Коридоры, галереи, лестницы, крытые переходы, снова лестницы… Казалось, мы шли целую вечность. Всадник — уверенно. А я просто семенила следом, то и дело напряжённо поглядывая на Голода и задаваясь вопросами, не обманет ли он. Мы молчали, и это ещё больше навевало жути. В голове назойливыми морскими волнами накатывали мысли, одна мрачнее другой. И как ни пытайся закрыться, спрятаться за прочными гранитными стенами и за окованными железом и залитыми льдом вратами, те всё равно пытаются прорваться. Наседают, таранят, ломают волю.
Стало трудно дышать, как будто что-то неподъёмное легло на грудь, захотелось расплакаться… сдаться, позволить врагам сломать преграду, впустить их внутрь и отдаться на растерзание, тем самым обретя за спиной новые крылья. Прежние, вырванные, отозвались эхом ноющей боли, фантомной, какая напоминает о себе перед грозой у потерявших конечности. Мальбонте. Перед глазами то и дело всплывал его образ: колкие и злые чёрные глаза. Глаза демона. Зла. Убийцы. Потрошителя. Моего личного кошмара. А следом и губы — пухлые, чувственные, изогнутые в самоуверенной улыбке, что всегда подходила опасно близко к грани с надменностью, но никогда не преступала её.
Меня снова бросило в жар, и пришлось обхватить себя руками, растирая покрытую мурашками кожу. Нервный вздох. Что со мной?!
Голод бросил на меня полный нахального любопытства взгляд, но промолчал. А меня, словно холодной водой, окатил ужас осознания, а следом посыпались нескончаемые галдящие стаей ворон вопросы: Может, это Всадник на меня
так воздействует? Что, если я просто схожу с ума? Что я вообще знаю о Голоде и его способностях?
Через два поворота мой спутник сам не выдержал, повернул голову, одарив меня лучезарной улыбкой и поддел:
— Ты всегда такая скучная? Давай поговорим о чём-нибудь?
— О чём? — скептически приподняв бровь, тупо поинтересовалась я, на что он усмехнулся, продемонстрировав мальчишескую ямочку на щеке. Сложно было представить непринуждённую беседу о погоде, архитектуре и живописи, идя по жуткому враждебному замку с одним из своих главных мучителей.
— У тебя совсем нет вопросов? Ты не любопытная?
Я опешила, а в голове навязчиво заскреблось желание подколоть, но сдержалась, только вздохнув и мрачно глянув в ответ:
— А ты на все готов ответить? Вот честно?
Голод простодушно пожал плечами, покачав головой.
— На самые распространённые и очевидные, да. Всё лучше, чем слушать только эхо собственных шагов. У Смерти и без этого уныло.
Я хмыкнула, задумавшись всего на секунду и выпалила первое, что вертелось на языке:
— Сколько вас всего? Тех, кто живёт и правит в этом мире?
Он хмыкнул, покосившись на меня, как будто я задала совсем уж странный вопрос, ответ на который и так должна знать.
— Семеро, — улыбнулся он, но улыбка свернулась на губах зелёным листом, пронзённым первыми осенними заморозками. Голод как будто вспомнил что-то, с чем так и не смог свыкнуться: — Точнее, шестеро.
— И вы… Всадники… боги над всеми Наместниками? — я не знала, как лучше выразиться, а ещё поняла, насколько ничтожной информацией об окружающем мире владею. Шестеро? Почему шестеро? Мне «посчастливилось» познакомиться с Чумой, Войной, Смертью, и вот теперь Голодом. Те уроды-наместники ещё упоминали какого-то Властелина и Царицу… Но кто тогда седьмой?
— Мы — нет, — Всадник так искренне и удивлённо рассмеялся, словно я сказала несусветную глупость. — Только Властелин и Царица, Свет и Тьма, они создали всех Наместников, в том числе и твоих Ш… как их там? А мы с братьями и сестрой обеспечиваем порядок во всех мирах и вершим правосудие.
«Если то, что устроили в нашем мире Война с Чумой можно назвать порядком, то что же тогда хаос?»
Я с трудом смогла вспомнить разговор между Ледышкой, Трупом и той закованной в броню бабищей. Его смысл поначалу не был ясен, потому я толком не вслушивалась, но сейчас ниточки постепенно сплетались в цельную картину, пусть ещё и полную пробелов.
— А нас всех похитили из родного мира и согнали сюда, чтобы спасти от… Царицы?
Голод хитро дернул щекой, приподняв уголок рта.
— Можно и так сказать. Но Смерть должен был поведать подробности твоему Мальбонте, он с тобой разве не поделился?
Мою кожу прошили мелкие, раскалённые иголочки, что в сочетании с лукавой улыбкой Всадника, обернулись настоящими ядовитыми жалами. Голод как будто умело считал причину моего беспокойства или нарочно его усиливал.
Перед глазами некстати пронеслось воспоминание: яркое, броское, сжимающее сердце ледяными щупальцами. В тиски. До кровавых брызг с влажным звуком раздавленного спелого плода.
Купол Звезды, защищающий Золотой Дворец и столицу, всё больше окутывала тьма, расползалась отвратительной кляксой по ту сторону стекла, разбегалась тысячами сороконожек, плыла, наседала и наседала. Армия ангелов была готова держать оборону до последнего вздоха, но все надеялись, что до этого не дойдёт.
Купол выдержит. Должен выдержать, а если появятся прорехи, то чистая сила света способна оперативно их подлатать. Они находились в мнимой безопасности, но я боялась, что опасения подтвердятся. Видела их всех через барьер, но смотрела только на Дино — своего Дино — стоящего во главе ангельского легиона в золотых доспехах и шлеме, с обнажённым мечом в руке. Готовый пасть во имя Шепфа, за свою веру в него, за свой род. Полный решимости и благородства. Синие глаза вспыхнули болью, стоило ему разглядеть среди тёмных порождений меня рядом с Мальбонте. Словно молния, поразившая в сердце и наполнившая все нервные окончания своим смертоносным огнём, оставившая после себя опадающий пепел разочарования и тоски.
Я пошатнулась, сражённая сомнениями, подавив порыв броситься к куполу, протягивая руку и крича: Нет, Дино, ты всё неправильно понял!
