Кровавое солнце.

- Чем так жить-то... Лучше и не жить совсем, - Сумбурно, на эмоциях, выразила Шиммер, влетев в свою комнатку ещё не начинающим ярко догорать вечерним закатом. Всё те же мысли о проклятии Ащес, так пугающие её, осознание, что как бы ни убеждала себя, что нашла поддержку, девочкам все равно на нее, как бы ни старалась снискать их уважение и доверие, они всё равно будут относиться к ней хуже чем к пыли под ногами, словно к мусору, и рано или поздно окончательно от неё откажутся. Тогда стоит уйти первой, можно даже ничего и не объяснять про проклятие, не заставлять их чувствовать себя виноватыми. Недавняя ссора с любовником, в ходе которой Сансет пришлось вообще задуматься о том, какие ценности она имеет здесь, на земле, прибавила осознания - люди и так полны ненависти, которую могут в любой момент вылить на ближнего, но они делают это только из-за того, что боятся за себя, боятся чего-то страшного, необъяснимого, боятся, что опасность надвинется и на них, хотят защищиться, сделав это первыми. И их нельзя за это осудить. Как бы Флеш ни ненавидел её, в его глазах она всё равно видит затаенную печаль, разочарование, даже боль. Люди и специально хотят выражать ненависть, в этом чувствуют себя живыми, и... - Агрх... Что вообще я могу в этом смыслить? - Снова пренебрежительно по своей же натуре пройдясь, передернулась Сансет, - Но всё это время... Я хотя бы считала себя самым обычным человеком, пусть и таким ужасным. А теперь же, если причина проклятия хотя бы известна, не проще ли все прекратить? Пусть они, все, эти люди, девочки, не утруждают себя мной, больше никогда, никогда я не позволю себе жить и надеяться, что я хотя бы чего-то достойна. Искупить своей кровью грех проявления, совершить жертвоприношение - вот то, что нужно, больше и ничего. Она не собиралась останавливаться, немного поразмыслить, передумывать. Её пугала та страшная неизвестность, которая подразумевается под словом "жизнь". В какой ещё страшный котел действительности может вылиться следующий день, если она позволит пламени Ащес вырваться хотя бы на минуту? И насколько большой будет цена хоть небольшого промедления? Сансет хотела действовать " по горящим" следам, пока в ней ещё не было ещё воли к жизни, это вполне ей свойственно, и... Девушка, в конце концов, хотела проникнуться этим моментом как следует, пусть даже и настолько дёшево, дешмански заканчивающимся. Итак, пусть же вопьются в запыленное стекло последние капли заката. Её лицо, пусть и покрытое испуганными красными пятнами от осознания того, что будет, что она с собой сделает, и как же всё же иначе сделать не может. Нужно морально приготовиться, всё же снова испытать это вечное пламя, залитое красно-желтым марево, которое снова заставит почувствовать эту алую, такую яркую, громкую боль... Но, если она сделает это вовремя, то жертва будет принята, она никому больше не помешает, никому не возразит, никому не помешает, не причинит больше никакой опасности. Только самой себе. Сейчас она добровольно, снова испытав на душе какую-то жгучую горячую горечь, самоустранилась от общества, оставшись в немом, недвижном размышлении. Сбежать не получится. Проклятая кровь от начала и до основания течёт в ней, способная мутировать в любой момент, стать чем-то страшным, адским пламенем, горящим почти до обугления. И суть в том, что она не может, совершенно не может себя контролировать, оттого и страшно становится, до каких низов может опуститься, как сильно разрастется воронка катастроф, так же, как и в прошлом году... Черт, всего ведь год прошёл. Время так коротко, да и что такой короткий срок будет значить перед всей вечностью, если суждено будет испытывать постоянно ту самую сильную боль на границе жизни и смерти, боль пламени, боль, абсолютно противоположную далёким солнечным райским чертогам, но такую же первородную, начатую ещё совсем давно и продолжающуюся до настоящих времён, адскую грязную боль. Шиммер конечно же злилась, что такая участь досталась ей, но одновременно с этим и считала себя недостойной любых сожалений, любой жалости, ей самой хотелось просто ненавидеть себя за то, кем она является, не может никуда деться от того, кем она стала и кем, пожалуй, была всё это время... Значит, её путь и борьба изначально ничего не давали и не смогли бы дать. - О Святая Селестия, зачем вообще я нужна? Зачем вообще мне быть, ведь от меня только проблемы одни, - Тихо, обречённо произнесла Сансет. Она, конечно же, всё понимала. В какой-то степени даже хладнокровно заметила, что всё, из чего она состоит, необходимо для того, чтобы существовало равновесие, без неё ни триумфа добра, ни того, чтобы люди увидели, что такое на самом деле нравственное падение, не было бы. Её гнилая, испорченная душа нужна и дальше, для того, чтобы вечный двигатель, изобретённый и когда-то в древности, продолжал функционировать. А потом она закончит где-нибудь в крови на асфальте, на отшибе, в презрении, так и нужно будет, так будет продолжаться ещё не раз, это стоит терпеть... И всё же Шиммер не хотелось оставаться, продолжать это, снова причинять лишь опасность. Даже если она вовсе и не хочет этого, вред от разрушений снова может быть травмирующим. Что, если