***
Мирэниелис полулежала на скамье у спиралевидного фонтана в окружении своих рабов. Зов её мощной воинственной ауры Мальбонте почуял задолго до того, как вышел на открытую, продуваемую всеми ветрами террасу с видом на озеро с голубым чистым льдом. — Следишь за мной или жаждал встречи? — пьяно протянула Наместница, одарив его самым развратным взглядом, какой только можно представить. — Это запрещено, сладкий, ты же знаешь, нас накажут, сурово накажут, ах… Всё её тело пронзила судорога, Мирэниелис выгнула спину, сомкнув веки в остром блаженстве. Только тогда Мальбонте заметил между её ног раба, всё это время старательно ублажающего свою богиню. Он отвернулся, скрыв свою брезгливость, и подождал, пока стальная воительница придёт в себя. Распрощавшись с удовольствием, Мирэниелис схватила раба за волосы и отпихнула с такой силой, что чуть не сломала бедолаге шею. — Пошли прочь! Вы мне наскучили. Те послушно и бесшумно расползлись, словно тараканы, по углам, оставляя свою госпожу наедине с Мальбонте. — Если бы ты не пришёл, я бы так и не смогла достичь… — она поманила нефилима длинным пальцем, увенчанным острым когтем, и осклабилась. — Представляю тебя на их месте с момента нашего знакомства… Быть может, мы сможем нарушить запрет хотя бы здесь — в месте, где все миры едины? Ты ведь искал компанию, признайся? Мальбонте приблизился, но ответил лишь на последний вопрос, проигнорировав заигрывания. — Да, я искал компанию. Но уважаю закон, и запрет нарушать не намерен. Мирэниелис разочарованно вздохнула, и кокетство тотчас сползло с её лица сухой змеиной кожей. — Не смей считать меня легкодоступной. Просто со временем всё приедается, а секс — единственное развлечение, что не надоедает, ведь в сущности все мы живем инстинктами. Не вини сильную женщину в том, что ей захотелось страсти с равным себе. Ты самый красивый из выживших. Выпитое вино изрядно развязало ей язык, Мальбонте сделал вид, что осматривает фонтан с молочно-белой водой, и задал вопрос ненавязчиво, как бы между делом: — Мы… шестеро — это все, кто выжил? Он не стал рисковать, вычёркивая тех двоих Наместников, что «выполняли поручение Смерти» из списка живых. — Я в это не верю, — скрипнула зубами Мирэниелис, достав из декольте тонкий кинжал с чёрным, матовым лезвием. Она принялась лениво играть с ним, перекатывая меж пальцами, удерживая баланс рукояти и острия. — Всадники, наверняка, отыщут кого-то ещё, до кого Царица не успела добраться… важно её опередить, понимаешь? Она говорила, как с несмышленым ребенком, но то Мальбонте на руку. Он заметил полупустой графин с вином и опрокинутый кубок, потянулся к нему, наполнил, подал Наместнице, спросив позволения поухаживать за ней. Она казалась приятно удивленной. — За что Царица гневается на свои творения? — спросил снова, хоть знал ответ. Смерти не было смысла лгать, хотя проверить истинность слов всё же не мешало. Мирэниелис пила так, словно её веками мучила жажда. И только потом ответила: — Откуда ж мне знать? Мирам запрещено как-либо взаимодействовать со времён первого и последнего восстания. Тогда полегли целые цивилизации… — Что произошло? — Мальбонте снова наполнил кубок и протянул собеседнице. Наместница фыркнула, закатила глаза, обратившись к памяти, уходящей корнями в глубокую древность. — Наш с сестрой мир ещё тогда был молод, но развивался стремительно. Появились технологии, магия и связь позволили глубже изучить пространство вокруг себя. Однажды мы открыли дверь измерений и вышли на других, а потом вместе с ними по цепочке обнаружили собственных Создателей. Многие вселенные промышляли тем же, и тайна каждого отдельно взятого измерения перестала ею быть. Мы считали это прогрессом, но среди Наместников нашлись куда более амбициозные личности. Они возжелали напасть на соседей, тем самым расширить собственное влияние… Тогда и пришёл Война… Мальбонте удивлённо кашлянул, но сделал вид, что тому виной пробирающий до костей северный ветер. — Война младше тебя? — усмехнулся он, на что Наместница обиженно фыркнула, одним резким движением вогнав кинжал в скамью, пробив мрамор, покрыв его крупной расползающейся паутиной трещин. — Война мальчишка в сравнении со мной, если брать в расчёт количество оборотов вокруг Звезды Властелина, которое преодолел мой мир с момента своего возникновения. Но он сильнее… впитал ярость тех недоумков, что сцепились, как псы за кость. — Они были наказаны? Мирэниелис кровожадно расхохоталась, всё её облачённое в броню тело зазвенело, подобно мечам в гуще боя. — «Наказаны» — это очень мягкое обозначение, мальчик. Они были стёрты со страниц истории. И те, кто напал, и