Он не заслуживал той циничной жестокости, с какой я исполосовала его живое любящее сердце. Мне было важно всё объяснить, не допустить распространения по крови яда, что вбрызнули мысли об измене. Я не изменяла, я была верна… Хотя стоило повернуть голову и украдкой взглянуть на Мальбонте, то совесть начинала истерично хохотать, отдаваясь грохотом в стенках черепа.
«Кого ты пытаешься обмануть? Его? Или себя? Ты допустила мысли, едва не поддалась искушению… Ты собственными руками задушила вашу любовь. Предала её».
Штурм начался стремительно, неистово и бесповоротно, как только в защите Купола появились первые трещинки. Тьма расширяла их, вгрызалась в каждую брешь, рвала с остервенением голодного дикого зверя, просачивалась внутрь, сметая свет. Ангелы ахнули, попятились в ужасе от такой силы, ведь сокрушить Звезду не удавалось даже Шепфамалуму — Тёмному Наместнику и брату Шепфа. Но то, чего не сумел сделать отец, воплотил в жизнь его сын.
Тогда я и увидела истинную мощь, жестокость и кровожадность Мальбонте. Дино бросился на него в решающей попытке остановить, и крик навечно застыл в моём горле, когда Мальбонте одним ударом двуручного меча с матовым чёрным лезвием располовинил тело ангела, прошив золочёный панцирь и плоть под ним. Дино упал в грязь, синие лучезарные глаза, всегда видящие во мне только лучшее, застыли безжизненными стекляшками. Но мне всё равно казалось, что его направленный на меня взгляд отражает тоску и укор… Я так и не рассказала, не объяснила… не успела!
С губ сорвался жалобный короткий хнык, ноги подогнулись, сведённые судорогой. Осознание обрушилось на голову грудой булыжников, придавило к земле. Убийца моего ангела взглянул на меня, обжигая непроницаемой безразличной тьмой. Он вытер меч и свою ногу и пошёл вперёд, туда, где над грядой тяжёлых серых облаков и дыма возвышался Золотой Дворец…
Воспоминание растворилось, оставив после себя горькое послевкусие, но я теперь я могла анализировать произошедшее спокойно, холодной головой, без налёта и кровоточащих шрамов прежних эмоций. Но на смену им пришли новые ядовитые чувства… Я тряхнула головой, выныривая из оцепенения, и мысли терпеливо отступили в тень, где станут дожидаться своего часа, чтобы снова атаковать.
— А кто седьмой? — машинально спросила я, пытаясь окончательно сбежать от собственного сознания. Но ответ Голода заставил остановиться и взглянуть на него в полном недоумении.
— Это была Любовь.
Мне показалось, он издевается, потому я иронично переспросила:
— Любовь — Всадник Апокалипсиса?
Голод расплылся в ухмылке, оценив бестактный юмор. Запустил ладонь в светлые волнистые волосы, взъерошил их пальцами, мечтательно закатив глаза.
— Странно, что меня всегда считали опасным и сеющим раздоры, хотя она была куда коварнее, — он улыбнулся, но тут же резко отвернулся, не желая, чтобы я видела его лицо, и безразлично добавил: — Хотя мы с ней были… близнецами. Возникли вместе…
Уловив тень печали в его голосе, я не хотела лезть в душу, не готовая к демонам, что могу повстречать в этом омуте, но любопытство само взяло за руку и толкнуло задать вопрос:
— Что с ней произошло?
— Война её обезглавил, — Всадник отмахнулся и зашагал вперёд быстрее, что я едва за ним поспевала. Мне приходилось чуть ли не бежать, поднимая пальцами невыносимо длинный подол платья.
— За что он с ней так поступил?
От Войны можно ожидать любых зверств, но разве не нашлась бы на него управа за убийство… сестры?
Голод фыркнул, пожав плечами.
— Из-за её способностей. Любовь отравила всех, возымела власть, стала опасна, — он снова задумался, затем моргнул, мазнув по мне лисьим оценивающим взором. Глубоко втянул носом воздух, подметив, как меня трясёт из-за внутренних противоречий. — Но всё это чушь: сестра была не виновата в том, что с ними случилось. Просто остальным понадобилось спихнуть на кого-то вину. Ты мне её напоминаешь…
Пока я переваривала его слова, Всадник чертыхнулся, похлопал ладонями по карманам своего плаща, достал самую тривиальную самокрутку, сунул между губ, щёлкнул пальцами, вызывая искру и тонкий дымок, закурил. И рассмеялся.
— Кажется, я сболтнул лишнего, но плевать, всегда любил посплетничать.
Я моргнула, сглотнула и всё же решилась уточнить:
— Напоминаю? Почему?
Он прищурился, открывая передо мной двустворчатые врата, так незаметно возникшие на пути. За ними доносился шум: голоса, всплески знакомой энергии. Всадник отступил, словно не хотел, чтобы его видели те, кто по ту сторону. Он кивнул, продолжая странно улыбаться. А когда я уже твёрдо решила, что ответа не получу, и ухватилась за ручку, готовая войти в зал, он шепнул мне в затылок, разом покрывая всё тело мурашками:
— Потому что я чувствую твои слабости…
Голод исчез сразу, стоило мне переступить порог в раздумьях над его последней фразой. От мурашек хотелось отмыться, содрать их с себя ногтями, избавляясь заодно и от непонятной тревоги. Но стоило мне опомниться и осмотреться, как стало ясно: Всадник далеко не самая большая проблема.
Тесный зал напоминал лобби старинного отеля с обитыми синим бархатом диванами, стоящими полукругом у подножья широкой устеленной красной дорожкой лестницы, с витиеватыми коваными перилами, барной стойкой с одной стороны от центра и несколькими закрытыми дверьми — с другой. В нём царил хаос: тон голосов постепенно повышался, а обстановка накалялась. На первый взгляд можно было решить, что здесь веселье. Демоны общались группами, кричали похабные лозунги, безудержно пили, сметали с кофейных столиков предоставленные закуски, набивали рты так, будто голодали вечность. Но стоило присмотреться, как я оцепенела в недоумении. Демоны из нашего мира, многих из них я знала в лицо и по именам, но сейчас они напоминали диких, обезумивших зверей. Некоторые ели так, что принимались блевать прямо под ноги, но и это их не останавливало: падали на колени, с жадностью пожирая собственную блевотину. Другие пили, пили и пили. Так много, что тела не выдерживали, но даже в бессознательном состоянии они продолжали вливать вино себе в рот. Кто-то дрался, разрывая ногтями плоть соперников, топча залитые вином и перепачканные испражнениями тела, кто-то и вовсе предавался разврату, занимаясь животным сексом и не обращая никакого внимания на остальных. Я была настолько ошарашена, что не уловила угрозу от упавшего под ноги драчуна, который, вскочив, тут же бросился ко мне с плотоядной улыбкой.
