Среди своих чужих городов

Я средь ночи готов просыпаться И в морозы ловить сеть на улице, Чтоб на связи с тобой оставаться, Чтоб твой голос — к щеке моей тулится; И в толпе с не твоими всё лицами Люди смазанным фоном становятся: Не смогу я, склонившись ресницами, До тебя сквозь экраны дотронуться...

Нико страдает уже который месяц. Когда-то раньше он бы и не подумал, что будет чувствовать себя так паршиво лишь из-за кого-то, встреченного по случайности на проекте, где все они, по идее, должны думать лишь о своём будущем в большом спорте. Икки даже не мог представить, что случится с ним за этот период. А теперь он ежедневно ощущает недостаток того, что когда-то мог иметь там, в тех хмурых стенах, где почти каждый норовил лишь пробиться вперёд, ни о ком больше не думая. Темноволосый нарушил это правило. Каким-то странным, даже непонятным ему самому, образом, привязался к парню, с которым у них абсолютно не было ничего общего. Совершил одну из своих тяжелейших ошибок, как он мог подумать в тот момент. И за это он и расплачивается. В этом парень был уверен в начале, когда все нахлынувшие чувства были ещё совсем непривычными. Он бы точно пытался от них постепенно избавиться, если бы та самая причина страданий не привязалась к нему в ответ. Если бы не дала понять, что эти эмоции на самом деле не являются ошибкой. Если бы Нико высказал всё переживаемое вслух, его бы точно подержали и приняли. Даже если после шока от услышанного и не моментального принятия этого факта. Хотя и сейчас он так же чувствует: его никогда не оттолкнут. Во что бы то ни стало. В нём так же нуждаются и до сумасшествия боятся потерять. Спортсмен хорошо помнит тот день в синей тюрьме, когда они объединились в одну команду и были вынуждены засыпать в одной комнате перед предстоящим матчем. Помнит и это чувство, и то, насколько непривычно ему было ещё до этого после стольких лет засыпать с осознанием того, что рядом есть ещё кто-то. Что его могут видеть или даже что-нибудь сделать, пока он не будет замечать. Но с командой было проще: он быстро освоился благодаря тому, что помнил о своей относительной незаметности среди одиннадцати человек. Думая о том, что вряд ли будет кому-нибудь интересен до такой степени, чтобы заставить создавать ему какие-либо неприятности. А позже благодаря заслуженному авторитету стратега он и вовсе перестал как-либо беспокоиться о подобных вещах. Здесь же было совсем иначе. Соседей по комнате осталось лишь двое, и то об одном из них, третьем, он совсем забыл, поскольку на месте над ним ложился именно Зантецу. Почему-то Икки не покидала какая-то непонятная тревога, заставляя долго ворочаться, прежде чем уснуть, и подолгу пялиться в поверхность над собой, стараясь уловить звук дыхания наверху. Эта напряжённость смешивалась с ещё парой непонятных чувств, происхождения которых челкастик не понимал, да и не особо хотел понимать на тот момент. Возможно, это был просто естественный страх? Наверняка ведь мало кто спал бы спокойно, если бы над ним ночевал парень с ростом чуть ли не под метр девяносто, а ещё и с учётом того, что самому с природными габаритами не особо повезло… Пусть дело здесь было наверняка и не в этом. Тогда ему хотелось уйти куда-нибудь в отдельную комнату, жаль только, что нельзя было. Нико с трудом привыкал к присутствию Цуруги, особенно тогда, когда их ещё было лишь двое. Немного уставал отвечать на его странные вопросы и терпеть без упрёков его выходки время от времени. Но сейчас, когда по-любому приходится спать в одиночку, и когда вся комната в его распоряжении, он понимает, что не хочет этого на самом деле. Что ещё немного — и он бы смог признаваться самому себе в том, что ему нравится, когда этот странный парень находится где-то рядом. Он помнит его спокойный взгляд перед тем, как все они разъехались по родным городам, помнит то короткое прощание без каких-либо эмоций, и почему-то жалеет о том, что ушёл так быстро. Даже не задержавшись, чтобы получше запомнить его образ в тот момент и атмосферу его присутствия. Очень сожалеет, что не подумал об этом тогда. Он не знает, как правильно среагировать, когда Зантецу внезапно выходит на