Мирские лютые неудобства Роняют достигнутые свершения. Игнорировать великое — просто скотство, Познаешь глубокое через лишения.
Стайлз открыл глаза и испытал непередаваемое чувство замешательства, которое довольно быстро рассеялось, когда до него дошло, где он находится. — Я умер, не так ли? — Стайлз подскочил, едва не ударившись лбом о лицо склонившейся над ним Талии Хейл, успевшей вовремя податься назад. Она смотрела на него скептично и с оттенком гнева, и этот взгляд вызывал сотни противных мурашек, бегущих по телу. Стайлз не уделил должного внимания очевидному страху, который она у него вызывала одним своим присутствием, потому что к сегодняшнему дню он научился игнорировать испуг, порождаемый сверхъестественными существами, что были сильнее его. — Чего вы такая кислая? Неужели на этом свете так плохо? Питер никогда не жаловался. Ну а даже если и жаловался, его мало кто слушал, что довольно грубо с нашей стороны, но эй! Он пытался убить нас, я думаю, наша реакция закономерна. Хотя мне действительно хотелось бы узнать технические детали его воскрешения, если эмоциональная и психическая мне недоступны. Я имею в виду, воскрешение? В ночь червивой луны? С кровью Альфы? С банши под боком? Это звучит как что-то, о чём я хотел бы узнать побольше. — Стайлз огляделся, изучая металлические столы, плиточный пол и белое освещение. — Это Рай или Ад? Существуют вообще Рай и Ад? Может, Вальхалла? Я определённо достоин Вальхаллы, хотя хоть убейте — ха — не могу вспомнить, умер ли я с оружием в руках. Или из-за того японского мудака я теперь в Ёми? Или всё это — в моей грёбаной голове, клиника Дитона и мёртвая Талия Хейл — плод моего воображения, а сам я нахожусь в многолетней коме? Почему моё подсознание не может придумать что-то более весёлое? Он чувствовал себя таким живым и полным сил, что это сбивало с толку. — Ты не умер, — медленно проговорила Талия, когда Стайлз остановился, чтобы вдохнуть немного воздуха. От её слов в груди Стайлза что-то вспыхнуло, а любые надежды, всё ещё питаемые им, развеялись прахом. — Вы, наверное, ошибаетесь. Стайлз покачал головой, с дрожащей улыбкой на губах начиная считать пальцы. Он не знал, что ужасало его больше: что это не сон, так как количество пальцев соответствовало десяти, или что он не умер. Он нелицеприятно выругался, попытался вскочить со стола, но обнаружил, что его руки связаны за спиной, от чего Стайлз только неловко перекатился на бок и едва не упал на пол. В нос ударил запах жжённой резины, заставив его поморщиться. — Нет, я вполне уверена. — Тогда почему я — это я, если я не мёртв? — последнее, что Стайлз смутно помнил — это яд канимы, который Дитон вновь ввёл его и нечёткие образы Неметона перед глазами. — Кто вы? Если он был жив, это не могла быть Талия Хейл. — Вы уже назвали моё имя. — Казалось, это огорчало её. Мозг Стайлза принялся анализировать те обрывки информации, что были у него, и складывать их в цельную картину. — И прошу тебя, помолчи, — нахмурилась Талия, и Стайлз понял, от кого Дерек унаследовал такие впечатляюще хмурые брови (при условии, что она действительно была той самой Талией Хейл). — Ты объявился здесь неделю назад, убил нескольких человек, обесточил весь город, ранил моих волков и едва не поджёг наш дом. — Жёсткая складка в уголке рта не давала усомниться в словах Талии, и кровь застыла у Стайлза в жилах. Он не помнил, чтобы Ногицунэ занимался чем-то подобным, а обычно он знал хотя бы крупицы того, чем лис развлекал себя, пока сам Стайлз был заперт в собственном разуме. — Мы поймали тебя и обездвижили с помощью растения, которое Алан отправился искать сразу же, как только услышал о тебе. Мне не интересны были твои оправдания, но Алан убедил нас, что тебя следует выслушать. Вряд ли ты сможешь вымолить прощение за всё, что ты сделал, но я привыкла прислушиваться к своему эмиссару. — Вот дерьмо. — Стайлз не был глупцом, но напрашивающийся вывод казался абсурдным. — Миссис Хейл… Альфа Хейл… Хах! Бог