те, кто оборонялся. Царица сама явилась во плоти, мы все ощутили её присутствие, даже сквозь пространство и время. Она предостерегла от повторения ошибок павших. Но потом… нашлись ещё большие дураки. — Восстание? — аккуратно поинтересовался Мальбонте, приподняв бровь. Наместница кивнула, скривившись от воспоминаний, будто от боли. — Теперь уже Светлые идиоты почувствовали себя всемогущими. Решили поднять восстание против Царицы, а заодно и против Властелина. Править самодостаточно, не терпеть над собой ни чьего гнёта — так они тогда орали. Саниэелис — моя светлая сестра — была одной из тех, кто поддерживал мятежников. Но нам повезло, что основные события развернулись далеко от нашей планеты. И что Властелин обладал достаточным милосердием. Царица хотела не только наказать заговорщиков, армии которых легко разбила, но и преподать доходчивый урок остальным. Мирэниелис прервалась, яростно швырнула допитый кубок в сторону балкона, где его поглотила мутная белая пропасть, схватила графин и осушила до дна, не замечая, как кровавое вино льётся по подбородку. — Тогда я лишилась своей первой сестры и познакомилась с Чумой, что наводнила мой мир ужасной заразой. Мне пришлось целовать ноги Царицы, вымаливая прощение… Никогда себе не прощу такого унижения… Мальбонте понял, что пришёл вовремя. Дошедшая до нужной точки, поглощённая дурманом грозная темная Наместница изливала ему душу, как самая обычная женщина, перенёсшая много страданий за свою вечность. Он собирался оставить её одну, услышал достаточно, но Мирэниелис вдруг схватила его за руку, приподнялась, лихорадочно и фанатично сверкая похожими на живое пламя глазами. — Чем она лучше меня, скажи?! Эта избалованная дикарка, поступающая, как ей заблагорассудится?! Сейчас она сама намерена восстать, но накажет ли себя так, как наказывала за неповиновение нас?! — Себя осуждать тяжелей, — тихо ответил Мальбонте, без труда высвободив запястье из цепких когтей женщины. Мирэниелис отчаянно расхохоталась: — Да-а-а… всё решает сила. У кого больше, тот и прав. — После этого Наместникам запретили любые контакты между собой? — Конечно, чего и следовало ожидать, — отмахнулась Наместница, а Мальбонте, поджал губы, решившись задать и тот вопрос, что беспокоил лично его. — Ты сказала, что ощутила присутствие Царицы… Почему сейчас не можешь найти её? — Ты ещё так юн… — хмыкнула она, попытавшись встать, но затуманенный разум отказывался управлять телом. — Царица закрыла для нас доступ к себе, она не желает, чтобы мы с ней связывались, а уж тем более могли найти. Тёмная материя, мальчик… Она не пропускает свет, потому остаётся невидима для наблюдателей… — То есть? — не совсем понял Мальбонте, заметив, что Наместница вот-вот уснёт прямиком на террасе. Потому последние её слова и вовсе походили на пьяный бред, но имели гораздо больше смысла, чем всё вышесказанное. Били своей правдой и жестокостью: — Если Царица сама не захочет, чтобы её нашли, никто не сумеет это сделать…***
Я выбежала из спальни Мальбонте, едва одевшись, натянув первое попавшееся платье, что оказалось мало в груди и при этом чересчур длинное. Подол волочился по полу, и приходилось контролировать свои шаги, чтобы не запнуться об него и не распластаться. В голове колоколами на пышном празднике звенело: «Дура, дура, дура!» Что я наделала? Чем думала, надеясь, что нефилим не разгадает мой замысел? Как теперь заставить его мне доверять? Вопросы… вопросы… Я неслась, совершенно не понимая куда. Чёртов замок походил на лабиринт Минотавра, только утонувший в снегах. На каждом повороте жуткого вида статуи: горгульи, големы, мантикоры и драконы с оскаленными пастями. Старалась не всматриваться, потому что чем больше разглядывать, тем увереннее в сознании укреплялась мысль, что это живые существа, притворяющиеся декором, а сами следят, наблюдают, выжидают момент наброситься… Да и пусть набрасываются. Что со мной? Тело до сих пор тлело, ныло, жаждало. Его. У него такие крепкие руки с длинными ловкими пальцами, невыносимо чёрные глаза, пугающие загадочностью неизведанных глубин, но в эту бездну хочется смотреть и смотреть, пока не потонешь. Я со злостью пнула кем-то брошенную в коридоре ложку, и звук эхом отразился от пустоты пространства, обрушиваясь на голову перезвоном насмешек. «Враг. Чудовище. Всё, что я делала было продиктовано выгодой», — медленный выдох, иллюзия покоя, мнимое возвращение контроля рассудка над бурей эмоций. Но только шторм сложно усмирить… Словно издеваясь, память подкинула образы, заживо похороненные где-то под сердцем, заточённые, обречённые на вечные муки во тьме. Мальбонте сидел на краю