Бычья кровь

      Лето выдалось душным.       Когда Адам проснулся, он понял, что успел сбросить одеяло, и теперь оно лежало грудой в ногах. Соседняя кровать была застелена, Яна в номере не видно. Зевая, Адам выбрался из постели и подошел к окну. Накануне он только мельком глянул, но теперь удивился, увидев, что буквально за порогом гостиницы начинались бесконечные поля для выпаса.       Солнце уже поднялось над горизонтом, хотя не слишком высоко, и мягкий свет омывал и поля, и стада коров. Множество животных, лениво переходящих с места на место. Они опускали голову, чтобы ухватить траву, хвосты били по массивным бокам. Пегие, рыжие, черные.       Чуть в стороне Адам заметил похожих на коров животных, но массивнее, с ярко выраженными закрученными рогами. Видимо, буйволы. Мать говорила, они здесь вроде талисманов и священных животных.       Комнатка была маленькой, чистой и аккуратной: две деревянные кровати, крепко сбитый грубоватый шкаф и стол. Отдельная ванная, тоже маленькая, со слабым напором воды, но достаточным, чтобы принять душ и побриться.       Пока Адам приводил себя в порядок и влезал во вчерашние джинсы с рубашкой, он прокручивал в голове всё, что знал о городке.       На картах обозначался как маленькая точка, затерянная среди полей и дорог. На Википедии удостоился краткой заметки с количеством жителей в несколько тысяч и пояснением, что единственное и главное дело местных — это скот.       Поставки говядины и молока приносили стабильные деньги, но в остальном городок был непретенциозным и будто затерянным во времени и пространстве.       Больше никакой толковой информации и не было. Казалось, местные жители не вели соцсети, жили тихо и скромно в своей большой деревне, вся активность которой сосредоточилась вокруг быков.       Адам никогда бы не обратил внимание на городок. Если бы сюда не сбежала их мать, бросив всё. Если бы здесь не умерла.       Спустившись, Адам с удивлением заметил, что Ян уже сидит за обеденным столом вместе с Ханой. Брат сменил футболку на другую, темного цвета и без принта, рубашку накидывать не стал, а вот джинсы оставил те же, с дыркой на коленке. Хана заплела волосы в две косички, сняла вчерашние сапоги, но Адам понятия не имел, на ней то же платье в цветочек или уже другое.       На столе красовалась прежняя клеенка в сине-белую клетку, но сегодня она оказалась заставлена тарелкой с блинчиками и аккуратными розетками с вареньем и медом. Сквозь окно с занавесками проникал яркий солнечный свет, ложась на стол, освещая спину Ханы и будто разглаживая лицо Яна. Его волосы казались совсем светлыми, а на губах мерцала улыбка, которой Адам уже давно не видел.       Ян первым его заметил, вскинул голову и помахал рукой. После этого Хана тоже повернулась и улыбнулась так радостно, будто Адам был ее лучшим другом, которого она не видела пару лет:       — Наконец-то проснулся! Иди скорее кушать.       По пути к столу Адам чуть не наткнулся на вынырнувшую со стороны кухни девушку и неловко придержал ее за локоть:       — Ох, простите.       — Ничего. Иди за стол, пока не остыло.       Незнакомка проворно поставила еще одну розетку, в которой лежали свежие ягоды. Обернулась к Адаму, и он понял, что это не мать Ханы. Девушка в ситцевом платье, похожем на то, что на Хане, но в переднике. Собранные в хвост волосы отливали отчетливой рыжиной, на щеках красовались веснушки.       — Марика, — представилась она и опустила глаза смущаясь. — Хана рассказала о наших новых постояльцах.       — Она ваша сестра?       — Да. Мать скотом занимается, позже будет.       Адам уселся за стол, взял вилку и первый блинчик. Заметил, что под рукой Яна блокнот с ручкой — значит, предполагал, что будет общаться с людьми. Язык жестов он, конечно, знал, как и Адам, но незнакомцы обычно терялись. А вот написанное мог прочитать любой.       