связь без ведомой на то причины, чувствует себя полным идиотом, когда вдруг начинает общаться с ним так свободно, будто бы они успели сдружиться ещё задолго до начала проекта… И считает, что медленно сходит с ума, когда замечает, что уже ждёт следующего сообщения от него, пусть если там и будет с десяток опечаток из-за его частой спешки. Или даже трудноразборчивых голосовых, которые сероглазый иногда может сбрасывать во время пробежки, либо же попросту когда он чем-то занят… «Ну всё, Икки, это диагноз» — вполголоса, словно обиженно на всех сразу и себя в том числе, проговаривает он среди ночи, воткнувшись лицом в подушку, перед этим поймав себя на неосознанном переслушивании одного из таких голосовых после пары песен, которые сбрасывал его собеседник в ответ на просьбу поделиться своим плейлистом. Ага, конечно, видите ли, слушать ему нечего. Отмазки всё это: на самом деле он ведь на подсознательном уровне хотел понять, что играет в наушниках этого парня чаще всего, и таким образом лучше узнать его натуру. Напрямую он ведь не будет расспрашивать, верно?.. Нико и сам не помнит, когда его простое «Ну, в целом, почему бы и не поговорить с ним ещё раз» переросло в эту абсурдную привязанность, не дающую покоя ни на день и при любой затянувшейся паузе в общении напоминающую о себе где-то внутри. Не помнит, с какого момента на романтичных эпизодах в просматриваемых аниме, на которые раньше ему вообще было всё равно, стал опускать голову из-за непонятного ощущения то ли раздражения, то ли просто зависти. Будто эти мелькающие на экране парочки случайно задевают по больному, тем самым отбивая всё желание смотреть дальше. У темноволосого никогда не было зависимости от телефона, соцсетей или интернета в целом. Даже своё увлечение просмотром аниме он сможет без особых проблем променять на занятия футболом, если уж его поставят перед таким выбором. Но почему-то в его привычки всё равно вошла регулярная проверка уведомлений с надеждой вроде «А вдруг написал ещё что-то?..». Часто эти ожидания всё-таки оправдываются, но если нет, то это становится ещё одним поводом вспомнить о том, что его поведение крайне ненормально. Что о друзьях так много не думают, а уж тем более он, привыкший большую часть времени уделять семье или же самому себе. Хотя даже при желании он бы вряд ли смог наладить тесный контакт с кем-нибудь из старых товарищей. Сами собой находятся поводы посчитать их какими-то «не такими» и предпочесть этим вполне себе адекватным личностям того странного парня из другой префектуры, путающего схожие по звучанию слова и часто не понимающего довольно простых вещей. Того, с кем они, возможно, больше никогда и не увидятся, но с кем никогда не будет скучно и «так же, как обычно». Он просто какой-то другой, отличающийся от всех, пусть на первый взгляд и кажется таким похожим на обычную серую массу. Но каким именно образом он «другой», Нико почему-то объяснить не может. Просто воспринимает это как аксиому и не ищет каких-либо подтверждений. Основывает всё на личных ощущениях, несмотря на то, что до этого обычно принимал свои решения лишь с помощью здравой логики. Зантецу почти всегда пишет ему первым. Бывает, что даже много сообщений сразу, и зачастую их тема касается чего-то мелочного, о чём сам Икки, может, даже и не задумывался никогда. Сероглазый чуть ли не ежедневно сбрасывает случайные фотографии — чего-то, связанного с его сегодняшними занятиями, а время от времени и снимки различных мест. Либо тех отдалённых, куда они ездят с семьёй в редкий общий выходной, либо же просто парков их города, где Цуруги часто гуляет с их собакой в любой свободный день, если позволяет погода. Челкастик не сразу привыкает к такому частому общению в чате, но всё же со временем осознаёт, что если бы не прямолинейность его собеседника, было бы намного хуже. Каждое из этих сообщений становится укромным уголком, источником неведомой раннее теплоты, хоть как-то компенсирующей ту ноющую где-то над желудком тоску, которую никак не лечит ни любимая еда, ни новые впечатления от любимых занятий. В один из таких дней, вновь ответив на приветствие со стороны будущего футболиста, Нико