Большая разница

Среди хруста костей он слышал крик. Один, другой. Каждый всё более мучительный. Под его скальпелем, на его кушетке, в его чертовой лаборатории. Он создавал то, что не понимают и не принимают обычные люди. Он делал из трупов машины по растерзанию тёплой плоти, обращал всё живое в настоящую погибель. Синджед опирается на кушетку двумя руками, возвышаясь над фигурой стройной блондинки. Кроме мертвенно-бледной кожи всё сближало пациентку с её кровным отцом. Хирург злостно вертит головой, из последних сил стараясь отрицать внезапную смерть той последней звездочки, которая у него оставалась, после нескольких часов мучений. Страх. Он так боялся, так трясся, что облажался. Не успел помочь. Он потерял дочь. —Ты перестал лечить Рио уже давно. — поджав губы, Виктор озвучивает весьма очевидный факт. Синджед, кажется, лишь только жмёт угловатыми плечами, даже не поворачиваясь на ученика, что со всей внимательностью рассматривал пиксилотля. Тот, в свою очередь, находился в огромной мутной колбе, заполненной формалином. —Малышка изрядно намучилась, — хрипит старший, разглядывая две колбы с мерцанием в своих руках. Одно из них выглядит более ярко, чем другое, но доктор явно им не заинтересован, —Пусть отдыхает. —В чëм разница? — младший успевает сократить расстояние между ними до минимального, теперь сутулясь над столом и разглядывая колбы, зажатые между тонкими, длиными пальцами, подобно своему наставнику. —Разница? Они отличны друг от друга, как ты и Талис. — проговаривает старший. Глаза его опасно блеснули знанием, словно прожигая дыру в фигуре Виктора. Тот хмурится, словно был глубоко оскорблен, но ничего не отвечает. Зато Синджед усмехается и спокойно поясняет: —Оба выполняют свою работу, но это, — он приподнимает яркую колбу вверх, —Превращает в монстра, — он опускает руку, подняв вверх сосуд с более блеклым наполнением, —А это. Куда меньше влияет на мозг, оставляет человеком. С меньшим процентом никчемности. — мужчина лениво опускает пробирки в гнезда ближайшего штатива. Из дрожащих рук выпадает окровавленный скальпель. Со стола сносится лоток, отчего иглы и пинцеты рассыпаются по ледяному полу с глухим многоголосым стуком. Он не видит очертаний грязной плитки под ногами. Знает, что падает на землю, закрывает руками лицо и слезы безжалостно разъедают тонкую кожу лица. —Могу я остаться? — шепчет учёный, вновь повернувшись на пиксилотля. —Ходячая катастрофа что-то натворила? — язвительно тянет химик вместо ответа. —Джейс третий день не выходит из кузницы, — успеет прервать его младший. —Пусть там и остаётся. — холодным тоном отвечает резко-отстраненный безумный доктор. На этот явно враждебный выпад Виктор никак не реагирует. Казалось, он уже привык к колкостям Синджеда, которые были адресованы одному небезызвестному советнику. —Значит нельзя? — ровным тоном спрашивает ученый, слабо косясь на фигуру старшего через собственное плечо. По лаборатории разносится хриплый, абсолютно ехидный смех. Мужчина плотнее натягивает на лицо свой злосчастный платок, а потом подхватывает корзинку с пурпурными плодами, знакомыми Виктору с детства. —Ты знаешь, где спальня. — протягивает химик, выходя на задний двор и оставляя бывшего ученика задумчиво, почти победно улыбаться.