Moments in Time (Locklyle)

Люси Карлайл было действительно трудно не влюбиться в Энтони Локвуда. Ее подвела не его приятная внешность (хотя она, безусловно, была дополнительным бонусом). Она притворилась, что не замечает, как ее сердце делает кульбит каждый раз, когда прядь его темных волос падает ему на глаза, или то, как он одаривает ее своей особенной улыбкой, успешно заставляя ее забыть обо всей логике. Или то, как он запрокидывал голову и смеялся над чем-то, что говорил или делал Джордж, заставляя ее жалеть, что она не может удержать звук и слушать его, когда захочет. И даже не из-за властного, уверенного характера, присущего его руководителю. И не из-за того, что он тихо и невозмутимо вселял уверенность в свою команду и давал им силы поверить в себя. Или то, как он поздравлял каждого в отдельности с хорошо выполненной работой после закрытия дела. Его обаяние, его остроумные замечания, его харизматичная улыбка были отличительными чертами того, что он был Локвудом, и всего этого было достаточно само по себе, чтобы вызвать у нее трепет. Но не они были причиной, по которой ей было трудно помешать ему жить без арендной платы в ее голове. ¹ Нет. Это произошло по очень простой причине: - Локвуд в первую очередь видел в ней человека и во вторую - агента. С тех пор как она была маленькой девочкой, ее способностям агента всегда придавалось первостепенное значение. Особенно ее семьей. По словам ее матери, основное существование Люси вращалось вокруг того, чтобы раскрывать лучшие дела, приносить много денег и вообще быть лучшим агентом, который когда-либо существовал. Даже ценой её собственной безопасности. Не то чтобы она когда-либо ненавидела за это свой Талант (без него она не узнала бы, кто она такая), но иногда ей действительно хотелось, чтобы ее мать попыталась поговорить с Люси Карлайл, со своей дочерью, а не с Люси Карлайл, агентом. Ее сестры были не так уж плохи, но между ней и ними была такая большая пропасть, что пытаться пересечь ее казалось невозможным и совершенно бесполезным. Собрать вещи и уехать в Лондон, вероятно, было лучшим решением, которое она когда-либо принимала. Здесь она нашла семью. И Локвуда. Она нахмурилась. Была половина двенадцатого утра (по её меркам это рано), и она просто не могла выбросить его из головы. Черт возьми, день ведь только только начался! - Что-то не так, Люси? - спросил Локвуд, выглядывая из-за своей газеты. Они сидели за обеденным столом, отдохнувшие после ночного сна после особенно изнурительного дела. Джордж что-то записывал в своих исследовательских заметках и поглощал пончик с джемом один за другим, Холли смотрела на него с легким презрением, изящно потягивая чай из своей чашки. А Локвуд? А, Локвуд. Ну, он смотрел прямо на нее. - Люси? - переспросил он. В его глазах читался немой вопрос подразумевающий «ты в порядке?» С запозданием Люси поняла, что Локвуд задал ей вопрос. Ярко покраснев, она залпом выпила свой обжигающе горячий чай. - Просто замечательно, - сказала она, украдкой взглянув на Холли и Джорджа, чтобы увидеть, обращают ли они внимание на разговор. Они не обращали. Холли деликатно обсуждала тему сбалансированного питания с Джорджем, который явно не слушал ни слова из того, что она говорила. Локвуд поднял брови. - Ты хмурая сидишь, я ведь вижу. Она покраснела густым, как корень свеклы, румянцем. Он, что, всё понял? - О, просто размышляю о разных вещах, - легкомысленно ответила она. Выбраться отсюда, вероятно, было бы хорошей идеей. Она никогда не могла мыслить логически, когда Локвуд бросал на нее один из своих "изучающих" взглядов. Она схватила свою тарелку и чашку, сполоснула их в раковине и практически выбежала из кухни, все время чувствуя на себе пристальный взгляд Локвуда. *** Теплое послеполуденное солнце клонило ее в сон. Она сидела в саду, рисуя мягкими, томными штрихами в своем альбоме для рисования. Сначала появилась сильная, четко очерченная линия подбородка, угловатые скулы, ватная улыбка, взъерошенные волосы, ошибки быть не могло: - она рисовала Локвуда. - Это я? - спросил голос у нее за спиной. Она подпрыгнула на фут в воздух и развернулась. Локвуд стоял там, - без галстука, с закатанными рукавами рубашки, выглядя более расслабленным, чем она его когда-либо видела. - Да, - смущённо сказала она, внезапно вспомнив, что он задал ей вопрос. - Это действительно хорошо... - он улыбнулся ей, мягко, медленно и нерешительно, той улыбкой, которую приберегал только для нее. -Ты действительно хороша, Люси. Она покраснела, как спелый помидор, от его похвалы. (Была ли она обречена вечно напоминать помидор, когда он был рядом?) - Если ты не против, - он потер затылок - я бы..., - теперь он возился со своими волосами. - ...действительно хотел бы увидеть больше твоих эскизов. О. Не то чтобы она не хотела показать ему. Она показала! Он был первым человеком, которому она показала бы все свои работы, если бы... если бы он не был центром почти каждого произведения искусства, которое она сделала. Она открыла рот, готовая отказаться и придумать какое-нибудь оправдание, в которое он никогда бы не поверил, как вдруг: - Да. Она действительно это сказала? Нет, она этого не говорила. Ветер мешал ей слышать. За исключением того, что не было ветра. Что означало... Она только что согласилась показать Локвуду свои наброски. Локвуд, с другой стороны, казалось, не замечал внутреннего смятения в голове Люси, потому что он уже протянул длинную руку с быстрыми пальцами к ее альбому для рисования и отдельно от разума само тело Люси, казалось, протягивало его ему. Она смотрела, как он листает страницы, и чувствовала, как что-то похожее на очень сильное и насыщенное чувство расцветает в ее груди. Что это было за чувство, она понятия не имела. Ну, у нее было какое-то предположение, но она старалась не думать об этом. Все, что она знала, это то, что она испытывала невероятное счастье, когда он был рядом, испытывала радость, когда он замечал в ней мелочи, и была приятно удивлена, когда он захотел узнать больше о ней как о человеке, чем о ней как о агенте. Она почувствовала себя особенной, когда он решил довериться ей, и, хотя их опыт на Другой Стороне сильно травмировал их, она ничего бы в этом не изменила. Это установило между ними неопровержимую связь, которую она скорее перецеловала бы до костей, чем разорвала. Любовь. Непривычность этого слова показалась ей странной, поскольку человек, с которым оно ассоциировалось, чувствовал себя как дома. Она была несравненно, безвозвратно, полностью и бесповоротно влюблена в него. Осознание этого оказалось не таким уж неприятным, как она думала. Вместо этого оно принесло с собой ощущение покоя, принадлежности и знакомости. Как будто возвращалась домой после долгого рабочего дня. Она чувствовала себя непринужденно, как будто все было в самый раз. Когда она смотрела на него, листая страницы своего альбома для рисования в мансарде поздно ночью, ей все еще было трудно не влюбиться в него. Но она обнаружила, что ей все равно. Она устала игнорировать свои чувства и держать их запертыми в коробке. Она знала, что что-то чувствует по отношению к нему, и собиралась ждать, сколько бы времени это ни заняло, чтобы заставить его понять, что она никуда не денется. Она посмотрела на него и улыбнулась Я собираюсь позволить себе по уши влюбиться в Энтони Локвуда.