— Ах ты, сучка! Ты должна сдохнуть!
Я попятилась к двери, ухватилась за ручку, но та не поддалась, будто за мной её кто-то запер. Демон бежал прямо на меня с явно недружелюбными намереньями, но в долю секунды путь ему преградил Люцифер, смачно выругавшись, ударил кулаком в солнечное сплетение, и агрессор согнулся пополам.
— Какого чёрта ты здесь делаешь? — рявкнул бывший владыка Ада, полуобернувшись ко мне. Он стоял в боевой стойке, широко расставив ноги, напряжённо следя за беснующимися собратьями. Мне польстило, что Люци меня защитил, но что ответить на его внезапный вопрос, брошенный раздражённо, как будто я и вправду явилась не вовремя.
— Я… Искала вас… Что тут творится?
Люцифер отступил на шаг, оказавшись ближе ко мне, схватил за локоть и притянул ближе, пряча за своей спиной от взбесившихся.
— Хотел бы и я знать, что тут творится! — передразнил он, злобно сплюнув кровь, которая текла по его виску и правой скуле, собираясь в уголке губ. — Эти бараны как будто спятили в один момент. Как ты открыла эту долбанную дверь?!
Не успела я сообразить, как Люци резко надавил ладонью мне на голову и пригнул, потому что в тот же миг в дверь на уровне моих глаз вонзился кинжал. Выпустив в ответ на атаку огненный шар, Люцифер поволок меня вдоль стены за барную стойку, где лежали в ноль упившиеся. Они хотя бы не были агрессивными. Там же сидела Мими, вся измазанная в чём-то липком и коричневом, она дрожала, сжимая в руке обёртку из-под шоколадки, и смотрела виновато и испуганно.
— Вики… — прохрипела она, потянув ко мне вымазанные в шоколаде руки. — Ты жива…
Я, стараясь не выдать свою брезгливость, не спешила отвечать на объятия, замешкалась, но Люцифер нетерпеливым жестом развернул меня к себе, схватив за плечи до досадной боли.
— Я пытался выломать чёртову дверь несколько раз! Нас заперли в этом убогом коробе и сводят с ума, как будто хотят, чтобы мы сами друг друга перебили, — прорычал он, с подозрением сверля меня красными воспалёнными глазами. Он то и дело жмурился, словно стараясь совладать с собственными чертями, рвущимися с цепи внутри него. И тихо прошипел сквозь зубы: — Как ты вошла сюда, Вики?!
— Да откуда я знаю, как?! Меня саму чуть не сожрали в коридоре, а потом я встретила Всадника, и тот просто привёл меня к вам.
Люцифер стиснул зубы так, что они заскрипели. Над нами пролетали бутылки, врезаясь в стену над стойкой, сферы энергии оставляли горящие выбоины на рельефной штукатурке, выполненной размашистыми мазками, всюду слышалось бульканье, вопли, чавканье, яростные крики и неистовые стоны совокупляющихся.
— Какой нахер Всадник?! Война или Смерть?!
Догадка осенила мгновенно, я поджала губы, покачав головой.
— Нет. Голод. Видимо, это с вами происходит из-за него… Он…
Люцифер отпустил меня, приподнявшись на корточках, и выглянул в зал. После чего снова пригнулся и выругался.
— Да сколько всего этих тварей?! И куда смыло Левиафана?!
Мими всхлипывала, но продолжала жевать шоколадку, словно не могла остановиться. Я с сочувствием обняла её, и мы обе уставились на Люцифера с обречённой надеждой.
— Надо выбираться отсюда! — возвестил он, снова выглянув и кивнув, как будто кто-то подал ему сигнал. Он подхватил Мими одной рукой и выпрямился, указав мне держаться за его спиной. К нам быстро прорвался Астарот, прикрывая тылы.
— Ты не достоин править!
— Мальчишка!
— Ничего не можешь!
— Это из-за тебя мы здесь! — орали со всех сторон. Наседали, окружали. Казалось, каждый вопль клинком врезался в спину Люци, он заметно напрягался, неестественно сводя лопатки в гордой осанке, хоть и его трясло от ярости. Ещё немного, и взорвётся, прольёт кровь, спалит холл, сгорит сам… Но благо, недовольных было не так много, остальные занимались своими делами и не обращали на нас никакого внимания. На полу распластались тела, но они не были мертвы, только оглушены. Мы без особого труда прорвались к лестнице, поднялись по ней и скрылись за ближайшей дверью из красного дерева, что вела в общую спальню. Кровати стояли хаотично, будто каждый передвигал их на своё усмотрение, половина аккуратно застелена, остальные смяты, и подушки с них скинуты.
— Найди Левиафана, он остался там, — приказал Люцифер Астароту, и тот послушно выскользнул обратно на лестницу. Мими, рыдая, облизывала пальцы, размазывая по губам и щекам растаявшую тёмно-коричневую массу. Люци, закатив глаза, снова подхватил её и отнёс в ванную.
— Приди в себя, Минерва!
— П-п-п… прости, — лепетала она, но демон не дослушал. Вылетел из ванной, с грохотом захлопнув за собой дверь. Мы остались одни в полумраке, я почувствовала, как шок постепенно рассеивается, адреналин сменился опустошённостью, но навязчивые мысли о Мальбонте никуда не исчезли, облепили снова, да так, что хотелось кричать, вскрыть череп и вычистить их оттуда. Но я только опустила голову, сев на ближайшую постель. Люцифер с подозрением оглядел меня, потом вздохнул, растерянно взъерошил волосы пальцами.
— Говоришь, тебя привёл Всадник, из-за которого все наши внезапно сошли с ума? Почему тогда ты осталась нормальной?
Я нервно пожала плечами, покачав головой.
— Не знаю, да и разве это важно?
