Бычья кровь

      Отдай его, нашептывала земля. Отдай нам его душу. И собственную кровь.       Вздрогнув, Адам окончательно пришел в себя, но сознание уплывало, неудобная поза мешала, и Адам не сразу понял, где он и что происходит. Открыл глаза, поморгал, но даже так всё не сразу встало на места.       Скотобойня.       Яркий электрический свет залеплял глаза и отдавался тупой болью в затылке. Наверняка будет огромная шишка. Адам пошевелился: поднятые над головой руки надежно стягивала веревка, накинутая на крюк. Тело неприятно затекло, и Адам переступил с ноги на ногу, попробовав пошевелить пальцами. Связали его некрепко.       Взгляд уперся в мозаику с человеком в крови.       Отвернувшись, Адам огляделся, но в помещении он был один — если не считать бычьих туш. Три штуки в другом конце Скотобойни. Видимо, свежие: их убили и подвесили на крюках, выпуская кровь. Она еще виднелась в желобе под тушами, а в воздухе стоял характерный металлический запах.       Вид мертвых быков не испугал Адама. Наоборот, он невольно почувствовал облегчение: по крайней мере, не люди. С них взгляд скользнул на мозаику с фигурой пастыря, и Адам нахмурился.       Он думал, что пастырь — тот, кто ведет за собой, Томаш. Но похоже, местные верили во что-то другое. Если то, что сказала Ванда, правда, и они хотят провести какой-то ритуал с Яном и сделать его своим пастырем.       Вид темных силуэтов на мозаике не внушал доверия. Чем бы ни был этот пастырь, вряд ли это закончится хорошо. Да и узнавать Адам не жаждал. Он хотел забрать брата и уехать из чертова городка. Правда, пока что сам болтался привязанным к крюку.       Затылок снова прострелила боль, и Адам прикрыл глаза. Попробовал шевелить руками, чтобы ослабить узлы. Ноги ему никто не связывал, так что если освободить запястья, можно сбежать. Кляпом тоже не озаботились, и Адам уже набрал в легкие воздуха, чтобы закричать, но потом с шумом выпустил. Его здесь держит не Томаш, а весь город. Ему не просто так не заткнули рот — не боялись, что он позовет на помощь, потому что никто ему тут не поможет.       Руки затекали больше и больше, голова временами кружилась так сильно, что Скотобойня перед глазами плыла и проваливалась. Скорее всего, он пару раз терял сознание, но тогда повисал на веревке и тут же приходил в себя.       Думать о том, что положение Адама сейчас походило на положение тех же висящих туш, не хотелось. О Яне, впрочем, тоже. Возможно, Адам днем проходил мимо места, где держали брата, но тот даже на помощь позвать не мог.       Когда дверь открылась, Адам почти обрадовался: хотя он ослабил узлы, руки не освободил, но хотелось определенности.       Он почти не удивился, увидев Томаша. Тот сменил рубашку на однотонную джинсовую, взгляд оставался спокойным, как будто он каждый день видел привязанных людей. Без кровавых отметок на лбу, и Адам решил, что это хороший знак. Они там не решили причаститься кровью пастыря.       — Где мой брат? — спросил Адам, хотя планировал молчать, чтобы Томаш сам рассказал больше.       — В молитвенном доме.       Ответ прозвучал спокойно и удивил Адама. Он-то думал, ему ничего говорить не будут.       — Он — тот, кого мы ждали. У нас очень давно не было пастырей. Земля нуждается в них. Мы нуждаемся в них.       Вот это уже звучало как настоящий сектантский бред. А не те слащавые благодарности жизни, которые Адам слышал на утренней молитве. Да и Томаш сейчас походил не на доброго дядюшку, а на лидера секты, верящего в то, о чем сам говорил. Он не манипулировал людьми. Он верил.       И это куда страшнее.       Пройдя мимо Адама, Томаш поравнялся с быками, а потом встал чуть дальше. Судя по кранам под потолком, в этом месте туши мыли. Адам заметил в ладони Томаша маленький пульт, но не понимал, что тот собирается делать. Помыться?       Разведя руки в стороны, Томаш закрыл глаза и поднял голову. Нажал на пульт, и, хлюпнув, кран выплюнул на него поток жидкости. Но не воды, а чего-то темного, в чем Адам сразу признал кровь. Видимо, ту самую, что сцедили из подвешенных быков. Для таких ритуалов и церемоний не пожалели скота.       