она отчаянно пытается найти способ освободить себя и других от связи с собой? Приняв несвойственную ей хладнокровность, Сансет разглядела пятна и покраснения на своей коже, вызванные таким стрессом. На секунду ей вновь померещилось, что она видит вовсе не юное лицо, не обычную нежную кожу, а покрытый красными струпьями лик демоницы. Она была готова возненавидеть его, она сделала это, боясь того пламени, боясь того, что к себе чувствует. Взяв в руки кухонный нож, неспешно провела по шее, наслаждаясь той приятной жгущей болью, которую ей испытывать запретили из-за прошлогодних чувств гуманности. И сейчас стекает кровь - ярче, мучительнее, так значимее. Шиммер была снова готова умереть, она приготовилась к этому. Где-то за окном догорал закат, разливаясь багряными лучами бренного мира, покрывая кожу, волосы падшей красными полосами. Да, да, её ждёт смерть, трагичная, потому что вслед за ней, в отличие от других людей, её душу не ждёт спокойствие, искупление, а новая жизнь, бесконечное адское пламя, наказание просто за то, что она наконец признала судьбу. "Ты стремишься быть хоть кем-то, заливая веки сталью" Итак, пора наконец совершить задуманное. Концовки ее неудавшегося, никчемного спектакля, некрасивой жизни. Реквием запел тяжёлыми, но бархатистыми звуками. Нужно решиться. Раз и навсегда. Сделав надрез на линии горла, Сансет приготовилась наконец залиться кровью, но жилу пока не задела. Горячая южная истома пробилась внутри, заставила ощутить небольшое будоражащее жжение, ещё больше, к удручению, заставляющее испытывать жажду к жизни... Жажду к вечному страданию. Её трагедия сейчас была обломанным пирсом, нелепым куском из всего их яркого солнечного мира, чего-то ожидающего, но никогда не находящего спасения оттого, что зависит вовсе не от неё, не от судьбы, а от проклятия всего земного. Хм, Сансет Шиммер требовалось бы оставить совсем одну, но в этот недобрый конец дня именно в этот момент, к сожалению или к счастью, сюда принесло Флеша Сентри. Он был связан с этой историей, позволив себе достаточно много размышлять касательно того, что он мог видеть... Но вот про проклятие не знал, поэтому и был властен поступать так, как имеет право сделать человек. Он вломился, и слабо прикреплённая к петлям деревянная дверь хлипко покачнулась. Флеш не имел никакой благой цели, он пришёл просто для того, чтобы снова утолить зияющую дыру чёрной скуки в душе, наполнив её очередным раздором. Он ненавидел свою любовницу, но желал всё равно получить от неё свою заветную долю. Заметив падшую сидевшей на диване с ножом, устремленным в сторону шеи, парень резко, схватив её за локоть, откинул нож в сторону, другой рукой уцепившись за горло Шиммер. -Я. Разве. Разрешал. - Прорычал он, сдавливая ранку ещё сильнее. - Как, разве я не порчу тебе жизнь? - Прошипела Шиммер, пытаясь вырваться, - Тебе же будет лучше, тебе это радость доставляет! Вот и избавлю наконец от пытки меня видеть! На эту фразу Флеш лишь рассмеялся. Грубо, пахнув каким-то перегаром. - Но заканчивать жизнь так жалко, от каких-то слов... Ты действительно заслуживаешь сделать это настолько легко? - Это правда, но не... Агрх, не обостряй тему! Я была уверена, я готова была, если б ты не помешал. Здесь и не о чести мы сейчас говорим, - Опустила глаза Сансет, - О Святая Селестия, я действительно уверена в том, что собиралась сделать. Но порой, - Выделив эту фразу, продолжила она, на сей раз взглянув на Флеша, - Ты... Все люди... Обвиняют вовсе не в том. - По-моему, всё очевидно. - Скрестив руки на груди, ответил Сентри, - Ты опять всё признаешь : свою низость, вину. Но почему именно сейчас? Всего лишь от одного оскорбления... Я же запретил тебе, кхм, совершать суицид ещё полгода назад. - Здесь совсем не о тебе речь, - Вздохнув, всё же расслабилась Сансет, - Должна ли я говорить? А почему нет? Смотри сам. Здесь даже я в замешательстве. Уже не обращая внимания на ранку, потянулась она за древней книгой. Открыв фолиант на нужной странице, уже ничего не ища, так как уже знала наизусть, падшая с усмешкой протянула его Флешу. Пока он читал, пока менялось лицо парня, становившееся то каменее, то мрачнее, скучающе-отрешенно успокаивалась. И всё же ожидание для неё оказалось долгим. Сентри понадобилось достаточно много времени, чтобы всё переварить и понять. И то он пока не сумел испытать нужный спектр эмоций, которыми смог бы объяснить само проклятие. Задействованное древнее зло, всё его сомнения, какое-то жалостливое влечение к девушке... - Это правда ? - Переспросил Флеш. - Нет, блин, всё выдумала! Злая стерва Сансет Шиммер как всегда, - Изобразив пальцами кавычки, нервно ответила та, - Решила пошутить. Откинув фолиант чуть подальше в сторону, Флеш обхватил её за лопатки, пытаясь прощупать, ощутить вживую её тело. По сбивчивому дрожанию, по тому, как горела её кожа, он вдруг понял: -Ты... Врешь. Это может быть правдой. Написанное, вернее. Ты и сама... Боишься? - Она не ответила, лишь крепче к нему прижалась. - Ты... - Флешу всё ещё не было привычно к ней так обращаться, - Ты не виновата! Не виновата была! - Осознание вдруг покрыло его сознание полностью, он вдруг проникся внезапным приливом нежности к падшей, которую прежде осуждал