Невольно кольнула обида. Именно Ян хотел сюда приехать, отец вообще говорил, что это наихудшая идея из всех возможных. Адам тоже не жаждал тут оказаться, но всё-таки решился, взял отпуск в компании.       К нему Ян едва ли пару раз обратился за всё время поездки — и, кажется, эти жесты касались перекуса на заправке. Накануне, даже после могилы матери, он не показал ни единого жеста, не написал ни слова. А сегодня с какими-то незнакомцами собирался.       Возможно, конечно, обычная предосторожность: люди не сразу понимали, что Ян немой, написать об этом проще, чем пытаться показать. Да и донести словами даже простую мысль о том, что он хочет.       Но всё равно Адам ощущал обиду.       Марика присела за краешек стола, опустив подбородок и неловко теребя край передника. А вот Хана весело болтала, рассказывая, как утром мать занимается животными.       — Я думал, все коровы принадлежат Скотобойне, — удивился Адам.       Хана не знала, что ответить, и посмотрела на сестру. Марика кивнула:       — Да. Но многие держат своих животных. У нас несколько коз, свое хозяйство.       Адам подумал, что это логично, а его вопрос глупый. Чтобы скрыть смущение, он полил блинчик вареньем и сунул кусок в рот. Он хотел вежливо сказать, как вкусно, но оказалось действительно так аппетитно, что в его восторге не было ничего наигранного:       — Потрясающе!       — Местное молоко, — сказала Марика. — Яйца тоже, не все тут держат коз. Даже малина наша собственная.       Завтрак и ужин входили в цену за комнату. Адама радовало, что не придется куда-то уезжать, чтобы пообедать, или искать в городе кафе, наверняка единственное.       — Вы надолго приехали? — спросила Марика. — Ну, нам нужно знать насчет комнаты.       — На пять дней. Возможно, чуть дольше. Но через неделю мне возвращаться на работу.       — Работаешь в городе?       — Да, в компании, которая занимается недвижимостью. Ничего интересного.       Живя в маленьком городке, где все друг друга знали, а дома наверняка переходили по наследству, Марика вряд ли понимала, чем может заниматься компания Адама. Поэтому он решил не развивать тему. Марика не стала выспрашивать, Хана же вообще не поняла, о чем речь. Она бесцеремонно ткнула пальцем в Яна:       — А ты? Тоже занимаешься чем-то странным?       До этого Ян сидел расслабленно, слушая разговоры и подбирая остатком блинчика мед на тарелке. После вопроса он разом как будто подобрался, и на его лице мелькнуло растерянное выражение, которое Адам замечал иногда. В те моменты, когда кто-то обращался к Яну напрямую, с чем-то простым и незначительным, а он не мог сходу ответить, потому что не мог говорить.       Вот и сейчас он растерялся, и Адам хотел прийти на помощь, но Ян подтянул свой блокнот и быстро что-то написал. Перевернул, чтобы видели Хана и Марика.       «Я рисую».       — Ух ты! — восхитилась Хана. — А что?       Ян вернулся к блокноту, но теперь не писал. Его рука делала короткие уверенные штрихи, и Хана смотрела, будто завороженная, даже чуть-чуть приоткрыв рот. Адам порадовался, что в этой глуши не возникает вопрос, который считал нужным задать каждый в городе.       Где ты учился? Ты же студент, да?       Яну исполнилось двадцать два, на шесть лет младше Адама, но выглядел он моложе. И каждый раз после этих вопросов Ян ничего не отвечал — ни языком жестов, ни в блокноте, просто качал головой. Он не жалел, что бросил учебу. По крайней мере, никогда не показывал, что жалел. Но не хотел вспоминать об этом.       Ян повернул блокнот, и со страницы на Хану уставился набросанный шариковой ручкой бык. Лишенный хоть каких-то художественных способностей Адам всегда удивлялся, как можно парой штрихов обрисовать предмет так, что он выглядит, как настоящий.       — Здорово! — настал черед Ханы восторгаться.       Даже Марика удивилась:       — Как красиво! Ты продаешь свои картины?       