Кровь хлестала из-под потолка, омывала Томаша и потеками скапливалась на белоснежной плитке, утекала в стоки. Рубашка Томаша пропиталась кровью, стала темной, кровь покрыла его кожу и волосы. Точно как на той мозаике. Значит, она изображала вовсе не жертвоприношение, а вот такого руководителя, который проведет пастыря для культа.       Кровь иссякла так же резко, как началась. Опустив руки, Томаш открыл глаза, и они казались неестественно белыми на фоне темной от крови кожи и волос. Со стола Томаш взял серп, который Адам видел до этого, но не обратил внимания.       — Ты умрешь, — ровно сказал Томаш. — У пастыря нет родных, есть только земля. Твоя мать знала об этом.       Адам не отрывал взгляда от серпа, тот казался острым, а Томаш держал его с легкостью, которая выдавала умение. Таким легко вспороть человека. Особенно если его руки связаны над головой.       — Что значит знала? — спросил Адам, не очень понимая, что именно спрашивал, но желая потянуть время.       — Анна приехала сюда, потому что не сомневалась, что ее сын — следующий пастырь. Она так гордилась! Высшая благодать. Избранный, пророк. А она его мать.       — Да с чего вы решили? — поразился Адам.       — Белый буйвол забрал его голос. Потому что быки тоже не могут говорить. Все знают, что пастыри подобны быкам. У них особая связь.       Мозг Адама соображал быстро, и тут всё наконец-то встало на свои места. Яна лишили голоса не духи, а наследственная болезнь. Та, что была зашифрована в их генах и перешла от матери. Родившейся в этом городе. Возможно, среди предков тех, кто сейчас тут жил, была распространена эта болезнь, которая могла проявляться по-всякому… в том числе поражая те отделы мозга, которые отвечали за речь. Наверняка при других поражениях это тоже связывали с быками и объявляли таких людей пастырями.       Мать выросла на подобных историях.       — Они просто больны, — прошептал Адам. — А вы построили на этих людях и быках целый культ.       — Ты ничего не знаешь, парень. Но должен гордиться, что твой брат — избранный. Анна поняла это первой и отдала себя земле. Ее великая жертва позволила родиться Белому буйволу. Привела сюда пастыря.       Адама замутило:       — Да этот чертов теленок просто так родился! При чем тут жертва?       Только произнеся последнее слово, Адам осознал чудовищный ужас.       — Вы ее убили, — осипшим голосом произнес он. — Вы убили нашу мать.       — Ее дух дрогнул. Я направил ее.       Видимо, мать не знала, что избранность и превращение в пастыря предполагают что-то мрачное. Наверняка она правда гордилась Яном — или считала, что ему помогут. А когда поняла, что ничего хорошего ждать не придется, когда захотела уехать… Томаш ее убил. Заявив, что это подношение ради Белого буйвола.       Некстати пришла мысль, что человеческие жертвоприношения тут все-таки практикуют.       Правда, сам Адам станет не жертвенным агнцем, а тушей для забоя, которую выпотрошат прямо здесь, потому что он слишком много знает.       Томаш поднял серп, но удара так и не последовал. Его волосы в крови превратились в темные сосульки.       — Сначала ритуал, потом прочие жертвы.       Значит, убивать его, как бычка на Скотобойне, не станут. Обставят смерть как ритуал, наверное, так проще снять с себя ответственность. Но еще это значило, что его оставят тут висеть, пока будут проводить обряды для пастыря.       Томаш направился к выходу, оставляя на плитках кровавые следы.       — Эй, эй! — Адам попытался извернуться. — Что вы собираетесь с ним сделать?       Остановившись, Томаш обернулся. Приподнял серп и улыбнулся, зубы выглядели так же ярко на фоне темной от крови кожи, как и белки глаз.       — Любой бог рожден, чтобы умереть.       Когда дверь захлопнулась, Адам начал неистово метаться в веревках, с ужасом осознавая, что узлы только больше затягиваются. Он думал, серп предназначен для его вспоротого живота, но Томаш не просто так омылся собранной кровью, его ждал ритуал поважнее бессмысленной жертвы.       