Что за чертовщина!?

      Старшая школа протекала для меня мирно: автобус, учеба, одноклассники, дом, лучший друг Стэн и семейный круг. В подобной обыденности я был все-таки неконфликтным, я бы мог даже сказать — пару лет назад я не кусался, не имел желание избить кого-то намеренно и даже почти не перечил словам близких (все же, я не был настолько ввязан в стадию взросления, ошибочно считая себя разумнее). Чтобы вы не подумали, что я жил по графикам и каждое открытие глаз я стоял как штык и читал утреннюю молитву, все же я имел наглость веселиться со своими друзьями и в общем то доживать свои последние недели до итогов.       И все же, что может быть хуже обыденности? Резкая ее перемена. Все же расскажу с самого начала: апрель, кажется 24-го. Утро плачевно встречает меня серыми буднями, почему-то именно сегодня расстроив мое опасно раздражительное лицо. Я ведь даже и не представлял во что может превратиться это утро, и к чему меня пыталась приготовить судьба, но то, что я видел в этом зеркале точно означало, что вот твой час настал.       Я помню, как ко мне зашел Айк и что-то говорил мне через проем двери, я лишь невнятно выразил свое недовольство, тот со своим гениальным ходом выдал мне средний палец и убежал. Кажется, Айк Брофловски не изменим, это не печально, скорее, я бы хотел не видеть его глаза бусинки за этим стеклом, в котором я сейчас нахожусь. Но сейчас не об этом.       Раздражение все никак не уходило от меня, трепетно пожирая мою взрослую натуру, пока мой главный недуг жиртрест все болтал о чем-то противоречивом, мне все хотелось ему ответить, я даже думал как! Но что-то заставило меня проглотить это, на что мои преданные друзья уставились на меня. Это прекратилось только после звонка. Мистер Гаррисон еще давно покинул нас, а имя заменяющего просто не хотелось вбиваться мне в голову, от чего я необычно молчалив. Видать, огонь кипел в моем внутреннем возгорании, а кто-то инстинктивно подливал масла.       Эрик, мать его, Картман — отсталый урод, но мой уродливый друг, и мне попросту было поздно выбирать друзей. Он немного изменился за эти 6 лет нашего конченного общества друг с другом, и его большую половину жира скаталась в четыре жирных шарика. К ним относятся спонтанные сиськи и действительно упитанная задница в мамкиных, запачканных полупрозрачной жидкостью стрингах. Не знаю откуда у меня сложилось такое впечатление, но с тех пор как тот переехал, я вижу его куда беднее. Так все бы ничего, не будь он таким уродливым сукин сыном. И сколько бы я не нарушал права упитанных людей этим высказыванием, этот нищий жиртрест был к тому же мудаком с большой буквы. Он не измениться в моих глазах, даже если сильно похудеет или начнет ходить (по крайней мере, он может даже ходить) в церковь.       Последние деньки заставили меня чувствовать слегка опьяненным, скажу прямо — та ссора изменила все в моей жизни, даже больше. Считаю, я сижу здесь и распинаюсь только по этой причине уж точно:       — Хей, Стэн, куда собираешься после выпуска?       — Чувак, я куда угодно, лишь бы с тобой. — руки его заметно подрагивали, вероятно он нервничает из-за итоговых через пару недель, на что как по мне было уж совсем не к чему. Стэн умен, даже если немного не в себе в последнее время. На каждом вечере у него в сумке, да и в руках я мог заметить странную грязноватую жидкость в четверти . Во время ночевок он не может заснуть, а после них исчезает куда быстрее наших последующих ночевок, а бежит непонятно куда, и к чему такая спешка. Мне было тяжело даже подумать о том, как мы станем жить где-то вдали. Да что там, думаю мы бы не прожили вместе и дня, раз ссора получилась такой гнетущей. Ну, не будем медлить, все же рассказываю:       Как я говорил, мы на перемене все еще всей бандой мерзких типов решили разделиться по двое. Как бы вы не думали, я был с Кенни, и я не расслышал ни единого слова из его мямлящего рта, либо вовсе не могу вспомнить о чем мы говорили, ведь ставил я на то, чтобы поскорее посрать, ну и о мальчишке Стэнли не забывал. Я был тот еще лучший друг. А я вот знал, что он сможет сдать этот чертов тест даже будучи в обкуренном школьном туалете с ручкой и туалетной бумагой. Ох, и кстати о сортире. Тогда я бы навряд ли вернулся снова, не услышав я весть. А именно разговор двух непринужденных людей, о которых я говорить не стану, хоть мучайте.              — У Картмана оказывается такая огромная жопа, вот знаешь. — слышен открытый кран, и неясное хихиканье.       — Ну, если не смотреть на свиную рожу, то может она и симпатичная. — вероятно запах сигарет исходил от этого засранца, уж я бы такие за милю узнал. И отбил череп.       — Да ты что, у него еще те девчачьи сиськи, Господи. — надеюсь он перестал думать о них за все те годы, уж если нет, тогда не представляю как он восстановил память.              — Задумаешь трахать его фотку в бикини — я с тобой не знаком.       — Ха-ха, у тебя есть такая?       — … — у него она была, и это был приятный бонус после похищения, о котором я много не говорю.       Все же, я не издал ни единого возражения и вовсе не дышал в этой пропитанной грязью и граффити кабинкой до момента, пока они не ушли. Я остался в ней, и остался бы еще надолго, ведь мой грязный разум запомнил все эти слова и поставил пластинкой. Меня рвало на том же месте, я видел голые и горячие тела. Они жадно рвали куски от моего засаленного друга, поглощая его полностью, заставляя кричать и извиваться на этой волне диких пираний. Они рвали одежду, разрывали мягкие ткани, обсасывали ноги до ожогов и метали его оторванную голову с приделанным позвоночником. Все они были пропитаны его кровью, а в их желудках переваривалась его желчь, его слюна, его мышечные ткани, его органы в целом. А ведь у кого-то даже его сердце… Меня так это злило. Каждый забрал из него частично для себя и потомства, а моему чистому, бледному, такому опустошенному телу лишь досталась его свиная голова и разбитая серая масса в его итак неполноценной голове. И я мог лишь шептать о злости и несправедливости, ведь мне бы хотелось получить не только голову.       Все-таки я вышел из этого безумия только к последним шагом к двери, ведь меня вновь потянуло к реальности лишь тогда, когда Кеннет спросил меня о моем самочувствие лишь подходя к столовой. Кажется, тогда я лишь отмахнулся, сказав что вчера перепил, хоть я и непьющий так-то. К чему он не придал значение, либо же уж слишком много об этом думал, что даже ничего не сказал. Мы обедали подозрительно одни. Я не видел Стэна больше двух уроков, от чего кровь в жилах холодела все хуже. Я знаю, что у нас совсем разный распорядок дня, но мы никогда не пропускали завтрак. Я так и не доел это дерьмо, даже не хочу вспоминать чьими он руками был сделан.       Поправив свой милый лик, я принялся искать его. Своего лучшего друга. Я ходил по пустым коридорам. С каждым шагом дорога этого коридора казалась мучительно длинной, а стены, если наблюдать боковым зрением — как будто слились воедино. Казалось бы, чем дальше преодолевая путь шаг за шагом, тем запутаннее он становился прямо на глазах. Глаза перестают различать фигуры, да и возможно цвета, ведь все становиться до жути беспорядочным и грязным. В ушах лишь белый шум, и он нервно усиливается, словно хочет остановить меня от поисков. Он хочет, чтобы я прекратил идти вперед до конца, дабы я не исчез в темном пустом углу негодования. Будь я покорнее, я бы не стал входить к медику так скоро. Рука тянется через пространство, мне становится тяжело дышать, я слышу тишину и вижу тени на чистых белых стенах.       Мое лицо пришло в ступор, когда я так уверенно открыл эту дверь. Я стою в ступоре, пока тело моего друга с топором с жадной фобией рубит топором беззащитную руку Картмана, у которого начинается психоз и он уже ноет чуть-ли не кровью. Глаза его ею обливаются, вот как. Стэнли продолжает свой акт самоудовлетворения, стараясь раздробить несчастную кость до порошка, который явно еще и вынюхает. Запах крови стоял невыносимый, а он все ускоренно делал это с моим жиртрестом. Давление в голове все зашкаливало, а я так и не пошевелился после, единственное, что я делал — это маниакально рассматривал их взаимоотношение, боясь увидеть удовольствие в лице Картмана.       —Чувак, ты в порядке? — беспокойство на точечном лице друга красовалось около 3 минут, пока я приходил в себя. Они смотрели на меня, напряженно думая, что я скажу, сделаю. Кивну ли я головой или закрою дверь изнутри. Я наблюдал лишь то, как Стэн затягивал окровавленную рану тряпками на предплечье Картмана и они дружно ждут ее прихода, но вероятно медсестра покончила с собой еще вчера… Как и я покончил с ними совсем недалеко от вчера. Тем не менее я молча присел рядом, не отводя взгляда, думая, что не засматриваюсь на оголенное плечо, которую только что невероятно мерзко рубили топором. Но я мог бы помочь ему куда лучше, даже обеззаразил бы языком. Но знаете, они глядят на меня совсем не понимая что я тут делаю также, как и я гляжу на Стэна, который уж точно должен был быть на моем месте.       — Что произошло с вами двумя? — мой голос слышался эхом, на что Стэн не сразу обернулся. Может он боялся меня? В чем он обвиняет себя? Я не могу представить то, что он сейчас чувствует.       — Да так, пытались прогулять труды и Картмана чуть не распилило пилой, ха-ха. — Не смейся, эти шнурки были развязаны явно не просто так! — Картман даже надулся, удивительно насколько я проглядел эти намеки. Все эти годы он привлекал мой взор, чтобы именно я проглотил его полностью, но он решил предложить себя именно сейчас моему лучшему другу, и это я застал конкретно сейчас, и почему это произошло не когда они перешли в один класс? Меня уже тянет блевать от этого чувства. От меня отдаляются и это заметно каждой твари, но конкретно моя тварь решила солгать мне в момент, когда я принял ее сучью сторону. Но я не позволю этому случиться, и я не позволил, хоть и в нынешней ситуации я бы подумал, что это как-то не серьезно и между ними не могло быть ничего большего, чем то, что мы называли дружбой.

***

      Посмотри на меня, я беспомощен как котенок на дереве. Обречен в скитаниях по городу, что вскоре покину. Выпускной будет уже на днях, а я так и не смог выйти куда-то всерьез, ведь я лишь долго размышлял в своей комнате под видом «важнейших дел», но лишь Айк может прочесть мои терзания. В такие моменты братья могут побыть братьями. Мне лишь достаточно его беспокойного взгляда, когда он приходит сюда за айпадом, ведь очередной скандал лишил его розетки в комнате. Я внутренне ограничивал себя на мысль, что все это мне привиделось. Но ведь я не сумасшедший? И кто все же мог быть прав? Я своими глазами видел, как он пытался добраться до него по кусочкам, банально начиная с его рук — заканчивая ничтожным сердцем. Но я ведь могу быть куда нежнее и эффективнее, так почему же именно он?       Я настолько вышел из всего этого, что даже не заметил как пристально меня прожигали эти темные бусинки глаз моего брата. Возможно он что-то мне сказал, а может он от скуки следил за мной. «Я совсем не знаю своего брата» — наверняка думал он. Я повернулся к его милостивому взгляду, кажется он наконец вздохнул, прикрывая уставшие глаза пальцами. Я заметил, что он в пижаме, и кажется было достаточно поздно, чтобы он звал меня на ужин. Коридор блекло освещал лунный свет из моего приоткрытого окна. Шторы медленно опускались и поднимались, словно наполняясь жизнью. Айк неспешно подошел ко мне, а я уже на всю развернулся, смотря как он боится меня. Но почему я думаю, что он питает ко мне чувства страха? Неужели я всегда ворчу, когда думаю о таких плохих вещах?       — Кайл? — кажется, он переспросил, но я не ощущаю его присутствия на совсем, стараясь вбить себе в голову что-то, что сказал бы тот старший брат Кайл, а не тот, что мечтает заполучить своего друга целиком и полностью. Яичная голова в парике положила руку мне на плечо, он казался мне более чем размытым. Его руки вовсе перестали казаться живыми. Одежда на нем не имела формы, а выражение лица стала округленным. Кажется, я смотрю на него самым жалким взглядом из всех тех, которые я ему предоставлял видеть. Ветер затих. Айк исчез вместе с братской рукой. В моем желудке образовалась дыра. Ох, кажется я забыл поесть в этот раз. К горлу поступает желудочный сок и я чувствую как радужные кишки выходят из моего рта, мне кажется вскоре и мое сердце окажется на полу моей гребанной комнаты. С глаз текут только слезы неожиданности, они бесформенные и похожи больше на то, из чего я состою. Тем самым, я многое упускаю, ведь я заснул в этих кровавых внутренностях. Честно говоря, они воняли падалью, козлиной и луком.       