в моём доме только ты и пистолет.

глеб заглядывает в светлые глаза саши, что сияли от счастья сейчас. радужки, голубого цвета нежного, блистали ярко, отражая свет тёплый лампочек. ясюкевич сидел напротив викторова на стуле, что навряд ли был удобен достаточно, чтобы не ёрзать на нём то и дело, но александр сейчас думал не об этом совсем. он с увлечением огромным рассказывал парню своему о концерте вчерашнем в москве, что, по мнению его, был просто сногсшибательный, про перелёт сегодняшний в питер, не упускал ни одну деталь, даже маленькую самую. глеб же улыбался тому нежно, с интересом выслушивая рассказ саши, то и дело поглядывая на шкафчик небольшой, что висел сзади ясюкевича. саша поведение викторова странным считал уже достаточно продолжительное время, как они вместе живут, но глеб отмахиваться любил от разговоров про состояние его и мысли, поэтому он обычно лишь рукой махал быстро на предложение поговорить об этом со стороны ясюкевича и в другую комнату уходил, оставляя александра в тишине. глеб взгляд свой заострил на глазах саши, чтобы больше не поглядывать в сторону шкафчика за спиной чужой, но он, кажется, пропустил уже половину рассказа со стороны ясюкевича, пока размышлял о своём. викторов поправляет кудри непослушные, что на лоб ему сползли, и негромко предлагает александру переместиться с кухни в комнату к ним. одобрение получая, глеб на ноги встаёт и целует сашу в щёку, делая их вечер ещё более нежным и чувственным, отправляя александра просто в эйфорию чувств, ведь викторов знал, насколько маленькие поцелуи важны парню. но на душе старшего лишь кошки скребутся, напоминая о ошибке недавней, которую глеб скорее всего повторит в времени скором, будучи пьяным в каком - то борделе на окраине города. викторов берёт сашу за руку спешно и уводит с кухни, надеясь заполнить свой мозг сейчас мыслями другими, вливаясь в рассказ со стороны младшего. сегодня в моём доме только ты и пистолет. александр целует нежно викторова, руку свою запустив в волосы его кудрявые, пальцами массируя кожу головы и улыбаясь в поцелуй, отдавая всего себя и чувства все, что есть у него. глеб же ладони свои кладёт на плечи чужие, прижимаясь чуть поближе к парню, стараясь прочувствовать тепло его, что сейчас было так необходимо в эти холода зимние. на саше даже не было куртки, он просто вылетел на улицу пулей, встречать своего парня любимого, которого он не видел так давно. руки его непроизвольно хватаются на талию викторова, ветерок морозный окрашивает щёки александра в цвет красный, но он не чувствует холода, рядом с глебом ему тепло, тепло это из сердца идёт и расплывается по всему телу, переносясь в крови. викторов улыбается ему в ответ, оставляя на щеке чужой поцелуй холодный. на ресницах ясюкевича смешно повисли снежинки белые, а волосы его будто иней покрыл, прохладный и прилипчивый. александр глазами исследует глеба неспешно, стараясь пополнить его образом красивым все те дни, когда они в разлуке были. с губ так и срывается фраза " не оставляй меня больше одного ", но саша понимает, насколько она бесполезна, ведь викторов обещания давать не любил, и единственным его ответом будет короткое " постараюсь ", что с каждым разом для александра звучало всё холоднее, оставаясь эхом гулким в ушах, разрезая мозг и напоминая, что не всё как в сказке, и навсегда быть не получится. губы красные покрываются трещинами маленькими от холода, и викторов берёт сашу за руку крепко, отводя его обратно в квартиру, где собирается отогревать парня ближайшие пару часов этой ночи. викторов за глазами своими тёмными скрывал ошибок море, в котором он тонул. тела, что лежали с ним в постели в какой - нибудь из дней недели – просто удовольствие на минуту, но забыть невозможно, особенно когда заглядывает в глаза эти, яркие и по своему наивные. глеб слюну сглатывает нервно, перебирая в пальцах сигарету, что он достал ещё до прихода александра неожиданного. саша состояние нервное у викторова замечает, останавливается у подъезда и берёт его за ладони, в глаза заглядывая, пытаясь рассмотреть в них что - то, кроме пустоты, что с недавнего времени вновь накрыла старшего. но глеб глаза отводит и предлагает побыстрее в дом зайти. ясюкевич соглашается коротко и заходит в подъезд. скоро светает, глеб на пороге квартиры целует губы чужие, холодные, но родные такие, но по сердцу будто камнем острым бьют, оставляя раны колотые и синяки. их любовь делает викторову больно, больно от осознания того, что он так легко предал эти чувства. я целую её в губы, моя вишня любит иней. вещи летят на пол, многие с треском ломаются или разбиваются. глеб, кажется, рассудок теряет в комнате этой, глазами губительными впиваясь в душу ясюкевичу. младший в руках сжимал одну из футболок глеба, что пропитана была духами женскими, чужими, незнакомыми. александр всё знал, он догадывался уже давно, но измена была как удар по сердцу, некогда окутанному нежностью. сейчас же саша даже не думал о любви былой, в его глазах только ярость жгучая с примесью обиды горькой, он чувствовал на языке всю соль отношений с викторовым, что зародил их когда - то, но сам же и убил их. ясюкевич ничего слышать не хочет, поэтому футболка летит в лицо её хозяину, а сам александр быстро вещи собирает