Ян покачал головой и написал:       «Делаю иллюстрации для книг. Иногда и другие картины».       Адам помнил разрисованную стену в кафе одного знакомого. Ян работал целый месяц, зато теперь стена стала центральным местом того заведения, украшенная футуристическими инопланетянами и штуками в духе Гигера.       — Если хотите посмотреть на натуру, — сказала Марика, кивая на изображение быка, — то сейчас самое время.       — Да, спасибо. Мы как раз хотели прогуляться.       Адам посмотрел на Яна, почти ожидая, что тот никак не отреагирует или возразит, но тот кивнул.              Они шагали по утоптанной земле, из-под их ног взметались облачка пыли. С двух сторон стояли приземистые домики. То и дело из-за оград кто-то поглядывал, но едва Адам поворачивался в ту сторону, люди исчезали. Видимо, незнакомцы привлекали внимание, но встречаться с ними опасались.       Дорога сворачивала, а чуть дальше выводила к центральной площади. По крайней мере, Адам решил, это именно она. Большое пространство, перед которым стояло административное здание. Двухэтажное, явно подновленное, хотя видно было, что краска местами отслаивалась.       Адам остановился посреди пустынной площади и смотрел на здание, ощущая себя очень странно. В большом городе вокруг всегда люди, движение, пульсация. Здесь жизнь замирала.       У забора одного из домов в кустах что-то зашевелилось, а потом вышла упитанная пестрая курица. Ее незнакомцы явно не интересовали. Она важно вышагивала, то и дело опуская голову и склевывая одной ей видимые зерна или камушки.       Адам чувствовал, как виски становятся влажными от пота. Местное кафе располагалось чуть дальше, как сказала Марика, но открывалось позже. Что ж, расспросы Адам всё равно хотел начать с матери Марики и Ханы. Она наверняка помнила приезжую. Но пока она занималась домашними делами, можно и оглядеться.       Невесомо Ян тронул Адама за локоть и указал в сторону. Сначала Адам не понял, что именно имеет в виду брат, но потом вспомнил описание Марики: Скотобойня.       — Пойдем посмотрим.       Поднимавшееся солнце припекало, и Адам пожалел, что не взял с собой очки, оставив их среди вещей в гостинице. Ян шагал чуть впереди, от его кроссовок поднимались облачка пыли, оседая на выцветших джинсах. Кажется, он носил их лет с четырнадцати, если Адам правильно помнил. Тогда брат резко вытянулся за лето, мать купила ему новые джинсы, но с тех пор он особо и не рос.       Тогда еще мать жила с ними.       Тогда Ян еще говорил.       Отогнав мрачные мысли, Адам сосредоточился на дороге, которая резко петляла за несколько закрытых административных зданий, сбитых в кучу, и внезапно выныривала к Скотобойне.       Гравий тут заканчивался, переходя в асфальт, который устремлялся к зданию и дальше — к Скотобойне имелся подъезд с другой стороны города. Она сама представляла собой массивное и вытянутое здание из тусклого серого камня. Никаких вывесок, очень маленький закрытые окна и двустворчатые ворота, через которые заводили скот. Здание казалось обыкновенным, ну, может, чуть основательнее городских домов — и внезапно очень умиротворенным. Адаму становилось не по себе от мыслей, что происходило внутри, но, к его удивлению, здание не выглядело мрачным. Наоборот, почти уютным, и от него доносилось скучающее мычание.       На самом деле Скотобойня была скорее фермой: тут держали и выращивали быков, выгоняя на поля пастись. Периодически забивали, но не постоянно.       Но мать называла это место Скотобойней. Так говорила сегодня и Марика.       Двое мужчин вышли из сарая неподалеку с ведрами и направились к основному зданию. Вокруг стояло достаточно приземистых построек, наверняка где-то там и проходят местные «молитвы». И к этому Адам испытывал еще большее омерзение.        Ян остановился впереди, покачиваясь на носках и вскинув голову, как будто прислушивался или принюхивался к чему-то. Подходить ближе ни одному из них не хотелось. Пусть даже сейчас скот не забивали, а редкое мычание обозначало, что основную часть быков отогнали на пастбища.       