Штормовое предупреждение

Ёсан был бы рад воспользоваться помощью Сонхва, особенно если бы знал, что отказ от нее приведет к срочному возвращению его родителей в город. Описать это как-то иначе, чем ёмкой фразой «просто пиздец» он это не мог. С порога кажется, что отец узнал абсолютно все – ему даже принюхиваться не пришлось, чтобы осознать происходящее, но пока не переварить. И этому Ёсан был только рад, потому что как только отец окончательно сформирует свое мнение относительно произошедшего – добра ему не видать. Так было всегда – Ёсан не мог припомнить и дня, когда отец не сокрушался бы над тем, что его сын родился омегой. Казалось, что для него это было главным разочарованием в жизни и действительно достойной причиной чтобы решить, что его сын просто неполноценный. Для того, чтобы показать отцу, что он так-то вполне себе не бракованный, а нормальный, Ёсан делал слишком много: хорошо учился, занимался спортом, даже ходил на секцию тхэквондо какое-то время, но позитивной реакции добиться так и не получилось. И тем не менее, последние лет пять общались они… приемлемо. Вполне нормально для их привычного состояния и явно были готовы двигаться в сторону улучшения взаимоотношений. Но… Все их успехи рухнули в этот день. И теперь, кажется, не осталось даже их спокойного общения: за ужином отец даже не перекинулся с ним парой дежурных фраз и покинул кухню, сморщив нос сразу же, как разделался со своей порцией. Ёсан же ел долго и даже осторожно, не желая позорно убежать в туалет при первом попадании еды в организм. – И что ты будешь делать? – мама спрашивает спокойно, садясь напротив и наливая в стакан Ёсану еще воды с лимоном. Такой будничный тон в момент, когда у него, кажется, вся жизнь рушится – это даже очаровательно. Мама всегда была такой, но Ёсан не позволял себе показывать ей свои слабости, так что и с ней они не были близки. Если быть честным, Ёсан вообще ни с кем не был достаточно близок. – У меня в запасе еще месяц. Сделаю аборт после выпускного, – Ёсан же безразличен, как и к эмбриону внутри себя, так и к своему будущему. Будущего в целом сейчас не существует: есть только проблема, которую нужно решить и абсолютное ощущение, что уже ничего не исправить. Ситуация… фатальная. Ёсан признает, что его жизнь в какой-то мере пошла под откос: отец не простит ему эту ошибку и первое, о чем ему стоит думать, так это о том, чтобы снять комнату полтора квадратных метра и поскорее уехать из дома, лишь бы не сталкиваться с постоянным осуждением со стороны одного из самых близких людей. И ведь отец прав. Ёсан признавал свою ошибку и точно знал, на что она повлияет: начиная с призрачного будущего и заканчивая альфой через стенку. Его поступление в престижный вуз откладывается еще на год, ведь сдавать экзамен, держа в руках тазик ему явно не разрешат, а его состояние было близко к овощному. Значит, как и множество других омег, Ёсан проведет ближайшие десять месяцев, работая в какой-нибудь нежно-розовой кофейне, рисуя сердечки на ванильном латте. Сонхва же будет наблюдать за его моральным и статусным падением в первых рядах и наконец сдастся – эта мысль должна вызывать облегчение, но омеге очевидно страшно. Страшно, потому что фальшивая любовь Пак Сонхва – это единственное стабильное, на что он мог рассчитывать сейчас. И он точно не захочет продолжать с ним никакое общение, как только узнает, что Ёсан по собственной глупости залетел от звезды местного футбола. И по совместительству… да, наверное, еще хуже ситуацию делал тот факт, что Сонхва с Чонхо были вполне себе неплохими приятелями. Полный отстой. Лёжа в своей постели, Ёсан отлично может разобрать тихий разговор его родителей за стенкой: отец не скупится на выражения, пока мама просто соглашается, не нарываясь на очередную порцию оскорблений. Почему они вообще не разведутся? Мягкое одеяло должно было отвлекать от паршивых мыслей, но почему-то в голове происходит мини-апокалипсис. Он не может не вспоминать о своей жизни, пытаясь найти, в какой момент все пошло под откос и когда он окончательно смирился с неизбежностью неутешительной реальности. Ёсан прекрасно помнил свой первый класс. Провожая его в школу в первый день, отец много раз напомнил, что общаться он должен только с альфами. И Ёсан пытался, но дети имели абсолютно обратное мнение, а что еще