осмеливается задать вопрос: «Тебя никогда не беспокоило то, что ты постоянно пишешь первым?». Отправляет он эту фразу в чат не сразу, прислушиваясь к своему глубокому вдоху из-за странного волнения и внезапно накатившего чувства вины. Он ведь тоже мог бы писать сам, если бы не его самокритика и рассуждения… Цуруги отвечает без каких-либо колебаний: «Да нет, с чего бы это? Я хочу и мне интересно, так что не вижу проблем, если тебе это не смещает». «Не мешает» — уже почти моментально догадыватся младший, давно привыкнув решать подобные словесные головоломки во время их общения, и печатает ответное «Всё нормально». Снова скрывая в себе всё, что мог бы ещё ответить на эту реплику. Но не успевает он поспешно сменить тему, как Зантецу присылает облегчённое «Вот и отлично», а затем заставляет напрячься одним-единственным словом «кстати» в сочетании с троеточием. Яркоглазому кажется, что всё внутри него успевает трижды перевернуться, сделать сальто и встать на место снова, пока парень печатает следующее сообщение на протяжении мучительной минуты-полторы. Опыт переписок, похоже, у него малый, вот ситуация и усугубляется чуть более низкой скоростью его набора текстов, из-за чего Икки мысленно матерится и обещает приложить все усилия для того, чтобы помочь ему развить этот навык в дальнейшем. Ради своих же нервов как минимум. А когда приходит следующее сообщение, он замирает с приоткрытым ртом и перечитывает его несколько раз, не в силах уложить это в голове. «Ты не в курсе почему мои товарищи так криво на меня смотрят когда я говорю о чём-то связанном с тобой? Балуются что я им уже надоел со своим Нико… Это я снова сделал что-то не так?». Мысленно подставляя на свои места перепутанные «косо» и «жалуются», младший внезапно осознаёт: этот парень, похоже, действительно много о нём думает, а значит — пишет не просто по привычке или из-за отсутствия собеседника! И вполне возможно, что не один он страдает этими странными наклонностями. Теми, которые так подозрительно смахивают на излюбленные некоторыми его сверстницами сюжеты о «неправильной» любви… «Я не знаю, тебе виднее. Но на всякий случай постарайся им не наговорить глупостей, ладно? А лучше вообще пытайся лишний раз меня не упоминать, так надёжнее» — отправляет он и крепко обнимает свои колени, отложив телефон на несколько минут в сторону, дабы свыкнуться с пережитым только что. Его горло слегка сжимается непривычным чувством: будто бы даже хочется то ли вскрикнуть, то ли всплакнуть от волнения, но почему-то он чувствует, что не сможет. Прижимаясь лицом к сложенным локтям, Икки признаёт: это один из немногих случаев, когда он действительно завидует этому донельзя простому подростку. Ведь он является именно таким, каким, наверное, никогда не быть самому Нико — предельно откровенным, как открытая книга, не понимающим смысла скрывать свои эмоции по отношению к окружающим. Он не задумывается о последствиях, а просто говорит и делает, что взбредёт в голову. Да, это зачастую создаёт неудобства, но он хотя бы не будет мучить самого себя всеми теми мыслями и вопросами, не дающими младшему покоя и какой-либо возможности выразить то, что хотелось бы. Нико в глубине души действительно хочет быть таким, как он. И не бояться пойти навстречу. Когда Зантецу неосознанно покупает зелено-голубоватую футболку, оттенком ближе к спокойно-мятной, челкастик так же долго не может отойти от этого факта. А особенно — от того, до какой степени невинно Цуруги изрекает: «Не знаю, просто понравилась. Хм, а мне кажется, или у вас с ней действительно есть что-то общее?». Бывший игрок команды Y задумчиво смотрит в зеркало на свои глаза и с тяжёлым вздохом делает вывод: им обоим не кажется… Эта привязанность действительно перешла все возможные границы. Но как сказать об этом простодушному Занте, он понятия не имеет. Икки быстро изматывается жестокостью расстояния и буднями своей повседневной жизни. Его радуют успехи в уже почти завершающейся учёбе, развитые новые навыки в сфере футбола, нередкая возможность посвятить себя остальным увлечениям и довольно-таки неплохая обстановка на новой подработке. Но вот только недостаток того