Демон подошёл ко мне, навис утёсом, до странности близко. Его всё ещё колотило мелкой дрожью, но руки были сжаты в кулаки. Я подняла глаза, взглянув на него вопросительно и удивилась тому, сколько отчаянья плескалось в лихорадочно сверкающих алых радужках глаз.
— Ты тоже считаешь, что я не достоин править адом? Что лидер из меня никудышный?
Он ждал ответа с неистовой болезненной жаждой, но я только непонимающе моргнула.
— С чего ты это взял?
Люцифер резко поднял руки, заключив моё лицо в плен горячих липких ладоней, поднял, вынуждая смотреть ему в глаза. Он почти умолял.
— Скажи мне правду, Вики!
Взгляд откровенно скользнул по моему лицу, застыл на приоткрытых губах, длинные ловкие пальцы зарылись в волосы на висках, принялись массировать… нежно, успокаивающе. Я никогда не видела Люцифера так близко и таким… уязвимым, с распахнутой душой, с обнажённой слабостью… Красивый… лицо восхитительно правильное и симметричное: аккуратный прямой нос, миндалевидные красные глаза, обрамлённые пушистыми чёрными ресницами, лёгкая небритость придавала ему мужественности, а татуировки на шее, груди и плечах кричали о бунтарском нраве.
— Люци… что за глупости? Конечно, ты достоин править. Кто, если не ты… — я говорила совершенно искренне, не понимая, как подобные мысли вообще могли прийти ему в голову, а злые языки пошатнуть уверенность. Люцифер в ответ шумно облегчённо выдохнул, горячее дыхание опалило моё лицо, а следом он порывисто накрыл мои губы отчаянным, благодарным поцелуем, от которого ток пробежал по венам, но не задержался, не рассыпался тающим, всеобъемлющим теплом, лишь остался пеплом на языке. Его губы горячие, страстные, с привкусом корицы и чёрного перца… Поцелуй пылкий, пожирающий… Но он лишь обострил сосущую разрастающуюся пустоту в груди. Тоску и тревогу, от которой хотелось сбежать, прыгнуть с обрыва в первые раскрытые объятия, но что-то мешало, протестовало… Я попыталась отстраниться, но Люцифер вдруг опустился на пол, сев около моих ног, обнял их, спрятав лицо в мои колени.
— Я не могу защитить своих людей, Вики. Я никчёмный правитель, и все это понимают, — зашептал он озлобленно, но в то же время с горечью. — Я сдался, обрёк нас всех на плен… мой отец бы…
Сломался… ему нужно было кому-то выговориться, а я была единственной, кто не относился к его подданным, к тому же сама долгое время пребывала в подобном положении. Но для владыки Ада неудачи болезненнее, чем для меня. Я вздохнула, поражённая, боясь пошевелиться. Осторожно опустила руку на макушку Люцифера, поглаживая мягкие шелковистые пряди волос.
— Никто бы не смог защитить их от Всадников. Нет ничего плохого в том, что ты выбрал жизнь своих демонов, смог переступить через собственную гордость. Это и делает тебя сильным и дальновидным правителем.
Мими плакала в ванной, внизу ещё слышались вопли, стоны, звуки ударов и разбившегося стекла. Люцифер поднял голову, взял мою ладонь в свои руки и поцеловал пальцы у основания ногтей. Мы смотрели друг другу в глаза, и ситуация становилась всё более неловкой с каждым отрывистым вздохом.
Но вдруг входная дверь распахнулась, и в спальню вбежал Астарот, а с ним и Левиафан. Увидев своего предводителя, стоящего передо мной на коленях, они озадаченно переглянулись, а Люци, вновь взяв себя в руки, встал, раздражённо уставившись на Демона Зависти, который выглядел, как всегда утончённым и невозмутимым.
— Где тебя носило?
— Я вовремя спрятался, — ответил Левиафан, сомкнув на животе унизанные перстнями с крупными изумрудами бледные костлявые пальцы.
— Что нам делать? — потребовал ответа Астарот, кинувшись сооружать баррикаду из мебели у выхода.
— Ждать, — буркнул Люцифер. — Может, успокоятся. Не перебить же их!
Левиафан лукаво и многозначительно приподнял уголки тонких губ, тихо согласившись. Он сел в кресло у окна, прямой, как копьё, и элегантный. Мими с размазанным макияжем и покрасневшими веками появилась из ванной и упала без сил на постель рядом со мной.
Астарот замер у двери, вслушиваясь в шум снаружи. Люцифер тяжело дышал, всё ещё кипя от гнева. Я смущённо украдкой поглядела на него, поджав губы, и прокашлялась, в горле совершенно пересохло. Невероятно хотелось пить.
— Не желаете ли вина? — спустя несколько томительных минут тишины, предложил Левиафан, заметив, что я кашляю довольно часто и безуспешно пытаюсь смочить губы слюной. Демоны покосились на него с подозрением и осуждением, но ответственный за Зависть поспешил оправдаться:
— Если мы тоже сошли с ума, уже стало бы ясно. Дело не в вине…
— Дело в чёртовом Всаднике, — поморщился Люцифер, потеряв интерес к разговору, только махнул рукой. — Наливай.
Левиафан со змеиной улыбкой услужливо вынул откуда-то из своего плаща пузатую бутыль из цветного стекла, а из-под одной из кроватей вынул несколько кубков, наполнил их все и подал мне, а затем и остальным.
Вино оказалось необычным: тёмно-бордовым и солоноватым на вкус. Смакуя его на языке, я подняла глаза на остальных, но никто больше не заметил ничего странного, потому и я решила, что мне показалось.
Не знаю, сколько мы так просидели. Мими успокаивала меня, себя, спрашивала о Всадниках, мечтала выбраться и снова увидеть отца. Демоны что-то тихо обсуждали, а я старалась не смотреть на Люцифера, боясь выдать своё смущение. Вкус его поцелуя до сих пор остался на губах, смешанный с привкусом металла. И у меня появилось немного времени осознать произошедшее, потому щёки вспыхнули стыдливым румянцем.
Мими продолжала тараторить, а я постоянно задавалась вопросом: зачем демон это сделал?
Мы и не заметили, как в гостиной стало тихо. Возгласы прекратились разом, словно кто-то включил беззвучный режим. Но насторожиться заставили только тихие медленные шаги на лестнице: кто-то поднимался к нам, и вскоре дверь неторопливо открылась, и на пороге показался один из пьёнов.
