шоколадка с перцем

это была игра. неожиданно веселая, неожиданно случившаяся. любой нормальный человек назвал бы это проблемами, причем, скажем так, не то чтобы глобальными и неразрешимыми, но как минимум на порядок неприятными. однако так уж случилось, что они оба были далеки от характеристики "нормальные", и пришествие воглера в больницу восприняли как партию в боулинг. чейз и хаус против воглера и денег. пока что счет ноль-один, но еще не вечер. конечно, чейз должен был уволиться. не кэмерон же и формана выгонять? они и так ничего не понимают и переживают почем зря. чейзу было их немного жалко, и он все предлагал хаусу рассказать им, но тот с присущей ему упертостью игнорировал эти намеки. впрочем, чейз и сам понимал как их бессмысленность, так и нелогичность посвящения команды в их планы, и предлагал-то больше от грызущей совести, которая у него все же была и всегда в самое неподходящее время просыпалась. так ее можно было хотя бы успокаивать тем, что он ничего не рассказывает им по воле хауса, а не по своей. он знал хауса около десяти с хвостиком лет. после всего, что с ними случилось в университете, после проблем в первый год их совместной работы — о, да к чертовой матери, он знал, что они смогут справиться со всем. а если не со всем, то потом разобраться с последствиями уж точно. так что сам он не переживал от слова вообще; но с их прокрастинацией в этом вопросе, в вопросе следующего хода в игре с воглером, давно пора было что-то делать. был поздний вечер — настолько поздний, что далеко за полночь. чейз вертелся на кухне, потому что внезапно захотелось есть; хаус развалился на синем стареньком диване с кроссвордом, уже шестым или восьмым за этот вечер. — когда ты собираешься меня уволить? — поинтересовался роберт, возвращаясь в гостиную с тарелкой бутербродов и глинтвейном. он спихнул хауса на вторую половину дивана и закинул ноги на столик. хаус недовольно покосился на это и тоже закинул ноги на столик. — лучше бы я жил с уилсоном, — проворчал хаус. — он бы не позволил мне складывать ноги на стол. чейз был умным взрослым и показал ему язык. хаус поцеловал его. — отомсти мне еще, — чейз отпил глинтвейна и облизнул губы. — можно пару раз. — уйми свою внутреннюю шлюху, — порекомендовал хаус. — и внешнюю тоже. у нас, вообще-то, проблемы. тебя с работы увольняют. — так я и спрашиваю, когда ты наконец это сделаешь, — пожал плечами чейз и принялся за свои бутерброды. хаус взял у него парочку, на что роберт недовольно промычал и хлопнул его по руке. — не ешь мою еду, — возмутился он. — я же спросил, сделать ли на тебя. — за это время уже можно было выучить, что я буду есть твою еду, — хаус вернулся к своему кроссворду. — уволю на следующей неделе. или, может, через дней пятнадцать. — признайся, что тебе просто нравится зажимать меня в больнице. — признаюсь: мне просто нравится зажимать тебя в больнице, — он поднял на него глаза. они столкнулись взглядами и рассмеялись. и поцеловались снова. — и да, я сделал на тебя, — хитро прищурился чейз, — бутерброды, я имею в виду. но нужно же тебя как-то воспитывать. — у меня есть парочка идей, — хаус наклонился к нему и провел носом за ухом. — по поводу воспитания, знаешь. — уйми свою внутреннюю шлюху, — порекомендовал чейз назидательным тоном, — и внешнюю тоже. у нас, вообще-то, проблемы. тебе надо меня уволить. они оба глубоко и горестно вздохнули. в последнее время в отношениях настал какой-то период взлета, и они, как подростки, впервые дорвавшиеся до страстей запретных, все не могли отлипнуть друг от друга, хотя взрослые, казалось бы, люди. с проблемами. которые надо решать. но настроения не было от слова совсем. хотелось пакостничать, творить всякую ерунду, нагло целоваться в коридорах под дневным светом божьего взгляда воглера, пить прямо на работе виски из кофейного стаканчика — в общем, есть всякую дрянь и смотреть всякую чушь. уилсон был в отпуске с кадди. честно говоря, чейз думал, что эти двое занимались примерно тем же самым, чем и они, но где-нибудь на пляже в тайланде. и поэтому их остановить было некому. воглер? да бога ради, какая же воглер угроза. он как песик — с ним смешно играть. а проблем он почти не доставляет. но может, если его разозлить. и в этом интерес игры. и да, к слову, фильмы на работе они тоже смотрели. в подсобке. и сексом занимались в ней же — все равно пациентов не было в последнее время. словом, пришествие воглера выпало на не самые удачные времена, когда чейзу и хаусу было больше друг до друга, чем до него. но опять же, дамокловым мечом нависала необходимость что-то решать и делать. решение-то они приняли давно: хаус просто ублажит воглера, уволив чейза, а потом, в качестве протеста, дифдиагнозы будут дома у хауса. где будет вся команда целиком. если достаточно сойдут с ума, то и пациента какого-нибудь перетащат к