Шлюха Ёнбок

      — Привет.       Ёнбок замер у порога, смотря во все глаза на неожиданного гостя. Он в принципе гостей не ждал, тем более Ким Сынмина, с которым ему приходилось лишь несколько раз пересекаться. Они были знакомы, но никогда не общались. Вообще. Ёнбок в принципе ни с кем из коллег Хёнджина по группе не дружил, просто потому что они встречались очень редко, и то в то время, когда парни были заняты работой. Так Сынмин был еще и самым необщительным из них.       Ёнбок слышал от Хёнджина, что с Кимом альфе бывает сложновато. Тот был себе на уме, личным не делился, в общих разговорах участвовал только по делу, но вместе с тем любил иногда кого-то подкалывать и острить. Редко, но весьма метко. Кажется, он часто критиковал Хвана на почве его вокала. Омега не знал подробностей, но вроде как именно вокально Сынмин был более профессиональным, но петь в группе ему не довелось — голос был сильным, но слишком не подходящим для рока. Киму впору было баллады петь, а не играть на барабанах.       — Эм-м… привет.       Сынмин стоял перед ним как ни в чем не бывало. На лице привычная незаинтересованность, волосы аккуратно уложены. Он был одет легко для немного пасмурной погоды, в руке держал неприметный пакет. Словно зашел в гости другу, хотя друзьями они никогда не были.       — Впустишь? — поинтересовался Ким. — Я не с пустыми руками, — бета указал взглядом на пакет. — Знаю кое-что о беременности, так что купил самое полезное.       Ёнбоку потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что ему вообще сказали.       — Ладно.       Он отошел в сторону, пропуская гостя. Сынмин кинул, переступил порог, снял ботинки и поставил их в сторону.       — Угостишь чаем?       — Конечно.       Омега был все так же растерян и действовал машинально, но в голове тут же всплыли вопросы; зачем Ким пришел, неужели его направил Хван, или бета по своей инициативе зашел? Хотя зачем ему? Да и Хвану это зачем? Вряд ли Сынмин лучший переговорщик. Логичнее было бы Криса отправить, с ним Ёнбок хотя бы общался.       Спросить напрямую омега почему-то не решился. Он и сам не понимал, почему вообще впустил бету. Страха не было. Если что, ему достаточно закричать: Феликс дома, отсыпается в спальне, будет нужно — сразу проснется и примчится на помощь. С этой мыслью Ёнбок кивнул сам себе, ставя чайник на плиту. Они молчали. Краем глаза омега видел, как Сынмин выгрузил из пакета покупные пирожные в прозрачных контейнерах, печенье и фрукты. Ким был непосредственен настолько, что в пору было удивляться. Он сам отыскал небольшую вазу для фруктов, сам все помыл и вытер, словно вовсе не замечая сидящего за столом Ёнбока, который наблюдал за каждым его движением. Потом Сынмин сам налил им чай, опять же не сказав ни единого слова. Перед омегой оказалась чашка с травяным чаем и украшенное вишенкой пирожное.       Молчание затянулось. Наверное, Ёнбок наивно ждал, что бета сам объяснит, зачем он пришел, но Сынмин не спешил что-либо пояснять, и это уже начало напрягать, так что омега заговорил:       — Я не думал, что ты придешь ко мне.       Ким кивнул, словно он ожидал именно этих слов.       — Я и не собирался приходить. Мы друг другу никто, да и знакомы только благодаря Хвану. То, что у вас там происходит, вообще не мое дело. Я и сейчас не уверен, что мне стоило приходить.       Еще одна черта Кима заключалась в том, что он всегда говорил прямо то, что думает. Из-за этого его многие считали грубияном, но Ёнбоку подобное было привычно, потому что Минхо тоже был таким.       — Так зачем ты пришел?       — Меня не Хёнджин к тебе отправил, если ты уже успел об этом подумать, — Сынмин посмотрел на омегу, поставив кружку с недопитым чаем на стол. — Он вообще не в курсе, что я здесь.       Ёнбок тут же покраснел и отвел взгляд, ясно давая понять, что именно об этом он и думал.       — А кто отправил? — чуть тише спросил он.       