Ресницы слипались от собственной крови. Он все ещё ощущал на лице дорожки солёных слез, которые так сильно жгли открытые раны на щеках и скулах. Было темно. Но тело уже не чувствовало холода подвала. Если раньше из всех щелей сквозил ледяной воздух, что проникал глубоко в кости и заставлял подрагивать Джостена в минуты звенящей тишины… То сейчас Нил уже ничего не ощущал. Ужас поселился в самых далёких затворках сознания, проник в каждую клетку полуживого тела, витал по проклятому подвалу и слышался в трубах канализации, что протекала под сырыми камнями.
Больше не было надежды. Она умирала вместе с ним.
Каким далёким сейчас казалось ему время, проведённое с Лисами. Боже, кто бы знал… Что из воспоминаний, крутившихся в его голове, было взаправду? Он уже не различал галлюцинации и реальность. Не чувствовал ход времени. Не понимал, какие раны на самом деле исполосовали его тело, а какие являлись лишь жутким проявлением наркотиков.
Их подсыпали во всю пищу. От похлебки из обрезков протухших овощей и потрахов, его выворачивало каждый раз. Но он продолжал есть, пихать в себя любую корку хлеба, проталкивать в рот всё, что было хоть немного похоже на еду…
А потом погружался в до-черта реалистичные галлюцинации, где его также пытали, топили, резали и насиловали. Боль казалась настолько настоящей, что рушились все возможные и невозможные внутренние барьеры, которые пытались противостоять инородным веществам в организме. Он горел заживо, чувствуя запах собственной плоти. Тонул, ощущая как лёгкие наполняются солёной водой, а голова взрывается от недостатка кислорода. И истекал кровью.
Умирал сотни раз.
Чтобы понять, что он… что он ещё жив… Нил кончиками пальцев трогал проржавевший металл кандалов. Джостен максимально напрягал свое тело и чувствовал шершавую холодную поверхность под кожей. Это возвращало его в реальность, действовало, словно ледяной душ, и порождало в глубине последние капли борьбы.
Хотя… Каждый раз был, как последний. После всех мучений, казалось, жизнь вот-вот покинет его тело, наконец, даруя Джостену столь желанную и не менее заслуженную свободу.
Но люди вокруг не позволяли этому случиться. Они точно знали, в какой момент стоит остановиться, чтобы очередной круг ада замкнулся, и после отключки парень вновь накинулся на отравленную еду. А когда Джостен отказывался от предложенной пищи, они насильно пичкали в него пропитание, продливая секунды, минуты, часы мучний и истязаний.
И не было конца этой пытке.
Говорят, его отец предпочитал ножи? Чтож, наверное он тоже выбрал бы нож. Точнее, ему хватило бы любого лезвия, чтобы покончить свою проклятую жизнь самоубийством. И даже Дьявол, будь он свидетелем всех зверств, что творились в темном подвале над канализацией, посчитал бы эту смерть — благословенной.
А Бог… Если бы он существовал… То точно бы простил грех, совершенный Джостеном.
И Нил даже не сомневался в подобном утверждении. По крайней мере сейчас, сидя в аэропорту маленького города, что находился в тясячах километров от университета Пальметто.
Он сбежал из больницы. Точнее, капитан полиции взял Нила под свою ответственность, откуда-то раздобыл старую скрипучую инвалидную коляску и вывез его из проклятой серой палаты прямо в аэропорт.
За короткое время этот человек сделал для него так много, что Джостен даже поверить не мог во все происходящее.
Капитан убрал Нила подальше от прессы и вспышек камер, вытащил из программы защиты свидетелей, о чем Джостен практически умолял, раздобыл (или сделал заново) все документы, подтверждающие личность, помог быстрей освободиться от суда. И наконец… Хотя наверное это было главным…
Купил билет домой.
— Скоро твой рейс, Дружок. И я хотел бы точно убедится, что тебя встретят с другой стороны хорошие люди.
