Элементарная забота

— Прыгаем. — Что?       Капли холодного осеннего дождя неприятно моросили на лицо, совсем новенькое фетровое пальто и костюм-тройку, мокрые волосы липли, закрывая обзор, а свист промозглого ветра давно застрял в ушах, поэтому Кавех не сразу понял распоряжения и, скорее всего, ослышался. Вернее сказать, надеялся, что ослышался, потому что идея спрыгивать со скользкой крыши вагона состава казалась не просто рисковой — сумасшедшей. — Я сказал, прыгаем.       Нет, к превеликому сожалению, уши его не подвели: с трудом всматриваясь в изморозь серьезных глаз своего коллеги, он тотчас же в этом убедился и теперь, не на шутку возмущенный и опешивший, поспешил высказать свое негодование здесь и сейчас. — Вы в своем уме, Хайтам? — Вполне. — Тогда давайте мы вернемся в вагон и поговорим, как нормальные люди. — Если хотите попасть в лапы наемников, то прямая Вам туда дорога.       Кавех от недовольства цыкнул себе под нос. Вести переговоры с таким упрямцем, способным сквозящей гордыней отбить все желание находиться с ним рядом, было практически невозможно.       Такие люди, как аль-Хайтам, редко когда шли на компромисс в угоду своим объективно иррациональным и субъективно вполне естественным желаниям. Уж Кавеху это было известно, как никому другому. — Разве мы не разобрались с ними в купе? — А Вы наивно полагаете, что у них нет сообщников по всему поезду, прекрасно осведомленных кто Вы такой и зачем здесь находитесь?       В этом, конечно, Аль-Хайтам был, бесспорно, прав: только настоящий глупец осмелится вернуться туда, откуда еще недавно делал ноги. Но даже такой весомый аргумент не заставил усомниться Кавеха в своем решении — он остается (неважно, на поезде или в) и никуда прыгать не собирается. — Все же я считаю, пар от локомотива нагрел Вам голову, и вообще- — Кавех, сзади.       Аль-Хайтам резко дернулся к ворчащему коллеге, за шиворот оттаскивая того от чужой руки, еще секунду назад пытавшейся ухватиться за его брючину, и покосился на Кавеха, призывая обнажить револьвер. К счастью, тот без лишних слов понял, что от него требуется: взведя курок и спустив его, он хорошенько прицелился к виднеющейся части конечности и выстрелил, нажав на спусковой крючок, попадая прямо в цель.       Человек, которому принадлежала рука, истошно застонал и сорвался прямо вниз.       Кавех облегченно вздохнул, когда услышал еще парочку громких стонов: это означало, что пострадавший жив, правда, неизвестно в какой степени. Пусть он и был преступником, для Кавеха убийство даже такого гнусного человека являлось неприемлемым. — Что ж это такое! Никакой нормальной альтернативы, — взвыл обладатель светлых волос и мокрого, но все еще дорогого костюма, — спрыгнуть с вагона и свернуть себе шею или остаться здесь и быть убитым десятками еретиков.       Он, вложив револьвер в набедренную сумку и сняв с головы шляпу, принялся сливать с ее полей скопившуюся воду, которая в виде капель улетела вслед ветряному потоку, и театрально поморщился, глядя на слипнувшееся в комок голубое перо своей ручки. Его все предельно раздражало.       Помимо их незавидного положения, в ходе битвы он обронил свою обожаемую трость, придававшую ему некую солидность на фоне гениальности аль-Хайтама, а еще в его сумке сейчас нещадно мокли важнейшие документы и сводки по делу, из-за которого им пришлось в спешке покинуть Лондон. — Так Вы решили? — Нет! Еще нет! — А я да.       