— Какого хрена? — спросил Люцифер, но слуга беззвучно проплыл по спальне, остановился в шаге от меня и протянул когтистую высушенную лапу.
***
Мальбонте оглянулся на оставшиеся позади ступени, спиралью уходящие вниз. Ветер заунывно свистел за окном, ударяясь о древние камни башни. Всё залепила белая пелена. Казалось, даже горгульи окоченели на своих парапетах. Отбросив сомнения, нефилим занёс кулак и постучал в дверь.
— Входите, — послышалось за нею, и Мальбонте уверенно вошёл в горницу Смерти, в которой уже бывал не так давно. Всадник сидел за столом и изучал пергаменты, его трость стояла тут же, у кресла.
Смерть поднял серые пустые глаза, не показавшись удивленным визитом. Охраны, не считая статуй, у него не было. Старший из Всадников сам представляет опасность для всех живых, потому не ожидает нападения. А, может, он настолько силён, что даже Властелин уничтожить не сможет? Мальбонте хотел бы это выяснить, но до того, как сам вступит в схватку. Ведь если дойдёт до выбора: жить или умереть, нефилим не даст себя убить без боя. Это дело принципа. Его гордость, смысл его жизни. Потому он просчитывал все возможные исходы, особенно самые неприятные. Против Войны он слаб, потому что наполнен ненавистью, что же касается Смерти… То, несмотря на неиссякаемую жажду жить, страха перед концом нефилим не испытывал, потому что уже умирал. Поражение он тоже умел принимать достойно.
— Мальбонте, добро пожаловать. Проходите, присаживайтесь, — учтиво поприветствовал Всадник, кивнув на кресло напротив и вновь сосредоточив всё внимание на бумагах, исписанных незнакомыми символами. — Чем обязан?
Мальбонте приблизился к столу, но не сел, остался стоять, собираясь с мыслями, подбирая слова.
— Почему вы думаете, что Царицу вообще возможно найти? — начал он без лишних вступлений. Смерть не изменился в лице, ни один мускул на бледной, будто фарфоровой коже, не дрогнул. Всадник лишь тихо хмыкнул, отложив пергаменты, и посмотрел на гостя с большей заинтересованностью. Нефилим принял это за согласие выслушать.
— Сколько раз вы уже пытались? Как я понял, ни один эксперимент не привёл к успеху. И что станете делать, если я умру, так и не добившись желаемого результата?
Мальбонте говорил уверенно и твёрдо, глядя Всаднику в глаза, но те оставались непроницаемыми, нечитаемыми, безразличными. Ни капли сомнений… ничего. Тем не менее Смерть спокойно потребовал:
— Продолжайте, — и снова жестом руки указал на кресло. В монотонном голосе зазвучали повелительные нотки. — И сядьте. Вести подобные беседы, стоя над душой, невежливо.
Мальбонте послушался, и Смерть тоже откинулся на спинку своего кресла, сложив пальцы домиком перед собой на столешнице.
— Вы успели выяснить что-то, чего я не знаю?
— Царица закрыла доступ к своему сознанию, — проигнорировав тонкий укол, начал Мальбонте. Всадник смотрел на него с лёгким снисхождением, как на ребёнка, возомнившего себя умнее взрослых, а это хоть и бесило, а всё же не было причиной терять самообладание. Нефилим держался на равных, произнося каждое слово медленно и с расстановкой. — Её дети не чувствуют её, а это означает, что она сама того не хочет. А потому может находиться, где угодно, оставаясь совершенно незаметной. Даже в вашем замке, полном тёмных, где ей затеряться и вовсе не составит труда.
— Хм-м… — Смерть поджал бескровные губы, на миг продемонстрировав то, чего нефилим так добивался, озвучивая свои теории. Всадник допустил подобный расклад, а это означало, что Мальбонте на шаг приблизился к собственному спасению, выбрал верный маршрут, не прогадал.
— Я об этом думал, признаю, — после длительного молчания и задумчивости ответил Смерть. — Но это слишком рискованно для неё. Стоит лишь раз использовать свою силу, и она выдаст себя.
— Станете постепенно убивать пленных, запирая их души в сосуды, пока не найдёте? Такой план? — Мальбонте склонил голову набок, проницательно улыбнувшись, и Смерть ответил ему тем же, но куда сдержаннее.
— Мне нравится, что Вы ищете выход, предлагаете идеи. Свежий взгляд иногда необходим в любом вопросе. А живым умом, к сожалению или счастью, наделены далеко не все…
Но в его совершенно беспристрастных глазах читалось: «Ты стремишься выжить, мальчик, я это понимаю. Ты так сильно хочешь жить…»
— Что случится, когда вы её найдёте? — поджав губы, спросил Мальбонте, и Всадник постучал подушечками пальцев друг об друга, формулируя ответ.
— Мы обеспечим всеобщую безопасность.
— И все миры будут жить, как прежде?
Смерть сухо кивнул.
— Именно. Тем же, которые пострадали, мы окажем необходимую помощь.
Мальбонте чуть приподнялся, наклонился к столу, уперевшись в него выпрямленными руками, и настырно, уверенно сказал, позволяя себе наглость:
— Дайте мне возможность разыскать её самостоятельно. Я приложу все усилия и добьюсь результата.
Но Всадник не остался впечатлён решимостью, он вежливо кивнул, но слова несли с собой лютый холод и скрытую под ним обречённость, хоть и звучали ровно, обыденно, как приговор:
— Мы дадим Вам возможность проявить себя, если первоначальный план не приведёт к успеху.
Мальбонте стиснул зубы, еле удержавшись от необдуманного внезапного порыва, о котором пожалеет. Позади раздался робкий стук в дверь, и Всадник потерял к нему интерес, обратив внимание на тихо вползшего в обитель пьёна.
Гостя он удостоил взглядом только в последний раз, подчёркивая тем самым завершение разговора, подводя невидимую красную линию.
— Если у Вас всё, можете идти.
Нефилим ушел, не прощаясь. Задержался лишь на лестнице у закрытой за спиной двери, и прислушался, но в кабинете Смерти было тихо.
Мальбонте распахнул дверь в своих покои, мрачно оглядев комнату. Пусто. Вики нет. Сбежала.
«Ну, конечно!»
Он с грохотом опрокинул стоящую рядом со входом малахитовую тумбу, беззвучно выругался, но взял себя в руки, проведя ладонью по лицу.