хаусу в квартиру. форман и кэмерон, конечно, обалдеют, но им останется только смириться; а там подоспеют уилсон с кадди. у первого сейчас важное и ответственное задание: убедить главврача, что можно искусственно подпортить рейтинги больнице, чтобы воглер от нее отказался. и сделать это после закупки оборудования на его деньги. или вытягивать и вытягивать с него деньги, но лечить, по бумагам, все меньше и меньше людей. в общем, спровадить воглера на том уровне, на котором он привык играть — на уровне инфографик, отчетов в строгой форме и совещаний в конференц-залах со стаканами воды, стоящими на накрахмаленных подкладках. а когда кадди снова будет во главе больницы, она, разумеется, восстановит чейза в должности. и дело в шляпе. но чейз с хаусом сидели на диване, пили глинтвейн с одной кружки и отгадывали кроссворды, а дело почему-то, удивительно, не делалось. — серьезно, дни-то идут, — чейз поймал взгляд хауса в попытке донести всю серьезность своей мысли. — ага, и я не молодею, и ты тоже, — хаус смотрел на него в ответ, и это было ошибкой. большой, большой ошибкой. роберт отставил уже пустую тарелку на столик, медленно переполз на колени к хаусу, взяв его лицо в свои руки, и, словом, той ночью они про увольнение больше не разговаривали. да и вообще слов было не так уж много. *** следующий "серьезный разговор" произошел в подсобке, которая успела стать второй переговорной. они как раз закончили смотреть фильм на ноутбуке кэмерон. кино было хорошее, неплохо снятое, и с персонажем, похожим на воглера до походки и жестов. шуток насчет него было примерно миллион. — чейз, — позвал его хаус. они, разумеется, еще лет девять назад, еще в вузе перешли на неформальное обращение, но все равно продолжали звать друг друга по фамилиям, как малдер и скалли. — мне надо тебя уволить. — ага, — отозвался он. — давай через недельку. или дней через пятнадцать. он полулежал на каких-то коробках, доедая мороженое, и, честное слово, ему было так все равно и на воглера, и на этот боулинг, в который они с ним играли, и даже на то, что уилсон и кадди возвращаются из своего тайланда через дней шесть, не больше. хаус, сгружавший в мусорку упаковки из-под чипсов и стаканчики из-под кофе (где было пиво), вернулся к нему и поцеловал. чейз потянулся к нему, но хаус уже снова отстранился и отошел к двери. — если хочешь еще, тебе придется уволиться, — припечатал он. — или мне тебя уволить. давай, пора работать. *** на третий раз они сидели в переговорной. был поздний вечер, но не такой поздний, чтобы они шли домой. чейз лениво копался в бумагах вместе с кэмерон за неимением дела получше, а хаус нагло, с точки зрения чейза, смотрел телек в своем кабинете. роберт едва сдерживался, чтобы не высказать ему за это, мол, что за ерунда, я тоже не хочу сидеть разбираться с этой волокитой, разве не для этого мы наняли кэмерон и формана. но, во-первых, в нем жили и теплились неискоренимые остатки человечности, и кэмерон просто по-дружески хотелось помочь, а, во-вторых, она все же была здесь. а они с форманом еще были не в курсе, сколько хаус и чейз знакомы и сколько в отношениях, и, возможно, им еще было не время узнавать, сколько всего может сказать чейз хаусу и в какой форме без получения за это хорошей такой взбучки. это скорее хаус мог бы получить от него взбучку, но эй, чейз заботился о психике формана и кэмерон — должен же кто-то писать отчеты. кажется, он сам становился не лучше хауса по уровню цинизма. — знаешь, — кэмерон вдруг отложила папку в сторону, сняла очки и внимательно посмотрела на него. — мне кажется, хаус собирается тебя уволить, — прошептала она заговорщическим тоном. чейз аж подавился воздухом от попытавшегося прорваться наружу смеха, но сделал вид, что закашлялся. вот так неожиданные новости. — и почему ты так решила? — поинтересовался он с искренним любопытством. он заметил, что хаус заметил, что они о чем-то шепчутся, и принял как можно более таинственный и секретный вид, будто они с кэмерон в выпускном классе и обсуждают, кто кому нравится. — сам посуди, — в ее голосе проскальзывали осторожность и сочувствие. — он как будто тебя избегает, я вас давно не видела вместе. все время где-то пропадает. ты работаешь в последнее время без такого энтузиазма, как раньше... да и нельзя отрицать, что ты совершил ошибку тогда, месяц назад, — она вздохнула. — это, конечно, ерунда. все ошибаются. только хаус этого не принимает в нас. она положила свою руку на него в знак поддержки. чейз с радостью позволил ей это — он почти слышал, как шестеренки в голове хауса придумывают в этот самый момент примерно миллион ревнивых шуток, которые он будет слышать еще неделю. о, кэмерон, думает чейз. если бы ты видела нас вместе за последнее время, интересно, что бы с тобой стало? вместо этого он делает постно-грустное лицо. — возможно и