Ким как-то неопределенное пожал плечами.       — Сложно сказать. Мне просто очень захотелось с тобой поговорить. Показалось, что мы могли бы отчасти понять друг друга.       Омега сцепил маленькие ладони в замок. Ему стало немного не по себе, потому как он не понимал, к чему ведет гость.       — О чем ты вообще?       — О том, что происходит у вас с Хваном, полагаю. Мерзкая история получилась, конечно, хотя начиналось все очень романтично. Я изначально был скептично настроен к вашему спонтанному решению срочно жениться, но лишь потому, что в Хвана не верил. Он мне всегда казался слишком легкомысленным, чего не скажешь о тебе.       — Зачем ты говоришь мне это?       Ёнбок все никак не мог понять, зачем этот разговор, зачем ему в принципе слушать все это, но он отчего-то не решался перебивать Кима и указывать ему на дверь. Что-то мешало ему в этом.       — Не пойми неправильно, но мне кажется, что и тебе, и этому идиоту нужно попробовать взглянуть на ситуацию под другим углом.       Омега даже на миг опешил. Неужели Сынмин будет уговаривать его простить Хёнджина и вернуться к предателю? Но зачем ему это вообще? Бета не казался заинтересованным в сохранении их отношений, он в принципе никогда и не лез в чужие отношения.       — Под каким бы углом я не посмотрел, ничего не поменяется. Есть вещи, которые нельзя прощать.       Ким чуть сузил глаза.       — Ведешь к тому, что ты никогда не сможешь простить Хвана? — прямо спросил он.       Ёнбок снова посмотрел на гостя.       — А ты бы сам смог простить такое предательство? — голос дрогнул. — Ты бы простил измену? Простил равнодушие, которое едва не привело к твоей смерти?       Сынмин не изменился в лице, но словно перестал моргать и даже дышать.       — Как бы это сказать… — замялся бета. — Я простил измену пару лет назад. Я простил того, кто мне изменил и стал виновником моей попытки покончить с жизнью.       — Что?       Омега потрясенно распахнул глаза, а Ким, понимая его удивление, улыбнулся. Однако радости в его улыбки не было совершенно, в глазах застыл ледяной холод.       — По мне не скажешь, да?       Ёнбок даже не нашелся с ответом. В самом деле — он же вообще ничего не знал о Сынмине, просто с виду казалось, что этот человек — кремень, и ни чем его не проймешь. Так еще и говорили всегда, что беты менее подвержены чувствам и более рациональны. Стереотипно, безусловно, но у Ёнбока было слишком мало знакомых бет, чтобы как-то проверить.       — Ты серьезно?       Ёнбок был удивлен не только этим известием, но и тем, что Ким решил с ним подлиться чем-то настолько личным. Это не та вещь, о которой можно говорить с посторонним человеком.       — Вполне. Порой так бывает, что самые болезненные воспоминания в жизни нам дарят те, кого мы больше всего на свете любим. Чем сильнее любишь, чем больнее от любого предательства. Я через это прошел и продолжаю жить с тем, кто причинил мне боль.       — Чонин…       Чужое имя глухо прозвучало и растаяло в наступившей тишине. Глядя на гостя, Ёнбок понял, что тема для беты и правда болезненная, хоть он и улыбался — натянуто, совсем неискренне. О том, что у Сынмина отношения с Чонином, Хёнджин упоминал вскользь и лишь однажды. О таких вещах было принято молчать, как и многих других табуированных темах, что не умещались в рамки общепринятого нормального.       Нормой считались пары из альфы и омеги или беты и омеги. Такие союзы приносили потомство. В первом случае считалось, что потомство самое лучшее, здоровое и разнообразное. У альфы и омеги рождались дети любого пола, с той лишь оговоркой, что от доминантного альфы рождались только альфы, будь то доминантные (что реже) или рецессивные, а доминантные омеги рожали только омег. Что же до бет, то от них омеги рожали практически всегда бет, в некоторых случаях омег, альф — никогда, потому как ни у омег, ни у бет не было нужной для рождения альфы хромосомы. По этой причине бетам было предпочтительно найти себе доминантного омегу, это было взаимовыгодно. Доминантные омеги могли оставлять метку на теле своей пары, как альфы, и эта метка повышала статус беты, так и дети-омеги были предпочтительнее для общества.       