Детектив цепко схватился за обнаженное запястье своего помощника, более не дожидаясь его реакции, и стремительно спрыгнул с вагона несущегося на всех парах состава. В полете он каким-то невиданным образом успел сгруппироваться так, чтобы головы обоих остались целы, но приземление все равно вышло неудачным: сыщики кубарем скатились на землю, ударяясь спинами о скользкую гальку. — О-о-ох….       Кавех жалобно заскулил, меняясь в лице, когда они оказались неподалеку от железных путей. В размытой картинке едва различались хмурые облака и падающие капельки дождя. Где-то рядом скоро зашевелились, и перед глазами Кавеха возникло напряженное лицо аль-Хайтама. Он принялся точным взглядом из-под сведенных бровей выискивать какие-либо ранения на теле своего помощника, но, не приметив таковых, осторожно спросил: — Что случилось? Вы что-то повредили? — Да… — проныл он пуще прежнего, ладонью закрываясь от дождя и продолжая кривиться, — мое пальто... испорчено…       Кавех почувствовал, как липкая грязь противно холодит спину, с досадой и скорбью представляя нанесенный ущерб, причем не только его одежде, но и портмоне, который, будучи итак достаточно худым, истончится еще больше из-за будущих трат на химчистку. Он так зарылся в своем горе, что даже не заметил сдавленного вздоха от коллеги, который теперь принялся обыскивать самого себя.       Когда же он вынул из кармана жилета искомую вещицу, то облегченно вздохнул еще раз. — Капсулы знаний с нами, — подытожил аль-Хайтам, возвращая мешок с таблетками, откуда его достал, — Нам пора. — Куда? — изнеможденно спросил Кавех, приподнимая голову, — Неужели нас ждет экипаж в такой глуши?       Он поднялся-таки на ноги, неустойчиво отряхиваясь и поправляя края измызганного пальто, пока детектив заглянул в свои часы, звучно брякнув цепью. — Не говорите ерунды, — не выказав ни одной эмоции, ответил ему аль-Хайтам, — Сейчас половина пятого. Думаю, если мы выдвинемся сейчас же, то еще успеем вернуться в Принстаун глубоким вечером. Возможно, там найдётся две комнаты в местной гостинице. Пойдемте.       Кавех, недоуменно моргая, поправил свою шляпу и на секунду замер. Мыслительные процессы в его голове потихоньку кипятили кровь в жилах, разливаясь волнами негодования по нутру.       То есть, его партнёр, не только по делу, но и по несчастью, имеет честь смело утверждать, что они, будучи одни-одинешеньки в сердце Дартмура в ливень, пешком вынуждены добираться до городка, из которого выехали почти два часа назад на паровозе.       Где-то вдалеке прогудел вышеупомянутый локомотив, следующий прямиком в Лондон, выводя Кавеха из себя окончательно. — Вы, право, издеваетесь, друг мой! — сетовал он, абсолютно раздраженный, — Это же просто нелепица какая-то. — Так Вы не идете? — в пол-оборота спросил у него аль-Хайтам, уже успевший отойти на приличное расстояние. — Немыслимо, — Кавех всплеснул руками, чувствуя, как ноющая боль парализует конечности, но все же торопливо последовал за сыщиком, — если я заболею, Вы возьмёте на себя ответственность, Хайтам. — Согласен, только Вы не заболеете. — Заболею, уж поверьте. — Нет, не заболеете. — Спорим? — Спорим. И партнеры по делу отправились в путь.