во всём, всегда, а теперь узнал, что та и сама стала жертвой чего-то настолько страшного. - Не виновата была... Когда свершилось кровавое солнце. Ты и сама пострадала. Боль... Я понимаю, понимаю тебя... - Он приобнял Сансет, позволив той прижаться теснее, провёл рукой по золотистым волосам, красиво отливающим при свете заката, заставив ту мягко, плавно растечься под его руками, - О, Сансет Шиммер, ты... Жертва? Я не могу привыкнуть, но могу поверить. - Это объятье, то, как Флеш быстро, даже поспешно прильнул к ней, было нужно ему самому. Облегчение наполнило его душу, груз обвинения, осуждения и попытки наказать тут же спал. Он посмотрел на неё с жалостью, с пониманием... Пожалуй, впервые. И если прежде его душу наполняла лишь тяготящая его жажда отмщения, жар ненависти и горечь от осознания собственной чертствости... То теперь, когда Флеш увидел, что она не виновата, то... Не знал, что с этим делать, но ему хотелось бы как-то падшую утешить, чтобы она снова была ему близка. - Моя вина определённо есть. - Тихо ответила Сансет, которой всё ещё было неловко, что Сентри так быстро переменил мнение. Ведь она привыкла к ненависти, желала её, так ей было проще. - Но ты ведь несёшь наказание за то, что не выбирала! Это небо, Селестия просто так вдруг решило... - Удрученно воскликнул Флеш. - Нет-нет, всему виной вообще всё моё... Мне лучше принять проклятие, лучше пути нет! - Зажалась Сансет, пытаясь оправдаться, но Флеш уже её не слушал, продолжая нетипично для него аккуратно обнимать её, разумом и глазами устремлённый в красный, кровавый закат, догорающий за окном. Кому или чему вздумалось выдумать такое проклятие, ради чего? По глупому стечению обстоятельств или из-за того, что такова судьба? А окружающие стены лишь давят, они навеки пропитаются этими эмоциями. - О дивный, бренный мир. - Вместо тысяч слов твёрдо произнёс парень, бросив короткий спешный взгляд на Шиммер, - Я, пожалуй, останусь. А то ты опять решишь выпилиться. Это сейчас не нужно. - Ты так в этом уверен... - Снова, как ребёнок, неуверенно проговорила Сансет, полностью ему доверившись. Девушка прижалась к нему, стараясь укрыться, забыть о своих страхах хоть на несколько минут, ее тело сейчас было таким мягким, податливым, даже уютным, - Ты... - Любовники вовсе не называли друг друга по имени, боясь их произносить, и если у Сансет хоть иногда проскальзывало, то Флеш никогда такого не делал, его пугало само имя падшей, но теперь... Его мнение будто поменялось. Не слишком резко, но вполне ощутимо. - Ты сейчас хочешь, Флеш? - Она медленно задрала вверх подол платья, - Хочешь же, так давай, я всё сделаю... - Нет-нет, не сейчас, - Мягко уклонился, отказался Сентри. - Я сейчас не хочу, это не нужно. - Это из-за проклятия, да? Считаешь меня опасной, боишься? - Воскликнула девушка в отчаянии. - Ну давай же, давай! Флеш, пожалуйста! Просто скажи мне снова, как сильно ты меня ненавидишь, и я снова буду счастлива! - Ччч, не волнуйся так, - Флеш притянул её к своему плечу, сам удивившись, что может, до сих пор может как-то успокаивать, произнес более покровительственно, - Я просто не хочу сейчас над тобой сильно издеваться. Я... Ох, милая ты моя, не бойся! На это Сансет лишь коротко всхлипнула, она сама не могла поверить в то, что Сентри не хочет сейчас ей воспользоваться, привыкала, что обычно нужна была только для этого, жаждала именно этого... Её сердце ожесточилось, она жаждала презрения, отвращения, но точно не нежного сочувствия. - Пожалуйста.... Прошу, я.... Настолько тебе противна, что ты не хочешь меня касаться? - Она почти вцепилась в Флеша, почти как в своего спасателя, хотя понимала, что тот им не является, просто в нужный момент оказался рядом, был единственным, кто смог бы её выслушать, кому она смогла бы довериться. - Флеш, если ты мне сейчас откажешь, то это будет значить, что проклятие действительно настолько ужасно... Ты отвергнешь меня, снова! Мне не жить, снова не стоит этого делать. - Дело вовсе не в тебе, - Возразил Сентри, - Но я буду с тобой столько, сколько тебе потребуется, и не уйду. До следующего утра. Ты не сумеешь выпилиться, уж я то об этом позабочусь, - Он послушно провёл рукой по слегка загорелой коже её бёдра, поднялся выше, достиг заветного места, докоснувшись пальцами до её клитора, начал осторожно ласкать пальцами, вдавливаясь дальше, внутрь, достигая того, чтобы вся она обмякла, расслабилась. - Ну, вот и всë. Я не буду тебя сейчас напрягать. - Спасибо, спасибо! - Воскликнула Сансет, наконец признав, что он не собирался её обидеть, - О, Флеш, что будет завтра... Что же будет! Новый апокалипсис, снова Ащес восстанет. Я прежде не знала, что это такое происходило, но мне страшно... Завтра я снова, снова уничтожу все, что здесь есть, снова будет пепелище, снова потеряю душу, свою проклятую душу. Сирены ждали от меня именно этого, они так были во мне уверены, они всё знали! Они-то и открыли мне глаза... Завтра. Лучше пусть меня сразу убьют, лучше мне сразу поплатиться, чем чтобы воронкой, кругами по воде разошлись последствия, как уже было год назад! Права была Селестия... Но почему она не смогла бы убить меня когда приходила летом? Почему ничего не сказала? Я бы тогда смогла сберечь всех от себя. И теперь.. Если я никуда не пойду. Сирены не добьются от меня злой силы Ащес. Но они захватят всех, заставят людей страдать, если я не появлюсь...