Телефон в кармане Адама завибрировал, заставив его вздрогнуть и порадоваться, что со связью тут нет проблем. Он посмотрел на экран и бросил:       — Это отец.       Отвернулся, оставив Яна наблюдать за Скотобойней, и нажал кнопку приема.       — Привет.       — Здравствуй, Адам. Вы на месте? Как доехали?       — Хорошо, — Адам потер глаза, не привыкшие к яркому солнечному свету. В городе всегда сумрачнее. — Хотя дорога ужасная.       Отец хмыкнул:       — Конечно, там дорог-то нормальных нет. А я говорил, нечего тащиться в этот бычий город.       Звучало почти как ругательство, хотя это место все так называли. Глянув на так и стоявшего Яна и массив Скотобойни вдалеке, Адам отвернулся и сделал несколько шагов в другую сторону. Хотя место выглядело умиротворенным, Адам не хотел тут находиться. Лучше вернуться в гостиницу и начать делать то, из-за чего они и приехали. Выяснять о матери.       — Ты же знаешь, — проворчал Адам, — иначе Ян бы один сюда поехал. На попутках.       Он так и собирался. Когда Ян решил, что хочет узнать больше о смерти матери, отец был против.       — Она бросила нас, уехала в этот городишко и там умерла. Конец истории. Нечего в этом копаться. Два года прошло!       Когда отец рассказал о желании Яна непременно поехать, Адам согласился, что идея откровенно так себе. Он тоже не понимал мотивов матери, которая внезапно бросила всё в городе и унеслась в эту глушь. К тому моменту они с отцом уже давно не жили вместе, с семьей мать никогда не была близка. И всё равно Адам не понимал… пока в звонках и сообщениях мать не стала рассказывать о местных молитвах. Она ухаживала за быками, как и все в городе, а вечерами в сарае складывала руки и молилась Белому буйволу.       Отец неохотно признал, что да, разговоры матери перед отъездом походили на то, что она ввязалась в какую-то секту.       А потом им сообщили, что она умерла. Несчастный случай.       Конечно, все они вспоминали ее, грустили о ней. Но эта смерть не стала незаживающей раной, потому что мать никогда не была близка с ними. Вечно где-то в собственных грезах и фантазиях, поэтому Адам даже не удивился «бычьей секте». На самом деле, если вычищая животных или выгоняя их на пастбища, она была счастлива, то и хорошо. Потому что в городе она оставалась будто надломленной… но в звонках отсюда сияла.       Но недавно Ян вознамерился узнать больше о том, как именно умерла мать. Он был упрям и действительно планировал добираться через поля в этот богом забытый уголок на попутках. Адам представил, как выглядевший младше своих двадцати двух брат будет голосовать на дороге, а потом забираться в машины незнакомцев, чтобы показать им надпись, что он не может говорить.       Допустить такое Адам не мог. К тому же в глубине души его самого интересовало, что же за город такой и быки, на которых мать променяла прежнюю жизнь. И нашла смерть.       — Нечего в этом копаться, — вздохнул отец в трубку.       Адам промолчал. Они уже много раз это обсуждали.       — Как гостиница? — сменил тему отец. — Как кормят? Как Ян?       — Нарисовал бычка местной девочке. Комната приличная, кормят отлично. Городок странный, но мы пока мало что видели.       — А Скотобойня?       — Вообще-то это ферма.       — Ой, да ладно, — фыркнул отец. — Отсроченная могила. Всё равно этих животных откармливают, только чтобы однажды убить.       Летний знойный пейзаж вокруг сразу стал выглядеть зловеще. Адам уставился на трещину в здании, и стрекот кузнечиков почти перекрыл особо громкое коровье мычание.       — Ферма не так плоха, — ответил Адам. — Я думал, будет мрачнее. И поля красивы.       — Ну-ну.       