ты мой. — Если ты хочешь жить, ты начнёшь говорить сейчас. Стайлза так и подмывало напомнить ей, что меньше минуты назад она просила его помолчать, но здравомыслие победило язвительность. — Вы знакомы с видом Ногицунэ? — Это твой вид. Алан действительно рассказал о тебе, как только выяснил, кем именно ты являешься, — фыркнула Талия. — Если он и правда рассказал вам всё, ваша враждебность направлена не на того. Ногицунэ вселился в меня, потому что я стал лёгкой мишенью после одного неудачного ритуала. Он ранил многих моих друзей и убил кучу народа, а я просто смотрел, не в силах взять своё тело под контроль. Он и мой враг тоже. Что вы, чёрт возьми, сделали, что я снова могу управлять собой? Это просто… Спасибо, — Стайлз почувствовал жжение в глазах, и опустил голову, пытаясь справиться с эмоциями. Что-то на краю сознания кричало о неправильности, невозможности происходящего, но Стайлз тешил себя надеждой. — Это была Летария Вульпина? — догадался Стайлз, как только эйфория от контроля над собственным телом спала. — Эффект временный. Я — не Ногицунэ. Я его сосуд. Нужно убить меня, чтобы выманить его наружу. — Стайлз замолк, сетуя на то, что не догадался притвориться безумным и неуправляемым, чтобы у неё не возникло сомнений в том, что Стайлза следует убить. Его отец и Скотт никогда не позволили бы Стайлзу умереть, но если он действительно оказался в прошлом, личные привязанности больше не были помехой. Талия долго смотрела на него, словно пыталась понять, лжёт ли он, и, в конце концов, отрицательно покачала головой. — Мы поищем другие способы, а если не получится, убьём. Я спрошу у Алана, сколько будет действовать раствор, который он тебе ввёл. — Вы не сможете, — отвёл глаза Стайлз, ненавидя себя за то, что почувствовал облегчение. Его взгляд зацепился за странно знакомую книгу в сиреневой обложке. «Сборник стихотворений» с кривой подписью корректором прямо на переплётной крышке: «брату от брата». — Мы перепробовали очень многое, вплоть до свитка Сюгэндо. Я сражаюсь с ним уже несколько месяцев и ничего из найденных нами вариантов не сработало. Я убил возлюбленную своего лучшего друга, стал причиной смерти парня девушки, которую люблю, взорвал место работы своего отца, украл хвост другой кицунэ и подчинил себе нескольких Они. — Казалось, произошедшее было годы назад — настолько подробности стёрлись из памяти, но Стайлз счёл это последствием одержимости. — Я пытал и разрушал столько за последние недели, что уверен: я никогда не забуду, что творили мои руки, пока я безропотно сидел в своей грёбаной голове и играл с Ногицунэ в Го! Убить меня будет гуманнее. — Стайлз с трудом сел и соскользнул на пол, вставая на дрожащие ноги. Руки болели, но он не смел просить о том, чтобы его освободили — верёвки могли хотя бы ненадолго сдержать Ногицунэ, если он прорвётся наружу. Талия схватила его за подбородок, заставив замолчать и посмотреть в её на удивление спокойные глаза. — Мы волки, но не убийцы, маленький лис. Мы бескровно решим эту проблему. Особенно зная, что ты в этом такая же жертва, как и любой другой, пострадавший в результате действий Ногицунэ. На самом деле, думая об этом, ты — самая большая его жертва. — Талия, не слушая его тихих возражений, твёрдо подтолкнула его к столу, чтобы Стайлз мог о него опереться, и направилась к двери. — Сиди здесь. Мне нужно поговорить со своим эмиссаром. Стайлз не стал спорить, кожей ощущая её злость и разочарование. Он понимал её чувства и не стал винить. Она имела право злиться и разочаровываться из-за того, что решение проблемы оказалось не таким простым, как ей, вероятно, хотелось. Стайлз осмотрел своё тело, так долго не поддающееся его власти, и заметил несколько незначительных царапин, разорванную на груди футболку и странный шрам на плечах и шее, уходящий дальше по спине и напоминающий след от удара молнии. Как после Летарии Вульпины. Эффект будет недолгим. Стайлз прикинул, как ему лучше действовать. Талия Хейл