***

— Апчхи!       Кавех звонко чихнул, сильнее кутаясь в широкое пуховое одеяло и подбирая уставшие ноги, и отнюдь не эстетично высмаркнулся в десятую по счету салфетку. Его нос и глаза жутко покраснели, в горле все зудело, распространяясь на язык и уши, а голова, в которой ураганом проносились проклятья, посылаемые одной определённой персоне, ужасно гудела и ощущалась чугунной.       В камине переодически трещали поленья от пляшущих языков пламени, приятно обогревая обнажённую кожу. Где-то неподалёку капала на сушилке верхняя одежда, его штаны и рубашка, убаюкивая ютящегося в бархате кресла Кавеха.       Они добрались до Принстауна, как и предполагал аль-Хайтам, глубоким вечером, ближе к десяти, когда из приличных заведений открытыми остались только пабы и небольшая гостиница на краю городка, куда они сразу же направились. К сожалению, на то время остался один единственный номер, правда, на двоих. Делать было нечего. Тем более, им не привыкать жить вместе.       Идиллию и тишину комнаты внезапно нарушила распахнутая настежь дверь, грохотом встретившаяся со стеной, и вошедший штормом через неё детектив. В руках он держал последний выпуск Times, который не успел прочитать за сегодня, и чашечку чая с душицей и чабрецом, которую он тут же поставил на кофейный столик перед Кавехом. — Явились, — прошипел больной, принимая незамысловатое лекарство, приятно обжигающее и успокаивающее горло.       Впервые он был, мягко говоря, недоволен тем, что в их маленьком споре одержал победу: если выбирать между простудой и удовлетворенным эго заносчивого соседа, он, скрипя зубами, все-таки выбрал бы второе, нежели чем сидеть и маяться от слабости во всем теле. — Что пишут?       Ему бы впору ещё погундеть и пообижаться, только вот любопытство все равно взяло вверх над обидой на несносного партнёра, и Кавех заинтересовано придвинулся ближе к аль-Хайтаму, силясь заглянуть в шуршащую бумагу газеты. — Сайно удалось захватить убежище Мудрецов, — бесстрасно сообщил, не глядя на него, детектив, — Великий Мудрец под стражей.       Мудрецы — подпольная организация, занимающаяся сбытом наркотиков, «капсул знаний». Накачивая «капсулами» людей, Мудрецы делали из них сумасшедших и использовали для своих опытов. Всей грязной работой занимались наёмники, так называемые «последователи короля Дешрета» — еретики, возомнившие, что через похищение людей и промывку мозгов, они смогут возродить своего властителя. Однако, последователи знать не знали, что сумасшедший ресурс используется далеко не для возрождения несуществующего божества, а для чего-то более масштабного, а сами они являются лишь приманкой, служат для отвода глаз в случае непредвиденного раскрытия планов Мудрецов.       Однако расследование британской полиции совместно с аль-Хайтамом и Кавехом привело к невероятному открытию: на самом деле за Мудрецами стоит ещё более крупная организация, держащая в напряжении не только Лондон, но и всю Великобританию, если не весь мир. — Отлично, — усмехнулся Кавех, довольный положением дел, и сделал небольшой глоток чая — В Скотланд-ярде, наконец, начали работать, стоило грозе всех преступников Англии вернуться из отпуска. — Было бы неплохо отправить ему телеграмму с отчётом по делу утром, — задумчиво протянул аль-Хайтам, переворачивая страницу газеты. — Зачем же? Разве мы не собираемся в Лондон первым же рейсом? — помощник детектива удивлённо повёл плечами, решительно не понимая, зачем тратить деньги на телеграф если уже завтра вечером они прибудут в отделение полиции. — Не люблю задержки, — пояснил детектив, ни на секунду не отрываясь от текста, — Особенно в чужой голове при рассмотрении важных дел.       