обрыва, свесив ноги вниз. Ветер играл с его тёмными волосами и перьями на крыльях, солнце навязчиво светило в лицо, и Мальбонте жмурился, а я смотрела на это и удивленно улыбалась. «Как в нём, таком суровом, будто выкованном из стали, способны гармонично сочетаться беспощадность к врагам, серьёзность, ноша тяжёлой судьбы, безграничная сила духа, решительность, совершенно юношеская непосредственность, благородство и острое чувство юмора». — Ты сказал, что хочешь разрушить мир, но что намерен делать потом? — спрашивала я, глядя на бескрайний воздушный простор перед собой. Перламутровые мягкие облака ласкали ступни приятной влажной прохладой, и казалось, что не существует ничего, кроме их, меня и Мальбонте. Он качал головой, широко улыбаясь. — Разрушить — это просто, Вики. Но тьма способна не только разрушать, но и создавать новое. Я хочу изменить порядок, навязанный Шепфа, выровнять чаши весов. Демоны не должны расплачиваться своими судьбами за преступления моего отца. — Но… почему ты просто не пойдешь к Шепфа и не предложишь свои условия? Он опустил голову, пронзив меня острым взглядом с россыпью весёлых искорок в зрачках, медленно исчезающих в черноте. — После того, что Шепфа со мной сделал, он не заслуживает прощения. Малодушный бог — гибель для мира. Шепфа не сможет удержать свою власть, его дни сочтены. — Но это ведь не равновесие, а захват власти тьмой, — я обняла себя руками, потому что ветер вдруг стал ледяным и порывистым. Мальбонте поднялся, протянув мне руку, помогая встать. После осторожно провёл пальцами по ключице, отодвигая спутанные ветром пряди волос, а я могла только завороженно глядеть на него, как на прекраснейшее творение богов. — Равновесие — это я сам, Вики. Нашему миру больше не нужны два бога, я в состоянии управлять светом и тьмой… Он замолчал, задумчиво рассматривая моё лицо, изучая каждую черту, и хитро прищурился, остановившись на губах. Потом сжал мою талию и дёрнул на себя так резко, что я охнула, но тут же умолкла, захваченная властью пылких горячих губ. Мальбонте целовал требовательно, но в то же время нежно, чувственно и обходительно. А я летела, растворялась и падала… падала… падала. Мальбонте оторвался на мгновение, словно удивившись ответной ласке, его зрачки затянула дымка возбуждения, голос охрип, но не утратил властных ноток: — А если всё же ошибаюсь… у меня ведь есть ты. Я хлопнула себя по щекам, разгоняя воспоминания вместе с наваждением. «Очнись! Он держал тебя рядом, как запасной вариант, план «Б», а ты повелась и развесила уши, дура». Сейчас я уже не видела перед собой того Мальбонте, к кому успела привыкнуть. Смерть ли изменила его? Или… моё предательство. Закрыла лицо руками, остановившись и выдохнув. Так можно действительно сойти с ума. Но, оценивающе глянув в мраморную морду очередной попавшейся хищной твари, невольно задалась вопросом: Окажется ли она здесь же, на своём постаменте, когда я пойду обратно? И не пора ли повернуть туда прямо сейчас? Оглянувшись, прислушавшись к ощущениям, поняла, что заблудилась. Хотела отыскать Мими и Люцифера, ведь где-то их должны были держать, но логово Смерти было намного больше дома Войны, к тому же населено не только демонами, но и прочими созданиями тьмы, жителями других миров, от которых можно ожидать, чего угодно. Я поёжилась, обняв себя руками, вспомнив липкие, враждебные взгляды на балу. «Ты — единственная светлая…» И как назло никакого «света», способного дать достойный отпор в случае нападения, я в себе не чувствовала. Проклятый золотой ошейник впивался в шею и натирал, собственное бессилие ослабляло мотивацию двигаться дальше. Самым разумным решением было вернуться в покои Мальбонте, сидеть и не высовываться, но, повернув назад и пройдя несколько коридоров и поворотов, я осознала, что не помню цветных фресок с изображениями горящих в полёте фениксов, которыми расписаны стены и потолки в этой части здания. Где-то свернула не туда. Хотя мне уже начало чудиться, что лабиринт, насмехаясь, бесшумно меняется за спиной, нарочно сводя с ума. И даже не знаю, что хуже: блуждать по нему, не встретив ни одной живой души, или… встретив. Неясное рычание за спиной, и лютый холод прокатился по позвоночнику рокочущей лавиной. Зловоние дыхания, каркающий смех. — Иди к нам, сладкая! Я не оборачивалась, просто рванула вперёд, не чувствуя ног от ужаса. Позади не топот, а шуршание, словно за мной гналось полчище жуков. По полу, стенам, даже потолку. От них несло морозом и заветренным мясом. Сколько? Чьи? Что сделают, если поймают? Мысли лихорадочно долбились в виски напуганными птицами. Очередной отчаянный удар, и сломают крылья. Я