А если говорить о том, что не вписывается в норму, то тут речь шла либо про однополые пары альф или омег, что не несут потомства, либо отношения альф и бет. Это не порицалось открыто, но не приветствовалось настолько, что могло приводить к дискриминации, поэтому подобные пары свои отношения не афишировали.       Когда Ян Чонин, молодой красивый альфа, вчерашний выпускник университета, стал менеджером группы, сами участники еще не знали о том, что у него отношения с Сынмином. Это вскрылось позже, и то по чистой случайности, и тогда Крис, как самый старший и уважаемый, велел никому не поднимать эту тему. Личная жизнь на то и личная. Именно про тот случай и рассказал Ёнбоку Хёнджин. Претензий не было и просто не могло быть ни у кого, как минимум потому, что Сынмин отличный музыкант, а Чонин отличный менеджер, свою работу оба выполняли как надо. В скором времени они поняли, что осуждать их не будут, и немного расслабились, перестали шифроваться, и это только сплотило коллектив.       Ведь доверие так ценно.       — Он самый. У нас изначально все было обречено на страдания, так что я и сам удивлен, что мы держимся столько лет. Еще со школы, если быть точнее, когда мне было шестнадцать, а ему пятнадцать.       Ёнбок сглотнул. Он не понимал, почему Сынмин с ним так откровенен, почему сам начал эту тему и рассказывает то, что не рассказывал даже друзьями, но какое-то внутреннее «шестое чувство» подсказывало, что Киму нужен этот разговор.       — Вы так долго вместе, но он предавал тебя? — осторожно поинтересовался омега.       Бета задумчиво кивнул.       — Наверное, поэтому я и пришел к тебе. Прозвучит странно, но я не могу ни с кем об этом поговорить. Все равно никто не поймет. А ты поймешь, потому что знаешь, какого это, — Сынмин усмехнулся. — Наверное, это весьма эгоистично с моей стороны…       — Нет, — уверенно ответил Ёнбок. — Я тебя понимаю. А мои братья меня не понимаю. Минхо бы убил того, кто его предал, причем так, чтобы труп никто никогда не нашел и его самого ни в чем не заподозрили. А Феликс… он пережил такой кошмар, что измена мужа на фоне этого — ерунда. Они бы меня не поняли.       Сынмин кивнул.       — Так странно. Мы, вроде как, в одной лодке.       — И правда.       Почему-то эта странность показалась им обоим вполне нормальной. Ведь нет ничего плохого в том, что делиться своими переживаниями с человеком, у которого аналогичный опыт.       — Допивай чай, а то остынет.       Ёнбок встрепенулся и в самом деле вернул свое внимание чаю и пирожному. Скованность прошла, стало немного уютнее. Омега позволил себе расслабиться. Да, они с Кимом не были друзьями, но ведь он хороший человек, ничего плохого ему никогда не делал, не сказал ни единого обидного слова. Даже пришел навестить, купив сладости и фрукты. Что-то незримое и пока непонятное их роднило на духовном уровне.       Когда чай был допит, Сынмин взял в руки апельсин и принялся очищать его от кожуры. Наблюдая за его действиями, Ёнбок спросил:       — Расскажешь мне, как это было?       Бета снова улыбнулся.       — А ты хочешь знать? Не самая приятная история для беременного омеги, знаешь ли. Я бы предпочел поберечь твои нервы, а то они, бедные, уже геноцид успели пережить.       — Я хочу, — кивнул омега. — Не настаиваю, но мне было бы интересно узнать про твой опыт.       Ёнбок прокручивал в голове то, что сказал Сынмин. Он простил любимому человеку измену и даже почти доведение до суицида. Как такое возможно? Это вообще можно прощать? И как потом жить со всем этим?       — Ну, раз так… — бета задумчиво мотнул головой, не отводя взгляд от апельсина. — Думаю, мы с ним сразу поняли, что нас тянет друг к другу, несмотря на то, что мы учились в разных классах. Я был старше на год, заучка и серая мышь, на которого махнули рукой собственные родители. Для отца я был разочарованием, потому что родился бетой, а больше детей мой папа ему не родил. Отец ушел от нас и женился на другом омеге, который нарожал ему трех альф, а вскоре и папа нашел себе нового альфу, вышел замуж и родил омегу и альфу. Меня он скинул на своего папу, так что я рос с детства, как сирота, при живых родителях. Иногда папа меня навещал, я мог общаться с его детьми. Мы были особенно близки с его сыном-омегой, Джиёном. Но виделись мы редко, я всегда был один.       До тех пор, пока в моей жизни не появился Чонин. Он чувствовал, что я одинок, поэтому подошел ко мне первым, мы подружились и стали проводить время вместе. У Чонина была образцовая семья: отец работал в мэрии, папа занимался благотворительными фондами, очень влиятельные люди в Пусане. На Чонина, единственного сына, они возлагали большие надежды. А он влюбился в бету. Понятное дело, мы скрывали наши отношения. Любили друг друга до безумия, но в тайне. Но потом мы окончили школу и все стало сложнее. Я начал работать, потому что родители больше не планировали оплачивать мои естественные потребности, а Чонин поступил в университет, выбранный родителями. Они хотели как можно быстрее его женить, а еще им не нравился я.       Дочистив апельсин и разделив его на дольки, Сынмин протянул их Ёнбоку. Омега взял их.       — Спасибо.       — Ешь, тебе нужны витамины, — бета не смотрел Ёнбоку в глаза, немного погруженный в свои воспоминания. — В скором времени родители Чонина узнали о нас. Оказалось, что они устроили ему скандал, в ходе которого его папа хватался за сердце, строя из себя умирающего. Конечно, как это так — единственный сын решил похерить свое будущее, связавшись с бетой, и оставить их без внуков. Чонин мне тогда ничего не рассказал. Я только спустя полгода узнал, что отец угрожал ему. Сказал, что сломает мне жизнь, если Чонин меня не бросит.       Как ты уже понял, Чонин решил за нас обоих и спутался с омегой, красивым и миловидным сыном какого-то там хорошего друга своего отца. Он игнорировал мои звонки на протяжении двух месяцев, никак не выходил со мной на связь, а я то и дело видел новости о том, что сын того самого господина Яна встречается с сыном другого именитого господина, Пака. Это было подобно медленной смерти. Наверное, я тогда выглядел особенно жалко. Почти тронулся рассудком. Я… знаешь, — Сынмин поднял взгляд. Теперь не было и намека на улыбку. — Я ведь так его любил и так отчаянно ему верил. Игнор с его стороны меня просто убивал.       У Ёнбока защипало в глазах.       — Я понимаю.       Конечно, он прекрасно понимал, какого это — сам пережил, когда Хёнджин игнорировал все его попытки хоть как-то достучаться.       — Мне удалось подловить его у их дома. Чонин тогда опешил и растерялся, вообще ничего не смог мне сказать, его омега был удивлен и ничего не понимал. А потом из дома выскочил папа Чонина. Как же он был доволен происходящим. Он-то мне и сказал, что я в пролете, потому что Чонин скоро женится, ведь его омега уже беременный. Это уничтожило меня окончательно. Меня обливали грязью, а Чонин просто молчал. Я не помню, как тогда ушел, не помню как вернулся домой. Все как в тумане. Более того, я весьма смутно припоминаю, как сделал это.       Сынмин немного нерешительно коснулся пальцами правой руки рукава левой, приподнимая ткань. Ёнбоку стало не по себе, когда он понял, что именно хочет ему показать бета. На запястье, едва-едва заметные, розовели старые порезы.       — Какой ужас…       — Сейчас я понимаю, что в первый и последний раз в своей жизни действовал на эмоциях и совершил ошибку, — спокойно продолжил Ким, проведя подушечкой указательного пальца по шрамам. — А ведь мог умереть. Меня, как и тебя, спас брат. Джиён потом рассказал, что его несколько дней мучило странное предчувствие, он даже с папой поругался и вообще был на нервах. А потом его и вовсе накрыла паника. Попытался мне позвонить, но попал на автоответчик. Так что он сорвался ко мне поздним вечером и нашел истекающим кровью в ванной. Когда я очнулся, я вдруг понял, что во мне не осталось никаких эмоций. Разве что мне было стыдно перед Джиёном, он ведь так из-за меня переволновался. Он плакал и умолял больше так не делать, умолял не бросать его, так что я нашел для себя новый смысл жизни именно в нем.       Джиён переехал жить ко мне, в квартиру, которую я получил в наследство от дедушки. С папой он разругался окончательно, но не сожалел об этом, родитель успел его достать своей опекой. Мы стали жить вместе, и я решил для себя, что в моей жизни больше никогда не будет любви к Чонину. Вот только он решил иначе. Он как-то узнал о моей неудачной попытки суицида и, как потом выяснилось, бросил своего омегу и ушел из дома. Родители пытались его удержать, папаша даже имитировал инфаркт. А потом они его проклинали, грозились оставить без наследства. В общем, он пришел ко мне и стал молить о прощении, рассказал мне, как все было — и про угрозы отца, и про все остальное. Он ведь и правда пытался вычеркнуть меня из своей жизни, потому что не хотел разочаровывать родителей и чувствовал свою ответственность перед ними. Он хотел быть хорошим сыном, благодарным тем, кто его родил и вырастил. Спал с этим омегой, которого выбрали ему родители, как он твердил — представляя на его месте меня. Он держался, а как узнал, что я чуть не умер, бросил все и сорвался, раз и навсегда. Прошло уже три года, а он ни разу с тех пор не общался с родителями.       Когда он пришел ко мне в первый раз, я даже слушать его не стал. На второй раз выслушал, но попросил уйти и никогда больше ко мне не приходить. Я тогда прогорел и перестал чувствовать себя живым, мне уже ничего не хотелось — ни любви, ни Чонина, ни его объятий и нежности. Вообще ничего, что связано с ним.       Ёнбок сглотнул.       — Знакомое чувство.       — Так продолжалось полгода. Я был уверен, что Чонина надолго не хватит, что он устанет от моего безразличия и вернется к родителям и своему омеге. Но с каждым его приходом я все отчетливее понимал, что все так же его люблю, что хочу поступиться принципами и унизить себя, простив его. А потом я сам себе твердил, что это временно, что Чонин снова меня бросит и потом будет больнее, так что и начинать не надо. Это было тяжело, а Чонин не отступал. Я видел, что он искренне раскаивается и винит себя. Джиён его постоянно прогонял, когда я сам был не в силах это сделать. И так на протяжении полугода.       Ёнбок неспешно откусил дольку, а потом распробовал свежий цитрусовый вкус. Словно апельсин мог как-то перебить горечь от чужой истории.       — Хёнджин тоже извинялся. Но какой в этом смысл сейчас.       Сынмин кивнул.       — Вот и я так говорил — какой смысл, когда все уже случилось? Чонин сделал свой выбор тогда, и я не могу его за это осуждать, ведь выбрал он родителей. А все остальное — череда случайных событий. Я повторял ему, чтобы он вернулся к себе домой, к своему беременному омеге, жил там своей жизнью со своей семьей. Я-то при всем желании не смогу дать ему такую семью, правильную по общественным меркам. Со мной он всегда будет скрываться, возможно даже стыдиться своей сути. Это сейчас я понимаю, что сам думал как идиот, но тогда мир делился строго на черное и белое. Я отшивал его, он не уходил, просил простить его и дать ему второй шанс.       