так, — говорит он. — но ты же знаешь, если хаусу что в голову взбредет, то оттуда это потом черта с два вытащишь. она понимающе кивает. — просто хотела, чтобы ты был готов к этому, — оправдывается кэмерон. — ну, не только морально. может, есть смысл обновить резюме, — практически с чувством вины говорит она. — я вот свое обновила. он кладет вторую руку поверх ее руки. — спасибо за заботу, кэм, — тепло произносит он. — я над этим подумаю. в любом случае, я готов к любому развитию событий, как, думаю, все мы трое должны быть готовы. — да, ты прав. не хочешь выпить? — приглашает она, будто боится передумать. — завтра закончим с бумагами. чейз думает отказаться, чтобы не давать ей надежд. это будет не очень красиво, если у нее действительно есть чувства к нему. но там, за стеклянной стеной, на них смотрит хаус, и, видит бог, чейз просто не может сдержаться. — почему бы и нет, — он улыбается ей своей солнечной модельной улыбкой, закрывает папку, над которой работал, и уже через две минуты кэмерон гасит свет в переговорной и прощается с хаусом. он тоже прощается с хаусом. что за взгляды между ними — буря, не взгляды. даже удивительно, если кэмерон всерьез этого не заметила. они с ней выходят и почти доходят до лифта, когда чейз выпускает ее руку из своей. — извини, я забегу в туалет, хорошо? — говорит он. — конечно, буду ждать внизу, — улыбается кэмерон и машет ему из закрывающихся створок лифта. чейз остается на этаже один, и сердце у него подпрыгивает. отчего так весело — черт его знает. он разворачивается и заставляет себя не бежать в кабинет хауса, в котором все еще горит свет. ему почти стыдно, когда хаус замечает его через стекло стен и демонстративно отворачивается. но больше смешно и азартно. стоит ему войти, как свет гаснет, и он оказывается сидящим на столе. хаус целует его, серьезно, обстоятельно, заставляет кровь стучать с утроенной скоростью, зрачки расширяться, а руки — протягиваться в его сторону. волшебно. дурманяще. как наркотик. это ненормально, эй? они же почти как старые супруги. в их задачи входит ворчать друг на друга и знать все диалоги наперед. хаус резко отстраняется, и чейз пытается поцеловать его снова, но тот отпихивает его. — а теперь пошел вон, — говорит хаус. чейз пожимает плечами, оставляет быстрый поцелуй на губах, за который получает по голове мячиком, и убегает к ждущей его кэмерон. *** когда они проясняют все неловкости, с кэмерон оказывается на удивление приятно пить. вернее, пока чейз по дороге к бару не знает, как это спросить, она сама все понимает и останавливает поток его неловких несвязных мыслей человека, который почти забыл, как это бывает, когда к тебе испытывают симпатию другие люди, кроме одного конкретного человека. — если что, тут нет романтического подтекста, — говорит она и улыбается. — ты мне друг, а дружба дороже секса. да и ты слишком смазливый на мой вкус. не обижайся, если что. на мой вкус ты слишком не хаус, думает чейз. что и когда в его жизни пошло не так, а? наверное, все, и еще очень давно. — отлично. это прям здорово, — искренне отвечает он. — спасибо, а то я сам не знал, как это прояснить. они оба смеются и скрываются за гостеприимными дверьми бара. *** — нет, и ладно бы просто поймали, — рассказывает кэмерон, скинув с себя пальто и всю напускную деловую вежливость, — так еще и я стою в этом нелепом костюме дракулы, больше похожем на купальник, на бочке, и келли кричит, потому что краска от волос пристала к плойке, и комендантша прямо взрывается своей речью о том, какие мы безнравственные, — она смеется, — так заходит еще макс и спрашивает: "дамы, кто-нибудь видел мой бурбон?" чейз громко фыркает и смеется вслед за ней, закрывая лицо ладонями и отставляя свое пиво. — в женском монастыре, — качает головой он. — ну вы даете, девочки. кэмерон пожимает плечами. — скучно было очень, а время такое, подростковое. да и кто додумался строить рядом женские и мужские монастыри для, алло, подростков? это за пределами логики, по крайней мере, моей. чейз внезапно отлетает от момента. в нем около двух стаканов пива и шот виски, а кэмерон допивает свою маргариту и собирается переходить на что покрепче. это что-то новенькое, то, чего давно не было в его жизни, и ему неожиданно нравится. он еще не достаточно пьян, чтобы думать на тему, а не поторопился ли он с тем, чтобы всю свою жизнь гробить на хауса, и поэтому отправляется к барной стойке. — ты чем-то загружен, причем основательно так, — замечает кэмерон. пока ему наливают два шота рома на три пальца, она успевает сходить в уборную и сменить свою строгую рубашку на футболку с логотипом не известной чейзу рок-группы. — рассказывай. чейз ставит перед ней ром. — неа, это все тебе, — она отодвигает стакан. — погоди. он смотрит на эти два стакана, и думает, что хаус бы не отказался. он смотрит на них и