собиралась помочь ему из-за своей благородной натуры, а не из большого желания. Ничего не препятствовало тому, чтобы испробовать несколько заведомо провальных попыток его лечения, а потом убить уже с чистой совестью или навсегда запереть в месте, подобном Неметону. Смерть была не худшим вариантом, но быть запертым в компании Ногицунэ? Стайлз не допустит ничего подобного. Он ощущал ослабленного Ногицунэ на краю сознания и понимал, что скоро лис выйдет наружу, как это было и в прошлый раз. Стоило ли ему убежать? Уйти как можно дальше, отрезав Ногицунэ от всех знакомых и дорогих сердцу людей? Стоило ли… — Твоя мать ещё жива, — неожиданно послышался голос совсем рядом, и Стайлз испуганно вздрогнул и огляделся. Опершись о стол и скрестив ноги в лодыжках, рядом стоял Питер Хейл, которого узнать можно было только по цвету глаз и выражению лица, настолько он изменился. Не было ранних морщин, прорезавших кожу из-за стрессов и пережитых ужасов, не было безумия в глазах и жуткой ауры, которая следовала за ним с тех пор, как он воскрес. Не было и лукавого ехидства, с которым Питер всегда смотрел на Стайлза. Этот Питер Хейл был незнакомцем. — Питер, — облизнув губы, прохрипел Стайлз, намеренно игнорируя его слова. Живой она будет совсем недолго. Но откуда они могли знать, кто его мать и тот факт, что в будущем она умрёт? Стайлз похолодел, когда до него дошло, почему Питер так уверен в том, что говорит. Ногицунэ, пока бесчинствовал в этом времени, наверняка успел поделиться с местными оборотнями многим интересным из будущего, которое теперь может никогда не наступить из-за такого сильного вмешательства во временную шкалу. Как он вообще сюда попал? Мог ли вернуться обратно? Стайлз не знал и беспокоился, несмотря на то, что понимал неизбежность собственной скорой кончины, после которой ничего не будет иметь значение. Принятие смерти оказалось не таким простым, как Стайлз когда-то думал. — Я догадался, что ты знаешь меня, — протянул Питер, приятно улыбаясь. Стайлз смотрел на него, не отрываясь и удивляясь тому, каким неопытным и невинным выглядел этот Питер, по сравнению с будущей своей версией. Но с Питером из будущего мало кто мог сравниться, и это не значило, что стоит недооценивать его молодую версию. — Твой друг ясно дал это понять. Стайлз стиснул зубы, смежая веки и стараясь успокоиться. Что Ногицунэ рассказал им? Что успел раскрыть? Сколько правды и сколько лжи выливалось из его уст? Стайлз не помнил ничего из того, что творилось в этом времени, хотя о событиях в своём был осведомлён. Как это работало? Почему он потерял связь с реальностью именно здесь? Неужели Ногицунэ стал сильнее и потому смог полностью его изолировать? — Чего ты хочешь? — скривил губы Стайлз, сжимая онемевшие руки в кулаки. — Он сказал мне, что более безумного волка, чем я, никогда не знал, — спокойно поделился Питер, но Стайлз видел в его глазах любопытство и настороженность. — Что в будущем я одинок. Что ж. — Извини, если ранил твою хрупкую гордость и нежное сердце, но мне плевать, что сказал и сделал Ногицунэ, — выплюнул Стайлз, каждой клеточкой тела ощущая усталость и фантомную боль. — Но раз уж ты здесь, не мог бы ты оказать мне небольшую услугу? В обмен на некоторые знания, которыми я бы поделился более охотно. — Услугу? — переспросил Питер, приятно улыбаясь. — Убей меня, Питер, — прошептал Стайлз, бросая на дверь, за которой скрылась Талия, быстрые взгляды. — В будущем ты частенько мечтаешь об этом. Окажешь услугу не только мне, но и самому себе. Питер долго смотрел на него, не предпринимая никаких попыток убить его или просто уйти. Он смотрел, взгляд бегал по лицу Стайлза, а на лбу появилась складка. — Я не буду этого делать, — наконец, сказал он, и Стайлз разочарованно фыркнул. — Ты можешь рассказать много интересного, будучи живым. — Уверен, что Ногицунэ не молчал, пока убивал людей и наводил хаос. Этот драматичный придурок никогда не молчит. — Не молчал, — согласился Питер, — но никто