далёкого человека никуда не уходит. Темноволосый уже даже не злится из-за его постоянных ошибок и некоторых недопониманий на их почве с этим парнем, скорее даже наоборот, привязывается и к ним тоже. Наряду со всем остальным, что в нём есть. Где-то внутри Нико что-то сжимается от мыслей о том, что этот непредсказуемый парень чаще всех неосознанно заставляет его улыбаться, даёт возможность ощутить себя особенным и по-настоящему интересным. Заставляет чувствовать то, чего не вызывал никто из других раннее. С ускоряющимся пульсом от любой возможности увидеть Цуру на экране своего телефона или же услышать его голос в любимых наушниках, Икки признаётся самому себе в том, что неописуемо устал. Устал обнимать свои плечи настолько, насколько может дотянуться руками, при этом со стыдом представляя на их месте чужие, и сверлить взглядом темноту комнаты под взятые из короткого плейлиста Зантецу песни, когда никто из семьи его не видит. Устал желать ощутить уже наконец его присутствие, почувствовать ту атмосферу настолько особенного для него человека рядом, которого сейчас ни в какую нельзя достичь. Устал, в конце концов, от жажды наконец прикоснуться к той наверняка тёплой руке, что пишет ему все эти греющие изнутри слова на протяжении столь долгого времени… Хотя и сам Цуруги чувствует себя явно не лучше. Спустя некоторое время сероглазый всё-таки понимает, что с того момента, как он окончательно потерял связь с Рео и Наги, больше никто будто бы и не пытается принять его более-менее нормально. Он снова сталкивается с упрёками от окружающих, надоевшими ещё с самого детства, этими однотипными взглядами непонимания и отторжения, этим холодом без особой причины… Вроде как парень должен был более-менее смириться с этим, но, как говорится, к хорошему привыкаешь быстро. Поэтому теперь становится вдвойне неприятно, когда он сравнивает теперешнее отношение к себе с тем, которое ощущал там, в стенах «синей тюрьмы»… Слишком уж засел в его памяти тот парень, — или же ещё мальчик? — который не оскорблял его, не пытался свести общение к минимуму, а просто уточнял, что он имел в виду, и продолжал говорить. Да, его ошибки снова сильно бросались в глаза, но это уже было намного лучше, чем весь предыдущий опыт. Однозначно. Среди всех взглядов людей своего города, за исключением семьи и, возможно, ещё пары-тройки особо терпеливых личностей, он больше не встретил понимания ни в чьих глазах, сколько ни пробовал. Быть снова одним, оказывается, довольно больно. Особенно если при этом ещё и постоянно вспоминаешь того невысокого подростка, чьи глаза ты не мог увидеть просто так, в любой момент, но при этом всегда чувствовал то, как он будто бы видел тебя изнутри. Как он подмечал даже небольшие изменения твоего состояния, — как физического, так и эмоционального, — на которые никто не обращал внимания раннее. Как ты имел возможность чувствовать себя с ним почти таким же, как все. Безумно хочется ощутить это снова, ценой чего угодно… Иногда по утрам, глядя в зеркало перед тем, как выйти на улицу, Зантецу чуть дольше задерживает взгляд на своей мало чем примечательной чёлке, которую позже убирает со лба почти целиком. Это было его привычкой ещё до «синей тюрьмы», пусть для подобного он и не имел каких-либо веских причин. Просто однажды попробовал так сделать ради интереса и понял, что такой вариант причёски меняет его общий внешний вид в лучшую по его мнению сторону. Она подходит ему для создания примерно такого образа, какой бы он хотел: серьёзного, собранного, ну или же около того. Похоже, что здесь у него вышел тот же повод, что и с очками… Однако теперь в такие моменты он порой вспоминает своего временного товарища по команде, задаваясь вопросами вроде «Насколько сложно ему было видеть всё вокруг?», «Видел ли он что-либо вообще, или же ходил, как-то ориентируясь без этого?», «Осталась ли его чёлка такой же сейчас?...». Вполне возможно, что он однажды задаст все эти вопросы во время диалога, дабы удовлетворить своё любопытство. Как бы там ни было, это ещё один пункт, где их привычки прямо противоположны друг другу. Но ведь так даже интереснее, да?.. Каждый раз, когда парень