Криминальная Россия: ОПГ «Озеро»

Как все происходило дальше, Мильковский плохо запомнил. Ощущал ватные ноги, перед глазами все плыло, страшно двоилось, хотелось блевать, а кровь стекала по всему лицу и тело неистово прорезало болью. Еще больше добивал холодный ветер на улице. Милько еле стоял, пока его кто-то заботливо не подхватил на руки, сначала подумал про себя, неужели до Бориса дошло, какой поступок сотворил с его любимым мальчиком, решил вдруг, извиниться. Только руки были совсем не те, другие и отличались от уже родных рук Бориса. Очнулся Женя ранним утром. В разбитый нос ударил приятный запах чего-то жаренного, слышал то, как шкварчало масло на сквородке, шел аппетитный запах жаренного лука. Ощупав руками лицо, Женя обнаружил на нем бинты, раны слегка щипали, приносили не самые приятные ощущения. С трудом поднявшись, блондин осмотрел еле открывающимся глазом помещение и понял, что видит комнату первый раз, не мог точно додуматься, куда же вдруг занесло. — Женька, ну ты чего встал? Очнулся уже хорошо. Как ты себя чувствуешь? Напугал ты меня вчера, не ожидал, тебя увидеть особенно в таком виде, в каком я тебя подбирал. Кто же тебя так избил, Женек? — перед собой вдруг Женя увидел своего первого классного руководителя, а именно мужчину средних лет, зовут его - Владимир Милов. Сглотнув давящий ком, Мильковский хрипло не без труда отвечает: — Владимир Станиславович? Я…я в порядке, правда. Где вы меня нашли? И почему я не дома? — Нашел я тебя на улице. Ты еле на ногах стоял, лицо в мясо уделали тебе, ну и подобрал. Сейчас ты у меня дома. Не беспокойся, я твоему отцу позвонил, он за тобой скоро приедет. — Стойте! Нет, пожалуйста не надо, чтобы папа приезжал…я не хочу, его расстраивать? Ну можно я у вас поживу? Или…или я позвоню Бореньке, только папа знать, не должен…— Женя не на шутку запереживал. Больше всего он не хотел, тревожить лишний раз Юрия, рассказывать ему всех страшных вещей, какие терпел за месяц отношений от Березовского и казалось, сейчас расплачется, осознавая, что Юрию придется, волноваться за него, а что еще сильнее пугало Женю так это то, как отец отреагирует и возможно наругает, принизит, этого он очень не хотел. Такой реакции Милов удивился: — Как это не надо, Жень? Юрий Юлианович волнуется за тебя. Ты тут у меня лежал полуживой, разве я в праве был, не говорить ему о таком? Ничего не бойся, он тебя домой заберет, а там придешь в себя. Что вообще случилось? Кто это сделал? — Это…это я в подворотню попал. Ну понимаете, им не понравилось, как я выгляжу…и поэтому избили. Обычная уличная драка. Здесь нечему волноваться, правду говорю! С огромным удивлением Милов наблюдал за странным поведением своего бывшего ученика. Ничего не оставалось делать, как покормить его и покорно дожидаться приезда Шевчука. Увидеть сына с перевязанным лицом, солист точно не ожидал. По дороге много расспрашивал Женю, кто посмел, поднять на него руку, где умудрился, нарваться на драка. Женя упорно молчал. Он не хотел, а точнее боялся, выдать всю правду наружу. Сказать, даже признаться в том, что весь месяц подвергался насилию со стороны Бориса, просто не решался. Ком застыл в горле. Жене хочется, кричать, осознание чем вдруг обернулись самые счастливые в начале отношения, пугало, доходило до мальчика медленно. Не желая, лишний раз доставать, Юрий просто молча продолжил, ехать до их дома, перед отъездом поблагодарил Милова за спасение сына, а дома уже сам обработал раны с побоями на лице блондина, как следует, поменял бинты. После избиения Мильковский ощущал себя слабо. Все тело ужасно ломило, Милько тихо плакал, ощущал то, насколько же сильно досталось из-за выпившего Бориса. Видеть себя в зеркале, не хотел, в страхе наблюдать там отвратительное отражение. Весь вечер Юрий провел дома. Пытался, как-то поддержать блондина, помогал тому, лишний раз не давал повода, напрягаться. Мальчик пролежал в теплой постели остаток дня, пытался, прийти в себя. Лицо из-за побоев жутко болело, чувствовал то, как капли крови застыли, а некоторые раны вовсе открывались, заставляя, морщиться от боли. — Женечка, ну ты как себя чувствуешь? Расскажи мне, кто посмел, сделать тебе больно? Ты же знаешь, я тебя всегда защищу от любого мудака, кто посмеет, поднять на тебя руку, — говорит Юрий. Он присел рядом, сжав ладонь мальчика. — Пап, все в порядке….тебе действительно не о чем переживать. Я…я встрял в драку, ко мне докопались из-за внешного вида…назвали пидором, вот и случилось, что побили. — Точно? Женька, я же ужасно волнуюсь за тебя. Это не Борис надеюсь, бьет тебя, Жень? Если он хотя бы раз попробует, тебе сделать больно, говори сразу мне. Я уж обязательно с ним разберусь. — Нет, папуль, ты как можешь, так о Бореньке думать? — с испугом воскликнул Мильковский, приподнимаясь, сердце забилось быстрее, — Он никогда не поднимет на меня руку, я это знаю. Боря любит меня и у нас с ним все отлично. — Ну смотри, Жень. Чуть что, не бойся, сразу подходи ко мне. Ты лежи, отдыхай. В школу пока не пойдешь, лучше восстанавливайся после всего, пока дома посидишь. Все будет хорошо, Женек, главное не переживай, — с улыбкой заверил его Юра, не много успокоившись и в действительности поверил словам Мильковского, потому отпустил все волнения за отношения блондина. В душе Жене становилось ужасно паршиво. Он знал, как все произошло на самом деле и это только добивало. Желание выговориться, казалось, пересилит. На деле же им управлял элементарный страх, только усугубить ситуацию. Милько пытался, вытащить всю ситуацию из полной задницы, спасал их отношения, боялся, потерять Бориса. Олигарха любил всей душой, а потому не посчитал нужным, признаться в домашнем насилии хотя бы Шевчуку. Даже знание того, что музыкант всегда поддержит, поймет, будет на его стороне, легче не делало. Женя чувствовал всю грязь мира на себе. Чем хуже становились их отношения, тем больше рос страх за себя. Неизвестность пугала блондина. Но еще сильнее заставляло, испугаться осознание того, что так дальше просто нельзя. Жене хотелось, жить этой детской иллюзией любви и что, у них с Борисом совершенно нет никаких колоссальных проблем. Его по прежнему любят, уважают, никто никого не избивает, не унижает. Только все это было в сознании Мильковского. На деле союз Бориса и Жени давал огромную трещину, что с каждым днем становилось лишь хуже.