Мне придётся прийти, даже если это будет значить конец. - Всё вовсе не так. - Мягко, нарочито спокойно возразил Флеш. - В прошлом году ты совсем другая была. Это результат твоего выбора как человека. Ты себя морально довела до того, что случилось, так как была наполнена обидой, злостью, одиночеством. Даже я... - Парень вздохнул, - Свёл тебя с ума своими теориями Ницше, но в нужный момент не поддержал, хотя нужен был. Сейчас мне и самому не нужен апокалипсис больше тебя. Но ты... Спокойна. Это ошибка и трусость Селестии, что она не сказала ничего тебе раньше, решив пустить дело на самотёк. Я не боюсь твоих страданий, ведь они просто показывают твою душу. Завтра ничего не произойдёт, уж поверь мне... Я помню тебя в ту ночь и вижу сейчас. - Сирены хотели раздора. Они получат его, потому что пришли только ради него! - Настаивала на своём Сансет, - Ты не понимаешь, они желали моей силы! Во всех намеках, издевках, они понимали, что я вся порочна, что сила Ащес это и есть я, что она проявится в любой момент. Они понимают, что я не удержусь, они так в этом уверены! Если я не приду на завтрашнее шоу, они устроют стрелку, они заставят всех людей страдать, а их души гнить в яде интриг и ненависти. Если я не приду, не дамся им... То они продолжат своё дело и рано или поздно этого добьются! Шиммер встала, принялась спешно ходить по комнате, пытаясь найти быстрое решение. Сейчас она снова поддалась стихийному, минутному порыву, думая лишь о грядущих событиях завтрашнего дня. Флеш, чье понимание проклятия несло в себе более долгие и муторные размышления, сейчас предпочёл блефовать. - Я говорил с сиренами. Они выслушали мои песни, мою исповедь, и обвинили меня в том, что я ною. Они сказали мне, что всё выбрал сам. И ты... - Сентри не смог выговорить имя падшей, - Ты это твоё проклятие, но ты ошибалась как человек, а не как монстр. Твоим выбором было страдать, но к этому пути тебя привёл мир людей. Ты не была такой изначально, но и душа в радужном мире не может вдруг стать гнилой... Тебя погубил этот мир, понимаешь! - Флеш, Флеш , ты, кажется, сейчас сказал то, что и нужно! То, что нужно! - Вдруг сумбурно, быстро произнесла Сансет, и глаза её загорелись. - Да... Выбор. Они хотят получить проклятие, они его увидят! Всю злость меня, демонессы, Ащес... Я направлю на сирен. А позже и меня укокошат. Я надеюсь, что у девочек с принцессой Твайлайт на этот раз будет ещё больше сил, чтобы уничтожить меня второй раз. Окончательно. Я покажусь им предательницей... Они будут думать, что простили меня, а я за их спиной вновь захотела мести. Они не будут давать мне второй шанс, но я этого и жду. Завтра они уничтожат меня, завтра всё закончится. Но и сирены - не победят. О, Флеш, я так счастлива! Здесь наконец всё правильно закончится! - Ты хочешь уничтожить сирен, но чтобы потом уничтожили тебя... - Просто так, повторяя чисто для себя, сказал Сентри, - Я понимаю. Жертвенность. И это твой выбор. Но пожалуйста, будь сегодняшнюю ночь спокойна. Здесь, со мной. И... Я всё-таки не решаюсь это сказать. Сансет Шиммер... Я люблю тебя за твоё проклятие. Оно кажется искренним, намного лучше, чем тот твой, - Он передернулся, - Рай. - Пожалуйста, оставь мою тайну в секрете, - Оставила последние напутствия Шиммер, - Пускай я буду выглядеть перед ними предательницей и лицемеркой, но вот об этом ужасе Ащес знать вовсе никому не обязательно. Твоя история должна закончиться хорошо! Ты останешься с Твайлайт, это суждено, она спрашивала о тебе... Флеш усмехнулся. - Если ты имеешь в виду, что я теперь должен буду ей манду лизать, то я этого делать не буду... - Будешь! Это станет идеальной концовкой... Это ведь история о Твайлайт, она всегда ей была, принцесса сказала мне, - Не слушая парня, продолжила Сансет, - Если меня снова накажут, история пойдёт правильным путём. Снова. И больше не встану на её пути, как хорошо-то! - Ладно. - Быстро согласился Флеш, решив всё же потом поступать только по-своему. Согласился только для того, чтобы не злить, только для того, чтобы сейчас замять ситуацию. - Это твой выбор. - Он как будто совсем смирился, что дело безнадёжно. - Принцесса Твайлайт... Что с неё взять, она никогда не поймёт нас, людей. Но если ты этого хочешь... Хм, ладно, ладно. Ещё вся ночь впереди. - Окинув девушку взглядом, теперь уже твёрдо решил убедить Шиммер его послушаться. - Тебе лучше сейчас лечь спать. Я прослежу. - Конечно... Спасибо, что ты был со мной, Флеш... Не отвернулся, - Поддалась ему, послушно ответила Сансет, - Пожалуйста, останься. Ты это сделаешь, спасибо, Флеш. Можно мне... Поближе. Хоть в последний раз. Агрх, не бери в голову. Уже не думая ни о чем, девушка ступила в его объятья, легла ему на колени, полностью закрыв глаза. Она желала хотя бы сейчас ощутить тепло человеческого тела, почувствовала прилив тепла, счастья, когда Сентри снова медленно провёл рукой по её волосам, что-то неясно успокаивающе прошептал. Сансет даже как-то быстро успокоилась, она вовсе не была возбуждена, сейчас же совсем пригрелась в последних в