Кровавое солнце.

Выступление сирен было великолепным. В чём-то упрощённые, доступные всем людям слова, которые безусловно привлекают внимание, заставляют насладиться красивым шоу. Великое застало этих людей случайно, посредине обыденного дня, как застаёт обычно важное событие каждого зрителя со своими проблемами, делами, обидами – и всех их по-разному это может поменять. Ты смотришь шоу и думаешь о себе, даже если не уверен в этом. Если ты зритель, то это не значит, что ты безлик. Это актёры должны играть за тебя, в художественных образах передавая жизнь. Но не будем спорить о том, что такое искусство – это просто "панацея" для потребителей, выражающая их желания. В аккордах и нотах сотни миров, каждый из которых исходит только из одного мира, реальности, приукрашивая её грани. Музыка может выражать чувства слишком максималистично, поэтому то, что понятно одному, другому покажется слишком странным. Это и правда так, но суть в том, что каждый из нас в большей части своей жизни уделяет внимание только чему-то одному, сосредоточиваясь на этом. Каждый из нас странен, но это не будет очевидным, если не залезать в чужие головы. Каждый выбирает себе пустяк и говорит, думает о нём, живёт им. Каждый наполняет свою душу желаниями и энергией, направленной на цели, и редко кто может найти душевное спокойствие. Общество предлагает людям идеалы и примеры, которым можно последовать... Но , как говорила Ария, эти самые идеалы либо сжирают тебя, либо проходят абсолютно мимо – и только в золотой середине они гармонируют с тобой и твоими целями. Целью сирен было создать "народное" волнение, не опускавшееся до примитивностей, трогавшее личность по отдельности, а не в толпе. Приоткрыть идеалы каждого, чтобы это вылилось во внутренний или внешний конфликт... Остроумно, но достаточно сложно. Адажио созерцала с небес на творившееся перед ней действие с внимательностью Зевса-громовержца. Соната же наконец добралась до тако, переключившись с "работы" на наслаждение , но вот только вид у неё был такой, будто страннице это давно надоело. –Интересно, а что если спросить у них, хотят ли они жить вечно? – протянула младшая соната. – Они не понимают, что это такое, – скептически ответила Ария, – Если уж свои короткие дни на чепуху тратят. –Вовсе не так! – возразила Адажио, изящно поправив пышные пшеничного цвета кудри, – То, что делают люди на протяжении всего своего существования,и будет для них целым миром. Всё же познать невозможно. Чепуха это или нет... Это просто их жизнь. Нам... Нам нужно показать ту сторону, которая близка им. –В любом случае, мне это давно наскучило, – завнула Соната, – Забирайте Ащес и будем выполнять то, за чем пришли. Мне-то что до одинаковых зрителей? –Люди в нетерпении от ожидания мессии,– улыбнулась Адажио. –Конечно. Лишь бы она тупой не оказалась, – Хмыкнула Ария, – В этом я и сомневаюсь. Хотя иногда в жизни такое бывает, когда что-то не понимаешь, и даже лучше бывает, чем в каждой детали копаешься. Выходит естественно и ведёт к итогу более удобному и беспроблемному. В это время та самая Сансет, почувствовав бурлящие человеческие мысли, сразу увидела неладное. Пришествие незнакомок странно. Одна песня вывела мерную жизнь из равновесия, но никто особо не придал этому значения. Что-то грядёт. Хотя девочки, окружающие её, были абсолютно к песне равнодушны, не испытыв никаких эмоций. Что послужило этому причиной? Только лишь близость к принцессе Твайлайт, такой же обитательнице рая, как и те, кто пришли в эту школу только что? Возможно... Или, может, они слишком просты и поэтому не попадаются на уловки. Тем не менее, Шиммер охватило беспокойство. Она даже забыла о том, что отныне должна просто сидеть тихо, пытаясь не совершать вреда. В незнакомках и был этот самый вред... Но только какой именно , она не знала. Поэтому и не могла ничего сказать девочкам. Вдруг просто так накличет беды, из-за того, что просто показалось ? Такие проблемы уж точно не она должна решать, иначе сделает хуже. А кто же тогда? Неужели стоит надеяться на что, что Селестии будет до этого дело и она придёт? Сансет теперь была в этом уверена... – Ну ладно, если ты уверена в том, что эти новенькие могут принести беду, значит так и есть, – уже более доверительно произнесла Рэйнбоу. –Здесь точно что-то неладно, но всё пояснить может только моя наставница, – кивнула Сансет, –Только она скажет нам, кто к нам пришёл сейчас и как это решить. –А ты не можешь? – вдруг спросила Пинки,– Разве Селестия увидит твою просьбу? Шиммер вздохнула. – Я ей раньше постоянно писала. Но наставница ни разу не отвечала... Что же, у неё ведь были причины. Я думаю, сейчас она обязательно ответит! Иначе и быть не должно. Это ведь важно! Селестия приходила же ко мне в конце лета, это значит, что