Нил закрыл глаза. Он не понимал предложенную ему помощь. Не мог разобраться, откуда в чужом и совсем незнакомом ему человеке столько доброты?.. Хотя понимать что-либо сейчас вообще было трудно.
— Вы… Сделали для меня многое. Мне нечего дать Вам взамен.
— Твои показания, сразу после пробуждения, хорошенько сэкономили мне время и силы. Большего и пожелать трудно. Хотя…
— Что?
Капитан развернул коляску и присел вниз на уровень юноши.
— О кое-чем я все-таки тебя попрошу.
-…
У Нила быстрее забилось сердце. И сейчас он впервые после пробуждения действительно почувствовал тихие удары у себя в груди.
Лицо капитана тронула печальная улыбка.
— По твоей биографии я знаю, что это не второй твой шанс на жизнь. И не третий, и, наверное, не пятый… Думаю, в рапорте есть много чёрных дыр. И я знаю очень мало людей, которые пережили подобное.
Глаза мужчины загорелись. Он будто светился изнутри своей чистотой, верностью долгу и желанием помочь.
— Но я хочу… Хочу, чтобы ты не терял надежду на счастье… Настоящее, большое, человеческое счастье. Уверен, ты в него уже давно не веришь. Но оно существует. Как и добрые люди вокруг.
— Сомневаюсь, что у меня получится…
— Понимаю. Я бы наверное не смог.
— Никто бы не смог. — Нил опустил взгляд. Живот сдавили прилегающие бинты. Чёрная кепка будто вцепилась в его волосы, а маска, что закрывала лицо, на секунду напомнила мокрое полотенце, которым его душили жестокие кровавые руки.
Строгий, но уже родной голос, выдернул Джостена из пучины воспоминаний.
— Я верю в тебя. Ты достоин счастья больше, чем кто-либо.
— Мир не знает понятия достоинства. Как и справедливости.
— Мир - нет, — подтвердил капитан. — Но люди знают.
— Люди жестоки…
— Не все, Дружок. Поэтому я хочу, чтобы ты пообещал: что бы не происходило у тебя в будущем… Ты должен оставаться таким же сильным. И пытаться искать своё собственное, истинное счастье.
— Вам говорили, Капитан, что вы - чёртов романтик с совершенно глупыми идеями восприятия мира.
Мужчина улыбнулся. На этот раз на его щеках появились ямочки, а морщины на лбу слегка расправились.
— Мне говорили разное, Дружок. И плохое, и хорошее. Но твои слова я помещу в папку «Grave».
— Важное? — Нил издал слабый смешок.
Горло все ещё болело, а свой голос он и вовсе не узнавал.
— Верно.
— Не знал, что вы владеете французским.
— Вот видишь. В каждом из нас множество загадок, тайн и неожиданностей. Не бойся искать и открывать их.
Джостен, наконец, оторвал взгляд от пола и посмотрел Капитану в лицо.
Обычный человек. Короткие волосы еле-еле прикрывали его макушку, образуя полувековую лысину; лицо тронули морщины, полученные за годы службы в полиции; голубые глаза не напоминали синеву океанов, скорее были похоже на утренний туман, который редко по осени покрывал стеклянные мегаполисы с миллионами людей. Совершенно обычный человек.
Со столь необычным отношением к миру.
— Хорошо… Я попробую. — Ответил Нил.
И это были честные слова. Они шли от осколков сердца, из глубины разбитой души и вечной боли, которая теперь окружала Нила каждую секунду его существования.
— Только сначала пойму, кто я такой. Попытаюсь понять, что было правдой, а что мне внушили…
— У тебя обязательно получится. Я верю в тебя, Нил Джостен.
Слова эхом осели в сердце юноши.