чувствует, как его жизнь во второй раз идет кругом, примерно как сто лет назад, когда они впервые встретились с хаусом. неужели действие его наркотика проходит? он что, слезает со своего коктейля из вслепую намешанных запрещенных веществ на... на что? кэмерон возвращается с двумя бокалами с неколотым льдом, над которыми пляшет голубое и красное затихающее пламя. к тому моменту чейз успевает опрокинуть в себя первый стакан рома и чуть не проблеваться. — я же сказала подождать, — недовольно кивает она на пустой граненый стакан. — ну и к черту. рассказывай, пьяница, я жду. чейз пожимает плечами. — а что говорить? — его начинает вести в сторону, и он откидывается на диван. у него есть какой-никакой иммунитет к крепкому алкоголю, но в этот раз происходит нечто странное. может, дрянной ром, а может, как говорится, дрянная жизнь. — а ты в курсе, что мы с хаусом знакомы больше десяти лет? хаус его убьет. и будет прав. кэмерон вскидывает брови, придвигается ближе, щедро хлебает из своего стакана. — отсюда поподробнее, пожалуйста, — просит она. у нее загоревшиеся глаза девочки, услышавшей новую, свежую и любопытную сплетню, и это ничуть не делает ее хуже. это, наоборот, добавляет ее образу какой-то новизны и привлекательности, глубины, что ли — так думает чейз. — мы в университете познакомились, — отвечает он. — я, он, кадди и уилсон. так это и было. ага, — мысли путаются, — там такое было. вообще обалдеешь. но не в этот раз, — он по-детски качает пальцем. — хаус тогда на стейси работал, ну и я, я тоже, — чейз странно смеется, — это он меня к ней устроил. кэмерон до противного трезвая. — выпей, — просит ее чейз, — а то замолчу. она послушно приканчивает стакан за раз и машет официанту. придется доплачивать за обслуживание столика, но к черту, она просто не может уйти сейчас. — тогда мы в первый раз переспали еще, — озвучивает он, словно это какой-то простой и не особо требующий внимания факт его биографии. — нихуя себе, — выдыхает кэмерон. это звучит так неправильно из ее уст, но так интересно, так необычно, что чейза это почти заводит. — ага, да, — он кивает сам себе. — а потом еще, и еще. и много раз после. хаус его точно, стопроцентно убьет. на месте. — так вы типа, — кэмерон будто пытается уложить у себя в голове этот факт, а не подобрать слова, — в отношениях, что ли? встречаетесь? — десять лет встречаемся, ну, — чейза разбирает на смех. — мы как будто женаты полвека. столько всего было, не представляешь, кэм, — он качает головой. — столько всего. мы даже сидели какое-то время. — что, в тюрьме? — она делает еще один глоток. — нет, блять, на лавочке в парке. — интересный опыт, я полагаю, — отвечает кэмерон. ему нравится и это — что она не кричит в удивлении, потому что черт, это его жизнь, чему тут удивляться. и что не сочувствует — не надо. а просто спокойно слушает, с любопытством. он хочет ее за это поцеловать. — а что сейчас случилось? — все же задает она вопрос, которого чейз избегает. — вы что, поругались из-за воглера? роберт отрицательно мотает головой. — да где там. мы в последние пару недель вообще только и делали, что сидели дома с пиццей, телек смотрели да сексом занимались. — не до воглера, понимаю, — она хитро улыбается. — так что, это он тебя не избегает, а... — мы с ним вас избегаем, молодец, трехочковый, — заканчивает за нее чейз. — смешно, наверное. — да не, похоже на правду, — пожимает плечами кэмерон. — но что-то же должно было случиться, а? почему ты здесь, а не дома? — ну ты позвала, я и пошел. — не уклоняйся от ответа, — строго говорит она. нет, и в самом деле? зачем? — да я вот сижу тут сейчас и думаю, — признается чейз, опрокидывая в себя второй стакан, — а я не поторопился? — с чем? — блять, кэм, с хаусом, — он пьяно взмахивает руками. — с этими, блять, недоотношениями. или что бы это ни было. — то есть предыдущие десять лет такого вопроса в твоей светлой голове не возникало? — недоумевает она. — мммм, — чейз всерьез задумывается, — ну, несколько раз в период между вузом и работой, в тюрьме. отец приходил, кричал на хауса, пытался меня вытащить, апеллировал к тому, что я якобы младше, что хаус меня заставил и все такое прочее, — он морщится. — я кричал на него в ответ, сбивал в кровь руки. нас обожали все сокамерники — такое развлечение, подумать только. богатенький сыночек роуэна чейза в тюряге с гением, который вылечил половину тюрьмы. — мама дорогая, — кэмерон подпирает голову рукой. — ты прости, но очень интересно. — рад, что могу тебя развлечь, — он все еще пьяно улыбается. — я тогда думал: блять, куда я качусь? куда мы катимся? что происходит? но всегда думал, что сам выберусь, без помощи отца. не позволю хаусу сидеть за то, что мы делали вместе. если кто и должен был выйти раньше, то это он, а не я. официант приносит им еще четыре стакана и забирает пустые. и не произносит