Серый на морях

Начиналось все не просто безобидно, а как-то даже между делом, Серый долгое время и вовсе не понимал, что что-то планируется. Ну, сводили его родители зачем-то сфотографироваться, ну, съездили они пару раз в какую-то контору, чтобы сначала отдать что-то там, а потом забрать — взрослым виднее, а его дело малое: не мешать. Тем более, мотались они еще по весне, когда Серый все силы прикладывал к тому, чтобы привыкнуть к семье и не быть вновь изгнанным, куда уж там задавать вопросы! Потом случилась поездка в лагерь: Серый сначала поверил, что от него отказались, потом дважды сотворил огромные глупости, за которые сам себя наверняка бы выгнал из семьи, если бы мог, а под конец и вовсе влюбился, хоть никому в этом и не признавался — и все это за какие-то пару недель! Куда уж тут вспомнить, что мама с папой что-то там до лагеря затевали. Дома оставили — уже праздник. Лена иногда соглашается встречаться — вообще карнавал. Знание, что дело нечисто, пришло к Серому не самым честным способом, а потому неожиданно и неприятно: он подслушал. Много раз обещал себе, вообще-то, что перестанет замирать за углом или прикладываться ухом к розетке, чтобы услышать, о чем говорят в другой комнате без него, вспоминал просьбы мамы и советы психолога, что нужно доверять, ругал себя — и продолжал, потому что не знать, что происходит, было попросту страшно. — Ну и цены в этом году, — сказал папа, пока Серый старательно не дышал, чтобы его не услышали. — Раза в два с прошлого лета выросли! — Не в два, — не соглашалась с ним мама. — Смотри, двухместные почти столько же стоят. Просто нас теперь трое… — Трое. Серый, до конца еще не понимая, о чем речь, досадливо закусил губу. О каких бы местах они не говорили — все и так ясно! Он слишком дорого им обходится: то кружки, то телефон, то одежда, теперь вот еще… — Может, — начал папа тем же тоном, которым говорил, когда собирался выпороть Серого, и Серый весь подобрался, готовясь к вердикту, но мама перебила: — Нет. Все поедем. Понимание, что родители собираются в отпуск, облегчения не принесло. Радости — тоже. Серый вспомнил, как однажды — еще в первые недели жизни в этой квартире, с этой семьей — увидел на полке фотку в рамке: счастливых маму и папу на фоне бесконечной воды и заката. — Это из отпуска, — сказала тогда мама. — С моря. — Я никогда не был на море, — буркнул Серый, потому что больше не нашел, что ответить. — Исправим, — пообещала мама и увела Серого из комнаты. Серый подумал тогда, что ни на какое море его на самом деле не повезут, что это одно из тех обещаний, которые взрослые дают не чтобы исполнить, а чтобы максимально отсрочить разочарование — и не расстроился, даже не обиделся. Знал, что не имеет права на такое обижаться. Теперь, когда пазл в голове стал наконец складываться, это воспоминание вонзилось в грудь острым стыдом. Напросился! Просто выклянчил себе поездку! Наглый, жадный… Очень захотелось, чтобы папа поспорил — он же прав, нужно, чтобы они с мамой ехали вдвоем, как раньше! — но в комнате было тихо. Наверное, каждый уткнулся в свой телефон и смотрел теперь, как бы выкрутиться, что бы придумать, раз «их теперь трое»… — Еще поищем, — сказал наконец папа. Что-то хлопнуло. Значит, не телефон, а ноутбук — вот настолько серьезно. — Схожу в агентство, узнаю про туры, — сказала мама. Серый отлип от стены, сердито потер ухо, на котором, казалось, отпечаталась розетка, и едва удержал себя от того, чтобы вцепиться себе в волосы. Очень захотелось пойти к родителям и сказать, что никуда он не поедет — и пусть папа порет за то, что подслушивал! Только вот Серый знал — мама расстроится, и доводить до этого не хотел. Нужен был план, в котором решение не брать Серого в отпуск принадлежало бы родителям, нужно было придумать что-то такое, чтобы никто не был виноват — хотя бы на первый взгляд, а если не получится — чтобы вина была на Сером… Сломать что-то дорогое, чтобы вместо моря для Серого родители оплатили ремонт? Или вытворить глупость, чтобы наказали? Сказаться больным? Придумать дела в городе? Серый крутил эти мысли весь день и добрую половину вечера, ворочал их так и эдак, отказываясь от еды и привычных субботних развлечений. На счастье, мама ушла по делам, а папа и сам был поглощён какими-то мыслями и не настаивал, так что объясняться не приходилось. Все разрушилось перед ужином, когда мама вернулась. Серый слышал, что она что-то говорит папе в коридоре, но слов не разобрал, а снова развешивать уши не захотел — и так уже узнал лишнего. Впрочем, это было и не нужно. Мама, едва договорив с папой, пришла к нему сама: открыла дверь, закатила в комнату небольшой пластиковый чемодан на колесиках и спросила: — Серёж, помнишь, мы обещали тебе, что поедем на море? Серый слабо кивнул, так и не представляя себе, что теперь делать. — Мы летим в Турцию на следующей неделе, — объявила мама, искренне и широко улыбаясь. — На две недели! Ты рад? Серый вместо ответа неожиданно заплакал, сам не понимая, что чувствует, а мама растолковала это по-своему, кинулась обниматься и говорить, что тоже безумно рада. Наверное, к счастью.