свои, упаковывая их в рюкзак небольшой, что он таскает с собой обычно. два слова – и ясюкевич изменит всё, что сейчас происходит в жизни его, и эти два слова “ мы расстаёмся. „ викторов не собирался его останавливать даже, он просто молча наблюдал за тем, как парень вещи собирает, складывая чуть ли не всё подряд. глеб молчал, стискивал зубы до боли резкой в челюстях, не давал себе сказать ни слова в сторону ясюкевича. он сам виноват в разрыве, ведь сам же растоптал буквально любые ценности, что важны в отношениях. но было так больно наблюдать, как взгляд александра с каждым днём холоднее становился, когда глеб отстраняться начал потихоньку, сбегая из дома как можно чаще. он не хотел, чтобы правда вскрылась, он мечтал забыть все ошибки свои былые и просто жить счастливо с тем, кого, походу, правда полюбил, но понял это поздно слишком. но александр всё понял, и понял давно кажется, ведь больше не целовал глеба, когда тот возвращался поздно вечером домой, не говорил что любит перед уходом очередным викторова чуть ли не под утро. отношения пошли крахом, разбились как стекло тонкое, что они оба держать пытались, но после старший обязанность эту свалил на одного ясюкевича, а тот не стал сражаться дальше за их счастье. осколки резали душу, впивались в мозг, оставляя на нём вмятины слабые, что теперь будут называться воспоминаниями, которые глеб постарается забыть в алкоголе и девушках очередных, о которых не вспомнит на утро, когда будет лежать не в своей постели с головой, расклалывающейся от похмелья. наверное, любовь – бездарная сука. викторов сейчас валяется в баре каком - то, без памяти и чувств. он давно сашу забыть пытается, как тогда ища его в девушках разных, что сами на шею прыгают его, но в памяти его постоянно всплывает образ нежный, некогда любимый горячо и нужный, но сейчас ясюкевич, возможно, с другим счастлив, а может по голову в работу ушёл, как обычно любил делать это после стресса. викторов же каждую привычку его запомнил, до самых мелочей противных, что редко заметишь, если не всматриваться так, словно ты чужие черты души через микроскоп смотришь. глеб заливает в себя очередной глоток пива – самое бесполезное действие, что он совершает на данный момент. он давно уже не забывает себя в алкоголе и борделях, как делал это даже в отношениях с александром. отношения эти дали урок ему, но, к сожалению, слишком поздний, теперь уже не поменять ничего, и, кажется, именно об этом викторов и жалеет. он не может вернуть всё назад, чтобы по новой выстроить отношения с сашей. и он пытался, он звонил ему и они пару раз встречались даже, сидя в каком - нибудь парке в позднее время ночи. разговаривать им больше не о чем, ясюкевич, кажется, приходил туда лишь просто из скуки, посмотреть на то, как викторов убивает себя потихоньку после разрыва. может, его это забавляло даже, хотя на лице его ни разу не проскочила улыбка, по которой глеб так скучал. – давно надо принять, что ничего не вернуть. – начинает александр, голову отвернув от бывшего своего в сторону дорожки длинной, что вела к выходу из парка. – ты нам обоим не даёшь забыть друг друга. и викторов знал, что тот прав. эта правда резала тело, оставляя шрамы белые и тонкие, почти незаметные спустя время недолгое, но смотреть на них было противно и больно. вязкая привязанность к саше, что напоминала ему о отношениях сломанных и чувствах таких же, не давала глебу отпустить, заставляла крутиться в этом бесконечном цикле алкоголя и боли, которую викторов наносил себе сам. – я давно отпустил. фраза эта ударила в уши пулей, выстрелом оглушительным, оставляя после себя лишь необъяснимую боль в районе клетки грудной и звон в ушах. глеб головой кивает и встаёт с лавочки медленно, держась на ногах слабо после обильно выпитого алкоголя вечером этим. – кажется, мне пора. люби остатки меня до конца наших дней, я буду любить твои до беспамятства. глеб на кухне своей квартиры небольшой сидит, руки сложив перед собой на столе. перед ним лишь пистолет, что добыт им был не самым честным и законным путем, но сейчас его волновало явно не это. в доме стало слишком пусто и темно, чтобы жить дальше вот так. ни одно сообщение, что глеб писал в страхе и трясущимися руками, александр не прочитал после их встречи последней. викторов понимал его выбор и знал, что вина только его, тревога сдавливала его горло каждый раз, как он вспоминал о случае этом, вспоминал о том, как он целовал губы родные и трогал плечи чужие. теперь всего этого нет, чувство вины сдавливало клетку грудную, недостаток воздуха не давал видеть мир чётко, перед глазами всё мутнело и расплывалось. викторов не мог так жить, он чувствовал вязкую панику в груди каждый раз, как вспоминал что их больше нет, они есть только по раздельности. александр сейчас восстановился давно, забыв о глебе и чувствах прошлых, но старший изо дня в день убивает себя медленно и мучительно, наказывая за ошибки прошлые. глеб берёт в руки глок – он знает, что делает. ладонь его трясётся слабо, но всё же он заряжает пулю убийственную, чувствуя, как сердце его пропускает удар, что возможно последним станет. викторов засовывает ствол холодный себе в рот, приоткрыв его слабо и, прикрывая глаза мутные, стреляет. сожру последний патрон, думая о тебе.