ни слова. чейз бы не оставил ему чаевые, но кэмерон все равно оставит. — в общем, с того момента — нет. времени не было, — вздыхает чейз, — надо было постоянно разбираться с проблемами, тут не до размышлений. там лиза с новой больницей, надо помогать. у джеймса потом рак... — у уилсона был рак? — кэмерон почти подскакивает. — был, — кивает чейз. — мы с ним единственные адекватные тогда были. лиза и хаус с ума сходили. — уилсон и кадди в отношениях? — женаты. — охуеть, — и теперь уже это не неправильное в ее образе, и оттого, пожалуй, она становится еще притягательнее. женщина контрастов. ответственности и пьянки после работы, строгой офисной формы и футболки с рок-группой, корректной, поставленной речи и матов. — мгм. в общем, то одно, то второе. потом нас чуть опять не посадили. мы сбежали, — чейз смеется снова. — было нелепо, но страшно. в дешевых мотелях, с темными очками, чужими кредитками. нас в розыск объявили, но потом все улеглось. мы вернулись и открыли отдел диагностики по новой. — вот это жизнь, — кэмерон завистливо вздыхает и отпивает из нового стакана. чейз даже не смотрит, что ему заказала заботливая кэм, и просто пьет. — типа того. — и все же, — она откидывается на спинку диванчика, — знаешь, мне кажется, что у тебя все эти мысли скорее потому, что ты никогда ничего другого попробовать не успел. это как будто ты всю жизнь ешь, не знаю, белый шоколад, а потом тебе становится так грустно, что ты никогда не ел шоколад с перцем. типа, вдруг он лучше, а ты и не в курсе. — блин. да. и что делать? — он всерьез рассчитывает, что кэмерон даст ему ответ, что делать, и кажется, что она сейчас поможет решить всю эту чушь. — ну, для начала, — кэмерон сосредотачивается, но все же видно, что она так же пьяна, — для начала понимать, что ты и так и так обидишь хауса. в любом случае. чейз смеется. — хаус не обижается. — ну хорошо, — чуть раздраженно говорит она, — твое поведение в любом случае будет иметь на него серьезный эффект. это для тебя все так просто, а он к тебе привык и, вполне возможно, всего этого не чувствует. так что тебе надо понять, точно ли ты хочешь попробовать этот шоколад с перцем. — хочу, — уверенно кивает чейз. — я не смогу жить всю жизнь спокойно, если не уверен, что он — это то, что мне нужно. — тогда тебе надо его предупредить, — говорит она. — поговорить. все рассказать. и идти в магазин за шоколадкой с перцем. — а если он меня насовсем прогонит? — значит прогонит насовсем, — припечатывает кэмерон. — я же тебе сказала, что эффект в любом случае будет серьезный. он тоже человек, причем сложный, и ты явно знаешь его лучше, чем я. у чейза как-то в голове не укладывается, что хаус может его прогнать насовсем. но еще пару дней назад у него бы в голове не уложилось и что он захочет этот свой "шоколад с перцем". — кэмерон, — просит он. — давай переспим. поцелуй меня. пошли отсюда. — э, нет, — она смеется. — ты пьян. очень сильно. и я тоже. и если мы пойдем отсюда, то только по домам. своим. раздельным. он сдувается, как воздушный шарик. — почему ты умнее меня? — потому что я женщина, — отвечает кэмерон. — вам, мужчинам, проще смириться с последствиями решения или исправить их. а мы, женщины, заранее думаем о последствиях. — и это грустно, — он разводит руками, — иначе мы бы сейчас развлекались. но правильно. — грустно было бы потом, — припечатывает она. — но я не отказываюсь полностью. ты может и смазливый, но притягательный. поговори с хаусом, а потом мы поговорим с тобой. — господи, и что я делаю, — задает он философский вопрос. — это тебе решать, — улыбается кэмерон. — но я не сильно против побыть шоколадом с перцем. что-то новенькое, знаешь. что-то новенькое, да. это чейзу знакомо. они выходят (выползают почти) из бара. времени почти три утра, на улице прохладно, и оба немного трезвеют. чейз берется вызывать такси, даже попадает по кнопкам, и через семь минут приезжает машина. — у тебя есть своя квартира? — спрашивает кэмерон. — э, — чейз зависает. — да. а зачем она мне? — уверен, что хочешь ехать домой в таком состоянии? домой, где хаус? возможно, ждет тебя? — да ну. он наверняка спит. делать ему, что ли, нечего, — отмахивается чейз. но какая-то его часть надеется, что хаус хотя бы проснется, чтобы его встретить. скажет что-нибудь. может даже завалит своими ревнивыми шутками, а роберт будет его укорять, мол, у меня есть друзья, представь, и мы с ней не спим, так-то. — не знаю, не знаю, — кэмерон сомневается, но все же водитель везет их по двум адресам, и чейз едет домой. он прощается с ней, благодарит за все и поднимается по ступенькам 221в, пытаясь найти ключи. замок громко щелкает, и роберт морщится, толкает дверь. хаус не спит. причем как-то очень активно не спит — так сильно не спит, что его руки за плечами стейси уорнер, и она так очаровательно смеется, и они сидят