простила. Стоит снова написать. Как думаете, ответит? – Мм, конечно ответит, – протянула Рэрити. Из закрытого шкафчика, такого же, как и длинные ряды банально-зеленых дверц, оказалась вынута старинная книга, покрытая пылью, с выгравированным изображением солнца на обложке. –Я давно её не открывала, – вздохнула Сансет, – После всех событий, что произошли, я забыла о любви к наставнице и оставила попытки попросить у неё прощения. Теперь же... Вдруг наконец она захочет прочитать эти письма? Селестия примет мою просьбу сейчас, это же важно... Но тем не менее перед тем, как взять ручку и начать составлять полное надежды послание, она замешкалась. Сансет снова ощущала себя потерянным ребёнком, который не знает, как вернуть утраченное внимание, постоянно думает о том, что этого не достоин. Всё же подобное воспитание остаётся дырой в сознании и сердце надолго. Даже взрослые люди могут помнить всю свою жизнь момент, как их бросили, вспоминать прошлую семью, перетирая в памяти травму. Шиммер же боялась даже думать о Селестии, потому что все это время считала что та полностью права насчет неё, а это значит , что пытается добиться признания наставницы только из корыстных убеждений. Долгое время Сансет ту чуть ли не божеством считала, уверяя себя в том, что Святая Селестия слышит абсолютно всё её мысли , даже самые тёмные и потаённые... Но после последней встречи падшая всё же помнила, как гладко и достаточно приятно всё прошло, с какой нежностью наставница на неё смотрела, даже как утешила... Может быть, теперь она сможет дать на внезапно взявшийся в её мыслях вопрос нужный, успокаивающий ответ? Может быть , Селестия утешит её и впервые в жизни ответит, как правильнее поступить, уберёт её тревогу? Наверное, просто зря Сансет ощутила тяжесть всех возникающих вокруг сомнений у людей от этого музыкального номера – именно это сбило её с толку. Наверное, раньше на такое внимания никто и не обращал... Но бывшая падшая просто не могла игнорировать. Сегодня в столовой произошло что-то важное, повлиявшее на людей, хотя создаётся впечатление, что саму суть она не поняла, как будто мимо прошло – так же, как и на девочек абсолютно не повлияло очарование номером. Сансет не могла ничего сказать точно. Она не боялась этих незнакомок, но казалось, будто те знают о ней больше, чем она сама, намного больше, буквально пронизывают её взглядами. Как и всех здесь. Утешить же Шиммер могло лишь твёрдое слово Селестии, которому она безоговорочно доверяла. "О Святая Селестия, конечно же, Вы будете удивлены тому, что я написала, ведь раньше  я предала Вас, забросив эту книгу. Но теперь я вновь вспоминаю о Вас и желаю, чтобы Вы ответили мне. Я нуждаюсь в Вас и прошу Вашего совета. Пусть он покажется Вам пустяком, ничего не стоящим по сравнению с тем, что приходится выполнять Вам, но я надеюсь, что Вы поговорите со мной и развеете мои сомнения. В школу пришли три незнакомки, от которых чувствуется энергия мира, созданного Вами, но только в них, как и во мне, нет той райской энергии, которую Вы так любите. Они говорили со мной, называли меня другим именем. Их песни как-то влияют на людей, только я не могу объяснить, как. Вы поможете мне? Наверное, стоит доверять Вам и делиться всем, что происходит в моей жизни теперь. Предавшая Вас ученица, которая просит Вас о прощении, Сансет Шиммер." –Я надеюсь, она ответит мне, – снова вздохнет Сансет, вспоминая Селестию. Флаттершай встретится с ней взглядом, ободряюще кивнет. Книга будет проверяться девушкой достаточно часто, вот только целых три дня в ответ не будет написано ни строчки. Сирены проводили время в местном баре. Припустив не один бокал терпкого пива, они, особо не стараясь, распевали древние баллады из полузабытого мюзикла в качестве тренировки. Наблюдали за контингентом людей среднего возраста, просматривали очередные программы с плоским американским юмором. Адажио лениво цитировала свою речь, помешивая трубочкой странный безвкусный коктейль, Соната скучающе смотрела на прохожих за дверью, Ария же закатывала глаза от комедий, в заключении сказав, что в них на самом деле очень много грустного есть, как бы это за смехом не скрывалось. Вспомнив несколько бардовских постановок, прекрасные незнакомки вновь напитались нужной им песенной магией, но вот чистого искусства здесь снова не было. Наконец, в книге появилась запись, написанная не большим размеренным почерком Селестии, а каким-то другим, более узким и затейливым. На тёмных чернилах отливались блёстки. "Это сирены. Они были изгнаны в древности и относятся к миру людей. Ты хочешь о них поговорить? Думаю, это можно устроить. Приходи к полуполудню завтра в главный корпус кантерлотского дворца. Стоит рассказать тебе гораздо больше, чем возможно передать в письме. "