«Ожидаемо».
Он быстро отбросил мысль, сосредоточившись на том, что сейчас было в приоритете. Выжить любой ценой. Попытаться. Но сперва важно успокоиться, привести в порядок бушующий ураган, заковать в ледяной капкан все чувства. Мальбонте пронёсся в ванную, включил кран и окунул лицо в воду, остужая ярость. Ему полегчало, он снова мог думать трезво, не отвлекаясь на эмоции. И первым делом подумал о Царице, хоть и знал, что бесполезно пытаться почуять её, наладить связь невозможно за такое короткое время. Но всё же он вышел на балкон, нашёл там запорошенное снегом велюровое кресло, затащил в спальню и сел, опустив руки на подлокотники, попытался расслабиться. Закрыл глаза, сосредоточился, ныряя в тёмный омут собственного сознания.
Когда-то ребёнком он так искал отца… слышал его голос из бездны текущей по венам силы, мог сам говорить с ним… Царица — Тьма — праматерь всех существующих тёмных существ. Неизмеримо сильна… Мальбонте медленно выпустил воздух из сложенных в трубочку губ, погружаясь в медитацию. Попытался представить себе её образ… её голос… вкус и запах её энергии.
Бесполезно. Облик, увиденный на портрете, расплывался, казался абстрактным, неестественным. Лицо то исчезало, растворяясь во мраке, то скалилось, насмехалось, надменно отворачивалось. Мальбонте сжал кулаки, мышцы на предплечьях завибрировали, мускулы натянули кожу, на которой выступили вены.
— Давай же, твоё дитя взывает к тебе, не отворачивайся, — насмешливо оскалился он, усилив напор, но без толку. Это всего лишь его воображение, за которым глухая стена, выстроенная Царицей. Глупо было даже надеяться, что именно ему она позволит найти брешь в своей броне… Но Мальбонте никогда не отчаивался. Он лишь тихо посмеивался, ощущая, как время песком утекает сквозь пальцы, а с ним рассыпаются и планы, а новых выходов не видно. Он тонул во мраке… чувствовал, как тот склизкими щупальцами заползает под кожу, стремясь добраться до сердца.
Дверь приоткрылась с надсадным скрипом, вырвав Мальбонте из омутов размышлений. Он опустил голову, хмуро исподлобья наблюдая за входом, напротив которого неподвижно сидел, скрытый в тени. Первая мысль: вернулась Вики, не найдя более надёжного убежища. Он и хотел, и в то же время не желал видеть её сейчас.
Однако, прокравшаяся в комнату девушка была ниже ростом и миниатюрнее. Она прижимала что-то к животу и сильно сутулилась, с опаской осматриваясь, вглядываясь в каждый угол, каждую тень, пока не… нашла глазами хозяина покоев. Тогда вздрогнула, отпрянула, но тут же неуклюже поклонилась.
— Простите, миларь, я стучала, но Вы не отзывались, — зашелестел нежный, приятный голос.
— Что тебе нужно? — спросил Мальбонте, поднявшись. Вышел на тусклый свет свечи, рассматривая незваную гостью. Он никогда прежде её не видел, потому догадку, что это одна из дьяволиц Левиафана, отбросил сразу. Энергия не та… Сердцевидное кукольное лицо, огромные глаза с сиреневыми отблесками, чёрные короткие волосы с яркими фиолетовыми прядками. Она боялась его, прятала глаза, но в то же время украдкой рассматривала, цеплялась за детали с живым любопытством: ноги, походка, руки, бёдра, пальцы.
— Я задал тебе вопрос, — холодно напомнил Мальбонте, не настроенный играть в игры. Девчонка встрепенулась, выпрямив спину, и показала большой хрустальный графин с тёмно-красной жидкостью.
— Я принесла вам вина, миларь, — улыбнулась она, демонстрируя глубокие ямочки на щеках. — Промочить горло.
— Я не просил, — прищурился Мальбонте, шагнув к ней, схватил за запястье грубо, отодвинул от двери, выглянул в коридор. Девушка поморщилась, но не стала вырываться. Никого не увидев, нефилим захлопнул дверь и угрожающе навис над незнакомкой.
— Кто тебя послал? И зачем на самом деле? — он притянул девчонку к себе, чтобы не вырвалась. Второй рукой сдавил горло, подняв лицо, и заглянул в глаза. Пристально, сверляще. Пытался прочесть там истинные намеренья, но натолкнулся на невидимую преграду. Тогда усилил напор, стараясь разломать, хоть и знал, что причиняет боль. Девушка задергалась, попыталась отвернуться, чуть не выронила графин.
— Смерть, миларь. Он заботится о своих гостях.
В подтверждение её слов Мальбонте в самом деле увидел среди воспоминаний лицо Всадника и, убедившись, что она не врёт, отпустил. Но бдительности не утратил.
Девушка послушно повернулась спиной, прошла на носочках к каменному столу, заменила пустой графин на полный. Расставила кубки, наполнила один, повернулась и с поклоном протянула нефилиму.
— Нет, — угрюмо усмехнувшись, покачал головой он, вздёрнув подбородок. — Сперва ты.
Девушка не показала страха, только улыбка вышла натянутой, а не беззаботной. Он возвышался над ней грозной скалой, горой стали и решимости, беспощадной гильотиной, обещающей мгновенную гибель в случае малейшего неповиновения. Мальбонте ожидал слёз, наивных дурацких убеждений, что такой, как она, нельзя пить господское вино, нелепых просьб. Но девица оказалась не такой робкой, какой предстала на первый взгляд. Не теряя лица, она поднесла кубок к губам, неотрывно глядя ему в глаза. Чуть смочила рот, облизнулась, уже хотела снова предложить ему, как Мальбонте поддел пальцами донышко кубка, требовательно наклоняя.
— Нет… пей ещё.
— Вы очень подозрительны, миларь, — шепнула девчонка, невозмутимо сделав большой глоток и проглотив. Она закашлялась, отведя взгляд и отстранив руку с кубком от себя, чтобы не расплескать.
Мальбонте в задумчивости посмотрел на пустой графин, который она пришла заменить, и не смог вспомнить, когда и благодаря кому тот опустел. Разве только Вики…
Он сглотнул, забрав вино из рук девушки, и одним глотком допил его, толком не ощутив вкуса. Она, поклонившись, побежала к двери, и Мальбонте бы сразу забыл о её существовании, но она вдруг остановилась, полуобернувшись всё с той же располагающей улыбкой.