Его ждал пастырь. Серп предназначался Яну.       Это его кровь и душа должны напитать землю, сделать эти чертовы стада тучными, а траву густой. Это его кровь соберут, а потом будут разбрызгивать в поле. Это он станет еще одной молчаливой темной фигурой на горизонте.       Взвыв от отчаянья, Адам снова и снова дергал руками в бесплодных попытках высвободиться. Понятно, почему Марика хотела, чтобы он уехал.       Голова стрельнула болью вместе с запястьями, Скотобойня перед глазами скользнула в сторону, и Адам обмяк, понимая, что едва сохраняет сознание. Сдерживая тошноту, он прикрыл глаза, пытаясь обуздать отчаяние. Оно ему не поможет.       Его бока коснулось что-то большое и мягкое. А в ладони ткнулось мокрый бычий нос — по крайней мере, в полубессознательном состоянии Адаму показалось именно так. Он мог поклясться, что между сомкнутых запястий скользнул рог.       Рухнув на пол, Адам некоторое время приходил в себя. Ладони кололо от разгонявшейся крови, и это быстро привело в чувство. Шипя от боли, Адам растирал руки друг о друга и моргал.       Веревки валялись на плитке. Почти опасаясь, Адам обернулся, но туши быков висели на прежнем месте. Такие же мертвые, как и раньше. Скорее всего, Адаму почудилось, а узлы все-таки сдались под его яростным напором.       Хотя даже если ему помогли мертвые быки, Адам был согласен и на это. Лишь бы выбраться из чертова городка.       Он осторожно встал. Затылок отозвался тупой болью, но в остальном Адам чувствовал себя сносно. Времени искать оружие не было, на столах тоже ничего не нашлось.       Снаружи не оказалось охраны, наверняка все собрались в молитвенном сарае. Адам помнил серп в руках Томаша, так что вряд ли времени много — о том, что Адам мог опоздать, он в принципе не думал. Стоило войти в сарай с того входа, который около алтаря, но первой на пути попалась главная дверь, и Адам прильнул к расщелине между досок.       Уже стемнело, но внутри снова горело множество свечей, так что Адам прекрасно видел происходящее.       Ян сидел на коленях на том же месте, где накануне стоял Белый буйвол. Ссутулился, опустил голову, едва не заваливаясь. Веревок видно не было, и Адам удивился, почему Ян не убегает.       Рядом стоял Томаш, по-прежнему с ног до головы залитый бычьей кровью. Воздев руки, в одной из которых зажал серп, он вещал о пастырях и земле. Адам начал лихорадочно придумывать план, но пока единственная возможность состояла в том, чтобы обойти сарай и подойти с другой стороны, ворваться и забрать брата. Самоубийственный вариант.       Неожиданно Томаш схватил Яна за волосы и поднял его голову. Увидев остекленевший взгляд брата, Адам понял, что его попросту чем-то накачали. Томаш потянул, чтобы подбородок Яна вздернулся еще выше, обнажая шею. В другой руке Томаш занес серп.       — Да примем мы благословение пастыря, да послужит он нашей земле и напитает стада.       Зал дружно выдохнул что-то вроде «аминь», и Адам понял, что у него нет времени ждать. Он распахнул дверь, врываясь и прекрасно понимая, что не успеет он пересечь весь зал, когда серп уже занесен и готовится взрезать шею Яна так же, как накануне шею Белого буйвола.       Когда Ян увидел брата, его глаза расширились. Он дернулся, пытаясь вырваться, но Томаш держал крепко.       Череп на стене за ними дрогнул. Тот самый бычий череп, украшенный цветами, который Адам приметил еще во время первой молитвы. Кость рухнула вниз, отвлекая Томаша: вместо удара он оглянулся, чтобы посмотреть, что происходит.       Извернувшись, Ян пнул его ногой, дернулся в сторону, вырываясь из хватки. Попытался встать и тут же упал на подогнувшихся ногах. Чем бы его не накачали, оно еще действовало. Люди рядом повскакивали, Томаш что-то закричал.       Адам хотел бежать к брату, но Ян дернул головой, показывая, что уйдет через боковую дверь. Оставалось поверить, что он сможет ускользнуть от Томаша и его серпа.       Тем более, Адам и правда не успевал до него добраться. Люди повскакивали, что-то кричали и не давали прохода.       