Я не верил ему, но все равно любил. А потом я узнал, что его омега родил, и решил, что на этом пора окончательно все обрубать. У Джиёна тогда как раз были мысли съехаться с его альфой, они искали жилье, а я познакомился с Крисом, который искал музыкантов для своей группы. Решил все в один момент: оставил квартиру Джиёну, а сам собрал вещи и уехал в Хвасон. Крис помог мне устроиться, первое время я жил с ним, потом нашел работу и снял себе жилье. И только я решил, что теперь уже точно все, как опять появился Чонин. Он выпытал у Джиёна, куда я делся, и поехал за мной. Просто перевелся в местный университет, нашел подработку и пришел сказать мне, что будет ждать столько, сколько потребуется, и будет всегда рядом. И в тот момент я понял, что смысла больше убегать нет. Я простил его и принял, постарался отпустить все обиды. Позволил ему обнять меня, и знаешь… — Ким улыбнулся, на сей раз вполне искренне. — Мне так хорошо стало, впервые за эти полгода. Словно я долго плутал на чужбине и вернулся домой, туда, где мне самое место. Мое сердце снова расцвело. Времени прошло достаточно, чтобы я смог снова позволить себе любить.       Ёнбок так и замер, держа в руках надкушенную дольку.       — Ты на самом деле его простил? Это возможно?       — Знаешь, в чем правда, Ёнбок? — более твердо сказал Сынмин. — В том, что суть не изменится никогда. И память внезапно не пропадет, и шрамы за день не исчезают. Я люблю Чонина больше всего на свете, но я всегда буду помнить о том, что он меня однажды предал. Я уже никогда не буду верить ему так, как верил раньше. Увидев его в объятиях омеги, я не буду и пытаться разобраться в ситуации, мое воображение все додумает само. И с этим уже ничего не поделаешь.       Омега нахмурился.       — Этого стоило ожидать…       — Никто не обязан прощать, — продолжил Ким. — Если понимаешь, что иначе больнее — прощай, если нет — не прощай. Все просто. И ты не обязан прощать Хёнджина, потому что будем честны — он поступил с тобой в разы хуже. Как бы сильно ты его не любил — а ты его явно любишь, — прощение можно никогда не заслужить даже самыми лучшими поступками. Если простишь, правда все равно никуда не денется. Если не простишь, пустота из твоей жизни тоже не исчезнет.       Ёнбок тяжело вздохнул.       — Как-то совсем безрадостно. Мне для этого нужно было взглянуть на ситуацию под другим углом? Чтобы понять, что все равно все будет плохо, что бы я не решил?       Сынмин мотнул головой.       — Нет, не поэтому. В этом наши ситуации расходятся: я жил для себя, а ты уже не один.       До омеги не сразу дошло, о чем речь. Он проследил за взглядом Кима и тут же положил ладонь на свой огромный живот.       — Ох…       Теперь стало ясно. Речь уже не о том, что они с Хёнджином могут или не могут быть вместе, теперь речь о детях. Вот о ком они должны думать, вот чьи потребности теперь важнее.       — Я рос без отца, — напомнил Сынмин. — Пока папа не вышел замуж повторно, у меня был только он, но потом и для него я перестал быть важным. От разводов в первую очередь всегда страдают дети, потому что родители — это весь их мир.       И с этим Ёнбок не мог не согласиться. Он сам вырос в хорошей семье. Его отец, Ли Минхёк, детей своих просто обожал, а папа, прелестный миловидный испанец Оливер, сюсюкался с ними и даже для вида не пытался хоть иногда быть строгим. Им обоим пришлось стать серьезнее после того, как с Феликсом случилось ужасное несчастье, но даже тогда они продолжали быть самыми любящими. А вот Сынмину повезло меньше, его родители развелись и каждый переключился на свою новую семью, в которой не нашлось места для первенца.       — А ты думаешь, что предатель может стать хорошим отцом?       Бета чуть повел головой.       — Хёнджин сейчас активно изучает все, что касается родов, ухода за беременным и родившим омегой и ухода за младенцами. Я сперва даже не поверил, когда увидел это. Мне кажется, настрой у него серьезный.       Это Ёнбока удивило.       — Так он что, правда уходит из группы?       Об этом Джисон говорил на первом слушании, но Ёнбок тогда не поверил. С чего бы Хвану вот так просто отказываться от мечты?       — Уже ушел, — ответил Сынмин. — Передал Крису все права на написанные им песни. Кроме одной.       