На это высказывание Кавех лишь закатил глаза, более не заостряя внимание. К тому же, были вопросы поважнее. — Что там с Фатуи? Ничего не разъясняют? — Никак нет. Да и откуда им брать информацию, — аль-Хайтам откинулся на спинку кресла, закрыл газету, видимо, не находя ничего интересного, и посмотрел-таки в сторону своего партнёра, — Дальше наёмников да Мудрецов мы ещё не продвинулись. — Да уж, прескверно, — Кавех проделал ровно то же самое, аккуратным звоном оставляя чашку на блюдце, — К тому же-       Договорить ему не позволил очередной чих, раздавшийся по всей комнате. Бедный парень едва успел защититься от возможного стыда салфеткой, и теперь изнуренно прижался лбом к подлокотнику, свесив руки и шаркая ими по полу. — аль-Хайтам, — промычала в бархат кресла блондинистая голова, — Это Вы виноваты. Во всем. — Не выставляйте себя на посмешище. Я не мог предсказать Вашу простуду, — задорно хмыкнул аль-Хайтам, едва заметно ухмыльнувшись. — Вы не могли, но я - да!       Кавех резко поднялся, развевая по теплому воздуху пряди золотых волос. На его лице, тронутом светом пламени в камине, отчётливо виднелось возмущение. — Еще и живём в одном номере, — прошептал он, складывая руки на груди. — Вас это так напрягает? — детектив встал со своего места, медленно обошёл кресло своего помощника, что уже начало трещать от его активных телодвижений, и оперся на него, — Я думал, вы уже успели привыкнуть к нашей совместной жизни на Бейкер - стрит. — Не говорите вещей, которые можно понять неправильно, — нервно прошелестел Кавех, запрокидывая голову. — Но я говорю так, как оно есть на самом деле, Кавех, — ухмылка аль-Хайтама с каждым возмущенным вздохом его собеседника заметно становилась шире.       Детективу явно нравилась эта игра, а помощнику детектива явно хотелось куда-нибудь затолкать его самодовольство. — Вы прекрасно поняли мою мысль, Хайтам, — раздраженный Кавех провел по лбу пальцами, смахивая светлую челку, — И вообще, Вы смеете со мной спорить, даже когда я болен и еле держусь в сознании! — Неужели? — тёмные брови партнера поползли вверх в деланном удивлении. — Да! Вы даже не удосужились позаботиться о моем состоянии. — Не преувеличивайте, я принёс Вам чай. — Вы правда уверены, что этого достаточно?       Хитрый блеск в глазах детектива никогда не нравился Кавеху — это всегда означало, что в чертогах разума этого человека происходило странное, не подходящее ни под одни общественные рамки размышление. Теперь же изумрудный взгляд попросту пугал и сковывал. — Что ж, давайте я о Вас позабочуть, мой милый друг.       Аль-Хайтам еще раз принялся обхаживать вокруг Кавеха, остановившись прямо напротив него, и положил руки на подлокотники, полностью окружая больного помощника, неловко жмущегося и прикрывающего обнажённые плечи одеялом.       После небольшой паузы, показавшейся для Кавеха сущей пыткой наяву, сыщик начал придвигаться к нему все ближе и ближе, пока он не стал ощущать чужое дыхание на чувствительной коже.       Аль-Хайтам, исследуя лицо партнёра, надменной улыбкой прикоснулся сначала к его лбу, затем к щеке и, под конец, к шее, задерживая сухие губы не больше, чем на пару секунд.       Кавех, которому от смущения от столь внезапной близости пришлось зажмуриться, буквально горел под ехидным взглядом хайтамовских глаз, сетуя на самого себя, так просто поддавшемуся такой банальной и пошлой провокации. — Да у Вас жар, — наигранно вздохнул аль-Хайтам, ни разу не отодвигаясь от помощника и продолжая нависать над ним. — Да как Вы смеете, — прошипел, морщась, Кавех, прикрывая ладонями красное лицо, — над больным человеком… У Вас нет никакого стыда, Хайтам! — А у Вас температуры, — подытожил детектив, смелее растягивая губы в победной улыбке и, наконец-таки, отходя от него.       Он забрал с кофейного столика чашку с допитым чаем и направился к выходу из комнаты, напоследок обернувшись на разъяренного и донельзя смущённого оппонента, который теперь укутался в одеяло с головой так, что виднелся только подрагивающий кончик носа. — Я попрошу у дворецкого ещё чая и попробую раздобыть для Вас мед, — послышалось Кавеху где-то рядом с дверью. — Спасибо, — пробубнил он в ответ своему коллеге, окончательно прячась в пуховой материи.       Боль ещё все пульсировала, отдаваясь в виски и затылок, горло першило так, что хотелось кашлять, ко всему прочему Кавеха начало жутко знобить.       Но, несмотря на все неприятности, впервые за все это время он подумал, что день выдался не таким уж и плохим, а номер на двоих вдруг стал для него в тысячу раз уютнее, чем прежде.