своей жизни объятьях, лишилась любой ярости. Она действительно заснула, крепко вцепившись в его тело. Флеша всегда тяготила любая нежность. Сейчас он терпел. Молча думал, размышлял. Закат всё никак не заканчивался... Какой дрянной мир, однако. Парень мог бы сейчас, как всегда, сжать её, трахнуть как следует напоследок, но больше не видел смысла это делать. Всё ушло - ненависть, сила, гнев, осталось лишь непонимание и страх перед фатальностью будущего. Все это время Флеш любил её... Осознал это только сейчас, когда понял, что совсем скоро, скоро ощутит, насколько красна, горяча её кровь, как ей придется растекаться по асфальту нежным бутоном. А на небе - снова грозное, зловещее проклятие, бордовое, сзывающее на людей страх окрапление всех людских обманов, наполняющих душу. Но она в этом всём не виновата... Виновато небо, виноват он сам, человек, за то, что был способен поверить. "И в этой ночи до рассвета... Миг должен казаться бесконечным. Ведь потом её поразит вечная боль. Вечное пламя. А я останусь здесь, один, с горсткой пепла. Ожидать очередной рассвет. Когда солнце, такого же цвета, как и её волосы, снова протянет свои безнадёжные нити-лучи, снова растечется по грязному, запыленному стеклю. Я снова буду тоскливо пепелить окурки, вспоминая о кровавом небе... " "Я снова почувствую, как мои глаза наполняются кровью. Я хотел бы отомстить, но не знаю, кому и за что. Петь свой реквием и засыпать... Скоро разгорится костёр. " "Моя девочка готова каждую минуту к смерти - И мне всё равно, последними будут или первыми. " "И мы это второй Вавилон, И потом умрём, Но нас не ждёт не рай, ни святой орёл. И нету спасения, сколько бы ни просили. И всё это искусство - одно лишь ультранасилие." Флеш вдруг понял, что мог бы, безусловно, мог бы прибежать сюда ночью, к ней, снова трогать это молодое тело так, будто оно принадлежит ему. За что он так любит Сансет? Неужели просто за то, что она проклята? Или же Сентри просто специально тянет ко всему безнадежному, тому, что невозможно объяснить, к тому, что должно быть уничтожено? Неужели её ещё тёплое, горячее даже тело однажды станет сосудом для раскалённой нефти? Неужели душа... Может быть украдена, принуждена к пыткам? В чем тогда смысл божественности? Значит ли это, что вообще все они прокляты, все на этой земле, раз вынуждены наблюдать? Здесь больше некому верить. Бренный мир оставляет шрамы, каждый жизненный организм впоследствии превратится в ничто, превратится в ничто на раскалённой улице. Флеш обещал, что всё сможет, что будет силён, но только единственное, что он мог делать - это с удручением говорить о том, что в этом мире неправильно, признавать всю его пошлость, опасность. А ведь он мог бы... Разрываться, совершать подвиги? Но зачем, если кровавое солнце в очередной раз поглотит всю их землю, пусть и на миг, но больше не оставит людей прежними... Ему хотелось в него верить, ну а собственной души Флеш не видел, пожалуй, совсем давно. Да и теперь не верил, что душа подвластна небу. Оно как будто специально хочет отказаться от них. И только в кровавое солнце, кровавую луну, кровавое небо человек был способен поверить, сжимая руку падшей. Прижиматься друг к другу где-то на окраинах дешманского района, среди каменных трущоб, среди потерянных жителей, вовсе не у себя дома, а во временном пристанище, без души, на границе солнечной империи, которое ранит каждый день своим присутствием... Это их день. Флеш понимал, что и его душа тоже страстна, что он также много боли причинял, но за это никогда не ответит, не поплатится. Нет в мире никакого равновесия, нет никакой справедливости. По приколу разбросаны судьбы, уровни всевластия. Можно в своей грязи копаться, чего-то бояться, но вот успокоения никогда не найти. Лишь осознание, что ты навечно проклят этой жизнью, пока в тебе бурлит кровь, пока она ещё горяча, проходишь раз за разом одни и те же страдания. Флеш встал, оставил спящую, подошёл к окну, привычно задымил, наблюдая за тем, как садится солнце вдали, за производственным хлебным элеватором, на горизонте тлеет какая-то молочно-грязная муть. Темнеет спальный район, поглощается в грязи, разгорается порочность ночи. Если снова в его душе появится пламя молодого беспредела, он будет способен убежать, заметая следы среди старых стен. Весь его крест и мука - только в душе, но ведь от неё можно избавиться. Он не весел, но и не в печали. Человек любит смотреть ввысь, находясь там, где он обречён проводить замкнутую земную жизнь, думая, что в своём созерцании однажды, очнувшись, сможет дотянуться до звёзд... Но это ложь, ложь, ложь. Флеш смотрит на луну, на её начинающийся появляться за чёрными, бурлящими на небе массивными тучами, на маленький её кончик и замечает, что страстно мечтает чтобы луна однажды стала алой, багряной от всех людских желаний, чтобы этот цвет залил небо знойным бархатом, опустился на землю. А он останется здесь, в опустошаюшей прохладе ночи, вспоминая последний закат в своей жизни. И однажды кровавая луна заполонит весь мир своим тяжёлым бархатом, заразит души, превратит в отчаянно мечущихся, не знающих, что делать от надвигающейся трагедии монстров... Вот только нужно, нужно ему, чтобы эта трагедия