— Вы напрасно тревожитесь, миларь. В вас есть свет… не забывайте об этом.
Но прежде, чем он успел отреагировать, она выскочила в коридор и тут же скрылась. Мальбонте вылетел туда именно в тот момент, когда три пьёна подводили Вики к его покоям, но никакой девчонки там уже не было.
***
— Отпустите! Отпустите, куда вы меня тащите? — мои крики отражались от сводов пустых коридоров, били дробью по перепонкам. Я вырывалась, пиналась, орала и даже кусалась. Во рту остался вкус обгоревшего старого дерева, но чёртовы бездушные слуги, как будто прилетевшие из Азкабана, не реагировали ни на что. Люцифер пытался вступиться, но был отброшен лёгким движением костлявой лапы. Эти твари просто выволокли меня из холла, расталкивая всех, кто попадался на пути. Они не разговаривали, потому и не ясно было, куда вообще волокут. Но когда Мальбонте сам выбежал встретить меня, сомнений не осталось, только усилилась сосущая под сердцем тоска, переходящая в отчаянную злость.
— Как ты смеешь?! — выкрикнула я, а он выпрямился. Лицо вновь сковала каменная маска, взбешённая растерянность, проскользнувшая в глазах мгновение назад, потонула во тьме зрачков.
— Смею что? — нефилим приподнял бровь, поняв, что обращаюсь к нему. Мерзкие уроды разжали свои отростки, выпустив моё запястье, и я от неожиданности споткнулась, рухнув под ноги Мальбонте. От боли и унижения едва не расплакалась, но он молча поднял меня рывком и тут же убрал руки, глядя мрачно и цепко.
— Приказывать им найти меня и притащить!
В его лице показалась усталость, а ещё доля разочарования. Бросив взгляд за мою спину, где пьёны уже удалялись от нас, он безразлично сообщил:
— Я не приказывал. Ты мне не нужна и вольна уйти.
И как ни в чём не бывало направился в покои. Ещё немного, и захлопнет дверь прямо перед моим лицом. От мысли, что снова придётся блуждать по этому проклятому замку в поисках обратного пути, меня передёрнуло. Да и тяжело признать, но в холле с демонами вряд ли безопаснее, чем с ним…
Я уставилась в широкую спину Мальбонте и шагнула следом в спальню до того, как он закрыл дверь. Не обернулся, никак не прокомментировал, словно знал, что у меня нет выбора, и никуда я не денусь. А меня трясло… От близости к нему, от его молчания… От воспоминаний о нашем странном поцелуе и о зверствах, что он совершал раньше. Я ненавидела его! Так сильно, так исступленно, что, казалось, до сих пор искусственно демонизирую его образ, даже убедившись, что в мире существует куда большее зло.
Но слабости взяли своё, схватив меня за шкирку и заставив встать лицом к лицу с собственными кошмарами. Я зажмурилась, пытаясь бороться, но чувства, запертые в глубоких омутах души, рвались на поверхность, словно подталкиваемые снизу… Мне почудилось, что я слышу смех Голода и его тихий шёпот.
«Я чувствую твои слабости…»
Всадник на расстоянии со скрупулёзностью хирурга выворачивал моё нутро, разбирал по частичкам, обнажал…
Прижавшись спиной к двери, обняла себя руками, впиваясь ногтями в собственные плечи до красноты и неглубоких полумесяцев на коже, и со злостью посмотрела на Мальбонте, который тоже наблюдал за мной, сев в кресло. Не помню, чтобы оно находилось здесь в прошлый раз…
— Если ты не приказывал притащить меня сюда, то кто приказал? Нравится примерять на себя роль моего хозяина?
Он пожал плечами, отвернувшись и о чем-то задумавшись. Скулы заострились, на виске билась голубая жилка, выдавая… волнение? Только сейчас я заметила, что он сильно обеспокоен, хоть и не показывает. Напряжён… даже взвинчен.
— Ты наивна и глупа. Эмоции мешают тебе.
— Я пытаюсь выжить, — выпалила я. — И не желаю зависеть от чьей-то милости.
«Тем более от твоей!» — но я прикусила язык, сдержавшись. Не стоило его бесить.
Колкий взгляд опалил, а на губах Мальбонте показалась острая усмешка.
— Удалось добраться до друзей? Думаешь,
они способны тебя защитить?
Я неопределённо качнула головой, скрипнув зубами от скопившейся желчи, и ядовито прошептала:
— Они точно не используют меня. А вот почему мне помогаешь ты?
Я не ждала ответа, и так его зная.
Мальбонте прищурился, глаза заволокло дикой плотоядной тьмой, что жадно облизывалась в прорезях глазниц.
— Я никому не помогаю. Только себе. И ты, возможно, правильно сделала, что остановила меня однажды… Вот только теперь твоя жизнь целиком зависит от меня, — безжалостно заключил, сверля меня взглядом. Молчание давило хуже его пристального внимания. Непредсказуемость этого мужчины играла на нервах замысловатую динамичную мелодию. Я чувствовала себя обнажённой перед ним… совершенно понятной, открытой… и от этого делалось… жутко, стыдно, унизительно.
— Мне всегда было любопытно… — потерев подбородок большим пальцем, продолжил Мальбонте. — Почему именно в последний момент?
Не выдержав, я отвернулась, борясь со жжением под веками. Последняя капля… последний гвоздь в крышку моего гроба. Почему он об этом спрашивает? Почему сейчас? И ещё много этих безответных «почему».
— Ты сам дал мне выбор, и я его сделала, — прозвучало жалко, неправдоподобно. Он встал с кресла, неторопливо подошёл. Каждый шаг отдавался набатом под рёбрами, пуская по венам тягучий расплавленный свинец. Страх… волнение… адреналин… Грубые мужские пальцы бесцеремонно обхватили мой подбородок, повернув лицо, хоть я упорно старалась смотреть в пустоту угла.
Чувствовала его дыхание, тепло его тела, запах кожи… так близко. Вспомнила наш поцелуй и зарделась, как девчонка, совершенно теряя волю.
«Ненавижу его! Ненавижу за то, кто он… Или за то, что он сделал? Или за то, что сделала я, предав его? Ненавижу его…? Или себя?»