чувствует, что вот-вот совершит очередную ошибку или перепутает что-нибудь, он невольно вспоминает о той небольшой неловкости, когда Нико поправлял его после сказанного, если обнаруживал там какие-либо несостыковки. Он хотел бы чувствовать это присутствие кого-то, кто сможет поддержать его и быть голосом ума во всех сомнительных ситуациях. Да, в те моменты ему было слегка стыдно, но вскоре после этого на первый план выходило уже другое чувство — облегчения, прям будто бы отлегло от сердца. От осознания того, что упрёков за этим не последует, и что сероглазому не придётся выслушивать очередную грязь в свой адрес, даже если он сделает что-то не так. Для него это было непривычным, но забыть какой-либо из таких особенных случаев он не сможет. По правде говоря, тогда даже возникало лёгкое волнение от мыслей о том, что его, может быть, наконец-то станут принимать таким, каким он есть. Что это будет то самое отношение, которого ему недостаёт в этом обществе. Цуруги отчётливо помнит то, как во время игры им удавалось удачно компенсировать минусы и дополнять навыки друг друга, формируя отличный дуэт, вопреки множеству разногласий и неудобств. Икки при помощи своего ума создавал хорошую тактику, Зантецу помогал её реализовать своей скоростью. Без посторонней помощи, конечно, не обходилось, но даже лишь вдвоём они уже делали довольно много. Жаль, что подобная схема взаимопомощи в повседневности не всегда бы срабатывала, однако Цуруги не отказался бы попробовать сделать что-то подобное снова. Он хорошо запомнил то, как им двоим удавалось так красиво дополнять друг друга, а ведь такое могло бы выйти далеко не с кем угодно, правда?.. Иногда спортсмену удаётся заметить где-нибудь в супермаркете довольно милые сцены, когда кому-то из людей с низким ростом помогает достать что-то с верхних полок стоящий рядом покупатель повыше. Казалось бы, банальная ситуация, но Цуруги почему-то редко удавалось встречать упоминания об этом, а уж тем более видеть вживую. Он с неким оттенком грусти в светло-сером взгляде смотрит в пустую часть пространства сбоку от себя и вспоминает, какая примерно разница в росте была у них с Нико. Он бы точно не отказался помочь этому мальчику в чём-нибудь подобном, чтобы хоть как-то вернуть воображаемый им долг за всё, что младший сделал для него раннее. За то, что стал кем-то особенным и греющим, дающим возможность укрыться от ветра неприветливого мира, мысленно утонув в атмосфере его присутствия, волнах мягкого голоса и густых, напоминающих глубины ночного неба прядях волос… Хотя, с другой стороны, даже при всей его терпеливости и умении промолчать о своём недовольстве в случае необходимости, Икки вряд ли бы понравилось лишнее напоминание об их неудобной для яркоглазого разнице в росте. Возможно, позже, если бы выдался удобный случай, он бы даже позволил себе ненавязчиво напомнить старшему о том, что из них двоих чаще именно он может ударяться головой об низкие дверные проёмы, и был бы прав, в общем-то. Сероглазый правда несколько раз пытался вместо лишней пробежки посмотреть те аниме, о которых челкастик когда-то упоминал в разговорах. Упрямая любознательность требовала хотя бы попробовать увидеть это лично, чтобы понять, что интересует и привлекает этого умного и слегка молчаливого подростка. Возможно, это даже облегчило бы им общение в какой-то степени? В любом случае, с интересами Зантецу просмотренные эпизоды имели предельно мало общего, к его разочарованию. Однако он всё же надеется, что им с Нико удастся находить точки соприкосновения в чём-нибудь другом. Парень порой слегка пугается, если младший не пишет ему на протяжении не такого уж и малого, как ему кажется, отрезка времени. Из-за некоторой легкомысленности, порой раздражающей его же самого, он редко беспокоится о том, что может надоедать ему со своими частыми сообщениями, а поддерживать диалог с ним могут якобы чисто из жалости или нежелания отвергать без причины и повода. Но иногда он всё же вспоминает об этих опасениях, и тогда среди его вопросов может проскальзывать что-то вроде внезапного «Ты в норме?». И после ответа Икки старший очень надеется, что написанное было