Омега тут же помрачнел.       — Той самой?       «Шлюха Ёнбок» — пронеслось в голове. Проклятая песня, ставшая его личным кошмаром и практически сломавшая ему жизнь.       — Той самой. Она везде отозвана еще месяц назад, выкладывать теперь никуда нельзя — сразу банят, ставить на эфиры нельзя и подавно. Хёнджин делает все возможное, чтобы уничтожить эту песню. Конечно, полностью от нее не избавиться, но он старается.       Ёнбок замотал головой.       — Это уже не имеет значения. Все самое плохое уже произошло.       Ким не стал с этим спорить.       — И то верно. Ешь апельсин.       На несколько минут они оба замолкли, думая каждый о своем. Мысли носились в голове ворохом, Ёнбок даже не мог зацепиться за что-то конкретное. Значит, Хван ушел из группы, теперь он изучает все, что касается родов и детей. Неужели он и правда решил стать хорошим отцом детям? А что, если его снова перемкнет? Разве омега может снова ему довериться после того, что уже было?       Сынмин прав — прежнего доверия уже не будет никогда.       Апельсин был доеден, а от мыслей голова уже шла кругом.       — Так значит, — заговорил Ёнбок, — Чонин… у него есть ребенок от того омеги, да?       — Сын-альфа, — кивнул Ким. — Ты же знаешь, если дети родились вне брака или уже после развода, у отца-альфы нет родительских прав до установления отцовства, а это сложная процедура, в которой ничего нельзя сделать без согласия родителя-омеги и его официального опекуна. Чонин отлучен от семьи, опекуном того омеги стал господин Ян. Они воспитывают ребенка сами. Кажется, малышу сейчас два года.       Ёнбок прикусил губу.       — И как вы с этим живете?       Бета пожал плечами.       — Мне сложно знать наверняка, что чувствует Чонин. Его лишили права хотя бы раз увидеть собственного ребенка, я ему другого родить не могу. Так что… Ёнбок, я бы никому этого не пожелал. Хван тот еще придурок, это факт. Если ты его не простишь никогда — ты будешь полностью прав, я на твоей стороне. Но ты все же хорошо подумай прежде, чем лишать его детей. Все же это слишком жестоко. Даже если этот придурок и заслужил, он не настолько плохой человек. А еще он сожалеет о том, что сделал, и это искренне.       Омега задумался.       — Даже если я позволю ему быть отцом юридически, где гарантия, что он снова не облажается? Что если он причинит боль еще и детям? Как тогда быть?       Сынмин хихикнул.       — Гарантий, что он не облажается, нет. Зато есть гарантия, что он очень сильно пожалеет, если облажается. Твой брат оставил ему отличный синяк, так что до Хвана это дошло.

***

      Феликс проснулся и пришел на кухню тогда, когда Сынмин уже уходил. Ли недоуменно поморщился, проводив незнакомца взглядом, а потом посмотрел на своего близнеца, закрывшего парадную дверь.       — Это еще кто?       Ёнбок смущенно отвел взгляд.       — Да так, один друг. Мы с ним давно не виделись. Не переживай, он бета. И он хороший.       Феликс лишь фыркнул.       — Как скажешь.       Телефон в кармане завибрировал, сообщая новом сообщении. Ли машинально достал его и разблокировал. Уже третье сообщение от весьма настойчивого доминантного альфы.       — Вот же прицепился…       «Я не отстану, Феликс. У меня нет никакого права упускать такой бриллиант, как ты! Пожалуйста, давай пересечемся в субботу, сходим в бар, с меня выпивка. Обещаю, ты не пожалеешь о потраченном времени».       Крис Бан. Феликс избегал доминантных альф, считая их слишком опасными, и это, пожалуй, была единственная причина, по которой он не отвечал сообщения навязчивого типа. Однако у Бана не было гнетущей ауры, как у других доминантных, от него омега не задыхался. Скорее даже напротив — с ним было спокойно.       — А что, если…       Внезапная мысль поразила Феликса. Оценивая, чем может ему грозить столь отчаянный шаг, он поводил пальцем по корпусу айфона, а потом набрал ответ:       «Пиши адрес»       — Я точно об этом пожалею.