хуже – его сущность активно давала о себе знать, вставляя палки в колеса идеального отцовского плана «сделать из омеги настоящего альфу». Он был лучшим в каллиграфии, абсолютно неподражаем в художественном классе и совершенно не справлялся со спортом. И пока все одноклассники-альфы спокойно пробегали нормативы, Ёсана раз за разом определяли в группу легкой нагрузки. Отец осуждал его за это, умоляя мать о том, чтобы попытаться еще раз, ведь ему нужно продолжать род, а… да. Ёсану даже спустя десять лет было неприятно вспоминать все те фразы, которые он слышал тогда. Отец окончательно смирился с неизбежностью, когда Ёсану стукнуло четырнадцать. И в этом же возрасте он сам понял, что ему нигде нет места: ни среди альф, ни среди омег. Его естественный запах был практически неощутим и конкурировать с яркими, насыщенными ароматами просто не мог. Потому пока все влюблялись и влюблялись взаимно, Ёсан продолжал стоять в углу, наблюдая за тем, как его друзья один за другим предпочитают его первым подростковым отношениям. Это не ранило и не добавляло комплексов, потому что их и без того был переизбыток. В шестнадцать лет он почти потерял Уёна – яркую звезду в его жизни, вечного лучшего друга, благодаря которому все еще держался на плаву изо дня в день. Ёсан гордился их дружбой и чертовски ее ценил. А потом появился Сан и это почти разрушило то стабильное, во что он мог верить и на что мог надеяться. Только вот Уён оказался действительно хорошим другом и у Ёсана теперь появилась хоть какая-то компания. Найдя их троих в комнате Ёсана, отец с усмешкой намекнул ему, что таких отношений у него никогда не будет. Ведь никто даже не поймет, кто он – омега или бесполое создание. Для Ёсана это уже не было унижением, а вот Уён покраснел до ушей, пытаясь контролировать свое желание учинить скандал. В шестнадцать он окончательно понял, что так и останется никем. Ловить звезды на учебе он уже не мог – нагрузка была слишком тяжелой, а отказаться от тхэквондо он не мог, потому что разочаровал бы отца окончательно. И да, там тоже успехов не наблюдалось, но по крайней мере Ёсан был удовлетворен своим телом. Однажды ему сказали, что к этому возрасту его запах может измениться, внешность стать более привлекательной, а цикл легким и регулярным. Но этой сказке не суждено было сбыться и в жизни Ёсана не поменялось ровным счетом ничего. Альфы его не слышали и не воспринимали, течки становились все хуже. Врачи говорили, что проблема кроется глубже и далеко не в физических особенностях, но финансовой возможности на решение ментальных проблем у его семьи не было и родители просто посоветовали смириться. Мама считала, что если Ёсану суждено, то он точно встретит того-самого-альфу и без сильного запаха, а отец… просто был безразличен. И к концу школы Ёсан смирился окончательно. Единственное, что не давало ему покоя – это желание какой-никакой близости и существование Пак Сонхва за стенкой. Дурацкий Сонхва. Дружба с ним была одним из главных ярких воспоминаний детства, но почему-то они не смогли продолжить в том же духе и дальше. То неловкое, странное признание Ёсан счел унизительной шуткой и сбежал, стараясь не пересекаться с ним больше. И если бы не один класс, один дом и все остальные вводные, включая удивительную упертость Сонхва – план бы сработал. Сонхва смотрел на него жадно, не отводил взгляда в школе и постоянно был рядом. И еще Сонхва имел замечательный запах, от которого у Ёсана по телу расплывалось спокойствие и тотальное умиротворение. Но и эта стабильность была недолгой, потому что теперь в чужой жизни был Хонджун, который истребил все, что было важно и ценно для маленького загнобленного омеги внутри Ёсана. Его широты кругозора не хватало для того, чтобы осознать уровень взаимоотношений Сонхва и Хонджуна, хотя о них частенько и рассказывал Уён. И делал он это не со зла и не чтобы задеть, а лишь для подтверждения (корявого, в которое Ёсан не верил) того факта, что альфа действительно безумно влюблен. Ёсан на это только фыркал. Нет, это невозможно. Пак Сонхва вырос идеальным. Альфа из хорошей семьи, высокий, статный и красивый, как произведение искусства. Для Ёсана он был идеалом, до которого ему никогда не дотянуться. Такие альфы выбирают хрупких омег с карамельным ароматом, тянущихся к их заботе и силе. Или же другой