правдой. В глубине его души всё ещё живёт страх надоесть своими ошибками и неспособностью улавливать детали, о которых не было сказано вслух. Страх создать неудобства, утомить и в итоге снова стать отвергнутым. И будет в разы ужаснее, если таким образом закончится его общение именно с Нико. Он и сам устаёт наматывать круги вокруг стадиона быстрее обычного после редких разговоров по телефону или же малость затянувшихся переписок, ведь ещё не знает, что ещё можно сделать с этой своеобразной «передозировкой» и всеми нахлынувшими эмоциями, мешающими думать о чём-то другом и в целом мыслить спокойно. У него такого, кажется, раньше не было. Неизвестность пугает, делиться этими переживаниями с кем-то из семьи он не осмеливается, а каких-либо товарищей, способных понять проблему и помочь с поиском решения, в окружении толком и нет. Приходится нести весь груз на себе, почти не замечая усталости в ногах после очередного преодолённого метра, тяжело дыша от повышения нагрузки на тело, вытирая капли со лба и прислушиваясь к непривычно ускорившемуся пульсу… «Да что же это со мной?» — всё ещё задаётся вопросом Цуруги, сидя под простором широкого, приукрашенного обрывками ватных облаков неба, и одновременно с этим глядя на экран телефона, засветившийся от нового сообщения с того самого номера… Когда домоседу Икки приходится выходить на улицу — будь то в магазин, на учёбу, временную работу или ещё куда-нибудь — он всё чаще надевает наушники и включает какой-нибудь плейлист, и желательно погромче, стараясь создать своеобразный звуковой барьер между своим и внешним мирами. Он не хочет всматриваться в лица людей на тротуарах, постепенно теряя интерес даже к вероятности встретить кого-нибудь из знакомых. Если захотят — сами заметят и окликнут, а самого его это не волнует. Всё равно он знает, где может увидеться с семьёй или родственниками, а среди толпы он точно не обнаружит ту тёмную макушку с необычной причёской, которую мог бы отчаянно искать взглядом, будучи более оптимистичным. Но Нико реалист, он старается не верить в то, что вряд ли случится, не хочет этим причинять себе ещё больше боли. Просто делает всё, чтобы привыкнуть и смириться с тем, что слова, написанные собеседником в чате, греют больше, чем те, что он слышит в реальности от остальных. Он хочет привыкнуть быть отстранённым от всех, быть будто бы чужим в этом городе, несмотря на то, что всегда называл его своим и родным. Он ещё не догадывается, что Зантецу чувствует себя примерно так же… Но позже, как ни странно, именно он и даёт толчок тому, чтобы это изменилось. Пусть даже только отчасти, но всё же сдвинулось с места. Это случается абсолютно непредсказуемо, в процессе очередного привычного разговора по телефону, когда Икки вдруг решает прогуляться в парке в солнечный, но не жаркий день, а Цуруги неспеша возвращается со стадиона домой, петляя по улочкам своего района и тем самым удлинняя свой путь. — Таким образом, мне пришлось объяснять всю эту ситуацию тренеру, и только после этого проблему удалось решить спокойно, — Нико заканчивает рассказ о каком-то из своих воспоминаний, понемногу доходя до середины парка. Он часто задерживает взгляд на верхушках деревьев вокруг себя и мелких облачках над ними: это успокаивает и помогает лучше сосредоточиться на разговоре с собеседником, которого он всё равно не может сейчас увидеть. — Понимаю… Мне и самому часто выходилось выслушивать от учителей, когда пропускал уроки из-за спорта, — Зантецу прячет свободную руку в карман лёгкой кофты и смотрит на асфальт под ногами: по цвету он чем-то напоминает парню его взгляд, когда он без настроения. Он уже не старается врать о своей успеваемости и всех похожих случаях, где ему что-то не даётся. Во-первых, не хочет искажать факты, раз уж имеет возможность быть просто самим собой хоть с кем-нибудь, а во-вторых, об этом не так уж и трудно догадаться, даже если он и попытается солгать сейчас. Уж это он понимает точно. Икки тем временем обдумывает свои идеи для продолжения диалога, ведь ему неописуемо хочется растянуть его ещё, сделать как можно более долгим. Он ещё не насытился голосом сероглазого, чувством более близкой