— Оно стоило того? — зловещим шёпотом спросил Мальбонте, пытаясь поймать в капкан мой взгляд. — Признай, что нет.
Он не издевался. Задавал вопросы спокойно и взвешенно, словно спустил с цепи давно изголодавшихся по свободе чертей, и теперь равнодушно наблюдал, как те резвятся, разрывая на части мою совесть.
— Я нужна тебе в качестве светлого противовеса, — ответный взгляд, последние крохи решимости в кулаке, вызов, который его позабавил. — Уже не так уверен, что сможешь править единолично? Да и почему ты вообще решил, что мог быть лучшим правителем, чем Шепфа? Тобой двигала одна лишь месть и жестокость…
Он ответил, не задумываясь и ничуть не изменившись в лице. Мне не удалось его задеть.
— Это уже не имеет значения. Имеет значение только будущее.
Наши глаза вновь столкнулись в немом поединке, и я так некстати подумала о Люцифере, о нашем внезапном странном сближении, а ещё о Левиафане и выпитом вине, о рыдающей Мими, измазанной шоколадом, о безумии, что творилось в холле. Моргнула, хотела отвернуться, но Мальбонте отпрянул раньше с жёстким нечитаемым лицом. Прочёл воспоминания? Ничего не сказал, только пошёл к столу, налил себе вина, поднёс ко рту, принюхался, поболтав напиток по стенкам кубка, выпил и вернулся в кресло. А мне почему-то до рези в груди захотелось что-то сказать, молчание давило, наседало, угнетало… но зачем? Я ничего ему не должна! Да и он вряд ли как-то отреагировал. Он вообще не может испытывать человеческих эмоций, его разум — сплошная математика, паутины стратегий и планов. Застывший, злой и недосягаемый.
Из мыслей вырвало покалывающее осознание, что нефилим смотрит на меня, криво усмехаясь одними губами, а глаза при этом холодны и задумчивы. В них таился вопрос, что-то невысказанное, невыразимое, о чём Мальбонте упрямо молчал.
— Можно? — помявшись и переступая с носка на пятку, я кивнула в сторону кровати, и он едва заметно наклонил подбородок в знак позволения, а сам уткнулся затылком в спинку кресла и прикрыл веки, но по-прежнему не выглядел расслабленным. Скорее, уставшим, напряжённым… Что его тревожило? Насколько это страшно в наших нынешних обстоятельствах? Мне хотелось бы знать… Я наблюдала за ним, ожидая подвоха, следила настырно, жадно, искала ответы, лазейки, способы пробиться за эту каменную броню и узнать хотя бы что-то. Неизвестность пожирала меня по крупице, чайной ложке, утягивала за ногу в болото отчаянья и беспросветной тоски. Но после того, как я неудачно пыталась соблазнить его, невероятно глупо менять тактику на ещё более прозрачную. Но всё же я подала голос:
— Ты точно знаешь, что у нас есть будущее? Что мы когда-то вернёмся домой? Всадники нас отпустят?
Он молчал очень долго, я свернулась комочком на постели, сминая атласное гладкое покрывало, повернувшись так, чтобы видеть Мальбонте, но быстро потеряла надежду услышать ответ. Но он всё же прозвучал:
— Отпустят… — не открывая глаз, он ухмыльнулся. Злобно. Ехидно. Будто пробовал на вкус произнесённое слово и кривился от кислоты, раздражающей рецепторы. — Осталось проверить, чего стоят их заверения.
Я приподнялась на локтях, ничего по поняв, но встревожившись.
— Они сделают это, если ты… Им поможешь?
Руки Мальбонте сжались в кулаки, щёлкнули суставами длинных пальцев.
— То, что они требуют, трудно назвать помощью, — голос звучал совершенно беспристрастно. Но липкое предчувствие слизнями поползло по моей спине вдоль позвоночника.
— Ты хочешь сказать, что у тебя нет выбора?
Мальбонте открыл глаза, и меня прошибло током, от которого по внутренностям разлился обжигающий морозом страх. Красноречиво. Слишком.
— Насколько это опасно?
Он пождал губы, будто не зная, говорить мне или нет. Поднялся, снова налил себе вина, но пить не стал, передумал. Я тоже неосознанно вскочила, приблизилась на ватных ногах, остановилась по другую сторону саркофага, на который походил стол, принялась изучать лицо Мальбонте так, словно по ту сторону неподвижной мимики крылись все тайны мироздания. Он легонько подвинул мне кубок, но я покачала головой. Поняв, что объяснений не будет, решила действовать иначе, сама пустить в ход приобретённые козыри.
— До того, как встретиться с друзьями, я познакомилась здесь кое с кем.
Мальбонте не казался заинтригованным. Сухо спросил:
— И что тебе дало это знакомство?
Воодушевившись, я привстала на носочки.
— Информацию. О Всадниках, о их мире, о… Войне и Любви.
Мальбонте не был удивлён, он прошёл к окну, смотря на исполинские часы, будто изводился ожиданием чего-то.
— И кто же вдруг решил поделиться с тобой ценными сведеньями при первом же знакомстве? — он спросил скучающе. Всё это уже знал, но я не сдавалась:
— Голод.
Мальбонте резко повернул голову в мою сторону, после чего медленно кивнул. Маленькая победа.
— Он… довольно словоохотлив.
— Пока не потребовал плату за это, — мрачно хмыкнул Мальбонте, и я умолкла, соглашаясь, а нефилим, нехотя, продолжил, не сводя суровых глаз со сдвинувшейся на деление стрелки самого большого небесного циферблата. — Это хорошо, что ты имеешь представление о происходящем. Умение владеть информацией ещё может спасти тебе жизнь.
В коридоре послышались твёрдые шаги, и я вздрогнула, выучив, кому принадлежала эта поступь. Дверь распахнулась без стука, на пороге стоял, широко расставив ноги, Война. Он исподлобья оглядел спальню, серебряные пряди волос падали на скулы.
Увидев меня, Всадник подмигнул. Откровенно, пошло. Мне захотелось тут же спрятаться или выблевать содержимое желудка на его самодовольную рожу.
— Надеюсь, не помешал, — сардонически улыбнувшись, спросил он, но тут же зловеще посерьёзнел, обратившись к Мальбонте. — Пора, нефилим. Времени на прощания больше нет.