не уверен в том, что ему можно верить. Стайлз опустил голову и задумчиво провёл пальцем по металлической поверхности стола. В голове была каша, ему трудно было сосредоточиться, а глаза слипались, но он упрямо их открывал, зная, что после сна такого уровня ясности и контроля у него может и не быть. — Что именно он вам рассказал? — тихо спросил Стайлз, боясь услышать ответ. Питер молчал недолго, он явно ждал этого вопроса. — Он сказал, что убьёт нас так, как мы умерли в прошлый раз. — Питер сделал паузу, но, не дождавшись от Стайлза реакции, продолжил. — Он хотел убить помощника шерифа, его жену и маленького сына, и именно тогда мы поняли, кто ты такой, и пришли к осознанию того, что ты из будущего. Стайлз закрыл бы лицо руками от разочарования, если бы они не были связаны. — Дерьмо. — Стайлз чувствовал, как его охватывает паника, но не мог сосредоточиться достаточно для того, чтобы остановить приступ, обещающий быть особо сильным. — Ему было мало всего, что он уже сотворил. Он должен был добраться ещё и до моей матери. До моей мёртвой матери. — Мечислав… — Ты сделал это, чтобы она ещё раз умерла у меня на глазах? — крикнул Стайлз, зная, что Ногицунэ его слышит, но лис никак не дал понять, что это так. Это разозлило и расстроило его ещё больше. — Тебе не хватило того, что ты уже натворил? Ты же меня… испортил. Я теперь больше не… А теперь ещё и… — Мечислав! — перед глазами Стайлза всё плыло, но он сумел узнать в размытом силуэте Питера. Кто-то обхватил его за плечи и положил руку на макушку, прижимая к твёрдому телу. — Давай, Мечислав. Дыши вместе со мной. Следи за моим дыханием. Стайлз хихикнул, удивлённый тем, что Питер называет его этим именем. Должно быть, он узнал его из документов, потому что никто не называл его Мечиславом с раннего детства. — Я в порядке, — быстро пришёл в себя Стайлз, отталкиваясь от Питера. Двигаться со связанными руками было немного неловко. — Он всё ещё находит способы добраться до меня. Я должен был предвидеть, что он это сделает. — Уверен, не многие смогли бы предвидеть путешествие во времени. — Питер помог ему сесть более удобно. — Однако твоя тяга к самоубийству немного тревожит. — Не волнуйся, если Ногицунэ выйдет наружу раньше, чем мне удастся убить себя, он точно не позволит мне умереть. — Мы могли бы постоянно использовать Летарию Вульпину, — указал на очевидный вариант Питер, и Стайлз покачал головой. — Она работает около трёх дней, если все три дня я бодрствую. Но если я усну, проснусь уже не я. Не говоря уже о том, что многократное использование этого мха токсично. — Вы и правда перебрали все варианты, не так ли? — В самом деле. — Стайлз прикрыл глаза, вспоминая мрачные недели, полные страхов и слёз. — Один раз мы даже сумели отделить его от меня. Попытались изменить его, как и говорится в свитке Сюгэндо, но это не сработало. Он снова вселился в меня, когда его временная оболочка слишком износилась. — Так значит, вы разделились, но ты не смог убить его? — Да. И с тех пор он не позволяет нам разделяться снова. Ногицунэ удивительно живуч, а нежелание моих друзей убивать меня усложняет дело в стократ. — Но если убить тебя, его можно победить? — Это моя теория. Он ведь не просто так держится за меня столь крепко, правда? У него должна быть причина. И единственное, что приходит мне в голову, — я его защита от тех существ, которые в силах его победить. — Или ему просто нравится тебя мучать, — после короткой паузы в разговоре сказал Питер. — Или ты его тюрьма. Стайлз усмехнулся, не уверенный, что понял последнюю часть, но не желая расспрашивать Питера об этом. — Обладание моим телом дорого ему обходится. Мои страдания скорее бонус, нежели причина. — Стайлз мотнул головой, прогоняя странную дымку, что застилала глаза и притупляла бдительность. Питер стоял очень близко и участливо заглядывал ему в глаза. Стайлз едва не фыркнул от его очевидной попытки расположить Стайлза к себе. — Тогда убийство — действительно единственный