была, Сентри как будто сам нарочно кликал её, взывая к ней в бессловесной песне. Ночью не спит, всё смотрит и думает, чего-то ожидает. Наверное, какого-то решения. " Я мог бы выкрасить луну в твой любимый цвет, Я многое бы мог бы, только нынче толку нет. И всё, что происходит с нами - это полный бред, А я опять кручу, хоть это и приносит бед. " " Но увы, закончен бал, интерес к тебе пропал. Я купал тебя в любви, чем тебя же подкупал. Я звоню тебе в час ночи, в адеквате но не очень, Говорю тебе, прощай. Нет, пантера, больше мочи. " Сентри - обычный парень в чёрной кожаной куртке, презирающий всех и вся, его манит тьма. Таким он казался сам себе, внушая, что имеет способность разрушать всё, во что верит. Но теперь, думая о обещающем нагрянуть кровавом солнце, он вдруг подумал, что это единственное, что сейчас бы показалось ему реальным, единственное, что смогло бы объяснить ему всё, что творится у него на душе, всё, что он кличет. Словно пронизанное опиумом, проклятое небо станет оправданием для всего, что творится, и это наконец успокоит его взбудораженную душу, страстно ищущую ответ. Флеш думал, как выйдет в ночь, будет бродить по знакомым, порочным улицам, желая подвоха, привычные краснокирпичные здания средней Америки под кровавым солнцем приобретут вид фантастический, почти нереальный. "Кто-то ищет в раю свой дом"- смачно, грузно прозвучит восклицание чужой надежды, а земной парень подумает, что желает только чёрной нефти, растекающейся по асфальту. Пятном растечется, никем не замеченное... Возле озера, бывшего болота, в трясине которого отражается вдруг ставшее оранжевым, ярко-кислотным небо, все так же тихо, неподвижно. Душа останется смятым окурком, в перегное земли сгорит, смешается с землёй, а в местном парке ничего вовсе не изменится... Что бы ни поменялось, сколько бы личных драм у людей не произошло. Солнце, кровавое солнце, будет палить обжигающим до покраснения, стертой кожи, а пугающая, криминальная ночь надёжно скроет за собой абсолютно все порочные тайны. Флеш понимает, что сам мог бы гореть за всё те свои желания, но вот только тьма - это не мрак, чёрный мир, в котором можно спрятаться, уснуть, а вполне себе обнажённое алое небо. Под ним наоборот, сильнее видна вся грязь, что так долго, горько тянется... Атмосферно, на самом деле. Находясь на окраинах райской цивилизации - а где этот центр-то? ; Сентри знал, что даже среди богов уже давно бессмертных нет. И у смерти вовсе нет любви... В оранжевом небе растворятся где-то вдалеке чёрные деревья, останется лишь бесконечная жизненная Война за ничего. Только ослепнуть, пустить в глаз раздражающие капли горести, лишь бы не смотреть на собственную землю, погруженную в угрожающий мрак. Не трогать то, что горит. Просто спускаться вниз с горы, навстречу далёкому, садящемуся в землях, в Месте- Где-нас-нет , солнцу. Багровые, бархатистые трагичные нотки, почти такие же древние, как и весь мир, пронзают слух насквозь, Флеш ощущает их, когда открывает окно, чтобы выпустить дым. "Это то, о чем мы мечтали - и то, к чему мы пришли " - горьким разочарованием проявляется неправильная реальность, душа ей противится, ведь не хочется признавать такую вечную боль. Однако солнце, кровавое солнце, эхо палящего проклятия, распространённое на бренной земле, поглощающее любой дневной свет... Это единственное, во что он готов сейчас поверить. Единственное, что пробуждает в нём настоящее ощущение жизни. Словно маятник в груди, взрывается сердце, превращаясь в вечный двигатель, который всё чаще и чаще ускоряется, заставляя ощущать страх перед стылой реальностью. Он закрывает глаза и видит наяву его потерянный, выдуманный рай : обессиленные люди падают ниц где-то на границе болевого порога, потерянный остров, обломанный пирс, который ведёт в никуда. Никакой физикой, химией, герметикой не объяснить окружающий его детерминизм. Смыслом жизни стала эта потерянная, разрывающая где-то внутри тоска. Разноцветные отпечатки яркого мира, где раз и навсегда потеряется мечущаяся душа подростка... Флеш думает, что кровавое солнце останется его постыдным секретом, чем-то жгущим, что оно согреет его только сейчас, будет кратким мгновением. Никогда не превратится в вечность. Парень скроет его, сделает только своей тайной, которую вдруг решил расковырять, расшатать. Завтра всё снова закончится, но вот только апокалипсиса не будет... Флеш снова смотрит в небо, но не находит там ничего. Лишь грязное, безликое полотно. Он думает о принцессе Твайлайт, которой всегда, с рождения были доступны высшие, достойные миры, о принцессе с ангельским личиком, чьи глаза совершенно, словно кусочки бриллиантов, идеальны, но безлики, бездушны. А ведь простым людям никогда ни на капельку не будет доступно то, что подвластно и что может быть у Твайлайт, даже никогда и не догадается... Сентри потряс головой, усмехнулся. Людям и не будут интересны её выглаженные проблемы. Принцесса в белом пальто посреди бренного мира - Спаркл тоже можно пожалеть, однако она и не поймёт его. А ведь у Флеша есть возможность прикоснуться к миру звёзд, дальше испытывая лишь удручение, опустошение. Твайлайт... Выглаженная, аккуратная, холодная правда, благородство, доступное только