Отец родился и вырос в большом городе. Он никогда не понимал красоты бескрайних просторов, жалуясь на насекомых и песок в ботинках. Просто удивительно, как они вообще сошлись с матерью, которая заплетала в волосы ленты, обожала лето и всегда ходила по дому босой. Она любила поля, в городе ей было тесно.       Ян чем-то походил на мать, хотя всегда оставался куда приземленнее, а вот Адам точно в отца. Да, была определенная прелесть в том, чтобы вот так уехать черт-те куда, жить в отеле, где, кажется, и телефона-то нет. Слушать мычание быков и отмахиваться от комаров. Но Адам родился и вырос в городе, он понятия не имел, с какой стороны подойти к корове, зато точно умел продавать дома и квартиры.       Перебирать бумаги ему правда нравилось больше, чем пропускать меж пальцев травинки. А шебутной город он предпочитал вялотекущему захолустью.       — Но тут правда красиво, — сказал Адам. — Хотя непривычно тихо. И порой мрачно.       Он вспомнил кладбище и не знал, то ли рассказать об этом отцу, то ли лучше промолчать. Отец всегда делал вид, что его не очень-то волнует история матери, но Адам знал, что это не так. Он любил мать. Просто в какой-то момент отчаялся до нее достучаться. Как подозревал Адам, у матери вполне могли быть какие-нибудь расстройства, она всегда была уж слишком на своей волне. Отстраненной. Не привязанной ни к мужу, ни к сыновьям.       Но отец любил ее. Смерть его подкосила, хотя он ни за что бы не признался в этом.       — Мы видели ее могилу, — осторожно сказал Адам.       Отец помолчал, так что стрекот кузнечиков стал оглушительным. Адам рассеянно вытер капельку пота, поползшую по виску.       — И как она? — прочистил горло отец. — Могила.       — Тихое место. Очень умиротворенно. За кладбищем следят.       — Хорошо, — вздохнул отец, в его голосе слышалось облегчение.       Адам никогда не понимал, но отец и вправду считал, что следить за могилой очень важно. Каждый год ездил «проведать родственников», так что Адам подумал, что можно местное кладбище и сфотографировать. Звучит дико, но отцу правда будет проще, если он увидит, что с могилой его бывшей жены всё в порядке.       — Я хочу поговорить с местным проповедником, — заявил Адам.       — Ты уверен?       — Всего лишь одна беседа. Мне интересно, зачем сюда поехала мать.       — А в гостинице уже навели справки?       — Не успели. Похоже, тут немного постояльцев, так что основная работа с животными.       — Главное, чтобы вас хорошо кормили.       — Боже, отец!..       Адам закатил глаза, думая, что отец неисправим. Для него почему-то всегда принципиально важной была еда — ну, поесть он и сам любил.       Обернувшись, Адам проглотил следующие слова и торопливо бросил:       — Я перезвоню.       — Конечно. Рад, что у вас всё в порядке.       Нажав отбой и торопливо убирая телефон в карман, Адам понял, что это преждевременное заявление. Ян сидел на земле на коленях, обхватив себя руками, и буквально задыхался.       — Эй-эй, Ян, дыши.       Присев рядом, Адам положил руку на плечо брату, продолжая говорить. Тот никак не мог сделать вдох, воздух застревал, не проходил внутрь в достаточном количестве, Ян сжимался и дрожал, Адам же негромко повторял, что ему надо расслабиться и дышать.       — Всё хорошо. Дыши.       Зажмурившись, Ян кивнул, его дыхание начинало постепенно выравниваться. Плечи расслабились. Он закашлялся. Открыл глаза, но тут же отвернулся, как будто не хотел встречаться взглядом с братом.       Когда у Яна только пропал голос, подобные приступы случались довольно часто, но в последнее время, насколько знал Адам, не повторялись. Похоже, городок или Скотобойня спровоцировали очередной.       Адам не знал, стоит ли ему обнять брата, дать себе волю, признать, что вообще-то он волнуется. Хотя неизвестно, как еще отреагирует на это Ян, жалеть себя он никогда не позволял — даже когда стоило.       Адам почти решился, потянулся, но в этот момент Ян сам отстранился и показал знаками.       «Давай возвращаться».