бежала, петляя по коридорам, боясь только оказаться в тупике или нарваться на кого похуже. Глупо надеяться, что преследователи не тронут из-за страха перед Мальбонте… если только… не причинят серьёзного вреда, оттащат к своему Наместнику, а тот решит обменять трофей на… Чушь. Тот отмороженный гад хотел швырнуть меня трахающимся тварям, не особо спрашивая позволения моего «хозяина». Свернув за очередной угол, я увидела небольшую тёмную нишу, скрытую чуть отодвинутым в сторону гобеленом. — Сладкая! Поиграй с нами! — шелестело за спиной, а впереди маячил сплошной мрак: длинный ничем не освещаемый коридор, и мне не хотелось проверять, куда он ведет: в западню или к спасению. — Сладкая… — неясный ужасающий зов всё приближался, и я, рискнув, нырнула в проём, прислонившись к стене и, прижав руки к груди, затаила дыхание, молясь всем богам разом, чтобы твари не почуяли. Пришлось до боли закусить губу, почти слиться со стеной, когда зловоние и шелест пронеслись мимо и потонули в сумраке тоннеля. Только когда всё окончательно стихло, я позволила себе тихо выдохнуть и оглядеться: темно и узко. Похоже, эта ниша — что-то вроде чулана или шкафа, а значит, вдвойне повезло, что не заметили. Но как теперь возвращаться обратно? И где искать нужную спальню? Я со злости пнула воздух. — Ну и вляпалась же! И тут же взвизгнула, зажав обеими ладонями рот, поняв, что моя нога вместо холодного камня ударилась обо что-то… мягкое, напоминающее… чьё-то бедро. — Необязательно драться, я скоро выйду, — донеслось из угла, и моя спина тут же приросла обратно к камню. — Кто здесь? Раздался хриплый смешок. Чиркнуло огниво, мелкая россыпь искорок очертила сигарету и поднимающийся в воздух сладковатый дым. — Я могу задать тебе тот же вопрос, сладкая. Это ведь ты ко мне вломилась. Я растерялась, сцепив руки в замок на животе. Блёклый дрожащий отсвет падал на лицо незнакомца, но из всего облика видна была только широкая белозубая улыбка, когда подносил сигарету ко рту, и кокетливые ямочки на щеках. Молодой? Внешность обманчива… по крайней мере, не жуткая монстрятина, типа Лорфуса и Сприда — уже хорошо. Почуять и опознать энергию у меня не получалось даже в столь тесном пространстве. — Ты живешь в шкафу? — вытянула руку, чтобы убедиться: размеры помещения не походили даже на кладовку. Пальцы коснулись противоположной стены, ногти чиркнули по шершавому камню. Из угла послышался тяжелый вздох, возня. Незнакомец поднялся на ноги, и теперь его силуэт чётче выделялся на фоне черноты, будучи на тон темнее. — Нет, я тут прячусь. — От кого? — хмыкнула я. Он затянулся, без особого интереса мазнув взглядом по моей фигуре, выдохнул приятный дым, с ароматом бергамота, мяты и клубники. Снова сверкнул улыбкой. — А ты от кого? Этот замок полон всяких… неприятных элементов, половина из которых хочет меня съесть, а вторая… трахнуть. С этим трудно не согласиться. Лёгкая ирония в голосе мужчины странным образом успокоила, я смогла расслабиться. Угрозы от него не исходило и не чувствовалось, но я могла ошибаться… — Сложно сказать, что хуже, — обняла себя руками, всё ещё чувствуя мандраж. Никак не согреться. Мужчина кивнул, протянул мне сигарету, но я покачала головой. — Нет, спасибо, не думаю, что это меня расслабит. Он пожал плечами, затянулся снова, сделал шаг ко мне, оказавшись почти вплотную. Мужчина оказался чуть выше меня, если учитывать мои каблуки, худощавый, гибкий, волосы светлые и волнистые, до плеч. От него пахло вином и табаком, а ещё ноябрьским тёплым днём. Незнакомец осторожно отодвинул гобелен и выглянул в коридор, а я смогла лучше его рассмотреть: совершенно обычная внешность: лёгкая светлая щетина, румянец на щеках, тёмные уставшие глаза с хмельным блеском в глубине расширенных зрачков. Одет небрежно, слишком просто: серая рубашка не первой свежести, расстегнутая на груди, сверху длинный плащ песочного цвета, узкие черные брюки и ковбойские сапоги. — Никого. Можно идти, сладкая, — ухмыльнулся он, одной рукой снова поднося сигарету ко рту, а другой делая приглашающий жест. Я выскользнула из ниши первая, чутко прислушиваясь к гулкой тишине лабиринта. Мужчина вышел следом и теперь сам с интересом разглядывал меня. Курил, молчал и улыбался, что мне стало неловко. — Что? — приподняла бровь, надеясь смутить и заставить перестать пялиться. Но во взгляде парня не было ни намёка на пошлость. Он только непринуждённо пожал плечами. — Не ожидал встретить светлое пятнышко в этом царстве мрака. — Думаешь, почему все эти чудища так хотят мной отобедать? На это он рассмеялся. Красивый смех, искренний, живой, бархатный и заразительный. Я сама смогла