на диване, и перед ними пустые бокалы дорого вина, а не дешевого рома, которым закидывался сам чейз. она привлекательна — очень привлекательна. в ней есть та жесткость, способность осадить хауса, и в то же время безусловная женственность. она очень похожа на кадди, а чейз знает, что хаус души не чаял в кадди когда-то. он роняет ключи с оглушительным стуком, чем наконец обращает на себя внимание. хаус и стейси почти синхронно на него оглядываются, но оба молчат. будто это не он живет в этом самом доме с этим самым хаусом, а стейси. мол, чего пришел, иди обратно. — хаус, у тебя явно какие-то проблемы с разницей в возрасте, — говорит он и смеется. он хочет спросить "какого черта?", "ты пьешь вино, стоящее, как три наших зарплаты за полгода, не со мной, и тебе не стыдно?" или "стейси, ты в себе вообще". он хочет выставить ее за дверь, выставить за дверь себя (и хлопнуть ей от души, чтобы слетела с петель, потому что он пьян и ему можно психовать) или сказать ей спасибо. он не делает ничего из этого, а стоит в проеме, перешагнув порог, выглядя очевидно пьяно, и его очень смешит, как хауса кидает от него — лет на семь младше — к стейси, лет на семь старше. они оба молчат, и чейз продолжает: — знаешь, — улыбается он, — говорят, что человек не спит с людьми своего возраста только если они ему не дают. кто тебе не дал тогда, лиза или джеймс? роберт кидает ключи на столик и начинает разуваться. это сложно, потому что его ведет в сторону, и удерживать равновесие ужасно проблематично, но, к счастью, все еще есть стены, чтобы за них хвататься. он неловко стаскивает с себя один ботинок и заявляет: — это мой дом, и я буду здесь жить. вы можете дальше пить этот, как его, — он машет рукой, — свой каберне-совиньон. мне не интересно. а я спать иду, — заявляет роберт. это заставляет их пошевелиться. чейз и без того не делает резких движений, чтобы не грохнуться на пол, а когда хаус поднимается с дивана, опираясь на трость больше, чем обычно (рука почти инстинктивно дергается к заначкам викодина, но чейз ее останавливает), он и вовсе замирает. — ты, — хаус подходит к нему близко. очень близко. так близко, что стейси наверняка аж с ее дивана некомфортно. было бы, если бы она уже не видела очень много разных аспектов их с хаусом отношений, добавляет про себя чейз. — отправляешься трезветь. в свою собственную квартиру. а потом поговорим. "потом поговорим". кто-то это уже говорил недавно, нет? роберт чувствует, как виски начинает сдавливать даже сильнее, чем раньше. каких разговоров все подряд от него хотят? он не хочет говорить. — не хочу говорить, — произносит он свои мысли, — хочу тебя поцеловать. он пытается сделать это, но хаус, который много трезвее чейза, оказывается проворнее. — а я хочу, — настаивает он, — чтобы ты сию же секунду шел трезветь. чейз собирается что-то сказать про австралийское вино, свою кровать и игру в боулинг, но хаус выставляет его за дверь прежде. он не может хлопнуть уже закрывшейся дверью, поэтому от души пинает ее, круто разворачивается и сбегает по ступенькам, едва не поскальзываясь. четыре утра, мороз, иней на тротуаре. рассвет разливается алыми полосами на небе — еще далеко до восхода, но на востоке уже просвечивает за ночным куполом этот животворящий свет, как будто пламя с обратной стороны цветного темного стекла. чейз несколько секунд выдыхает облачка пара, после чего достает телефон. номер долго искать не приходится. — кэмерон, давно не виделись. не спишь? *** через полчаса он уже у нее. у кэмерон тихо, свежо, открыты окна, и она шаркает босыми ногами по наверняка холодному ламинату. ее ночнушку немного треплет ветер от ее движений. чейз поворачивает замок до двух щелчков и тратит две минуты на то, чтобы разуться. кэмерон к тому моменту уже на кухне; она возвращается с небольшим заварочным чайником, двумя большими кружками, пачкой печенья с шоколадными крошками и большой пиалкой меда. водрузив все это дело на дизайнерский столик перед диваном, она забирается под плед и хлопает по месту рядом с собой. — рассказывай, пьяница. роберт снимает куртку, осторожно вешает ее на крючок и падает на диван. она разливает чай, в зале темно — только проливает теплый свет ночник — и от резкого солнца наперед задернуты шторы. — почему мы пили одинаково, а пьяницей ты зовешь меня? — недовольно бурчит он, тоже забираясь под плед. заботливой рукой кэмерон разливает чай по кружкам, хмыкает. — потому что я женщина, — она кидает на него хитрый взгляд, — я думаю о последствиях, помнишь? и знаю свою норму. — ты ведьма, — морщится он и берет чашку. — у меня слишком длинные волосы, и их слишком некому держать, понимаешь? чейз закатывает глаза. — так вот, — он начинает без предисловий, — это прям сразу было, захожу я только домой. четыре утра — как думаешь, что хаус делает? — он хочет всплеснуть руками, но