Самолёт летел в темноте. Иногда внизу мелькали огни городов, которые завораживали Нила и не давали ему уснуть. Джостен боялся спать. Боже, как же он боялся… Боялся уснуть, и проснуться в сыром подвале с запахами гниющего дерьма. И обнаружить холодный металл под пальцами. Понять, что все произошедшее — лишь плод его отчаявшегося воображения, которое из последних сил цеплялось за возможность освободиться. Нил боялся, что мог сам себе внушить подобный исход в бегстве от вечных, непрекращающихся мучений. И что тогда?.. Он не знал ответа. Просто не мог представить.
Джостен до сих пор чувствовал на себе вонь канализации, хотя в больнице его не раз протирали спиртовыми салфетками… Побыстрей бы помыться. По-настоящему. Под прохладной водой, которая не обжигает своими ледяными каплями или кипящими пузырьками. Она лишь обволакивает разбитое тело, успокаивает голову и лечит душу.
Но для этого нужно, чтобы раны затянулись. И чтобы кто-то помог ему пересесть с коляски на плитку или в ванну. Кто-то…
В его памяти был один человек. Важный. Близкий. Настолько близкий, что Нил боялся возвращаться к нему. Потому что не помнил себя. Потому что он больше не был собой. Собой прежним. Нет больше тайн, нет прошлого, нет лжи.
Эндрю его разлюбит?
Потеряет интерес?
Процент ненависти скатится до нуля?
К черту мысли… К черту неопределённость. Катись весь мир к черту. Нил сделал глубокий выдох и ребра сдавила тянущая боль. Пусть будет так, как и должно быть.
Самолёт приземлился. Джостен подождал, пока большинство людей покинут борт.
Стюардесса помогла ему перебраться с кресла на коляску, а затем взялась за ручки сзади и вывела Джостена с телетрапа в аэропорт. К месту встречи и приёма багажа.
— Спасибо. — негромко поблагодарил её юноша, неловко глядя в пол.
Подумать только, он все ещё мог испытывать столь глупое и детское чувство, как неловкость.
— Рада помочь, хоть это и моя работа. Вас встречают?
— Вроде того…
— Тогда хорошего пути. — она улыбнулась, и направилась обратно.
Так просто и легко. Такое вообще возможно? Видимо да…
Нил огляделся. А что дальше? Он ведь особо-то и двигаться в коляске не мог. Правая рука в гипсе, левая в бинтах. Вообще, в рюкзаке лежала целая папка с показаниями врачей и перечислением всех его травм и увечий. К счастью, ничего непоправимого у Нила не нашли.
Жизненно важные органы не были задеты. Переломы, растяжения, порванные сухожилия, трещины в ребрах, парочка оторванных ногтей, ожеги на животе, синяки и многочисленные порезы.
И только новая баночка таблеток заставляла Нила действительно сожалеть о случившемся. Наркотик, что вызывал жуткие галлюцинации… Оставил след за собой. Джостен ещё не ощутил полного действия таблеток из-за обезболивающих, что кололи ему довольно часто. И юноша предполагал, что так просто он уже не отделается.
Но всё заживёт. Обязательно заживёт… По крайней мере, Капитан внушил ему эту веру.
Хоть стюардесса и оставила Нила в удобном безлюдном месте, через пару минут он оказался внутри толпы бегущих пассажиров. Они спешили в сторону встречающих людей, обнимались и радовались встрече, целовались и громко разговаривали. От шума вокруг стало не по себе.
Нил через боль стал крутить колеса назад, выбираясь из потока серой массы. Кто-то подтолкул коляску спереди, и он укатился к небольшому коридорчику. Чтож, здесь хотя бы не кружилась голова от мелькающих перед глазами людей.
Нил достал левой рукой маленький телефон. Набрать номер? Стоило сообщить, где он ждёт…
Ждёшь?
—
Конечно.
А он-то тебя ждёт?
—
Да.
Ты сам в это веришь?
—
Да.
Снова ложь?
—
Да…
И не надоело тебе?
—
Отстань.
Но я это ты, а ты это я… Больше не будет глупых и нелепых фраз вроде «с тобой всегда да». Ведь теперь точно появятся те самые случаи, когда ты будешь говорить «нет».