улыбнуться и, не сдержавшись, прыснула: — Тихо ты, а то услышат, вернутся и сожрут обоих. Кстати, тебя-то за что? Парень загадочно приподнял брови, и на лбу образовались частые морщинки. Он походил на Чеширского Кота своей обаятельной простой улыбкой, а ямочки на щеках добавляли образу кокетства и очарования. — Я для них, как наркотик, как пепел мантикоры… Тёмные сущности чаще становятся рабами собственных слабостей. — Слабости есть у всех… — проговорила я, оглядываясь по сторонам, но тут же осеклась. Не хватало ещё ударяться в философию, надо думать, как найти своих. Я снова посмотрела на своего спутника, который как раз спросил: — Почему не уходишь? Вопрос озадачил, и оставалось лишь растерянно развести руками. — Я заблудилась, не знаю, где искать своих. Он хмыкнул, лицо исказилось в кислой комичной гримасе. — Из какого ты мира? Легче не стало, и я глупо ответила: — С планеты Земля. Он на это снова рассмеялся. — Логично. Было бы проще, если бы вы все жили в одном измерении, просто на разных кусках камня, летающих в космосе. Но это так не работает. Он пошёл вперед, кивнув, чтобы шла за ним, и мне осталось только послушаться. Разговор увлек, сбавил градус напряжения. — А как работает? Все миры развиваются параллельно? — Да, но какие-то древнее, потому и достигли больше, — он внезапно остановился, повернулся ко мне, сделав губы трубочкой и в задумчивости прижав к ним указательный палец. — Давай так: кто твои Наместники? Сказать, что я и Мальбонте, наверное, рискованно, я снова растерялась. Незнакомец одарил меня снисходительной улыбкой. — Не знаешь? Я моргнула, очнувшись от раздумий. — Знаю, но они мертвы. Мужчина закатил глаза. — Как и большинство из них. Имена помнишь? Прикусив щеку и замявшись, я всё же нерешительно ответила: — Шепфа и Шепфамалум. Судя по лицу спутника, имена ни о чём ему не сказали, но в мутных глазах вспыхнула какая-то идея. Он развернулся в противоположную сторону, откуда мы пришли и где начинался тёмный тоннель, в котором скрылись монстры, что за мной охотились. — Пошли. — Куда? — чувствуя себя полной идиоткой, спросила я. — Почему ты мне помогаешь? Мужчина, казалось, удивился не меньше меня: — Ну… ты же заблудилась и, скорее всего, не доберёшься сама. А мне всё равно скучно, поэтому давай поищем вместе. Выбор не велик, я медленно кивнула, и мы вместе двинулись в объятия неизвестности. Шаг, шаг, шаг. Тьма сомкнулась за спиной, я постоянно оглядывалась, протягивала ладони, пытаясь нащупать стену, вздрагивала от каждого шороха, постоянно задавалась вопросами, могу ли доверять какому-то незнакомому парню, чьего имени даже не знаю. Но спрашивать было как-то неуместно. Мой спутник шёл уверенно, как будто по набережной прогуливался, мурлыкал себе под нос незамысловатую мелодию и курил. Не выдержав, я дёрнула его за рукав, шикнув: — Ты можешь потише? А если… наткнемся на кого-то? Он не показался испуганным. — Не бойся, не посмеют тронуть. — Почему ты так уверен? Ответил, не задумываясь: — Потому что Смерть запретил ссоры, войны и убийства. Нужно быть напрочь спятившими, чтобы осознанно пренебрегать его законами. Не завидую этим смельчакам, если таковые найдутся. — Ты давно здесь? На это он снова рассмеялся. — Нет, но уже хочу поскорее вернуться домой. Здесь слишком много правил. Я восприняла его ответ по-своему, ощутив невыносимую тяжесть злой тоски на плечах. Сгорбилась, опустила голову. — Как и все мы. Но сможем ли когда-то вернуться в родной мир? — Этого я не знаю, — невозмутимо отозвался спутник. Мы вышли к лестнице, спиралью уходящей вверх, и стали подниматься. — Куда мы идем? Ты точно знаешь?.. — Знаю, что это поможет, — пространно, но воодушевляюще ответил он. На верхнем этаже мрак рассеивал тусклый свет, падающий из окон. Нас встретила единственная дверь: серая, металлическая с горизонтальной плоской ручкой и замком, напоминающим сканер. Пора мне отвыкнуть чему-то удивляться. Сзади нас внизу кто-то зарычал, что-то огромное и неуловимое глазу на бешеной скорости пронеслось за окном, но мой спутник не обратил на это ни малейшего внимания. Остановившись перед дверью, он прижал ладонь к опознавательной табличке, и ручка вдруг завертелась, вытянулась, обернувшись огромной призрачной змеёй, раскрывшей пасть с двумя острыми спицами клыков, с которых капал яд. Я попятилась, чуть не упав, но мужчина со скучающим видом что-то сказал существу на неизвестном мне языке, и змея покорно растворилась в воздухе, словно пар. Замки, щёлкнув, открылись. — А нам туда точно можно? Нереальность происходящего всё больше наседала, обволакивала со всех сторон, а очевидный подвох всё четче