вариант – такие альфы занимаются сексом со всеми, кто кажется им симпатичным. Возможно, Ёсан и был в таком списке, но почему-то быть трахнутым Чонхо на вписке казалось ему более привлекательной идеей, чем быть трахнутым тем, кто действительно вызывал у него симпатию. Видимо, разочарование не было бы таким болезненным. Этой ночью Ёсану было не суждено уснуть: он еще долго слушал разговор родителей, пытался хоть как-то устроиться в постели и вопреки собственному желанию представлял, что ждет его дальше. И на утро ему не становится лучше: типичная уже тошнота, ворох неутешительных мыслей и абсолютно помятое состояние. До конца учебы еще несколько дней, а Ёсан чувствует себя выжатым, как лимон, точно такой же, какой валяется в мусорном ведре как напоминание, что единственное от чего его не тошнит - это вода с лимоном, которого, на удивление, заботливо купила мать в большом количестве. Путь до школы он не помнит и пока все остальные готовятся к экзамену, он только устало роняет голову на парту и не находит в себе силы даже для того, чтобы поговорить с Уёном. Шумные обсуждения выпускного, предстоящего тестирования и планов на будущее просто расшатывают и без того убитые нервы Ёсана. Единственное, на что он реагирует – это на предложение выйти покурить между уроками. Он так-то не курил, но сейчас желание вытравить из себя и дерьмовые мысли, и нежеланного ребенка брало верх. Ёсан кашляет до помутнения перед глазами, но все же затягивается и смотрит на Уёна потерянным, мутным взглядом. – Родители вернулись, – Ёсан говорит это будничным тоном, не придавая совершенно никакого эмоционального окраса, потому что за эмоции в их дуэте отвечал Уён, – отец, очевидно, все понял. Уён же на это даже отреагировать не может, зато хлопает по плечу и хочет как-то поддержать, но очевидно не находит слов. – Сан прислал фото квартиры, которую ты можешь снять. Может, съедешь раньше, чем планировал? Ёсан прикидывает, что имеющихся у него накопленных средств хватит и на аборт, и на первые несколько месяцев платежей за квартиру, но без работы рисковать ему не хотелось. И жить дома он больше не мог. Пока за стеной его ждал вечно недовольный отец, а в соседней квартире – идеальный и явно недоступный альфа, находиться в том месте было невозможно. И ведь Сонхва скоро тоже все поймет и тогда от позора будет уже не отмыться. Идея сбежать в гошивон казалась все лучше с каждой затяжкой. – Выпущусь, сделаю аборт и съеду. Все под контролем. Под контролем не было ровным счетом ничего, но у Ёсана хотя бы был план. Осталось несколько дней и эмбриона, который портит ему жизнь, уже не будет, а значит он избавится и от груза проблем, которые пришли вместе с ним. Дальше останется лишь разгрести последствия и смириться с собственной никчемностью – потому что более колоссального падения с высоты собственных моральных принципов и представить было невозможно. Докуренная с горем пополам сигарета тушится в ближайшей клумбе и Ёсан уже было собирается вернуться к имитации деятельности на следующем уроке, но оказывается пойманным за руку Юнхо-хёном. И взгляд, которым его одаривает преподаватель заставляет Ёсана поверить в то, что дна он еще не достиг. И явно есть, куда падать ниже. Юнхо смотрит недовольно, сведя брови к переносице. И можно было поклясться, что даже плохо написанные тесты не вызывали у него столько негатива, как несчастная выкуренная за школой сигарета. – Насколько безответственным надо быть, чтобы курить в твоем положении? Ёсан не понимает, почему все еще не провалился под землю и все, что может сделать сейчас – это смотреть огромными от ужаса и шока глазами на сонсеннима, который очевидно знал куда больше, чем должен был. А если знает он, то… Мысли пролетают в голове одна за одной: Юнхо-хён наверняка рассказал обо всем Минги, а тот в свою очередь мог вполне себе не прозрачно намекнуть Сонхва на эту интересную ситуацию. Все вокруг считали, что они с Сонхва – идеальная пара, потому и подозрения на отцовство наверняка упали упали бы на него. Ёсан сглатывает, осознавая, что очевидно затянул с паузой. Даже Уён со своей вечной болтливостью не помогает, оставаясь стоять поодаль, будто вообще не понимал весь ужас этой ситуации. – Нет никакого положения, сонсенним, – Ёсан отвечает запоздало, отвешивая короткий кивок вежливости и осторожно