вариант. Стайлз кивнул, отчасти облегчённо, отчасти испуганно. Смерть казалась благом — тем, чего Стайлз давненько пытался достичь. Но оказываясь рядом с заветной целью, весь запал пропадал. Он не хотел умирать, особенно зная, что причиной его смерти стал его мучитель. Это казалось поражением, а не единственным победным вариантом, как Стайлз пытался себя убедить. — Я ничего не расскажу вам о будущем. Не знаю, так ли опасны временные парадоксы, как о них говорят, и существуют ли они вообще, но мне бы не хотелось рисковать. Сделай одолжение себе и мне, Питер. Питер выпустил когти и положил ладонь ему на горло. Стайлз поднял голову, больше обнажая шею, и прикрыл глаза, чувствуя твёрдые пальцы, легко скользящие по его коже. Питер не торопился, и с каждой проведённой в ожидании смерти секундой Стайлз нервничал всё больше. — Не думай, что так быстро избавишься от нас, маленький тэки. Стайлз распахнул глаза, инстинктивно отскакивая от обладателя насмешливого голоса. Ногицунэ смотрел на него глазами молодого Питера Хейла, клиника поплыла размытыми красками, обнажая уязвимые стены разума Стайлза, и он горько завыл, в очередной раз загнанный в ловушку, обведённый вокруг пальца, обманутый, проигравший. — Нет, пожалуйста. Пожалуйста, — выдавил Стайлз, ненавидя себя за то, что поверил в шанс избавления. Гнев горел в нём наравне со страхом. — Я убью тебя. Убью. — Тебе ли не знать, Стайлз, смерть — не то, чего следует бояться. — Ногицунэ положил ладони ему на щёки и притянул ближе к себе, всё ещё не снимая с себя образ Питера. Руки, связанные за спиной, теперь казались не благом, а ловушкой. — Если ты пообещаешь, что заставишь нас жить и отмаливать свои грехи, мы будем впечатлены больше. Стайлз прикусил язык, чтобы не сказать что-то, что выведет Ногицунэ из его благодушного настроения. Стайлзу было не стыдно признаться, что он был в ужасе от Ногицунэ, впадающего в ярость. Всё перемешалось. Стайлз не мог вспомнить, где он, когда он, что с ним произошло. Одержимость Ногицунэ слилась в одно большое пятно, застилающее обзор на надежду. Мрак окутал его с головой, путал мысли, вызывал приливы тошноты. Стайлз не знал, где он был, но перед глазами вспыхнули два красных огонька и скошенная челюсть. — С-Скотт? Ногицунэ фыркнул, небрежно отталкивая от себя Стайлза, словно он был просто игрушкой, которую легко можно было бы отбросить в сторону, если она надоедала. Стайлз не обратил на это должного внимания, пытаясь вспомнить, что произошло. Лицо Скотта мелькало перед ним, покрытое морщинами, которые были Стайлзу незнакомы, которые причиняли боль. — Он предал тебя, Стайлз, ты не помнишь? У Стайлза заныло в животе, когда он осмелился копнуть глубже, чтобы узнать, что происходило с его телом в реальности. Ногицунэ подошёл к нему сзади и принялся неторопливо развязывать верёвки, сковывающие его руки. — Нет, — слабо выдохнул Стайлз, не в силах поймать воспоминания за хвост. — Ну что ж, у тебя действительно бывают проблемы с памятью здесь. Не знаю, что они нам вкалывают, но это не работает. Или работает? В зависимости от того, чего они хотят добиться. — Где мы? — прервал Стайлз, разминая затёкшие руки. Ногицунэ, видимо, оценив тот редкий случай, когда Стайлз действительно признавал его и говорил «мы», а не «я», на этот раз ответил без промедлений: — Мы в доме Айкена, Стайлз. Эхо в этом месте действительно пробирающее. Стайлз закрыл лицо руками, с ужасом ощущая, как прошедшие годы просачиваются в его разум подобно сметающему всё на своём пути смерчу. Годы страданий и одиночества, редких визитов друзей и безумия, которым Ногицунэ медленно, но верно делился с ним. Годы решёток, препаратов, медицинской формы и безличных, холодных рук. Годы унижений, пыток и попыток выбраться. Годы бессонницы и обитателей Айкена, пытающихся выжать из него всё, что возможно. Годы, за которые Стайлз понял, что Ногицунэ — не худшее, что когда-либо случалось с ним. В конце концов, кто мог сравниться по жестокости