты как, мультик?       Эрену хотелось кричать, его изводил голод. Хотелось, чтобы и Леви, и его трогательно-нежный вопрос звучали не во сне, а в реальности — на ринге, рассеченном ослепляющими лучами прожекторов, в полумраке раздевалки, в душе, в спальне-гостиничном-номере-где-угодно… Хотелось пропустить пальцы сквозь его волосы, вдохнуть прилипший к его коже запах пыльных матов и резины.       Чувство увлекало его, и вот он уже сам касался кончиком языка мягкой мочки уха, а потом, придерживаемый Леви под поясницу, представлял, как он раз за разом вжимается вглубь его тела. Двигается толчок за толчком, с упоением вылавливая на его лице отклик утомительного напряжения.       Видение утопало в тревожном сне, и стоило мутным и нежным картинкам исчезнуть наутро, как вокруг возникали выкрашенные дешевой краской стены зала, устланного спортивными матами, разобранные штанги, боксерские груши, горячий запах пыли, пота и просоленной резины.       Эрен, стоя в сердце ринга, успевал и выбивать из оппонентов воздух с кровью и несмело наблюдать за Леви, одними глазами, тайно следуя за ним по узким проходам зала — мимо снарядов, мимо таких же спортсменов, мимо неровного света электрических ламп.       — Эй, не налегай, — предупреждал его Леви после каждого спарринга. — Мы здесь учимся драться, а не убивать.       Эрен кивал, но каждый раз внутренне клялся бить оппонентов яростнее — лишь бы Леви подходил чаще. Он и подходил — подхватывал, ставил на ноги, стирал с лица кровь, расшнуровывал перчатки… Все эти прикосновения — случайные, такие мимолетные и естественные, выбивали из Эрена остатки самообладания. Ему даже казалось, однажды он проснётся и заметит на своем теле стигматы — незаживающие и бесконечно кровоточащие, — на местах, где были пальцы Леви и его ладони.       И Эрен дрался. Дрался, воображая себя львом среди шакалов. Львом, который однажды победит всех, и когда вокруг останутся лишь жалкие проигравшие, Леви обязательно посмотрит на него иначе, увидит не мягкую кожу и хрупкие кости, не сопляка-мультика — он увидит Эрена. Настоящего, способного завершить бой за тринадцать, мать их, секунд. Но его, казалось, ничего не впечатляло. Кого бы он не бил, чью бы кровь после боёв не отмывали с ринга — взгляд Леви замирал только на Эрвине, этом солдафоне, по-особенному, трепетно, так, что каждый раз Эрена точно цепляли на крюк, подвешивали как тушу в скотобойне и вспарывали наживую.       — Ты бьешь бездумно. И потому не следишь за руками. Думай о противнике.       В углу ринга — тесно и спертый воздух. Леви вытер кровавым полотенцем Эрену лоб, а затем, ухватив под мышки, несколько раз сжал бока:       — А ты о чем думаешь?       О тебе, о тебе думаю, разве ты не видишь, как ты можешь не видеть, звучало набатом в голове Эрена, пока этот набат не прервался с возникшим на горизонте лицом Эрвина и не превратился в одно слово «ненавижу».       Леви подтолкнул его на ринг. В противоположном углу на Эрена испуганным волчонком смотрел бритый новичок.       — Можно мне с ним. — Эрен кивком указав на Эрвина. Он стоял у канатов, заложив руки за спину, и будто бы никого не замечал. — Я всегда хотел попробовать бой с профи.       — Нет, — отрезал Леви.       Эрен уставился на Эрвина.       — Можно мне с вами?       — Моего «нет» достаточно.       — Вы постоянно говорите, учись-учись. Как научусь, если мои противники — такие же, как я, а некоторые слабее?       Леви сощурился:       — Мультик, ты чего? Жить надоело?       — Пацан дело говорит, — Эрвин обратил к ним свое безупречное скуластое лицо и терпеливо улыбнулся. — Как-нибудь обязательно подерёмся.       Леви только укоризненно покачал головой и слез с ринга.       — Леви Аккерман?       Пойманный кем-то из спортивных врачей, Леви притормозил, склонив голову над протянутыми бумагами. На складочку его футболки прыгнул солнечный зайчик — Леви спугнул его движением плеча, моментально обласканного взглядом Эрена.       Ле-ви. Леви Аккерман.       