маячил перед глазами. За дверью расположилось помещение, напоминающее исполинский архив полицейского участка. Сотни стеллажей, тысячи полок, миллионы подписанных странными символами папок и бумаг. — Как, ты сказала, звали твоих богов? — Ш… — только и смогла выдавить я, в немом изумлении вглядываясь в уходящие под потолок стеллажи, ощущая себя принцессой Белль при виде библиотеки замка Чудовища. Мой спутник нетерпеливо помахал ладонью перед моих лицом. — Эй, ты ещё здесь? Я вздрогнула, опомнившись, и тут же ответила: — Шепфа и Шепфамалум. — Угу, — мужчина обречённо посмотрел по сторонам, затем пошёл направо, потянув меня за собой. — А не проще просто поискать их по замку? Не может же он быть настолько большим? Его рассмешила моя наивность. — Нет, вы в ваших мирах привыкли к тому, что любое пространство вокруг — ограничено. Здесь всё иначе. Замок растёт в зависимости от количества жителей, как растут города, только быстрее, незаметнее. Мы шли мимо мрачных, но не покрытых пылью полок, ячеек, бесконечного лабиринта, что мог бы стать адом для любого архивиста, даже самого помешанного на порядке. Шаги не отдавались эхом, тонули в тягучем полумраке. Тусклый свет падал на проёмы, но я так и разглядела его источник. — Разве такое возможно? Сколько же гостей всего здесь можно поселить? Спутник снова усмехнулся, но беззлобно. — Чертоги Смерти способны принять живых существ изо всех миров… в полном составе. Холодное склизкое насекомое поползло по моей спине вниз от осознания масштабов. Мир Всадников не подчинялся никаким привычным законам, но являлся осью всей жизни. Мы остановились перед одним из стеллажей. Мужчина щёлкнул пальцами, и откуда ни возьмись появилась обычная лестница на колесиках. Потерев руки, он полез вверх, но, к моему счастью, не скрылся из вида. Стал увлечённо перебирать папки, ища нужную. Я меж тем беспокойно огляделась по сторонам, обняв себя руками. И, наконец, отважилась задать вопрос: — А откуда ты всё это знаешь? Кто ты такой? Мужчина вздохнул, но ответил буднично, не отвлекаясь от архива. — Смерть — мой брат. Не обращая внимания на мой изумлённо-испуганный вскрик, он выхватил одну из папок и раскрыл её, щурясь от недостатка света. — Тут сказано, что твои Шепфа и Шепфамалум передали полномочия наследникам. Тёмного зовут Мальбонте, а светлого… Пока я думала, как себя вести в присутствии одного из Всадников, сверху раздался поражённый возглас. Пробежав глазами ещё несколько строк, Всадник захлопнул папку, поставил её на место и спустился, с хитрым прищуром глядя на меня. Мне стало не по себе, захотелось немедленно бежать, но ещё не хватало заблудиться в этом чёртовом архиве. — Интересный у вас мир… Один из молодых, а уже столько беспредела, — Всадник говорил серьёзно, даже угрожающе, но что-то в его тоне выдавало рвущейся наружу смех. — Хотел бы я там побывать. Слова, брошенные так мечтательно и беззаботно, проморозили мою кровь до самых костей. Я не знала, что делать, как и что от него ждать. Кто он? На что способен? Вот почему я не ощутила энергию при знакомстве… Наверняка, силён, безмерно… и жесток, несмотря на амплуа «простого, весёлого парня». — Как тебя зовут? — спросил он, и я пождала губы, опустив голову. — Вики… а тебя? Он снова рассмеялся, добродушно и искренне. — А меня Голод. Он протянул руку, забавляясь ситуацией, и я, чувствуя себя крайне неуютно, пожала её. — А теперь пойдем, отведу тебя к твоим.***
Мальбонте нёс бесчувственную Мирэниелис на руках, пока вокруг толклись, испуганно и раболепно щебеча, её прихвостни — живые куклы, лишённые воли и собственных личностей, живущие лишь ради комфорта госпожи. Когда она уснула, Мальбонте собирался уйти, но эти существа буквально облепили его, вопя от страха и о чём-то умоляя. Он с трудом понял, что им строго запрещено прикасаться к воительнице без прямого позволения, за это можно поплатиться не только жизнью, но и, как понял нефилим, навлечь на свой род проклятье. Ему проклятий и так хватало, к тому же по статусу он считался равным Мирэниелис. Она не была тяжёлой, несмотря на броню и латы. Рабы в это время, семеня, показывали дорогу к покоям. Но за очередным поворотом коридора их окликнул полный ехидства голос: — Это похищение или решил поиграть в романтика? Мальбонте остановился, стиснув зубы, повернул голову, но не удостоил Чуму взглядом. — Она перебрала, — сухо бросил он и двинулся дальше. При виде Всадницы слуги Наместницы и вовсе припали к полу и двигались уже ползком, напоминая червей. Чума прыснула и пошла следом. Точечный стук острых шпилек отдавался набатом в ушах. Цок-цок-цок. Уверенно и быстро. Поравнялась с нефилимом. Она