связи с ним. Ему опять мало, как бы ни было неловко это признавать. Челкастик сбивается с мысли, когда нечаянно замечает небольшую компанию из трёх-четырёх человек неподалёку, что-то обсуждающих около одной из скамеек. Чуть позже они начинают смеяться и даже немного дурачиться, ни на миг не задумываясь о том, что о них могут подумать окружающие. Выглядит слегка странно, но… Почему-то Нико это считает трогательным. Зелёно-голубоватый взгляд замирает, переходя с одного силуэта на другой, парень разглядывает их улыбки, вслушивается в их громкий смех, и тогда внутри него что-то болезненно сжимается… Зависть? Кто знает… Брюнет сомневается в том, правильно ли он понимает свои чувства в данный момент, скорее он просто стоит в растерянности, уставившись на этих незнакомых ему ребят, в которых он очень хочет найти себя, но не может… Никак не может, ему некому смотреть в глаза между приступами смеха над чем-то глупым, не с кем бегать около парковых скамеек… Внутренняя обида от несправедливости целиком даёт о себе знать, когда из трубки доносится осторожно произнесённое «Нико, всё в норме?». Этот до боли привычный голос, ставший частью ежедневных мыслей и единственным надёжным антидепрессантом… Эта бережная фраза, которую старший использует нечасто, но более чем искренне, эти несколько слов, заставляющих внутренний привычный холод раствориться… Услышав их именно в этот момент внезапной слабости, Икки ощущает, как к глазам подступают слёзы — благо, их никто не увидит из-за чёлки, — и в носоглотке уже ощущается слабая горечь. Как же некстати… Но от этих чувств теперь уже не спрячешься. Возникает ощущение, что он в ловушке собственных эмоций. Пытаясь закончить и без того затянувшуюся паузу в разговоре, Нико делает пару глубоких вздохов, сжав кулак за спиной, и тихо отвечает «Да», приложив все усилия для того, чтобы заставить свой голос не дрогнуть… Надо срочно что-то сделать, чтобы ни в коем случае не показать свою слабость, ещё и именно ему… Икки привык считать, что из них двоих ему довелось быть более благоразумным и сдержанным, контролируя ситуацию и избегая всяческих неудачных поворотов. Если его ноги подкосятся, у Цуруги ведь не будет поддержки и опоры… Он ведь должен оставаться для него авторитетом, правда?.. Младший сильно разочаровывается в своей стойкости, когда не может найти тему, к которой можно было бы перейти в обсуждении. Ум навязчиво напоминает о времени, когда они могли общаться со сверхскоростным сокомандником с глазу на глаз, сопоставляет это с увиденным только что, и от этого невыносимо хочется вернуться в прошлое… Настолько невыносимо, что эта тоска будто бы выламывает рёбра и сжимает горло. Собрав остатки сил где-то на дне себя, Нико может выдавить лишь несколько фраз, чувствуя, что ему чуть ли не жизненно необходимо куда-то деть хоть часть всего, что творится внутри, и в итоге он с мелкими запинками задаёт вопрос: — Слушай… Ты не помнишь, о чём ты мне рассказывал тогда… Перед нашим первым совместным матчем?.. Брюнет всё помнит. Абсолютно всё, но сейчас он очень хочет услышать об этом ещё раз уже именно от Зантецу. Вспомнить тот момент, когда сероглазый рассказал об этом случае впервые. — Хм… Ты про тот матч, где мы играли одной командой? — Да… — Если я правильно понимаю, ты хочешь услышать про тот случай перед моим первым футбольным матчем в период школы, да? — Именно о нём. Цуруги пожимает плечами, но всё же начинает описывать это слегка странное воспоминание о своей очередной ошибке, которую запомнила вся команда. Он не особо любит это вспоминать, но раз уж Икки не смеётся над ним из-за этого, он может разок проигнорировать своё недовольство и снова пересказать случившееся тогда. Он рассказывает об этом, заворачивая в очередной короткий переулок, поднимая глаза к небу и прося его об одолжении, чтобы вероятный дождь не начался именно сейчас. Младший вслушивается в каждое слово, снова представляя описанный неловкий момент во всех красках, тайно умиляясь представшей перед глазами картине. Он не знает, как выглядел Зантецу в том возрасте, но почему-то уверен, что ничуть не хуже, чем сейчас. Но главным для него сейчас становится