с людьми? — Скотт не предавал меня, — прошептал Стайлз, глотая слёзы. — Он не знает. — Не знает, что ты здесь совсем один борешься с могущественным тёмным духом внутри, пока смертные изо всех сил пытаются сломить тебя снаружи? Когда он в последний раз навещал нас, Стайлз? У них у всех уже была своя жизнь. Стайлз не помнил, сколько лет он прозябает в доме Айкена, но постаревшие лица друзей в воспоминаниях намекали на нечто неутешительное. — Они не знают… — Они не хотят знать. Они забыли о тебе, потому что забыть было удобнее, не так ли? Они избавились от проблемы, вместо того, чтобы искать её решение, оставили тебя. Ты был нужен им не так сильно, как они тебе, тэки. Стайлз свернулся в клубок на холодном полу, закрывая уши и сотрясаясь в рыданиях. Ногицунэ сел рядом с ним, не пытаясь коснуться, но напоминая о своём присутствии. — Ты знаешь, сколько времени прошло? — заикаясь, сумел выдавить Стайлз. — По крайней мере, двадцать лет. У него перехватило дыхание от услышанной цифры. Он думал, может быть, два года? Если думать пессимистично, пять? Как получилось так, что прошло уже двадцать лет? — Почему мы никогда не выбирались? — Мы выбирались, — отстранённо ответил Ногицунэ, не вдаваясь в подробности. — Я сижу взаперти почти век, Стайлз. Я был под Неметоном семьдесят лет и теперь заперт здесь с тобой, вынужденный терпеть пытки смертных, притворяющихся нашими целителями. Я не потерплю больше заточения. Стайлз поднял голову, смотря на Ногицунэ через пелену слёз. Возможно, когда-то он попытался бы проанализировать ситуацию, поставить слова Ногицунэ под сомнение, придумать план, найти решение в ситуации, которая представлялась безвыходной. Сейчас же, ощущая на себе тяжесть прошедших лет, истощённый и потерявшийся в глубинах собственного разума, Стайлз видел только один путь. — Ты знаешь, что нам нужно делать? Ногицунэ медленно повернулся к нему, рассматривая Стайлза со странной улыбкой на губах. Образ Питера рассеялся, обнажая карие глаза и россыпь родинок. — Просто следуй за мной, Стайлз.***
Он тонул, сомнамбулой шагая за кудрявым санитаром по безличному светлому коридору, чувствуя, как белый свет режет глаза, но отказываясь смежать веки и подвергаться риску заснуть снова. Ослабевшие мышцы сочились усталостью, шарканье больничной обуви казалось оглушительным, пока Стайлз заставлял себя переставлять ноги, пытаясь не отстать от санитара, ушедшего далеко вперёд. Они прошли мимо кабинета охраны, откуда пахло жжённой резиной, и свернули к комнатам посещений. Мир был тусклым, странным местом, где ему не было пристанища. Воздух был холодным, пропитанным запахами препаратов, крови и муки, он пробирался под тонкую больничную рубашку, посылал по бледной коже мурашки. Но Стайлзу не было холодно. Истощённый, едва ли выглядящий живым, он переступил через порог, почти не замечая грубую руку санитара, который помог преодолеть ему остаток пути. Санитар был любезен — это значило, к Стайлзу кто-то пришёл. Кто-то, кто мог увидеть грубость и что-то с ней сделать. — Привет, — раздался ровный голос, но Стайлз не отвёл глаз от металлического края стола, куда упёрся взглядом сразу, как вошёл. — Мне жаль, что меня не было так долго. Сердце неумолимо ныло — сердце, внутри которого была бесконечная пустота. — Я хотела бы сказать, что всё хорошо, но это не так, — продолжила она, и Стайлз медленно моргнул, гадая, было ли это посещение очередной шуткой Ногицунэ, или Лидия действительно решила заглянуть к нему впервые за многие годы. — Я чувствую тебя, Стайлз. Я словно могу говорить с тобой. И ты… несчастен. Мне жаль, что я ничего не могу сделать. Мне жаль, что ты был здесь все эти годы. Мне жаль, что я была такой бесполезной, что не нашла решения. Он был несчастен, сказала Лидия. Но был ли он? Счастье казалось чем-то далёким, а несчастие — незнакомым. Стайлз не был уверен, что жил, не говоря уже о том, что чувствовал. На столе были царапины. Их становилось больше с каждым годом, и Стайлз