тем, кто был рождён для этого. Она никогда не опустится до тех, кто проклят грязью. Никогда не станет для проклятых драной реальностью родной... Кровавое солнце - это обречённость, вечная обреченность в борьбе людей за выживание, когда вместе с концом каждого дня, с закатом и рассветом, с новым витком всё теми же обыденными витками прогремят новые страдания. Иногда думаешь, в чем же смысл - и вслед за новым биением сердца адской истомой отгремит новый день бренного мира. Солнце растворяется в замерших усталых пирсах, в реках, в которых нельзя утопать. Закат кровоточит неотвратимостью каждого исчитываемого момента, пока ты сидишь и думаешь о том, что неизбежно... Иконой станет порок, Сентри молится ему, мечтая лишь об одном - чтобы ничего не пропало зря, даже если огромная жаркая звезда покроет запыленную землю, словно подобие среднеамериканской сухой равнинной достопримечательности Мёртвой Долины, в которой раз и навсегда исчезнет небытие, в которой палящее обжигающее солнце словно на красном, безжизненном и безнадежном Марсе достигает такой температуры, что кожа слезает полностью, до шелушащейся чешуи, красными струпьями... Так должно быть с каждым. А Сентри вспоминает далёкие дали человечества, какие-то размытые мечты, детскую сказку о тихой, славной волшебной стране, где можно свободно идти, самому решая свою судьбу. И что же стало с ними всеми потом! Если даже любую детскую фантазию можно так извратить, видя в этом лишь гнятущую обтрепанную пошлость. Флеш стирает до крови костяшки пальцев, упираясь в обшарпанную деревянную балку. Как же глупо, больно, страшно... Рано или поздно любая вводившая в жар пошлость надоест, уже не нужно ему ни выживание, ни агрессия, ни порно, ни садистская боль, ни скучная рутина... А всего другого в жизни-то он лишился, ограничив себя только этим, наполнив свою душу только такими воспоминаниями, уже неспособный к чему-то другому. Сентри проще свыкнуться с понятиями проклятия, создав из этого свою новую церковь, чем попытаться забыть. И новый день, всё чаще и чаще, в душе повторяется эта зависимость, когда нефтяные атомы смешиваются в крови, но только это наполняет смыслом. Приходишь домой, скидываешь одежду, лежишь в исступлении, а там, за окном, догорает закат. А ты лежишь, думаешь, тебе больше некуда деться. Там, за окнами, за картонными домами, бренный мир. Боги прокляты и мертвы, люди пусты. Остается только одно. Слепая, обреченная вера невежественного человека. Эти раскаты грома... Показали все свои идеалы. Флеш соединит кровь и жизнь в вечный двигатель... Он-то смертен, но продолжает верить в лживые иконы. Бренный мир никогда не кончится. Кровавое солнце... Это единственное, что никогда не закончится в этом мире, единственное проклятие и единственная пульсирующая вена. Оно окрашивает небо в порочный яркий мрак, заставляет бежать, спасаться, но никуда не деться от вечно оранжевых лучей, пронзающих землю. Кровавое солнце - это его новый идол, поражающий разум своим безумием раз и навсегда. Что может быть его религией, его верой, если правда кровью пробивается, раня душу, отбивая веру в ничтожное солнечное добро? Кровавое солнце отныне - его вера, его наука, только её он сможет объяснить своим узким познанием, хотя сам себя считает чуть ли не гением по глубине мысли, а сам только и может лениво разбивать бутылку с алкоголем где-то на лавочке, встречая или не встречая незаметную веху в своей жизни или просто так, без причины, погружая себя в низкую деградацию, хотя сам на самом деле желал бы наслаждаться каждым моментом бесконечного, тянущегося как кисель, метаморфическое вино из одуванчиков, сладкое и романтическое, лето. А остаётся только бесконечная проклятая ночь. Разведённые, сожжённые мосты, пепеленные окурки, разбитые районы. Но, если вера ему позволит, то он и будет считать правильным именно это. Стать чемпионом пепла, посреди страшного, изгибающегося в ветви-отрезки мира, дышать до последнего люмена, соединяя сладкие, обещанные сны с изгибающемся в смертельной агонии телом. Дышать до последнего люмена, грешить до последнего люмена, до последнего тлеющего окурка, до последнего чёрного осколка... Однажды поверив, он уже никогда не сможет стать прежним. Уже утопил своё сердце в бурлящей адской нефти. Флеш думал, что кровавое солнце легко можно забыть, использовать это разочарование во всех идеалах только как искрометное моментное топливо, быстро сжигающее себя ради минутного образа потерянного рая. Он не знал, что ещё долго, наверное, на всю жизнь будет вспоминать своё проклятие, ведь даже одним осознанием он ранил себя, наполнил душу ядерным кровавым страхом... С сегодняшнего дня, раз и навсегда, это и его проклятие тоже, забирающее душу, мешающее жить, закрывающее часть жизни, отнимающее космос. Вырезанная из контекста часть проклятия ждёт его, заставляет испытывать новую страсть, новый порок, становящийся смыслом. Больше не вспыхнет в нём никаких желаний. Страх не волнует. Раскаленными камнями древности вспыхнет история об Ащес... Ей предшествовала разнообразная ругань, пороки, обманы... Что ни делать, никуда не деться. Уже бессмысленен любой жизненный урок, ведь простой человек не сможет объяснить силу, всю суть