Иронично и больно, не правда ли?
-…
Нил прогнал из головы ком мыслей с тревожными вопросами и столь же тревожными ответами. Но пальцы так и не начали набирать нужный номер. Он не мог. Просто не мог вернуться назад после всего пережитого.
Голова опустилась вниз, а глаза медленно закрылись.
— Это конец… — прошептал Нил, роняя на белую плитку кнопочный мобильник. — Я не смогу.
В секунду весь шум аэропорта ушёл на задний план. Люди замерли в пространстве. Время приостановилось.
— Глупо было надеяться, что у тебя получится набрать мой номер. А ведь он единственный записан в твоей телефонной книжке.
Голос. Хрипловатый. Низкий. От него по спине пробежали мурашки. Голова зазвенела, и пульс ускорился. Нил начал задыхаться.
— Эндрю, я…
— Давай без вранья, Нил. Я только что видел, как ты сдался. — Эндрю сзади быстро выхватил рюкзак Джостена и вытащил папку с показаниями врачей.
— Не надо.
— Не тебе решать.
— Я… Лишь хотел жить дальше. Не оглядываясь назад. Кто знал, что мне не стоит расслабляться даже после смерти отца. Прости.
Его плечи опустились вниз. В это мгновенье Нилу захотелось провалиться сквозь землю. Желательно до самого ядра, чтобы он успел стать пеплом до того, как Миньярд произнесет следующие слова. В груди все сжалось от наростающей тревоги.
— Месяц, Джостен. Они считали тебя пропавшим-без-вести чёртов месяц.
Нил поднял голову, неуверенно поворачиваясь назад.
— А ты?
Эндрю молча закричал.
— А я впервые сходил в церковь с Рене.
Внутренние барьеры рухнули.
Нил слабо улыбнулся, прищурив глаза. Лампы зала не давали ему полностью разглядеть лицо Миньярда. Но по голосу он точно понимал, как именно сейчас изогнуты его брови, напряжены скулы и прикусаны губы. Ведь Нил тысячи раз представлял себе это выражение в голове за прошедший месяц.
— И как церковь?
— Я не дал Рене поставить за тебя свечку. Хотел, чтобы ты попал в ад за свое идиотское поведение.
— Кажется, в нем я и побывал.
— Вижу. Клянусь, я убью тебя раньше всех друзей твоего отца, чтобы больше никогда не слышать пение хора.
— Неужели не зашло?
Эндрю громко выдохнул, захлопнув папку.
— Ты просто невыносим.
— Куда же без этого…
Нил отвечал так спокойно. Будто ничего и не произошло. Может, он сам хотел в это верить? А может пострадавшее сознание сыграло с ним жестокую шутку… Но парень не мог признаться, что он не в порядке. Хотелось кричать. А лицо лишь глупо улыбалось. И только в глазах виделся ужас прожитых дней.
Эндрю опустился вниз, на уровень Нила. Его рука медленно потянулась к маске. Джостен на автомате дернулся и отвернулся в сторону.
Вратарь нахмурился ещё сильней.
— Хватит. Перестань храбриться. Или ты меня за идиота держишь?
— Нет.
— А по тебе не скажешь. Сам снимешь?
Джостен качнул головой. Нет, он не снимет самостоятельно ни кепку, ни маску.
Сейчас хотелось уйти подальше от чужих глаз. И пусть никто и не пялился. Все-равно было тяжело ощущать вокруг большое количество людей, которые, проходя мимо, волей или неволей бросали в его сторону интересующие взгляды.
— Тогда в общежитие. — заключил Миньярд, поднимаясь вверх. Но его остановили:
— Нет, — совсем тихо возразил Нил. Последовала томная пауза. Блондин внимательно следил за каждым вздохом Нила. Он ждал ответа, и, кажется, был готов ждать целую вечность. — Я не хочу туда… — Продолжил Джостен. Сердце бешено заколотилось. —
Отвези меня Домой, Эндрю…