считал их, относя к чему-то, что всё ещё могло принадлежать ему. В этом месте ничего не могло быть его. Его тело, его разум, его одежда — с ними обращались так, словно это никогда не принадлежало Стайлзу. Но эти царапины, выбоины в потолке, трещины в лампах — они были разрушением, хаосом, который был его и только его. Стайлз поднял голову и быстро заморгал, удивлённый красочным пятном в этом монохромном мире безумия и смерти. Волосы Лидии были такими яркими и прекрасными, что у него перехватило дыхание. Складки зелёного шарфа скрывали линию горла, сочно-красные губы контрастировали с чистой здоровой кожей. Стайлз вспомнил, как был влюблён в неё. Полный надежд подросток с великими планами и столь же здоровой кожей, на которой не проступали синяки от побоев и недосыпа. Человек, не вынужденный делить тело с демоном и находить с ним точки соприкосновения. Юноша, давно ушедший, если не мёртвый. — Я бы всё отдала, чтобы помочь. Скотт приходит сюда и рассказывает тебе о своей жизни, но как это может сделать лучше? — По щеке Лидии скатилась слеза. Она смотрела на Стайлза мокрыми, полными горя глазами. — Я восхищаюсь тобой, Стайлз. Ты удерживаешь Ногицунэ ценой собственной жизни. Но я не хочу мириться с этим, как это сделали остальные. Я не хочу. Может быть, она настоящая, отстранённо подумал Стайлз, не сводя глаз с красок, которые редко видел даже во снах. Или Ногицунэ выложился по полной, мучая его образом девушки, которая была когда-то дорога ему больше жизни. — Но я ищу способы уже много лет. Я ничего не нашла, Стайлз. И я тоже хочу жить. Она бросала его, понял Стайлз. Мило с её стороны было объясниться перед ним, прежде чем сделать это. С тем условием, что она настоящая. — Я не обещаю, что приду ещё, Стайлз, но я буду тебя помнить. Всегда. Память — странная это штука. Стайлз не верил своей памяти, но мог положиться на память Лидии. Она помнила бы о мальчишке, который был страстно влюблён в неё в школе, и помнила бы о мужчине, который продолжал бороться с монстром в своём теле в окружении таких же монстров. — Спасибо, Лидс, — прошелестел Стайлз, даже не уверенный, сказано ли это вслух. Всхлипы Лидии стали ему ответом.***
Санитар вколол ему паралитик — Ногицунэ говорил, что он состоит в основном из аконита и при небрежном использовании или неправильных дозировках способен убить. Стайлз лишь задавался вопросом, почему он до сих пор не мёртв с тем уровнем профессионализма, который тут демонстрировали. Они что-то делали. Стайлз не был уверен что, погружённый в своё сознание, не желающий видеть кошмар, который творили с его телом. Глухая боль разлилась в области живота, Стайлз почувствовал холод и знал, что теряет кровь, но не мог заставить себя беспокоиться об этом. — Отнеси этот образец к доктору Дону. Стайлз издал задушенный стон, отдалённой частью сознания вспоминая, каким упрямым он был когда-то. Как болтал без умолку, пытаясь справиться с болью своими способами. После он понял, что от боли его может спасти только Ногицунэ, но эти первые попытки были для него спасительными мыслями — напоминанием о том, что Стайлз умеет сражаться, даже если ему страшно. За годы здесь он начал забывать. — Они не шутили насчёт того, что тебе нравится звук собственного голоса, да? Стайлз самодовольно усмехнулся, продолжая проверять прочность сковавших его браслетов из мягкой кожи. — Ничего не могу поделать с этим, я очарователен. Вы здесь работаете? Не отвечайте, шприц в вашей руке говорит о многом. Вы знаете, что мой отец шериф? Очень уважаемый и любящий своего сына шериф. Так вот, ему бы не понравилось, если бы он увидел, как вы приближаетесь ко мне с этой огромной иголкой. — Мы не боимся шерифа, малыш, — приятно улыбнулась рыжая женщина в голубой форме и с маской на лице. — В конце концов, именно он отправил тебя сюда, не так ли? Густой запах гнили заполнил всё его существо, агония разлилась по телу Стайлза подобно огню, охватывая парализованное тело обжигающим ядом. Стайлз закричал, ослеплённый и чертовски уставший от постоянной боли. Сознание покинуло его в тот момент, когда Ногицунэ с неумолимой силой прорвался вперёд.***