Перекатывая его имя на языке, Эрен смотрел, как он достает из кармана ключи и водит металлическим кольцом от фаланги до кончика ногтя. Раз. Два…       Эрен сглотнул. У него было не больше тринадцати секунд. В этой позе, невозмутимой и расслабленной, Эрен оставил Леви.       — Давай сейчас, — ответил он твердо, врезавшись взглядом в Эрвина и подчёркнуто отбросив «вы».       Нет смысла драться с шакалами, когда единственный твой противник — прямо перед тобой. Эрен перестал сдерживать эмоции — они прорвались сквозь кожу, взгляд и — он чувствовал, как загнанный зверь чувствует — это предел, и если он не попытается, не осмелится, не бросит ему вызов прямо сейчас — проиграет навсегда.       — Нет. — Эрвин покачал головой, но Эрен видел — он прочел зашифрованный в вызове подтекст, и под спокойным интересом мелькнуло что-то ещё, оценивающее.       — Я хочу сейчас, — раздельно повторил Эрен.       Лицо, полное природного благородства, исказилось. Интеллигентность слетела, как легкая шаль под порывом ветра. Сквозь черты проступило властное, жадное, и тогда Эрен понял — пора.       Не медля больше ни секунды, он ударил.       Позже, придавленный болью, подгребая пальцами пустоту и медленно кренясь всем телом, Эрен падал на покрытие ринга как безжизненная груда костей и мяса. Заливая шею, тренировочную майку, из носа и рта обильно хлестало. Красные, алые, багровые потёки с его губ и подбородка прилипали к коже, текли как кровавое желе, взбитое миксером. И в этом падении, бесконечном и неумолимом, Эрен видел, как Леви повернул голову, и как только глаза сумели сфокусироваться на его фигуре, его окатило ужасом: с лица Леви исчезли все цвета. Губы — стянулись в тонкую полоску, посерели; судорожная бледность маской укрыла лоб и скулы. Он словно исчез, истёрся, превратившись в призрака, и только зрачки, пугающе живые, расширялись, словно, как и всегда, пытались поглотить Эрена с головой.       В ту секунду Эрен подумал, что такая притягательность — ненормальна. Будто кто-то взял лицо Леви, его образ и тело, смял в кулак и сделал из него новое сердце. А потом врезал его Эрену между ребер, накрепко запечатал в решетке костей, и теперь оно там билось — пульсирующее, уязвимое. Травило кровь, кости и мышцы — и больше не выдавишь его оттуда, не вырежешь…       — Чего добился? — Леви бросил полотенце прямо в лицо. — Вытрись.       Свет в раздевалке лился неровно, нервно подмигивал — перерезанная крестом тень падала на бетонный пол со вдавленного в потолок цоколя. Перед глазами прыгали ослепительные вспышки, в голове трещало, словно Эрену взбили мозги. Он тронул подушечками пальцем разбитую губу и зашипел — солдафон особо не церемонился. Вырубил парой прицельных ударов — чудом мозги не вышиб.       Леви нагнулся, провел проспиртованной салфеткой по губе — обжегшись о внимательную синь, Эрен едва не взвыл. Не то от боли, не то от близости.       — Чего добился, спрашиваю?       Эрена словно ошпарило.       — Ты не понял, что ли?       Леви устремил на него долгий взгляд, потом устало покачал головой.       — Повзрослей.       Одновременно с этим движением из его кармана раздался требовательный сигнал — он вытащил телефон, и Эрену в глаза вонзилось вспыхнувшее на экране ненавистное имя.       И тогда Эрен не выдержал. Вскочил, распрямился. С высоты его роста Леви, пусть его макушка едва доставала Эрену до середины лица, всегда казался невыносимо недосягаемым. Но не в эту секунду.       …Сначала была упругая волна горячего воздуха, а затем губы обожгло тянуще приятной болью. Леви от неожиданности вздохнул, когда Эрен притянул его к себе, ткнулся губами в удивленный рот. За краткий миг, с которым Эрен успел ощутить каждую черточку кожи его губ, каждую складочку, за миг, когда его язык прошелся кончиком по розовой полоске приоткрытого рта, казалось, мир сжался до горячего дыхания, ощутить которое мечталось только в самых откровенных мечтах. Эрена пробрало до кончиков волос, закоротило…       Уверенный толчок в грудь впечатал его спиной в дверцу шкафчика.       — Что за шутки? — выплюнул Леви. — Ещё раз так сделаешь — твою придурь с пола придётся соскребать.       — Да я… иди ты… — задохнулся Эрен, уже хотел рвануть прочь, но решил — лучше поздно, чем никогда, и затормозил: — Чем он лучше меня?!       — Кто?       — Этот… — Эрен стиснул зубы и выплюнул имя, как гнилой зуб: — Эрвин.       — Мультик, ты что себе выдумал?       Ни единой кровинки на ровном лице, лишенного даже крох эмоций. Эрен не к месту подумал — так идеально выглядят шелковые простыни, разглаженные ладонями его сестры. Ни единой морщинки, ни одного изъяна. Так и в Леви ничто не выдавало волнения или удивления: будто он всю жизнь ждал, чтобы бросить в лицо Эрену именно эти слова.       Сопляк-мультик, что ты себе выдумал?       Что ты себе выдумал, сопляк-мультик?       — Тебе нужно думать о другом, — неожиданно спокойно добавил Леви. — О тренировках и боксе. О том, как выиграть. А остальное… всё впереди — и первая любовь, и всё, что там у нормальных людей бывает.       Тусклые блики качнувшегося лампочки лизнули запястье Леви, заволновались и пропали. Эрен смотрел на них, но ничего не видел.       Потому что в мутном свете раздевалки, рассеченном полукругом лампочки, Эрен не мог знать, что для Леви — и рисунок его мышц, и пристыженно опущенный взгляд — все в нём виделось по-ребячески трогательным, наивным, словно Леви насильно окунули в то время, когда прогуливал уроки в старшей школе с такими же пацанами, как он сам: когда сбегали на переменах, спущенный футбольный мяч накачивали сообща и пинать старались так, чтоб вмятины не было… Не знал, что Леви хотелось прикоснуться к упавшей на глаза челке, отнять её от беззащитного виска, тронуть губами и втянуть запах — возможно, даже пахнуть он будет для него, как в прошлом: резиной и горячей пылью. Но стоит только приблизиться, как картинки теплых и добрых воспоминаний сменяются другими: вот он горячо дышит Эрену в затылок, стискивает плечи — до грубых, подсиненных отметин, а затем резко проталкивается в его тело. И тогда где-то в глубине поднимает голову живое и звериное, отчего вся беспомощность и мягкая тень ресниц мгновенно превращается в нечистоты.       Но Эрен этого не знал, а потому слышал:       — У тебя должно быть всё, что причитается тебе по возрасту. Это никак не пересекается с тем, что нужно человеку моего возраста. Взрослому человеку.       — Вы думаете, я чего-то не умею?       — Нет.       — Дело в опыте?       — В возрасте. Я не встречаюсь с малолетками.       — Так из-за этого? Мне восемнадцать.       — Нет, сопляк, — оборвал Леви. — У тебя подход ко всему дуболомный. У тебя что ни дело, так ты башкой своей бьешься и несешься вперед. Я тебе говорил, ни раз говорил, даже в бою — жди, Эрен, жди, считай…       — Я по-другому тоже могу. По-взрослому.       — Ты? Не смеши.       — Тогда покажи… те. Покажите.       Эрен, задыхаясь от ужаса, застыл, считая секунды. Сердце вжалось в позвоночник. В ушах набухала давящая тишина, готовая взорваться. Глаза напротив из чёрных точек медленно сузились и вновь расширились — задышали часто-часто, словно живые.       — Показать?.. — словно загипнотизированный, повторил Леви — будто ещё не определился, что вложить в свой вопрос: едкую усмешку или недоумение.       А затем, не дав себе времени на размышления, уверенным движением притянул Эрена к себе. Повинуясь призыву поглощающего с головой взгляда, ощутив нем сложное, нежное внимание, Эрен, как зачарованный, подчинился и склонился к лицу напротив. Успел вдохнуть запах чужой кожи, волос, уловить в нем прохладу и тепло одновременно, перед тем, как его лицо бережно обхватили чуткие пальцы.       — Запоминай.       Холодный синий блеск изучающе мерцал из глубин, словно Леви чего-то ждал. Эрен понял: ему давали шанс отступить, но он не собирался отступать. Не отступил, когда Леви мазнул губами по чувствительной коже его губ, не отступил, когда ощутил влажность чужого языка, скользнувшего вглубь его рта. Вечность прошла, когда к неторопливым поцелуям, мягко соскальзывающим то к виску, то щекам и подбородку, присоединился отчаянный грохот сердца и тяжесть возбуждения. Вечность прошла, когда Леви отстранился, и Эрен, захлебнувшийся от страха и желания, смог сфокусировать на нем замыленный взгляд.       — Ты как, мультик? — Ладони нежно обхватили щеки. — Живой?