проклятия. Жать палец на курок, ожидая выстрел - слишком, слишком легко. Капелька крови, хлынувшая из разбитой, простреленной головы, ничем не поможет. И он сам здесь - маленький Наполеон, однажды увидевший костер на местной площади. Человечек, букашка, вдруг решивший, что его действия важны и действительно смогут оставить после себя красные полосы. А жизнь жгёт не хуже крапивы... Только кровавое солнце, только его неизгладимая религия, полученная вовсе не из веры, а из своевольного проклятия. Страдая, взамен получить больше, чем потерять - вот ещё одна аксиома, которая приведет праведных верующих к безумству. Флеш повторит деревянным, тяжелым, грохочущим звуком свою злую, горько-обиженную... Молитву, ставшую единственной правдой. Молитву о кровавом солнце. Он не чувствует своего сердца, ставшего металлическим вечным двигателем, не чувствует собственного голоса, который кажется загипнотизированным пламенем. Повторяет, молится, снова создаёт обрывки слов, ничего ему не обещающие. Но только так может выразить собственное проклятие. Это продлится всю ночь, Сентри не замечает темноты. Он ослеплён, он желает больше крови!! Ослепнуть на оба глаза, видеть только свой идол, своё проклятие... В этом, наверное, и суть. Некуда бежать, если видишь только одно и то же. Багряные нити заката стучащими камешками создают будоражащий текст молитвы. А Флеш решил попробовать ЭТО сам. Взяв в руки лезвие,неспешно провёл по светлой коже. Почувствовав небольшое жжение, начал повторять ворочиещеся в голове слова. Мне взболтать, но не смешивать Не смешить и не тешить Мы идеальная пара Я без эмоций, а ты без одежды. Звезды хватал с потолка Влочив одеяло по полу - я маленький Наполеон И не мог бы никак по-другому Но треснула маска Я за столько лет сам себя научил разделять, но не властвовать. Видеть опасность и делать шаг к ней навстречу. Мы дети, что переиграли в песочницы Делая дом, что для нас безупречным бы стал, Я чувствую мир, как ребенок, лизнувший качели на холоде. Им конечно не понять то, что я - вечный естествоиспытатель, Я стал им без повода. Страдая, взамен получив больше, чем потерял, Это вечная боль Это вечное топливо вечного двигателя. Внутри - это сердце, Смотри - это зеркало Отразив миллионы лучей Коль нечем согреться, просто Я им смогу сымитировать солнце. Только помни - Как не было холодно, И что бы ты не терял - это вечная боль! Это вечное топливо вечного двигателя, Это вечный огонь. Это то, что стучит вопреки И внутри у тебя - это вечная боль. Это топливо твоего вечного двигателя Ты только помни, Как не было холодно, И что бы ты не терял - это вечная боль. Это вечное топливо вечного двигателя, Это вечный огонь. Это то, что стучит вопреки И внутри у тебя - это вечная боль. Это топливо твоего вечного двигателя! Ты только помни.. . Мы идеальная пара -- Я закрытый за шторами, а ты прикована к батареям. Теряюсь на дне ебанутого города. Где я? Просыпаюсь под вечер, И в этом платье ты была на асфальте... В этом платье ты была на асфальте, Так безупречна, как бриллиантами Сыпят на нас ,не желая понять. Словом ранят. Цветы лучше пуль, но они увядают как мысли о будущем. Мысли о детстве и смерти сравнивал, Столько разного можно построить из лего в детстве, А сейчас просто серая масса. И от безделья глупый поток из идей поколению в каплях абсента. Помни, сколько было намешано В нас горел вечный огонь и мы засыпали в разных постелях, Сейчас мы свели расстояния в ноль! У тебя малокровие с низким давлением, Я гипертоник, помешанный на алкоголе. Мы сможем отсюда выбраться, только верь мне, только помни! Когда нам будет нечем согреться, Это вечное топливо вечного двигателя. Это вечный огонь! Я бегу наверх сквозь эскалаторы, Это то, что стучит вопреки. И внутри у тебя - это вечная боль, Вечная лестница. Это топливо твоего вечного двигателя, Ты только помни! Внутри меня четыре камеры И я называю их твоим именем Руки печатали настолько быстро Как капли на улице при сильном ливне Знаю как выбраться, дай же мне руку И ты мне сама поможешь согреться Я и не знал, что столько боли может хранить в себе мое сердце... "Это вечная боль, это вечное топливо вечного двигателя... Единственная молитва единственно верной религии кровавого солнца" - Когда он закончит, уже забрезжит рассвет. Флеш не станет спрашивать, готова ли Она к смерти. Ему, пожалуй, совершенно жаль эту девушку, просто так, по чьей-то злой воле проклятой, ни за что, ради красивой и трагичной истории. Сансет Шиммер соберётся быстро и решительно, ничего ему не сказав, но тем не менее в её глазах сверкнёт живой огонь уверенности в том, что она сделает. Решив умереть, падшая..? Так ли это вовсе - оставит людей в неведении, оставит правду скрытой, оставит приход пророка вопиющей несправедливостью. Горько, но так и должно быть. Об этом узнал только он, человек... И похоронит эту тайну с собой. Не сейчас, потом когда-нибудь. Сентри закурил, разогрел машину. Они не говорили, ничего не обсуждали, как будто между ними совсем ничего не было. Скоро начнётся шоу... Скоро всё снова подстроится под принцессу Твайлайт. А о том, что было этой ночью... Лучше умолчать. История вовсе не об этом. Серые глаза Флеша Сентри вновь увидят кровавое небо наяву.