тоже выглядела сильно охмелевшей, но по-прежнему грациозной. Волосы чуть растрепались, алая помада размазалась по щекам, глаза горели болезненной жаждой, в пальцах плескалось вино в грушевидном бокале на тонкой ножке. Чума походила на безумную клоунессу: весёлую и опасную. Она с иронией и сочувствием оглядела Мирэниелис и приторно улыбнулась. — Да… когда приходит Голод, его ощущают все. Мальбонте покосился на неё, едва заметно приподняв бровь. — Как именно твой брат связан с этим? Чума накрутила прядь волос на палец, продолжая энергично идти рядом. — У каждого существа есть слабости. Голод их усиливает. Кто-то поддаётся легко, кто-то труднее, а некоторые и вовсе теряют контроль. Мальбонте поджал губы, никак не прокомментировав, лишь прикинув в уме новые риски и возможности. Покои Мирэниелис оказались рядом: рабы распахнули двери, и Мальбонте внёс спящую Наместницу внутрь, уложил на первый попавшийся диван и безмолвно вышел, больше ничем не интересуясь. — Какой обходительный, — расплылась в плотоядной улыбке Чума, скользя по нему хищным взглядом. — Ты её нашел уже такой? — Нет, — не стал отрицать Мальбонте. — Она была ещё в сознании. Всадница захлопала большими кукольными глазами нарочито невинно, но с любопытством. — И о чем же вы говорили? Могла ли от ответа нефилима зависеть дальнейшая судьба Мирэниелис? Было ли ему дело до этого? — О войне и восстании, — пожал плечами Мальбонте, двинувшись обратно по коридору. Чума не собиралась так скоро отлипать. — Полезно иногда изучать историю. Всадница залпом допила остатки вина и вытерла губы ладонью, захохотав: — О, да, полезно! Нужно отдать должное тем недоумкам: благодаря им, родились мы с Войной. «Знали бы они, каких чертей породили своими амбициями…» — с усмешкой подумал Мальбонте. — А что случилось с Любовью? — немного поразмыслив, Мальбонте решил спросить в лоб, взглянуть на реакцию. — М-м-м ты об этом… Почему спрашиваешь? — Чума ласково протянула, взяв нефилима под руку. Выждав паузу, он невозмутимо добавил, рассуждая, словно о погоде: — На картине вас семеро. Царица сбежала, Властелин занят накоплением сил, Смерть, ты, Голод и Война здесь. А где ещё одна? Всадница хмыкнула и скучающе бросила: — Война её убил, но не советую ему об этом напоминать. — В этом заключалось его предательство? — Нет, этим он как раз заслужил прощение, — облегчённо вздохнула Чума, словно разговор сам по себе перетёк из напряжения в безопасное русло. Она крепче и интимнее сжала предплечье Мальбонте, прильнув к нему и потеревшись грудью о локоть, шепнула в самое ухо. — Когда эта тварь сдохла, мы все вздохнули с облегчением. Мальбонте повернул голову, взглянув на неё в упор. Их губы оказались слишком близко, на расстоянии вздоха, когда он прошептал: — Разве вы можете убить друг друга? Чума приняла правила игры, легко попалась в ловушку, потянулась к нему губами, но нефилим в последний момент отпрянул. — Это зависит от Смерти и воли Властелина, — зло выпалила она, потянувшись снова, но он и в этот раз не поддался, и тогда Всадница отпустила его и рассмеялась с притворной обидой, под которой плескалась злоба. — Играть со мной вздумал?! Мальбонте не смутился: — Нет. — Думаешь, не смогу избить тебя, как это сделал Война?! Мне для этого не нужно тащить тебя в свои владения! Его лицо ожесточилось, взгляд посерьёзнел. Стоило Чуме проораться, её братец возник прямо за спиной и несомненно уловил суть спора. Направился к ним широкими твёрдыми шагами, каждый из которых выдавал нарастающий гнев. — Что ты сейчас сказала?! Если взглядом можно было резать, Всадница сейчас была бы разбросана по полу мелкими кровавыми ошмётками. Она не испугалась, лишь надменно подняла подбородок. — Расслабься, я не собираюсь рассказывать об этом Смерти. Мне в принципе плевать, что ты с ним делал. Поставив бокал на близстоящий пустой монумент, Всадница ушла гордой царственной походкой задетой женщины, не взглянув ни на брата, ни на Мальбонте. Война тоже не стал провожать сестру вниманием, вонзившись цепким взором в лицо Мальбонте и потребовал: — С тобой что-то случилось в моём доме? Нефилим сухо кивнул. «Опомнился?» Война выругался. — Почему не сказал сразу?! — А что бы это изменило? На это Всадник сжал кулаки так, что жилы на руках натянули бледную кожу. — Как ты бесишь, ублюдок полукровочный! Мальбонте на это улыбнулся так ядовито, как только мог. — Пошли со мной, — выдохнув, позвал Всадник. Нефилим не сдвинулся с места, и тогда тот закатил глаза и добавил уже подчёркнуто снисходительно: — Пошли, не бойся, не укушу. Но стоило им миновать коридор и следующую за ним галерею, Война замер, как