другое: то, как сероглазый почти ничего не меняет в своей манере повествования, и из-за этого история звучит едва ли не так же само, как тогда, впервые. Благодаря этому Нико может закрыть глаза и представить, будто голос собеседника слышится не из трубки, а здесь, в парке, прямо рядом с ним… Почти сразу же после этого он неосознанно идёт дальше и мысленно переносит себя в тот день их совместной игры. Всеми силами пытается хотя бы морально остаться в тех минутах рядом с сероглазым, представить, что сейчас они вместе выйдут на поле и смогут видеть друг друга на протяжении всей игры… Ощущать присутствие и взаимодействие, такое близкое и яркое… Пробуждённые своими же мыслями эмоции настолько сильно захлёстывают, что Икки начинает обрывисто посмеиваться. От того, насколько непривычным кажется ему сейчас это чувство призрачного счастья. Это будто бы что-то вроде глотка воздуха, пусть и явно не совсем чистого, после жизни в духоте на протяжении долгих недель. Когда существовать вполне себе получается, но самозабвенно вдохнуть полной грудью не выйдет ни в какую. А затем приходит долгожданное облегчение, о котором безустанно молил всех богов. — Э-эй, ты почему смеёшься?! — возмущается Цуруги, прервав рассказ почти на самом конце. Услышал всё-таки. И опять неправильно понял, дурашка. Однако это даже забавно в какой-то степени. — Да ничего, просто… вспомнился тот день… Ну, когда ты впервые об этом рассказал, — неуверенно проговаривает яркоглазый, поднимая глаза к небу. Он ощущает, как словно слегка задыхается своим отдалённым подобием смеха, который почему-то не может пробраться наружу из лёгких, поэтому обидевшие старшего звуки внезапно переходят в лёгкое покашливание. — Э-э… — с неким непониманием тянет Зантецу, пытаясь уловить суть услышанного. Точнее, он вроде как понял, но ещё не до конца уверен в том, что мыслит в правильном направлении. — Прости, я не над тобой, — Нико предпочитает загладить свою случайную вину, делая ещё несколько глубоких вздохов и выпуская из себя последний смешок вперемешку с парой едва слышимых всхлипов. По щеке медленно стекает маленькая капелька. Он уже смеётся и плачет одновременно, хотя при этом ничего серьёзного и не случилось… — Всё хорошо? — аккуратно переспрашивает старший, почти доходя до своей улицы. — Да, более чем. Что ещё ты хотел бы обсудить сейчас, пока есть возможность? — тот понемногу возвращает диалог в прежнее русло и даже не подозревает, о чём позже заставит задуматься Цуруги сложившаяся ситуация. Он не знает, каким значительным событием это обернётся для них обоих в итоге. А их переписку в чате спустя несколько вполне обычных дней челкастик запомнит, наверное, на всю оставшуюся жизнь. В любом состоянии и возрасте сможет вспомнить своё бешеное сердцебиение и предательски краснеющие щёки после того, как читает сообщение от Зантецу с вопросом «Ты будешь дома в ближайшие несколько дней?», свой ответ «Вроде да, а что?» и следующее за этим «Тогда могу я приехать к тебе на это время?». Господи, неужели он этого всё-таки дождался?... Словами не передать это состояние эйфории, в котором ходил Икки после этой новости. Небывалое волнение безостановочно прошибало насквозь, заставляло дрожать пальцы рук и не давало ни на чём толком сосредоточиться. Правда, будущий гость тоже не смог оставаться спокойным. Его нервная улыбка в момент покупки билета была, пожалуй, самой искренней за всё время, а потеющие ладони оставляли в голове множество вопросов, на которые находился лишь один ответ. Один сомнительно-абстрактный термин, способный лаконично описать причину всего происходящего с ними двумя… «Но ты ведь встретишь меня на месте?» — уточняет Цуруги незадолго до того самого долгожданного дня, проверяя, ничего ли он не забыл положить среди вещей, собранных уже заранее. «Ну конечно». «Конечно, встречу, как же иначе», — думает вслед отправленному сообщению Нико, сжимая телефон в руках и жмурясь с улыбкой до ушей. Сидя в комнате в этот момент, он наконец осознаёт, что вскоре его здешнее одиночество будет развеяно долгожданным приездом того самого человека. И наверняка во всей вселенной нету и не было чувства лучше, чем это…