вовремя вспоминает, что делать это с кружкой в них несколько опрометчиво. — о, я боюсь предположить, — кэмерон выглядит шутливо-серьезной, — хаус, знаешь ли, непредсказуемый. — пьет мой, блять, каберне-совиньон две тысячи четвертого года, — жалуется он, — с, блять, стейси уорнер. кэмерон подносит ладошку ко рту — то ли она в шоке, то ли зевает, то ли смеется. вполне возможно, все сразу. — ух ты. а ты что? — любопытствует она. — ну а что я, — разводит руками роберт, — это моя квартира, мое вино и хаус тоже мой. я им и говорю: можете делать, что хотите, а я иду спать. так хаус меня на мороз и выставил. кэмерон качает головой. — может, ликерчику в чай добавим? — она почти тянется встать. — боже, блять, милостивый. нет. не мне, — чейз выглядит так, будто его сейчас вырвет. он оставляет чересчур, на его взгляд, крепкий чай, и принимается за мед. должно же что-то в этом мире помочь его пьяному изнывающему сознанию. ощущение, что голова просто раздирается на части миллионом мыслей, и никакую из этого миллиона он не способен сформулировать четко. — я не всерьез предлагала, — кэмерон присоединяется к его набегу на мед. — скажи мне, а это так сильно неожиданно? — что именно? — чейз недоумевает. ее телефон едва слышно пиликает смской. она на секунду отвлекается и параллельно произносит фразу, которая как будто ничего не значит, а не переворачивает мир чейза полностью: — ну, что он решил тебе изменить. она убирает телефон и внимательно смотрит на него, ожидая ответа. роберт закашливается и отставляет свой чай, чтобы его не уронить. — он мне не... да и мы не встречаемся. то есть не женаты, — поправляет он себя, — то есть, не в отношениях вроде как. да и они же там просто сидели, ну, мало ли, выпить она зашла, старые знакомые... в голове у него все начинает складываться: двое привлекательных разнополых взрослых в четыре утра развлекаются бутылочкой коллекционного вина. точно дружеские посиделки. — десять лет — теперь не отношения? — фыркает кэмерон. — и часто к нему так выпить заходят? — она все подливает масла в огонь. роберта наполняет то чувство, будто ты вообще не там, где должен быть, и делаешь вообще не то, что должен делать. как будто в момент блаженного отдыха вспоминаешь, что вот прямо в эту секунду уже двадцать минут как должен писать очень важный экзамен на другом конце города. он почти подскакивает и хочет сорваться домой. чтобы сделать что-нибудь. — тише, конь, — кэмерон то ли видит, то ли чувствует его порыв и кладет руку ему на ладонь, останавливает. — ложись-ка лучше спать. завтра все порешаешь. — но как же.. — а если что-то уже было, значит, оно уже было, — припечатывает она. — ты сам хотел со мной переспать не далее чем три часа назад. чейз вздыхает. — это же не другое, да? кэмерон снисходительно улыбается. — неа. абсолютно то же самое. чейз откидывается на спинку дивана и смотрит в потолок пустым задумчивым взглядом. в нем мешаются алкоголь и утренняя свежесть, пьяные посиделки с кэмерон в баре и этот успокаивающий диалог на ее диване. иметь друзей — удивительно. она встает, скидывая на него плед, и накрывает мед крышечкой. ее ночнушка так же колышется от движений. — спокойной ночи, роберт, — желает она. — все будет завтра. *** кэмерон уходит в свою спальню, осторожно закрывая за собой дверь. она несколько секунд стоит, убеждается, что за ней тихо, и выходит на балкон. у нее номер хауса в последних набранных. — вы оба идиоты, — говорит она после непродолжительных гудков. — это не новость, — слышит она смеющийся отдаленный голос стейси, отбирающей трубку у хауса. — он спит у меня сейчас, — она не может перестать улыбаться, — утром верну. трезвого, надеюсь. — чтобы был с цветами, — приказывает хаус. по голосу слышно, что он тоже доволен. — и с шоколадом, — добавляет стейси — видимо, они на громкой связи. кэмерон, не сдерживаясь, фыркает. — с перцем, да? хаус что-то язвит, а стейси смеется в голос, и кэмерон тоже так хорошо, так весело, потому что она уверена, что сделала что-то правильное. это всегда светло и приятно. — хаус, если серьезно, — она сосредотачивается. — если он передумает, я надеюсь, ты это примешь. хаус ненадолго замолкает, и чувствуется, будто он осознает серьезность вещей, даже если скажет что-то легкомысленное. — я ему перец потом знаешь куда затолкаю, — обещает хаус. кэмерон грозит ему, и хаус сдается: — черт с тобой, да, да. я понимаю. психологическая чушь и все такое. — может, он тоже передумает, — заигрывающим голосом произносит стейси, и ее руки наверняка оказываются на плечах хауса. — но я буду надеяться, что даже если и передумает, то потом раздумает обратно, — весело говорит кэмерон и вешает трубку. она глубоко вдыхает свежий воздух рассвета, радуется, что завтра ей не на работу (как же, черт возьми, удобно работать на хауса) и возвращается в свою теплую уютную