вкопанный, скрипнув зубами. Он о чём-то напряжённо думал, словно сложный и желанный вопрос рвался с губ, но Всадник сумел поймать его и задушить, оставляя неозвученным. Тряхнул головой, разгоняя размышления, и пошёл дальше. Мальбонте наблюдал за ним искоса и тоже молчал. Пока они не очутились в просторной теплице с высокими трапециевидными потолками из матового стекла. Повсюду стояли станки, напоминающие ткацкие, только нити в них, чёрные и белые, не походили на обычные. Здесь же росли деревья, которые Мальбонте видел со спины дракона и с балкона. Бледные изогнутые стволы, словно костяные. И свисающие с ветвей призрачные лианы, тонкие, почти невесомые. По другую сторону узкой посыпанной щебнем и пеплом тропинки теснились шкафы, где стояли разной формы сосуды с запертыми в них сгустками тьмы. Мальбонте засмотрелся на них, сглотнув скверное предчувствие, но Война шагал дальше, насвистывая бравую песенку. Станки работали сами по себе, медленно двигались механизмы, сплетая нити, рождая единое полотно с абстрактными странными рисунками, а то и вовсе с проплешинами. Помещение было огромным и в то же время казалось тесным. Тропинка змеилась вдоль деревьев и привела в центр — семиконечный многоугольник, из которого вытекали другие подобные дорожки. А в нём расположилось орудие в виде плоского стола с шипастыми вертящимися железными валиками и прочными кожаными ремнями. Средневековая дыба, вокруг которой стояли всё те же тумбы, но заставленные пустыми сосудами, банками и колбами. Назначение «механизма» угадать было не трудно. Война остановился, обошёл дыбу, с какой-то сардонической ухмылкой развел руками, демонстрируя Мальбонте изобретение Смерти. — Нравится? Приходилось тебе пытать кого-то на таких? Знаешь, как работает? В тоне не было веселья, лишь жестокость и констатация факта. Мол: «Всё ты, нефилим, понял». Мальбонте прищурился: — Зачем ты меня сюда привёл? Настало время? Он глянул на часы через стеклянную крышу; указанная Первым Всадником стрелка ещё не сдвинулась на необходимое деление. Война дёрнул щекой, сел на край дыбы, задумчиво рывком проверил крепость ремня, предназначенного для запястий. На грубой коже ещё остались бурые пятна крови. Мальбонте представил, в каких муках и как медленно не так давно здесь расставались с жизнью Тёмные Наместники. Не испугался. Уже умирал. Но и выхода не видел. — Чтобы ты знал, что тебя ждёт в скором времени, — ответил Война, хмыкнув. — Теперь понимаешь, как жалко звучали твои попытки торговаться со Смертью? Мальбонте поджал губы, бросив пытливый взор на сосуды. — Умирая здесь, тёмные не сливаются с Царицей? Как? Всадник покачал головой, не сводя с него прямого испытующего взгляда, словно искал хоть малейший намек на страх. Не нашёл ни на лице, ни в сердце. Усмехнулся. — Смерть перехватывает их души и запирает в сосуды, — Война взял в руки одну из банок, покрутил, подбросил, поймал, небрежным жестом поставил обратно. — Ему так проще использовать энергию и искать Царицу самому. Живая сила полезнее, она растёт и развивается, но и мёртвая не пропадает просто так и позволяет брату экспериментировать. Благо, у нас достаточно «почётных гостей». — Что тебе с того? Война гадко рассмеялся. — Чтобы ты поменьше выделывался и знал своё место. Считай это одолжением. Мальбонте поморщился, неприязненно ещё раз оглядел помещение, задержавшись на станках. — А это что такое? Всадник если и удивился отсутствию реакции и смене темы, то не подал вида, только приподнял уголок тонких губ. — Станки судеб. Работают беспрерывно с начала времён. — Когда нитки рвутся, жизнь обрывается? Война кивнул, постучав подушечками пальцев по шершавой поверхности дыбы. — Не волнуйся за свою возлюбленную, я о ней позабочусь. Скажи, ты предпочёл бы снова умереть от её руки, чем вот так? Грязный подтекст слов стегнул раскалённой плетью по нервам Мальбонте, но он устоял, даже почти не изменился в лице. Лишь взглянул в глаза Всаднику с холодным безразличием. И спросил, намеренно целясь в слабые места. — По себе судишь? Твоя возлюбленная была рада пасть от твоей руки? И что с вами случается после смерти, с кем сливаетесь вы? Он рассчитывал на вспышку ярости, был готов отразить любой удар, но Войну не тронули слова… А скрывать свои эмоции он умел плохо. — Ты про Любовь? Не знаю, мне плевать. Её переоценили, тебе не кажется? Во власти настоящего чувства я бы никогда не смог такое сделать с той, кто мне дорог. Он поднялся, открыто ответив на прямую проницательность Мальбонте, тщетно выискивающего подвох. — Возвращайся к себе, Нефилим. И мой тебе совет: насладись последними мгновениями жизни, скоро она закончится.