Он проснулся в светлой комнате с белыми стенами и яркими потолочными лампами. Стайлз чувствовал ясность, которая редко настигала его в реальном мире и обычно была последствием использования Летарии Вульпины. Свет, ослепительно яркий, жёг глаза, и Стайлз прикрыл их рукой, стараясь собрать мысли в кучу. Он мог чувствовать жужжание потолочных ламп на своих зубах. Нигде не было шрама, похожего на фигуру Лихтенберга, и Стайлз осторожно проверил присутствие Ногицунэ, не желая тревожить его, если он решил отгородиться от Стайлза или просто уснул. Острая пульсирующая боль в висках заставила его забыть о деликатности. Он наклонил голову и подождал, пока боль пройдет, боясь даже пошевелиться от охватывающей голову обручем агонии. Стайлз понятия не имел, сколько времени это заняло — время давно стало для него довольно бессмысленным, поскольку невозможно было следить за ним с достоверной точностью. Свет, пробирающийся к глазам даже через закрытые веки, резал его мозг, усугубляя боль, и Стайлз свернулся калачиком, упершись лбом в пол и закрыв голову руками. Было чертовски холодно. Он обхватил себя руками за талию, помня боль рассекаемой плоти, ёжась от воспоминаний о тепле стекающей по боку крови и чувствуя под пальцами уже зарубцевавшийся шрам. Стайлз был всё ещё наполовину уверен, что его кишки вываливаются наружу, если он не будет осторожен, но ему нужно было встать. Он приподнялся медленно на случай, если головокружение усилится, а желудок взбунтуется, удерживая себя руками над полом столько времени, сколько требовалось, чтобы убедиться, что его голова не собирается скатиться с плеч. Когда его зрение снова прояснилось, он попятился назад, пока не упёрся в угол, и медленно подтянул колени к груди, обнимая себя, чтобы согреться. Его глаза были сухими, пока он смотрел перед собой, дожидаясь момента, когда сознание снова поглотит спасительная дымка. Он ненавидел и любил такие моменты ясности с одинаковой страстью, потому что здравомыслие всегда было его приоритетом, но в условиях, в которые Стайлз был погружен последние годы, жить, не осознавая жизнь, казалось лучшим вариантом. — Ты не просто так показал мне путешествия во времени, — пришёл к выводу Стайлз, проанализировав всё, что произошло с ним с момента последнего эпизода ясности. — Это и есть твой план? Он не трудился понижать голос и пытаться быть скрытным. Мучители дома Айкена не воспринимали Стайлза как угрозу уже очень давно. Образ Лидии вспыхнул в сознании Стайлза подобно маяку. Её горе, её опущенные руки, её сожаление. Она не была виновата в том, что ситуация Стайлза была безнадёжной. Она не была виновата в том, что после десятилетий поисков решила сдаться и начать жить. Стайлз ещё никогда не чувствовал себя таким одиноким. Ногицунэ не согласился с ним ни в одном из выводов, которых Стайлз достиг за последние несколько минут. — Хорошо, значит, ты показал мне не только путешествие во времени. Ты показал мне Хейлов. Хейлы… Ты не хочешь того, что Скотт сделал с нами по подсказке Питера. Стайлз не спрашивал, он обречённо заключал. Ногицунэ подталкивал его, показывал ему жизнь, которую они могли бы обрести, если бы у них всё получилось. Стайлз не мог не видеть в свободе некоторую привлекательность. В боку кололо, когда Стайлз сделал глубокий вздох, пытаясь насытить своё истощённое тело хотя бы воздухом. — Если ничего не получится, я заставлю тебя страдать, тэки, — прорычал Стайлз, вставая на нетвёрдые ноги. Он опирался о стену, но угроза была полна мрачных обещаний. — Я поверю тебе. Я стану тобой. Но и ты тоже будешь мной. Что-то торжественное и решительное сжалось у него в груди, когда Стайлз прикрыл глаза от слишком яркого света и сделал шаг по направлению к двери. Лисий огонь окутал его в тот момент, когда у двери появился первый санитар. — Мы сделаем это вместе.