вырывает руку, уходя и от диалога, и от назревающей проблемы обратно в школу. Юнхо на попытку сбежать только усмехается, очевидно не доверяя ни словам, ни действиям и дальше Ёсану остается только молиться о том, чтобы он успел выпуститься раньше, чем слухи распространятся. * * * Сонхва все это ненавидел. Подростковая влюбленность уже давно не вызывала приятных и волнующих ощущения, а стала лишь болезненным напоминанием о том, что не каждую цель он мог достигнуть легко и просто. Упорство, присущее ему во всем, что они когда-либо делал, сейчас играло с ним злую шутку. Он отпугнул Ёсана тогда и не смог вернуть его более, будто та хрупкая связь, которая была между ними разрушилась наивным и детским признанием в чувствах. Сонхва не мог простить себе ту оплошность, уже с возрастом понимая, что следовало действовать иначе, а не вылавливать несчастного Ёсана у подъезда, пытаясь объяснить то, что толком и сам еще не понимал. Сейчас все было потеряно. Сонхва ненавидел эту ситуацию с каждым днем все сильнее, смотря на то, как Ёсан становился все дальше и дальше, пока это наконец не дошло до критической точки. Запах Ёсана изменился. Это не чувствовал никто, кроме самого Сонхва и в ту ночь, когда это произошло, ему хватило только одного взгляда, чтобы понять, в чем причина такого резкого изменения. Он долго смотрел на то, как взъерошенный, крайне удовлетворенный Чонхо покидал вечеринку и не мог поверить, что Ёсан поступил именно так. Сонхва не имел права осуждать и злиться, но почему-то делал и то, и другое, действуя так, как уже привык. Все течки Ёсана он проводил с Хонджуном – это самое простое и самое неправильное решение, которое он мог бы принять. Хонджун с каждым разом становился все прилипчивее и ревнивее, будто стараясь выбить из его головы и сердца все то, что касалось Ёсана. Как же это было бесполезно. Но Сонхва подыгрывал, потому что знал, что то единственное, способное его отвлечь находится в постели лучшего друга. И да, это чертовски паршиво. Кажется, Ёсан не начал встречаться с Чонхо. Это было очевидно, потому что они даже не смотрели друг на друга, а тотальное безразличие лилось рекой. Сонхва казалось, что хуже уже не станет. Ведь если бы это были отношения, он смог бы для себя все оправдать и смириться, но сейчас картина рисовалась абсолютно иными красками. Кажется, Ёсан не может справиться с тем, что после случайной связи все и закончилось. Кажется, Ёсану очень плохо. И мозг Сонхва затуманивается инстинктами, которые не дают ему мыслить здраво. Все его существо требует заботиться и оберегать и разумного в этом нет ровным счетом ничего. Пока Ёсан доверчиво не облокачивается на него во время очередного приступа тошноты. Пока Ёсан не начинает принимать помощь и тянуться к нему сам. Совершенно не так, как делал бы раньше и Сонхва чувствует это взаимное притяжение, практически еще неосязаемое, но теплое и важное для него. Вряд ли Ёсан что-то осознает, ему очевидно слишком плохо для анализа ситуации. И Сонхва не понимал, в чем может быть причина: то ли несчастный действительно нашел спасение от разбитого сердца в чем-то нелегальном, то ли нервы перед экзаменами и выпускным скосили его, то ли…нет, больше вариантов он не видел. Он бледный, синяки под глазами просто ужасны и кажется, что он с безумной скоростью теряет вес. За последние две недели Ёсан изменился практически до неузнаваемости и Сонхва не понимал, почему его все еще не забрали в больницу или по какой причине его родители бездействуют. Впрочем, последнее вызывало куда меньше вопросов – Сонхва половину сознательной жизни наблюдал за их отношениями и все, что к этому чувствовал – так это желание забрать Ёсана в такое место, где никто не будет его осуждать. По крайней мере точно не за то, в чем он очевидно не виноват. Ёсан заходит в класс почти неслышно и Сонхва единственный, кто на это реагирует, заранее почувствовав усиливающийся запах свежести. Для него он перебивал запахи всех остальных омег и в этом было что-то особенно ценное, ведь ни один альфа кроме него не слышал этот аромат. Ёсана вообще не существовало будто бы ни для кого, кроме Сонхва и ведь это очевидно похоже на судьбу, но почему тогда они не могут быть вместе? Сонхва ловит себя на быстром желании сбежать. Обратно к Хонджуну, к его удивительным методикам избавления от стресса.