Я и не мечтал проснуться на вечере выпускного, стоя возле немалого стола с различными закусками как в типичных мюзиклах, где есть хотя бы намек на школьные будни, где 30 летние подростки трахаются под Бритни Спирс в свой выпускной в кладовке. Мне кажется, что им не светит никакого достойного будущего, если они стали заниматься подобным актом сношения в злоебучей кладовой. Оформление можно сказать было блестящем, весь этот темно-сиреневый казался таким восхитительным, даже удивительно, что из спортзала можно было сделать подобное парой тройкой девушек. Сцена была приготовлена по особенному, кажется на сцене будет выступать местная группа состоящая из Баттерса, Кенни и… Ну, проехали, я лишь косо наблюдал, когда многие тусовались под электромузыку, кажется я где-то слышал, что вся эта толпа даже не половина из выпускников. Странно осознавать, что тут скопятся толпами, чтобы провести этот вечер с явной пользой. Как же, никогда такого не слышал, чтобы на подобных вечерах все было настолько хорошо.       — Привет, Кайл, как ты? А где остальные? — Баттерс ну как всегда, упомяни черта и он тут как тут. Не поймите меня не правильно, я не зол на него, просто я явно был не в духе. Так что я немного потупил, и пытался смотреть в свой стакан с явно странным запахом, и да, я не решался его отпить еще с начала всего этого. И это не значит, что я все эти 20 минут ждал, пока ко мне подойдет именно Баттерс и спросит такую чушь. Я ведь знаю, что он пришел сюда явно с жиртрестом под ручку. А тот явно бы надел что-то очень блестящее, еще и какой-нибудь сверкающий парик подправлял, чтобы меня окончательно взбесить своим чудесным макияжем и запахом лака для волос и дерьмом, чем его мать пользуется, чтобы от нее не воняло потом и сп-       — Кайл? Ты в норме? — я и забыл про тебя, черт.       — Чего тебе, Баттерс? Не знаю я где все. — крякнул я, не в силах выносить этот странный взгляд. Все же этот балбес сам выглядел так, словно состоял из частей дискошара. Его яркий голубой костюм явно выражал его внутреннюю грацию, и наверняка наш очень сообразительный Картман захотел поставить его в качестве партнера по танцам, ведь он хотел, чтобы я вскипел от этого. Он хочет, чтобы я мечтательно вздыхал по нему, когда вижу его с этим божьим одуванчиком, что явно уже попробовал эту свинью со всех сторон, и даже вставил пару раз перед выходом. Неудивительно, что я вообще наткнулся на его скакуна, ведь он сам его ко мне подослал. Чтобы он зада настолько очевидный вопрос, потом он куда-то меня утащит с собой, где он покажет мне целую оргию, посвященной только жиртресту, на которую не пригласил только меня и пару тройку неудачников в этом несносном вечере, но вероятнее всего с ними он позабавился еще этим утром, поэтому не смог прийти вовремя.       — ..И кстати тебе лучше не пить это, говорят в коньяке было что-то «волшебное». Ну, удачи, Кайл.       Наконец-то я смогу побыть один. В основном я был не один, ведь со мной было множество голосов и пластиковый стакан пунша. Музыка тихонько звенела у меня в ушах, крики откуда-то с середины говорили мне не встревать, а я все еще вдыхаю этот аромат, до боли странный, какой-то приторно сладкий или даже конфетный. Это мне пока не мешало, ведь что-то, что он мне говорил я не сильно так расслышал, но кажется шли разговоры, что кто-то вылил коньяк в пунш, ну и славно, хотя бы вечер не будет таким уж заносчивым. Все же лучше толпы очень невинных пьяных подростков будет лишь тот факт, что я не увижу кое-кого кое-с-кем, верно?       Я все же протяжно вздохнул и решился пройти на свежий воздух, пока мы не закрылись здесь до утра. Я вышел через задний вход, немного одаривая взглядом уже не детей-готов, на что им было поистине похуй на меня. Ну что уж, я не искал внимания хотя бы на этот раз. Солнце укатывалось в закат, я стоял в папином пиджаке, поглаженной рубашке и темных брюках в туфлях с удивительно удобной подошвой, на которой удивительно не упал на ровном месте, твердо стоя на снегу. Дурацкая шапка осталась прежней, вероятно я даже не сам ее надел, когда собирался сюда, но я этого не помню. Моя своеобразная компания уже вошла внутрь, а я сокрушен лишь тем, что не смогу вернуться домой, если зайду. Не смогу пережить этот вечер, не смогу смотреть Картману в лицо, не застав его с кем-то, но не со мной. Будь мой выбор уйти, я бы смог сохранить его доверие?       