кровать, чтобы забыться крепким сном часов на десять. а лучше — на двенадцать. *** когда кэмерон, просто волшебно отоспавшись, входит в зал, чейз еще спит, хотя времени почти десять вечера. он вчера выпил не настолько много, чтобы всерьез переживать, что он там умер уже, так что она просто принимается за готовку завтрака. кэмерон старается особо не шуметь, но это не слишком возможно, когда печешь блинчики, поэтому чейз все же просыпается. — какое сегодня число? — спрашивает он, садясь на кровати. вид у него растрепанный, волосы в разные стороны — все, как полагается. — хаус должен меня уволить. она смеется так, что чуть не роняет ложку. — роберт, ты бы лучше подумал о том, не уволит ли он тебя из личной жизни. он отмахивается. — не смеши. хаус и я... — он осекается. — а что хаус и я? что я тут делаю? кэмерон таинственно отворачивается к плите. — кэм? элиссон? — зовет он, поднимаясь. головная боль заставляет его пошатнуться и чуть не упасть на диван обратно; он стоит несколько мучительно долгих секунд, пытаясь прогнать мух перед глазами. — элиссон, скажи, что там с воглером? честно говоря, кэмерон достаточно удивлена, чтобы перестать дразнить его. она оборачивается. — ты вчера хотел переспать со мной и изменить хаусу, — осторожно говорит она, — а сегодня первым делом тебя волнует воглер? чейз громко фыркает. — я хотел что? — ну, может, не изменить, — она переворачивает блинчик и отходит, чтобы вытащить из шкафчика пару таблеток от головы, — но я точно слышала про "попробовать что-то новенькое". он закатывает глаза точь в точь как форман. или как... — кэм, нельзя сбежать с подводной лодки, — улыбается чейз. — для меня больше новость, что ты в курсе о том, что я и он, — он как будто задумывается и неопределенно машет рукой, — ну, я и он. ты поняла. она поднимает обе брови. — ладно, — тянет кэмерон и оборачивается, потому что блинчик начинает пригорать. чейз опрокидывает в себя обе таблетки. — у тебя нет телефона? мне нужно позвонить. лиза с джеймсом совсем скоро возвращаются, нужно, чтобы хаус... — тебя уволил, — заканчивает кэмерон. — едь домой, роберт. он вздыхает. они садятся завтракать, включают ненавязчивый фильм, о котором болтают еще где-то с час, прежде чем чейз все же собирается с силами, с мыслями и вызывает такси. *** в этот раз замком он щелкает почти неслышно. времени два часа ночи — самое оно ложиться спать. режим ни к черту, мысли тоже; в зале все зашторено, хотя на улице ночь. хаус сидит на диване, разгадывая кроссворд. дома все как обычно — как будто этой странной ночи не было вовсе. и что это было — тоже загадка. кэмерон чего-то говорила о новеньком... чейз разувается, скидывает куртку и идет на кухню. он возвращается с двумя кружками глинтвейна и целует хауса, поставив их на столик. тот откладывает кроссворд, и чейзу кажется, что последний раз так полюбовно они целовались лет сто назад, еще чуть ли не до рака джеймса. тогда время было поспокойнее, не то, что сейчас. — психика иногда берет перерыв, — тихо говорит хаус. любой его голос звучит для чейза "как обычно", потому что он знает их все. этот, например — объяснение того, почему у пациента одновременно признаки всех известных болезней и от чего же в итоге лечить. — когда мы слишком напряжены в течение долгого времени, она самопроизвольно выключается. это проявляется в желании изменить нечто в установленном порядке вещей — так наше сознание ищет выход из ситуации, которая на него давит больше, чем он способен вынести, и которую мы никак не разрешаем. и люди совершают странные вещи, потому что они, понимаешь, просто устали. потому что люди сами по себе странные, и так просто бывает. — ты что, наш семейный психотерапевт? — фыркает чейз. — ты что, всерьез собирался мне изменить с кэмерон? — фыркает хаус. чейз улыбается. — ну да. и с форманом, и с лизой, и с джеймсом, и со всей больницей. в порядке живой очереди. ты мне как-то надоел, старый и ворчливый. и наркоман. хаус пожимает плечами. — нельзя сбежать с подводной лодки. куда ты денешься. — ты прав, куда я денусь, — пожимает плечами роберт. — так что оставь стейси в следующий раз в покое, пожалуйста. у нее и так работы много. — а ты уже планируешь следующий раз? — а ты всегда мило беседуешь с кэмерон обо мне? они долго внимательно смотрят друг на друга и наконец-то, черт подери, целуются. чейз чувствует себя так, будто снова дышит. хаус никогда об этом не скажет, но да — он тоже. *** в этот раз чейз просыпается в своей постели. просыпается от яркого света, потому что кто-то (интересно, кто бы это мог быть) зажигает чересчур яркую лампочку над прикроватной тумбой. — сейчас часа четыре, хаус, что ты делаешь? — он щурится. хаус полусидит на кровати с книжкой, на которой лежат какие-то бумаги, и заканчивает что-то строчить. — я тебя уволил, — говорит он. — тут бумаги. подпишешь?