Адам никогда не думал, что умеет так быстро бегать. Он не стал расталкивать народ, пытаясь пробраться вперед. Он поверил Яну. Выскочил через главную дверь и обогнул сарай. Как раз вовремя: она распахнулась, и из нее буквально вывалился Ян. Адам помог ему подняться, бросив беглый взгляд на дверь сарая.       Ему не было видно, что там происходит, но судя по звукам, царил хаос. А потом Адам услышал мычание. Изнутри сарая. Как будто не только череп упал, а сам дух убитого Белого буйвола явился. Или всех убитых буйволов.       Ян что-то судорожно пытался показать, но Адаму было не до того.       — Потом поговорим. Идем! Нужно добраться до машины.       И надеяться, что ни Марика, ни Ванда не проткнули шины или что-то вроде того.       Они побежали через поля. Фора скоро понадобилась, потому что Адам услышал за спиной крики. Обернувшись, увидел, что их преследуют люди. У многих в руках оказались факелы. Самые настоящие факелы!       Проблема была в том, что у Адам по-прежнему болела голова, и он путался в ногах, Ян вообще то и дело падал. В какой-то момент он буквально завалился на землю, дрожа всем телом. Адам обернулся через плечо. Факелы приближались, а в лунной ночи беглецов видно как на ладони. Но машина уже близко, пару мгновений передышки пойдут им на пользу.       Тяжело дыша, Ян раз за разом показывал пальцами одни и те же знаки, пока Адам их не разобрал.       «Они сказали, ты мертв».       Так он подумал, что Томаш в крови Адама? Что ж, наверное, после всех ритуалов Адам и сам бы так решил. Тогда понятно, почему Ян был таким поникшим в сарае. Его опоили, чтобы не сбежал, но он и не пытался сопротивляться, потому что решил, что Адам уже мертв.       Ян всхлипнул, и Адам торопливо его обнял, снова глядя на маячащие факелы.       — Со мной всё в порядке, только по голове дали. Нам надо идти. До машины совсем недалеко.       Они не успеют. Сидя в мокрой от вечерней росы траве, Адам понимал, что они не успеют добежать до машины. Его самого потряхивало то ли от адреналина, то ли от прохлады.       Ян напрягся под его руками. А потом медленно поднял голову, но смотрел в противоположную от преследователей сторону. Факелы тоже остановились, кто-то пронзительно закричал. В лунном свете блестела роса.       Медленно Адам оглянулся, не отпуская Яна.       Они были там. Темные силуэты в абсолютной тишине парили над землей. Смутно угадывались очертания людей. Молчаливая шеренга, но не на горизонте, а очень близко. И между ними шагали быки.       Адам вспомнил, что не слышал, как в хлева сегодня загоняли быков. Возможно, их оставили под навесами в поле, но сейчас они были здесь. Ни единого мычания не раздавалось, но они двигались под силуэтами, подходя к братьям. Остановились темным массивом.       Ян выпрямился и отстранился от Адама. Подошел к ближайшему быку и положил ладонь на его лобастую голову. Бык ничуть не боялся. Задрал морду и издал долгое протяжное мычание, к которому присоединилось остальное стадо. Ночь завибрировала от их голосов.       Ян был нем. Быки говорили за него.       Преследователи дрогнули. Их вера строилась на том, что стать пастырем — это великая часть. Что быки любят своих пастырей. Что ж, последнее оказалось точно верным. Но местные духи и животные явно не приветствовали кровавые жертвы.       Обернувшись, Ян протянул руку Адаму. Тот неуклюже подошел, сжал ладонь брата. Стадо расступилось перед ними, пропуская, и оба зашагали вперед, к оставленной на дороге машине. Никто их больше не преследовал, а у них за спиной снова смыкалось стадо.       Возможно, пастырь и правда имел связь с быками.       Они дошли до темного массива гостиницы, ни разу не обернувшись. Залезли в машину. Только оказавшись на водительском сиденье, Адам в последний раз посмотрел на поля. Силуэты по-прежнему парили там, темное стадо сливалось в общее пятно. А перед ним выделялась маленькая фигурка белого теленка.       — Ты не ранен? — спросил Адам.       