Уже не помня зачем я вылили этот чертов пунш, я вошел внутрь. Людей стало куда больше, музыка изменила свой веселый ритм на более разрушающий, я слышу как они пищат от восторга, но я пропустил половину куплета. На сцене стояли три упомянутых ранее лица. Стэн стоял там, на что я не был удивлен. Его обычная яркая шапка на этот раз сменилась более готичной, хоть я и злился на него, все же тогда я был горд за него. Все эти люди смогли принять свою натуру, повзрослеть и влиться в общество по-своему. Я мог бы догадаться, что они пьяны, не оказавшись я в полном раздумье, подходя вновь к моему счастливому месту. К сожалению, мне хотелось выпить, и кажется вы уже знаете исход моих пьянок в тот злополучный день, но я скажу для следствия:       Моя голова кружилась от выпитого мною дерьма, так что я просто решил отжечь вместе с толпой. Синхронные тела плотно выстроились в толпе. Я был опьянен всеми этими телами, что врезались в меня; я лишь слышал голос вдалеке, он манил меня и призывал к чему-то, что я должен был наблюдать. Это что-то ожидало меня за этой дверью, что я пытался открыть неуклюжими пальцами. Мне казалось, если я открою ее, я получу что-то важное. Что-то… Мои глаза ощутили на себе свет грузной лампы, что очень хорошо освещало комнату. Комната была наполнена чем-то очень неприятным, в виде тех штук, что обычно пользовались порноактрисы, когда не могли найти чего-то подходящего. посреди этой комнаты я заметил своих четырех друзей. Они выглядели более молодыми, и даже странно, что они здесь собрались. Я также мог распознать мыльные лица Бебе, Венди и Рэд, ох, кажется я вижу и Тэмми. Может я умер?       — Каел, крути! Не будь занудой! — голос Картмана никак меня не успокаивал, но я упал прямо напротив, смотря на эту странную пустую бутылку коньяка, что находился в кругу кокаина. Я лишь ненадолго засомневался в реальности происходящего, но кажется меня это уже не волновало, когда я упал лицом в порошок и осмелился крутануть чертову бутылку. Я наблюдал за тем, как она крутиться все интенсивнее, моя голова словно и сама кружилась под стать. Моя дурацкая ухмылка и порошок в ноздрях давали мне немыслимое ощущение свободы. В моих глазах присутствующие лица затуманились, а бутылка стала крутиться куда медленнее. Меня это стало раздражать, и я тяжелой рукой остановил ее, тем самым разбив и поранив руку, но мне будто бы не до таких осколков, ведь я смотрел лишь на направление горлышка, где сидела моя главная страсть и самое гнетущее разочарование — Эрик, мать его, Картман. Его лицо выражало некое удивление и. искаженный страх, когда я стал ползти по стеклу с разодранной рукой, в которую продолжали впиваться острые темные осколки. Я слышал лишь яркие восторги и словно песнь ангелов взошла сюда лишь бы установить эту жадность внутри меня. Я с энтузиазмом схватил его за горло, на что у меня самого пошли мурашки из-за ощущения его пульса. Я прижал его к спинке дивана и стал рассержено целовать его мерзкие губы, на что его руки среагировали странно отстранено. Неужели я опоздал на вечер игр? Неужели Стэн уже достиг его и оставил на нем свою отметину, и он боится, что я начну злиться? Как же так…        Лицезрев его горькие слезы, я вновь проснулся в темноте в маленьком помещение. Синяки на его руках говорят о том, что я силой втащил его сюда, и даже возможно ударил его по лицу. Он не мог ничего сделать, ведь тоже был опьянен этой любовью. Я ведь прав? Я ведь не сказал ему чего-то лишнего? Я перестал его целовать, когда он перестал рыпаться и в темноте я разглядел его необычные глаза. Они странно прелестны только для меня. Ох, я был молод и глуп, и не знал сколько мог его держать там и насколько он должен был нуждаться во мне больше, но лишь тогда мой не здравый ум был лишь совсем немного сообразительным. В моих печальных глазах читались лишь извинения. И злоба. Он не смел шевелиться, как бы не разозлить меня сильнее. Он молчал, и старался не плакать так сильно, пока я не замечал, как ему было неудобно, когда у его горла сжималась и разжималась рука. Когда он был загнутым в углу и наверняка уже довольно много времени пытался вырваться из моих яростных попыток привлечь его внимание лишь на себя. Я отпустил его тогда, все равно продолжая нависать над ним, а он все же замечая мое мудрое решение не выломать ему ноги и оттрахать до смерти в этой комнатушке, поник свою голову, прикрывая глаза.       — Я знаю, что тебе нравится другой. — шептал я, пытаясь не думать об этом другом. — но я хочу, чтобы ты понял меня, как я понял тебя тогда.       Я нервными пальцами поправил ему короткие волосы, на что он рефлекторно прижался к стене в попытке отдалиться, и прикрыл глаза куда глубже. Я был в глубокой печали. Я был разбит и истощен, но у меня нашлась сила выплеснуть свою злость ударом в стену. Он тогда знатно дернулся от этого, что даже в панике пытался защититься от «невидимой опасности». Возможно тогда я был на взводе. Тишина наступила мгновенно, вероятнее всего мой план был составлен в моей больной молодой голове именно таким, каким этот ублюдок и ожидал представить. Я в полной непричастности вышел из этой комнаты, слыша умиротворенный медляк. Я явно простоял там как дурак, вслушиваясь в нежную мелодию и рассматривая толпу танцующих знакомых. Я повернул голову в сторону жиртреста, что даже не попытался выбежать из комнаты в первые минуты ее приветливости.              — Потанцуем? — предложил я совсем не так громко и властно как я ожидал, но он все равно поддался и пошел за мной к толпе. Я прижал его к себе и вновь мы единое целое. Он уткнулся мне в плечо, пока я удерживал его за талию. Кажется, половину наших с ним вальсирования он лишь плакал от безнадежности и горечи в руках такого как я. На что я был рад этому замысловатому дефекту, все же я бы хотел наблюдать как он краснеет от пролитых слез. За весь этот медляк никто не обратив внимания на нас, за что я должен был быть благодарен, но я лишь ухмылялся, целуя его в лоб каждый раз, когда он переставал хныкать мне в плечо. Резко в моих глазах испарились силуэты этих людей, и я принял решение, что мой восхитительный жиртрест может позволить поступать с ним как угодно. Я лишь поджег в себе страсть, вновь взяв его запястье, потянув его на себе более близко к моим губам. Я чувствовал на его полных щеках слезы, как он пытался сопротивляться моему языку проникнуть ему в глотку и лизнуть его нёбо, проникая все глубже. Я не мог даже подумать о том, сколько мерзких людей проникало в него с неуважением. Я не мог ждать до утра, я хотел, чтобы эта ночь была в моих руках… Но лишь я перестал и отпустил его, меня вдруг потянули куда-то в другую сторону от него, мне казалось, что этого не должно было случиться так скоро, я…       — Кайл, друг, неужели тебя накачали наркотиками? Вот черт тебе надо на воздух!       — Стэн.. Ст-..Стэн..? — тогда он знатно разрушил мои дальнейшие планы на будущее, что ненароком разозлило меня пьяного и накаченного.       — Чувак, это Стэн. Пошли, я тебя выпущу на воздух. — говорил он тоже так себе трезво, но он хотя бы знал, что делал, на что его стремление помочь разрушило нашу башню из спичек.       — Да чтоб ты сдох, Стэн Марш. Мне не нужна ТВОЯ помощь, чем ты себя возомнил?!— проговаривал я резко, отталкивая его. На что он непонимающе посмотрел на меня.       — Я пытаюсь помочь тебе, ты стал отстраненным после нашего похода к медсестре.— у меня потихоньку накапливалась кислота внутри, которую нужно было выпустить. — что-то не так? Вы поссорились с Картманом?       — .. А ты сам как думаешь?! Зачем ты похитил его, как и все они? Я думал мы друзья!       — Что? О чем ты говоришь? Стой! — и я опрокидываю стол с ароматическими свечами, и блять, я так об этом и не сожалею, ведь тогда Стэн знатно обжегся, как и все те, что были рядом. Огонь полыхало знатно, и тот самый резкий запах конфет превратился в угарный газ, что призывал всех к выходу. Паника воцарилась вновь, ведь этих идиотов закрыли в этом деревянном амбаре вместе с пожаром. Вы бы слышали эти рыдания, и как они понемногу теряли кислород, теряя сознания. Стэн все еще пытался мне помочь, толкнув меня от огня, пытаясь придумать как всех спасти, черт, столько событий произошло так внезапно, что мне даже на мгновение стало его жалко. Но я не пытался ничего сделать другого, кроме как все же последовать за ним, ведь я догадываюсь о ком он мог бы подумать в первую очередь...