Ян покачал головой. Поднял руки, чтобы что-то показать, но потом махнул ими. Он явно устал. Как и Адам.       Он завел машину без проблем и вырулил на дорогу. Пришлось сдерживаться, чтобы не вдавить педаль: перед глазами еще немного плыло, идея точно не из лучших. Но хотелось убраться как можно скорее.       Они проехали около получаса, когда Ян тронул его за рукав. Сбросив скорость, Адам посмотрел на брата.       «Ты устал, я не умею водить. Отдохнем».       — Надо убираться…       «Они не будут нас преследовать».              Утро застало их на обочине. У Адама хватило сил только чтобы съехать туда и заглушить машину, и он почти сразу отключился. Теперь же солнце светило точно в глаза, и Адам поморщился. Поерзал на сидении, затылок тут же прострелило, тело отозвалось болью от неудобной позы. Но по крайней мере, он по-прежнему на переднем сидении своей машины, а не на Скотобойне.       Вздрогнув, Адам крутанулся всем корпусом, чтобы посмотреть на соседнее место. На миг мелькнула мысль, что за ночь Ян исчез — или вообще остался выпотрошенным трупом среди полей, а всё остальное Адаму привиделось.       Но он был здесь. Свернулся, прислонившись к дверце, и спал. То ли Адам, то ли солнце его разбудили, Ян поерзал, устало поморгал и посмотрел на Адама, будто тоже проверял, что тот никуда не исчез. Улыбнулся.       Выглядел Ян помято, скорее всего, как и сам Адам, глаза покраснели, волосы растрепались, на щеке красовалась ссадина. Он прокашлялся, и на миг Адам решил, что голос волшебным образом вернулся. Но ничего подобного, нужные участки мозга не починились.       «Я помню всё урывками».       Ян поморгал. Восходящее солнце светило точно ему на лицо.       «Думал, ты умер».       — Нет, они хотели с тебя начать.       «Как думаешь, мама правда…»       Ян замер. Видимо, и ему Томаш успел за целый день рассказать байки о том, как мать хотела, чтобы сын стал пастырем.       — Нет, — решительно ответил Адам. — Уверен, она хотела сбежать, когда поняла, чем всё обернется. Ей не дали и убили ее.       Ян вздохнул, не сдерживая облегчения.       — Ты ни в чем не виноват. Наоборот, думаю, благодаря тебе мы спаслись.       Нахмурившись, Ян посмотрел вопросительно, но Адам пожал плечами, не желая объяснять. Если брат помнит не всё из прошедшей ночи, это даже к лучшему. Адам сам не был уверен, что именно он видел, а что — только привиделось. Но он был готов поклясться, что Ян и вправду как-то был связан с быками.       Снова выведя машину на дорогу, Адам направился вперед. Всего через десяток миль показалась автозаправка, Ян выходить не захотел, но попросил Адама купить ему шоколадку. Долго хмурился, потому что не мог выбрать, какую именно хочет.       — Да я все куплю, — отмахнулся Адам.       Светило солнце, колонки с бензином казались чем-то привычным и обыденным. Никаких быков, серпов и потоков крови. Скучающий паренек за прилавком пробил все шоколадки и пару кофе. В новостях по телевизору говорили о курсе валют.       Всё обычное. Обыденное, так что Адам был готов рассмеяться от облегчения.       — Послушай, — обратился он к продавцу, — а тут городок недалеко…       — Какой еще городок?       — Да со Скотобойней.       Продавец взглянул на него подозрительно:       — Ты обкурен? Нет здесь рядом ничего. Одни поля.       Адам открыл было рот, чтобы начать доказывать. А потом закрыл. Улыбнулся и вышел с заправки. К черту тайны. К черту затерянные городки. Может, продавец попросту не понял, но Адам и не хотел выяснять.       В машине Ян щурился на солнце, одной рукой скрывал зевок в кулаке, а другой набирал что-то в телефоне. Он вроде хотел отцу сообщение кинуть, что они едут, но будут позже — Ян планировал заехать в квартиру Адама, чтобы привести себя в порядок и не шокировать отца. Как подозревал Адам, они сначала выспятся, а уж потом двинутся куда-то еще.       Подняв голову, Ян улыбнулся. В порыве Адам поставил кофе и притянул Яна к себе, обнимая. Может, для тех культистов он и пастырь, но для Адама всего лишь младший брат, с которым по-прежнему можно поговорить.       — Поехали домой.